Некоторые думают, что Бог нужен лишь для того,
чтобы иногда признаваться в своем бессилии. Мне же кажется,
если существует тот, кто так думает,
то это одно доказывает – не все так просто
Приходишь домой и думаешь: «Ну и что? Что из того? День прошел, второй, третий. Затем годы. А где результат? Нет его! Послать бы все к черту! Нет – утром встал и… А где результат?»
– В этом году, сказали, проект свернут – денег у них нет. Сказали, десять лет финансирования сомнительных перспектив пора прекращать: другие проекты очереди ждут. У государства сменились приоритеты – им, говорят, более приземленные проблемы решать надо, а не непонятно что не понятно где искать. Конец проекту! Н-н-да, столько трудов…
– Знаю. Вчера жена одного из ваших сотрудников в буфете трепала. Радостная такая: финансирование группы ее мужа, видите ли, увеличивают на исследование роста популяции лягушек с дальнейшей перспективой применения лягушачьего мяса в пищевой промышленности. Вот тебе и «приземленный» проект!
– Куда уж ближе к земле? Нашим чиновникам, видно, захотелось своих, домашних, лягушек поесть; на всех бюджетных денег во Францию летать не напасешься, а тут из своего болота по заграничной технологии. Лягушек еще бы научить квакать простые узнаваемые мелодии – заодно и туризм развивать будут. Отквакала – и на стол.
Жена засмеялась. Она распустила хвост темных густых волос и принялась причесываться стоя у зеркала и продолжая улыбаться. Инженер доедал свой завтрак.
– А быстро оно.
– Что – оно?
– Слухи расходятся. Им бы, сарафанному радио, поучаствовать в нашем проекте по созданию сверх быстрой передачи информации посредством информационного поля, мы бы тогда давно Нобеля получили.
– Или по шнобелю. Жаль, конечно. Хороший проект у вас.
– Жаль. Но немного времени есть: может, успеем сделать что-то.
Инженер поднялся со стула. На кухонном столе осталась кружка с недопитым чаем.
– Пора.
– Опять оставил: чай переводишь. Долго сегодня?
– Не скажу. Пригласили одного хорошего астрофизика. Хотим в космосе пощупать, посмотреть, достать до чего-нибудь совсем самого раннего, первородного, а он поможет «пристреляться»… Телефон? Куда я его дел?
– Держи! Забыл на кухне… Постарайся пораньше – дочь просила. Она нам сюрприз хочет сделать.
– Выдумывает… Закрой за мной. Скажи ей, что буду, обязательно.
Погода налаживалась: сквозь разрывы облаков пробивались лучи уже почти летнего солнца, отражались в окнах многоэтажных домов. Две реки из машин и людей, текущие параллельно друг другу, быстро наполнялись и разливались, заполняя собой улицы. Инженер присоединился к потоку, вывернув с дворовой территории и заняв нужную полосу движения. По дороге на работу мысли сами собой появлялись в голове, делая время в пути незаметным.
«Как часто люди забываю жить. Однажды отработав алгоритм стандартных действий, мы забываемся, мы перестаем хотеть что-то менять. Живем как в поезде: едем по проложенным кем-то рельсам, выбрав примерный маршрут и заплатив за билет – кто больше, кто меньше, и нас везут. Поезд мчится в одном направлении, без шанса вернутся обратно, а за окнами мелькает другая, привлекая нас, жизнь. Мы с любопытством рассматриваем ее, мечтаем когда-нибудь побывать там, за стеклом; но поезд не остановить – путь выбран в самом начале. Со временем появляется привычка, привычка к мысли, что ничего нельзя исправить и так будет всегда. Немногим удалось с ней справиться».
Начавшиеся новости на радио отвлекли его. Мысли сбились.
«Брошу я это все. Пусть без меня дальше, если не расформируют группу. Есть другие проекты, «приземленные», с менее амбициозными, но досягаемыми целями. Подойду к руководству – замену им пора начинать искать мне…»
Рядом просигналил автомобиль, движущийся с правой стороны; мужчина, сидевший за его рулем, недовольно посмотрел, покачав головой, и прибавил скорость.
«Ему-то чего не понравилось? Чудики… Дочь сюрприз сделать хочет. Что придумала? Выросла, восемнадцать скоро. Она у нас молодец – работает голова, тяга есть к науке, к познанию. Нынче определиться, куда поступать».
Путь до Института, по меркам столицы, занимал не слишком много времени. Инженер подъехал к Институту – инженер его называл именно Институтом, хотя данное почтенное учебное заведение давно получило статус университета, в структуру которого входило много различных институтов – быстрыми шагами прошел в здание, поздоровавшись с охранником на входе, и поднялся в свой кабинет. За его рабочим столом, над которым на стене висел известный портрет Эйнштейна, с глупым видом показывающего всему миру язык, сидел среднего возраста мужчина, плюс-минус, около сорока лет, с темно-русыми волосами, опускающимися немного ниже мочек ушей и небольшой темной беспорядочной бородой. Мужчина отвлекся от занимавшего его кубика Рубика, обнаруженного им случайно среди различных вещей на столе и которого он безрезультатно пытался сложить по цветам сторон, посмотрел на входящего.
Инженер, поздоровавшись с молодым человеком и девушкой – научными сотрудниками его рабочей группы – с изучающим видом подошел для знакомства с гостем, хотя, и в этом есть некоторая особенность больших учебных заведений, приглашенный гость также являлся одним из работников, и, более того, известным профессором в области астрофизики, этого же университета.
– Вы – астролог? – улыбнулся инженер, забыв протянуть руку, чтобы поздороваться, что, впрочем, с ним случалось часто.
– Простите? – последовала взаимная улыбка.
– Это вас рекомендовали помочь нам с «мишенью» в космосе?
– Нет.
– Значит, я ошибся. Тогда кто вы?
– Простите. Я хотел сказать, что я, нет, не астролог, но я именно тот, кого действительно рекомендовали принять участие в вашем эксперименте. Сергей.
Он протянул руку к инженеру, и тот, спохватившись, быстро пожал ее.
– Александр. Мне представили вас как астролога?
– Я астроном, если по старому, а по-современному – астрофизик.
Лицо инженера выразило легкое недоумение.
– Точно! – приложил он правую руку ладошкой ко лбу. – Как-то глупо получилось. Конечно же, астроном, т.е. астрофизик, а я вас астрологом. Извините за мою бестактную рассеянность.
– Ничего страшного, даже смешно вышло: одни изучают небесные тела, а другие пытаются по ним предсказывать будущее и кому с кем лучше жить. Если хотите, могу попробовать что-нибудь предсказать, только за результат гарантии не даю – квалификация не та. А слово астроном я больше люблю, чем астрофизик. Оно мне ближе к душе.
Настроение в кабинете приподнялось; Сергей сразу влился в коллектив и через небольшое время никто уже и не думал о том, что этот человек недавно появился в их группе.
– Мои научные ассистенты уже посвятили вас в проект?
– В общих чертах: замечательная девушка Марина и молодой человек Алексей мне любезно объяснили предстоящую работу. Хочу заметить, что у вас отличная команда.
– Хорошо, тогда подробности в лаборатории Научно-исследовательского центра. Вы на своей машине, или со мной поедете?
– Я с вами. Машину дома оставил – сегодня на метро быстрее.
В последние годы Москва успешно избавлялась от автомобильных заторов: новые транспортные развязки ощутимо сокращали время в пути. Но Москва – это Москва, и пробки на дорогах, возникающие закономерно и спонтанно в разных районах, давно стали ее неотъемлемой частью жизни.
Астроном задумчиво смотрел из автомобиля на уже вполне летний город.
– Москва хороша всегда, но когда распускаются цветы, яркие солнечные лучи мерцают в молодой зеленой листве и отражаются от ряби воды на реке – особенно. А храмы – все их величие, вся их вековая мудрость и непоколебимая вера в непременное прощение и спасение ощущается в душе при созерцании в свете набравшего силу солнца. Почему некоторые ваши сотрудники зовут вас инженером? Вы, насколько я информирован, являетесь профессором в нашем университете, доктором физико-математических наук.
– Мой отец был инженером на одном из ленинградских заводов. Я часто рассказывал о нем моим сокурсникам в студенческие годы, некоторые из которых, также как и я, остались работать в Институте. Они меня тогда и стали называть инженером по аналогии с отцом.
Машина свернула с шоссе в сторону одного из городов-спутников Москвы.
– Давно я не бывал в этом городе. Вот и ракета на месте стоит – не улетела все еще, – пошутил астроном, проезжая мимо въездной стелы. – Переоценить все то, что было здесь сделано, невозможно. Великие люди – великие свершения.
– Да, его достижения невозможно переоценить. Жаль, что он сам не успел доказать, что Луна твердая; но он как всегда был прав. До Центра осталось недалеко.
Комплекс Научно-исследовательского центра представлял смешение классической советской архитектуры и современного передового строительства. Многочисленные деревья, большую часть из которых составляла сосна и береза, и кустарники прятали постройки в своей зелени.
Астроном глубоко вздохнул. Приятный свежий воздух наполнил легкие, придавая силы.
– Хорошее место. Мы работаем в одном университете, а я почти и не бывал у вас. Научный центр нашего института расположен с другой стороны города и гораздо меньше вашего.
– Наследие Советского Союза. Они знали, где и как строить научные центры. И от лишних глаз подальше, и мозги работают лучше. Проходите сюда. Вот ваш пропуск.
После прохождения вахты и недолгой прогулки по ухоженным пешеходным дорожкам, показалось одноэтажное здание с несимметрично надстроенным относительно центра постройки куполом. Инженер с астрономом вошли в здание. Короткий коридор, вначале которого располагались два шкафа для раздельного хранения верхней одежды и лабораторных белых халатов, вел до входа в главное рабочее помещение – научно-исследовательскую лабораторию. Марина с Алексеем опередили их, и готовились к намеченному эксперименту.
Сразу от входа, справа, вдоль стены с высоко расположенными окнами, тянулся один общий стол на четыре рабочих места с компьютерами, различной, необходимой для работы, офисной техникой и специальными научными приборами и инструментами. У дальней стены от дверей стоял старый кожаный диван довольно потертого вида и парой дизайнерских подушек с надписью «Не забывай – тебя дома ждет вкусный ужин и мягкая кровать!».
Взгляд астронома, изучающего лабораторию, невольно задержался на подушках. Надпись астроному показалась очень забавной.
– Жена подарила на день рождение. Я часто остаюсь на работе ночевать, а она злиться, – поспешил объяснить инженер, по привычке произнеся эти слова как бы оправдываясь.
– Она беспокоиться за вас.
Левая часть лаборатории была огорожена стеклянной перегородкой с тремя дверьми, ведущими в отдельные блоки: Блок «А» – контрольно-измерительные приборы и автоматика, Блок «Б» – рабочая камера, или «Сфера» и Блок «В» – обсерватория. Над каждым блоком висела информационная панель, отображающая технические и рабочие параметры соответствующего блоку оборудования. За стеклом блока «Б» просматривался большой металлический цилиндр.
– А почему «Сфера»?
– Сфера создается внутри в виде защитного экрана. В ходе экспериментов вы поймете.
– У вас неплохо все обставлено. Обсерватория с телескопом даже есть.
Белый халат никак не хотел поддаваться, и инженер пытался поймать второй рукав за спиной.
– Мы им иногда пользуемся. Устарел, конечно, но нам хватает. Присаживайтесь. Чаю?
– Можно.
– Марина, сегодня твоя очередь кашеварить. Сделай, пожалуйста, всем чай и в столовой возьми чего-нибудь перекусить. Здесь поедим, а пока Марина готовит и ходит в столовую, я еще раз расскажу о проекте и наших задачах.
Инженер сделал паузу, собираясь с мыслями и одновременно включая свой рабочий компьютер.
– Вы, наверняка, должны были слышать о том, что теория, подразумевающая существование общего информационного поля, являющегося, согласно этой же теории, проводником мгновенной передачи информации, в последнее время набирает значительный вес в объяснении фундаментальных законов нашего мира.
– Я одно время увлекался квантовой физикой, и кое-что читал об этом.
– Тогда вы должны были также читать, или слышать, о запутанных частицах?
– Слабо припоминаю. Помню, что они каким-то невероятным образом способны мгновенно реагировать на изменения, происходящие друг с другом; причем, реагировать независимо от расстояния между ними, нарушая существующий закон об ограничении скорости передачи информации.
– Верно. В самом простом случае запутываются две частицы, которые всегда знают, чем занимается ее напарница; и не просто знают, а и мгновенно копируют физические изменения любой из них. Но запутанность двух частиц – это редкий частный случай в нашей Вселенной. На самом деле, практически все существующие частицы запутанны между собой в той, или иной, степени. Ученые давно задаются вопросом, каким образом частицы, а по сути – материя, способны выполнять такие «фокусы»? И здесь связь с информационным полем становиться если не очевидной, то вполне предсказуемой; именно оно, как показали дальнейшие исследования, должно все объединять.
– Вы изучаете информационное поле?
– Не совсем. Для нас информационное поле – это что-то вроде посредника, при помощи которого мы пытаемся дотянуться до самых первородных участков нашей Вселенной; самой приоритетной своей задачей я считаю доказать существование еще одной Вселенной, такой же как наша, абсолютно идентичной копией. По моим расчетам, в Пространстве-времени должны существовать независимо друг от друга запутанные между собой Вселенные, абсолютно идентичные, но взаимодействующие только посредством информационного поля. Многомерное, параллельное, бесконечное отзеркаливание. Про Давида Гильберта и Эрвина Шредингера, пожалуй, рассказывать не буду, иначе зайду в такие дебри, что и сам, боюсь, из них не выберусь.
– Вы сказали про Вселенные? Я очень долго изучал и изучаю до сих пор космическое пространство, правда, я не понимаю, где может находиться эта вторая Вселенная; тем более бесконечное множество Миров. Ведь за «горизонтом» для нас ничего не существует!
– Смотря, что мы называем «горизонтом»? Если мы говорим о «горизонте» нашего космоса, тогда да, для нас за ним ничего нет. Но, теоретически, существует множество горизонтов, или условных барьеров, границ, между «нашими» Вселенными в многомерном пространстве.
– В параллельных мирах?
– По-простому – в параллельных. На самом же деле все гораздо сложнее, а информационное поле служит нашим проводником по этим Вселенным-мирам. В нашем эксперименте мы, допуская возможность существования второй Вселенной, запутанной с нашей, посылаем сигнал, посредством оборудования «Сферы» и используя информационное поле, в ее сторону и, если таковая есть, мгновенно получаем ответ.
– Вы меня запутанными частицами и запутанными Вселенными совсем запутали. Посылаете сигнал в ее сторону: вы что – знаете в какой она стороне? И даже зная это, каким образом вы хотите получить ответ? кто от вас должен принять сигнал? и, что уж самое невероятное, дать знать, что он его получил?
– Мы с вами этот сигнал и отправим и получим одновременно. Когда мы пошлем сигнал в рассчитанные вами координаты пространства, о чем я объясню чуть позднее, в это же самое время наши двойники, запутанные с нами через информационное поле, сделают то же самое; если я правильно выстроил свою теорию, наши сигналы синхронно отразятся на регистраторах. Но надо понимать – я рассказываю процесс в очень упрощенной и доступной для понимания форме. На самом деле сигнал, расстояния, координаты в пространстве, расположение Вселенной – понятия довольно условные.
– По мне – сомнительная затея. Не хочу сейчас спрашивать, что будет, если вдруг мы достигнем успеха в эксперименте и вы, вдруг, узнаете о существовании двух, а может, и большего количества Миров; скажите только – вы давно этим занимаетесь?
– Давно. Дочь уже выросла – восемнадцать лет скоро исполнится. Первые расчеты я сделал, когда ей пять исполнилось.
– Долго…
– Долго… Скоро закончится всё.
– Вы уверенны в ближайшем успехе.
– Я в успех эксперимента всегда верил, а чиновники наши больше хотят верить в то, что выделяемые деньги из бюджета будут приносить пользу, с чем, конечно, трудно поспорить.
Инженер замолчал. Он задумался, рассматривая деревянный карандаш в руке и изредка поглядывая на монитор компьютера, где появлялись различные оповещения и быстро исчезали.
– Знаете, получение сигнала – это только первая часть эксперимента. Так мы поймем о синхронизации наших Вселенных, но, все-таки, сто процентного доказательства моей теории не будет. Необходимо выполнить вторую часть – рассинхронизировать миры: наш и наших двойников. Спросите – как? Подумайте, что произойдет, если мы прервем связь между двумя запутанными частицами?
– Они перестанут «видеть» друг друга.
– Верно. А если они перестают «видеть» друг друга, тогда что?
– Тогда? То-гда? Хм… Что тогда? Они, ведь, как вы сказали, должны друг за дружкой всё повторять. Так?
– Так.
– В данном же случае каждая из них не знает о действиях своей напарницы и не «отзеркаливает» движения; миры перестают быть идентичными и симметрия нарушается.
– Вы подобрали очень правильное слово – симметрия.
– Но как нам поможет рассинхронизация?
– Расчет относительно прост: при рассинхронизации миров начинают меняться внутренние процессы и, чем дольше мы отключаем от связи через поле между собой частицы, тем глобальнее происходят изменения. В идеале, чтобы получить задержку сигнала по времени, нам бы потребовалось отключить от поля гигантское количество материи, по массе сопоставимую с нашей планетой, но так как по вполне понятным причинам мы этого сделать не можем, мы идем на большой риск и отключаем от поля человеческий мозг, разумеется, с самим человеком. Наш мозг – это единственная известная мыслящая материя на Земле, или, если мы говорим про человека, то существо, способное осознанно планировать свои действия и логически предвидеть события. В эксперименте мы отключаем тело и, соответственно, мозг от информационного поля, при этом сам мозг остается в сознании. Человек сам решает, когда выйти из эксперимента и подключиться обратно к полю. У него есть право выбора! В случайный момент он жмет кнопку и завершает эксперимент.
– Звучит фантастически.
– Фантастически? Может быть? Мои расчеты показывают, что шансы на успех вполне реальны; впрочем, я в чем-то соглашусь с вами. Сказать правду, вера у меня осталась, но я уже устал, выгорел. Хочу, по возможности, выполнить основную часть работы и затем спокойно распустить группу.
– Полностью закрываете проект?
– Вероятнее всего. Вряд ли вернусь к нему… Да, я не закончил про эксперимент. Самое главное – после того, как мы отключим от поля человека, в это же самое время наши двойники сделают те же действия; мы получим рассинхронизацию двух мыслящих существ, или, как нам больше нравиться говорить – разумной материи, в двух зеркальных Вселенных. Каждый из них принимает самостоятельное решение о завершении процесса изоляции и, нажатием на кнопку, посылает сигнал аналогичный первой части опытов. О том, что эксперимент завершен, оповещает регистратор сигналов от условно «других» нас. Уточняю – условно, так как для них мы такие же «другие». Рассинхронизация подтверждается при несовпадении времени подачи сигнала и регистрации сигнала-ответа; может быть и обратная последовательность, что не противоречит теории; зеркальный двойник нашего испытуемого человека имеет те же возможности подключиться к информационному полю и послать сигнал первым.
– Трудно осмыслить.
– Не сразу, но вы разберетесь.
– Человек отключается от поля, потом включается в поле; там тоже, только в разное время; этот только пошел сигнал посылать; тот уже послал и ждет ответа. Подождите, а как быть с запутанность частиц? Когда оба подключились обратно, они должны делать все одинаково. Как же они дальше синхронизируются?
– Самый сложный вопрос. У нас есть предположение о нескольких вариантах развития событий, но мы, честно сказать, не знаем, что случиться в реальности. Одно можно сказать точно – система, или Поле, будет стремиться исправить ошибку, появившуюся неожиданно в ее отлаженной работе. Стабилизация и контроль внутренних процессов Вселенной – одни из основных задач информационного поля. Представьте, что будет, если вдруг исчезнет гравитация? Начнется полнейший хаос. Не тот контролируемый хаос, благодаря которому мы все существуем, а хаос абсолютно бесконтрольный; шансы на сохранение нашего мира при этом будут равны нулю.
– Вы интересно рассказываете, надо бы обдумать. Давайте, сделаем перерыв.
– Поддерживаю. Марина как раз подготовила чай и «научные» бутерброды.
– У вас и бутерброды «научные». Съел – и академиком стал.
Инженер засмеялся.
– Съел и академиком стал – хорошая идея для смены проекта. На такое точно деньги выделят. А бутерброды у нас «научные», потому что еще ни один деятель науки в нашем Центре не смог разгадать тайну, как из довольно простых продуктов получается сделать такую вкуснятину? Чудеса! Вы попробуйте! В столовой, которая здесь недалеко, работают настоящие академики кулинарии!
Инженер взял с тарелки ближайший к себе бутерброд и жадно надкусил. Остальные также приступили к обеду.