Из соседней комнаты на звук стукнувшей двери вышла молодая женщина. По земным меркам – почти девочка. С мужем у нее разница была лет в двадцать пять, а то и в тридцать.
Увидела незнакомого человека с оружием, испуганно ахнула, прикрыв рот ладошкой.
– Тихо! – тут же приказал я.
Замерла.
– Ты жена тюремщика?
Кивнула.
Я огляделся. Окна забраны свинцовыми рамами с витражами. Через них быстро не выскочит, да и на помощь не позвать.
Я запер дверь на ключ. Теперь и через дверь не убежит.
Заглянул в дверной проем, откуда она вышла. Там еще одна комната, в ней – никого.
Жил тюремщик бедненько. Его покои состояли из двух больших комнат. В передней – обеденный стол, лавки, камин, в задней – большая кровать, на которой кроме супружеской пары могут спать еще несколько детей, а то и приблудная племянница или кто-то из стариков-родителей. Кроме кровати по мелочи еще мебель всякая – стулья, шкаф, сундуки. В спальне, в углу, каменная ванна сделана, рядом стоит ночная ваза и кувшин для подмывания.
Я повернулся к хозяйке, которая всё это время настороженно молчала.
– Я мужа твоего только что убил.
Женщина вскинулась, на ее лице мелькнула странная гримаса – как будто одновременно улыбнуться и расплакаться пытается. Мелькнула и исчезла, женщина потупилась в пол.
– Если будешь покорна – тебя не убью.
Головой кивает. Будет она покорна. Куда деваться.
Моя местная половина таких молодок много видала. Пока они в девках, и им есть что терять, они еще плачут, когда в руки наемников попадают, некоторые даже брыкаются, а те, кто замуж уже вышел – им всё равно, надо перед мужем ноги раздвинуть – раздвинет, солдату попадется – и под него ляжет.
Жена надсмотрщика отличалась от крестьянок только тем, что одета по-городскому: в нижнее и верхнее платья, а под платьями еще и рубашка, наверное, есть.
– Я тебя ограблю и возьму в постели, – пояснил я, чтобы у женщины не было иллюзий.
Кивнула.
– Как тебя зовут?
– Поля, Полетта если полностью.
– Клади на стол все деньги, что есть в покоях.
Грабеж – это первое дело. Если что-то случится, то убегать лучше с деньгами, чем с голым задом.
Женщина сходила к сундуку в спальне, вытащила из него кошель. Я проверил содержимое – серебряные рубли, пять штук, и еще горсть мелких «чешуек», на пару рублей в сумме. Золота нет.
Небогато тюремщик живет. Хотя с чем сравнивать – для крестьянина и это настоящее сокровище.
– Это что, всё? – разочаровался я.
Поля метнулась к шкафу на кухне, добыла малый кошелек. Там и вовсе мелочь, серебряные чешуйки по одной, две или пять стрелок, в сумме и рубля нет.
– Это мне муж давал, чтобы в город сходить могла, пирожок купить или ленту, – пояснила женщина.
Я скептически посмотрел на нее. Врет, что больше нет? Вроде не похоже, что врет. Ну да ладно, не в деньгах счастье. Пятки ей прижигать ради поиска заначек я точно не стану. Она мне для другого нужнее.
Тут я обратил внимание на запашок, который витал вокруг меня. Когда студенты-некроманты душу меня-местного оторвали от тела, тело расслабилось, и мочевой пузырь тоже. Ну и вот так я с тех пор хожу, с обоссанными шортами.
– Покопайся в вещах мужа, найди шорты для меня. Ищи размером поменьше, муж твой толстым был.
Разговаривать приходится на милосском, а я им не совсем свободно владею, поэтому фразы у меня корявые.
Пока женщина перебирала вещи, я снял шорты. При свете дня, пробивающемся через витраж, увидел, что у меня и на чулках пятна расплываются, и на нижней рубахе.
– Еще чулки и рубаху ищи, – добавил указание для Поли.
А сам разделся донага. Из моей одежды только кафтан остался не испачканным.
– У тебя, господин, хорошая одежда. Я могла бы ее постирать и высушить у камина. И зашить вспоротое.
Глазастая какая. Рассмотрела, что у меня потайные кармашки с моими сбережениями выпотрошили. Жаль, там ведь и золото у меня было.
Я прикинул – времени несколько часов у меня есть, вряд ли тюремщика раньше кинутся искать. Можно и одежду постирать, и самому помыться, и отдохнуть. И Полю эту пару раз взять, молодка она ладная и чистая.
– Помыть меня можешь?
– Только если из кувшина полить – воды в покоях мало.
– Давай, постирай одежду, потом помоешь меня, потом остальным займемся. Покормить меня есть чем?
– Только булочки от завтрака остались. За обедом я еще не ходила в столовую, рано еще.
Женщина подвесила в камин большой котел и налила в него черпаком воду из стоящей рядом бадьи, это для стирки и мытья. Еще и маленький котелок подвесила – для чая. Потом огонь разожгла.
Я завернулся в плед, чтобы не мерзнуть, сел у камина, босые пятки к огню вытянул. Пояс с оружием прихватил с собой, рядом положил, на всякий случай.
Сейчас я находился во временном убежище. Можно было немного расслабиться и подумать.
***
Я медитировал на горящий огонь. Мысли лениво толкались в моем двуличном мозге.
Раньше горные баронства посылали свой молодняк на войну с Алитанией, на северное побережье, на границу Прибрежной марки. Те, кто выживал, возвращались с добычей, обзаводились хозяйством и первой женой. Когда мне исполнилось шестнадцать, этот налаженный механизм сломался. Земли между Прибрежной маркой и Алитанией захватил какой-то выскочка. Выскочка, взявший себе титул маркграфа Русского.
Совпадение? Не думаю.
Значит, мне надо с этим маркграфом как-то пообщаться. Тем более что он оказался сильным некромантом, а я теперь вижу какое-то свечение вокруг людей и амулетов, и даже мыслью убил человека. Похоже, я тоже стал некромантом, хотя до своей смерти я-местный им не был.
Вот. И когда я подрос для своей первой войны, герцог Прибрежный решил отправить войска морем, на кораблях. Потому что маркграф не хотел, чтобы в его деревнях проходящие мимо солдаты топтали девок.
Корабли тут небольшие, плоскодонные, одномачтовые. Скорее не корабли даже, а большие лодки типа славянских ладей. Мы на них погрузились и медленно поплыли вдоль берега. Но алитанцы об этом знали заранее и подготовили нам сюрприз. Их маги половину кораблей утопили, половина выбросилась на берег. Погибших было немало – горцы не умеют плавать, негде им учиться. А еще больше было тех, кто выжил, но потерял доспех и оружие. Поход окончился позорным возвращением. Остался я без добычи, без хозяйства и без невесты. Но хоть оружие сохранил – мой корабль на берег выкинулся.
Потом Совет горных баронов решил, что надо прекращать войну с Алитанией и начинать с Милоссией. Следующий поход был сделан на юг, через труднопроходимые горные тропы. Потом там стало проще – в сложных местах мосты и дороги построили.
Неожиданно для милосцев, горные дружины прошли сквозь скалистые хребты, сходу напали на город Равель, магическими ударами уничтожили там половину разжиревшей городской стражи, поднялись на стены и захватили город. Теперь этот город стал столицей Южной марки.
Там я получил хорошую добычу, убил первых людей, изнасиловал первых баб и познакомился с командиром «Пестрых собак».
В следующие годы горные дружины расширяли марку, захватывая окружающие баронства и береговые города. Я-местный во всех этих кампаниях участвовал. Денег у меня стало достаточно, но возвращаться в суровые горные баронства не хотелось. Жизнь на южном побережье оказалась веселее, женщины – доступнее, вино – крепче и слаще пива.
В этом году милосцы наняли войска из Алитании и нанесли нам серьезное поражение. Меня захватили в плен. Собирались казнить сразу после боя, с такими как я не церемонятся, но повезло – граф, захвативший меня, пожадничал и продал всех пленных скопом работорговцу, а тот перепродал меня в Билонскую академию некромантов – в качестве подопытного кролика.
В академии меня держали в темном подвале, пока не понадобился, а потом студенты-первокурсники отрабатывали отделение души от тела и убили меня. В освободившееся тело, не имеющее физических повреждений, притянулась душа меня-земного. Почему – я не знаю. О некромантии у меня-местного представления очень утилитарные.
Теперь вот сижу, думаю – надо как-то устраивать свою жизнь в этом мире.
***
– Господин, чай готов.
Поля подала чашку с травяным настоем и корзинку с булочками. Хорошая она, послушная и старательная.
Пока я утоляю голод, женщина стирает мои вещи. Потом развешивает их сушиться на решетку перед камином.
Смотрит вопросительно на меня – что дальше?
– Идем мыться.
Сажусь в ванну. Поля поливает мне теплой струйкой на голову и тело. Потом мне голову мылит и споласкивает. Мягкой тряпочкой моет тело.
Приятно-то как! За месяцы в плену мне не до мытья было. И уж точно у меня никогда не было служанок, которые меня мылили бы мягкой тряпицей.
Я так расслабился, что она могла бы меня моим же кинжалом зарезать. Могла бы, но не попыталась. Вымыла, потом дала мягкое толстое полотенце.
– Спасибо, красавица. Зеркало есть у тебя? – Мне захотелось узнать, как я выгляжу.
– Нет, откуда? Мы не настолько богаты.
Ладно, нет зеркала, пока так осмотрюсь.
Руки у меня жилистые. С толстыми запястьями, ладонями и пальцами. На ладонях кожа грубая от рукояти меча. Тело поросло темно-русым волосом. Плечи широкие. Заметно шире и сильнее, чем были у меня-земного. Мышцы бугристые и твердые, но не слишком массивные. Живот есть небольшой. Кубики на пузе тут не в моде, тут способность свернуть шею голыми руками в приоритете, а не внешний вид. Ноги у меня мускулистые, с толстыми бедрами и жилистыми голенями. Рост… рост, пожалуй, у меня средний или чуть выше. Коренастый я.
– Поля, опиши мое лицо? – задал я странный вопрос.
Женщина удивилась, но выполнила приказ:
– Волосы темные, глаза светло-карие, нос прямой, шрам на щеке. Вид у тебя пугающий, но не уродливый. Борода только лохматится уже, подстричь бы.
Внешний вид – это важно. Я согласился, и женщина острым ножиком из мягкого железа подрезала мне бороду. А потом еще и волосы подстригла – расчесала ровно, надела мне на голову горшок и обрезала все, что из-под него торчало. А виски и затылок намылила и побрила тем же ножом.
Обрезанные волосы мы собрали и сожгли в камине – по ним некроманты могут или смерть наслать, если защитный амулет ненадежен, или поиск устроить.
***
Завтрак съеден, одежда сохнет, я вымыт. Пора переходить к следующему пункту плана.
– Идем в постель. Давно у меня женщины не было.
Поля смутилась, но отнеслась к моему приказу спокойно.
Подошла к своей семейной кровати, быстро сняла верхнее платье, нижнее, чулки, подшитые на ступнях кожей, сбросила, осталась в нижней рубашке из тонкого полотна. Легла на постель, ручки вдоль тела положила, ножки выпрямила, ждет.
Посмотрел я на эту картину, и она мне не понравилась. И мне-земному, и мне-местному не интересно в неподвижное бревно членом тыкать.
У меня-местного, правда, есть испытанный рецепт на этот случай – нужно женщину раком поставить, волосы на кулак намотать и по голой заднице хлопнуть ладонью сильно, чтобы след остался. После этого они обычно живее начинают себя вести. А если затихают – удар по заднице опять их оживляет.
«Покорять женщин силой – это тупо! – возникла мысль у моей земной половинки. – Надо покорять их удовольствием».
Моя местная половинка выразила умеренное любопытство, мол – а разве и так можно? Идея доставить женщине удовольствие показалась ей новаторской и забавной.
– Встань, – взял управление в свои руки земной-я. – И рубашку скидывай.
Женщина смутилась, но выполнила. Теперь она стояла у кровати совсем голая.
Она была темно-рыжей. Фигура правильная, женственная, с тяжелыми бедрами и широким задом, узкой талией и крупной грудью. Груди ее по форме напоминали вымя козы и задорно торчали вперед и чуть в стороны.
«Два месяца замужем, а муж ей даже сиськи не обмял» – удивился я.
Я сел перед ней на кровать, цапнул ее за талию, притянул ближе и прихватил губами ее сосок. Такая ласка, судя по всему, оказалась Поле в новинку. Она застонала, выпячивая грудь, и застыла, не зная, что делать. Похоже, муж ее вообще ласками не баловал. А я вот люблю баловать девушек. И они меня-земного за это любили, да… любили и убили.
Я долго играл с грудью женщины, потом положил ее на постель и перешел к плотным объятиям и поцелуям. Когда она стала терять над собой контроль, улегся на нее.
Поля оказалась очень горячей особой.
Кроме физической стороны удовольствия мне очень понравилось наблюдать, как ее лицо трогательно кривится от напряжения, и как она тихонько стонет в момент оргазма. А потом она заплакала, прикрывая лицо рукой.
Остановилась, шмыгнула носом, объяснила:
– У меня раньше никогда не было «маленькой смерти», а вот сейчас получилось.
Я поставил ее на колени, аккуратно намотал длинные косы на кулак, и устроил ей еще одну «маленькую смерть». И сам тоже чуть не умер от удовольствия.
Потом мы заснули. Полетта доверчиво прижималась к моему боку своим теплым мягким телом.
***
Я проснулся от движения женщины. Спали мы недолго, до вечера еще далеко.
Повернулся. Под руку попал мягкий зад Поли. Обе половинки моего «Я» единогласно решили, что пора сделать к ее телу второй подход.
Женщина мои действия приняла с радостью.
Наш второй секс оказался медленным и тягучим, как карамель. И таким же сладким.
После него гормоны перестали давить на мой мозг, и я вернул себе способность соображать хладнокровно.
Я лежал и прикидывал, как затеряться в городе, когда прозвучал голос Полетты:
– Возьми меня с собой, господин мой. Хоть служанкой, если женой не захочешь.
– Какой я тебе господин? Я беглый раб-смертник. А еще – насильник и убийца.
– Я же вижу – ты не простой раб. Если ты голыми руками мужа моего убил, значит, ты сильный воин, и не пропадешь. А мне теперь некуда деваться. Покои эти академии принадлежат, после смерти мужа меня из них выселят. Деньги все я тебе отдала. Что мне теперь, к родителям возвращаться? Так отец мои вещи отдаст младшим сестрам, чтобы их замуж выдать удачнее, а меня на поле пошлет работать, там я и состарюсь.
– Прямо все деньги отдала? Маловато что-то их. В академиях большие деньги за учебу платят, им незачем работников в бедности держать.
– Может, у мужа где-то спрятаны, так я же не знаю о том.
Я задумался. Искать спрятанные заначки – это мне-местному привычно. Тут всего две комнаты, не баронский замок, обыскать несложно.
Прошелся по помещению. Осмотрел и простучал стены и пол. Все ровно, выпадающих кирпичей не видно, пустот нет.
Что тут кроме стен есть? Самые удобные места, где можно что-то спрятать – камин и кровать.
Заглянул внутрь камина, рукой пошарил – и точно, есть! Добыл мешочек с деньгами, он на веревочке там висел, подальше от пламени. И в кошеле этом даже пара золотых «корон» нашлась, и рублей десятка два.
На этом я не успокоился. Проверил кровать и тюфяк. Обыскал шкафы и сундуки, выбрасывая из них все вещи на пол. Нашел еще один кошелек, а в нем – несколько золотых побрякушек – амулеты, колечки. Дешевка, но всё же золото.
Я вывалил свои находки на стол. На постройку дома в деревне и обзаведение хозяйством их хватило бы, даже ферму и стадо коров купить можно было бы, а вот на приличный дом в городе – точно нет.
Рядом со мной Поля встала, грудью ко мне прижалась.
– Возьми меня с собой, – повторила.
Эта идея меня настораживала. Полетта – женщина, конечно, сладкая. И удобно с ней – постирает, приготовит, спинку потрет. Но как бы не получилось, как на земле с Татьяной. Сначала та ничего не требовала, наоборот – знала, что я не одинок. Потом стала метить территорию вокруг меня, отгоняя конкуренток. Затем начала обижаться, если узнавала, что я с кем-то другим был. А я ж не зверь какой, зачем мне обижать девушку, которая мне симпатична? Я стал ограничивать и скрывать свои знакомства. А потом привыкла – и уже требовать верность стала. И погиб я из-за ее обид в конце концов.
Я глянул на женщину, и заметил отсутствие у нее шнурков с амулетами на шее.
– А почему я не вижу амулета от зачатия у тебя?
– Так нет его. Мы с мужем ребенка хотели. Только пока не получалось.
– А вдруг со мной получится? А мужа уже нет.
– Получится – и хорошо. Значит, я не бесплодна, проще будет нового мужа найти.
«А ведь ребенок от меня станет некромантом или ведьмой!» – мелькнула мысль.
Я в законах наследования магии не сильно разбираюсь, но знаю, что от одаренных всегда рождаются одаренные дети. И если ребенок будет одаренным, спросят маму – от кого? И выяснится, что пленник, о котором достоверно известно, что он дара не имел, вдруг стал магом. А если можно из простого человека сделать мага, это вызовет интерес у любого правителя. И станут меня искать, чтобы выяснить – как. А потом устроят конвейер по убийству рабов, чтобы в кого-то из них подселилась другая душа и дала дар некромантии…
– Давай я лучше тебе часть денег оставлю, ты сама как-то обустроишься.
– Как я одна обустроюсь? – носом зашмыгала. – Без защитника, одна, и в городе никого не зная? Меня обманут, ограбят, еще и силой брать станут. И путь мне только в шлюхи будет.
На глазах Поли появились крупные слезы.
Так-то она права. Без защитника, совсем молодая и неопытная, она обязательно встрянет. В лучшем случае, служанкой станет, но при ее молодости и красоте это не сильно от положения шлюхи отличается. Разве что драть ее будет только хозяин, а не все подряд. Но зато и работать придется, а не только ноги раздвигать.
– Я тебе служанкой буду, не прогоняй меня только.
Я попытался уловить, какие эмоции вызывает у меня-местного идея взять с собой Полю. Чувства оказались спокойными. Молодуха красивая, заботливая, задница у нее мягкая, денег не просит. Надо брать. Если наглеть начнет – тогда прогнать, и всех делов.
– Ладно, – сдался я. – Но беременеть от меня ты не должна. В городе к ведьме зайдешь, амулет от зачатия купишь сразу. Сегодня же.
Полетта обрадовалась и захлопотала, мечась по покоям и пытаясь понять, что из вещей ей забирать, а что – бросить тут.
Я остановил ее и услал в столовую, за обедом. Уже давно наступило время поесть.
Пока ее не было, пересмотрел вещи тюремщика, отобрал кое-что для себя. По размеру потом Поля перешьет. Самым ценным трофеем стал плотный зимний плащ с капюшоном. Меня же в застенки еще летом упекли, теплой одежды на мне не было. Теперь хоть будет, в чем на улицу выйти.
Обед моя новая подруга принесла в корзинке. Нам достались горшочек со щами, вареная курица и каша. Наконец-то я нормально поел.
– Нам придется по отдельности уходить, – предупредил я. – Я через ворота академии пройти не могу, придется искать путь через кладбище.
Территория академии окружена крепостной стеной высотой в четыре человеческих роста. Налегке, в темноте, я бы может и влез на нее, цепляясь за щели с выветрившимся раствором. Но не днем же, у всех на виду, и с вещами. А кладбище находится уже за этой стеной, и калитка на него рядом с нашими покоями, можно незаметно проскочить. Правда, там своя ограда может быть, но вряд ли она такая же высокая, как вокруг академии.
– Ладно, – соглашается Поля. – Тогда на дороге к городу встретишь меня.
От академии до города – с полчаса пешего хода, дорога идет по полям и лугам.
– Может, ты завтра уйдешь? Я бы в городе жилье нашел.
– Нет, боюсь, до завтра хватятся мужа, меня допросят с ведьмой, и всё узнают. Сегодня бежать надо.
На том и остановились. Я ушел, а Поля задержалась собирать вещи.
***
Я вышел из здания и спокойно прошел по тропинке к калитке на кладбище. Людей поблизости не было, так что вряд ли меня кто-то заметил, а если и заметил – не обратил внимания.
Калитка, как и говорил носильщик, оказалась незапертой. Я прошел через узкую глубокую арку под стеной академии и оказался среди могил. Людей тут не было, я мог спокойно исследовать местность.
В первую очередь прошел вдоль крепостной стены до границы кладбища. В этом конце оно было неухоженным, заросло кустарником, даже крупные деревья успели разрастись.
К высокой стене академии примыкала гораздо более скромная ограда кладбища. Высотой она была в два человеческих роста. Много? При необходимости я бы сумел подняться, раствор между кирпичами сильно выкрошился, и в стене было достаточно щелей, за которые можно зацепиться пальцами. Но всё оказалось еще проще – рядом со стеной нашлось ветвистое дерево, которое помогло мне забраться на ее гребень.
Сидя на гребне, я осмотрелся.
Вокруг были поля, луга, кое-где – кустарник или рощицы. На склонах холмов – виноградники. Из жилья – виднелись деревушка из аккуратных белых глинобитных домиков под соломенными крышами и несколько ферм. Около домов – сады и оливковые рощи.
Тут, на юге, да еще и около крупного города, плотность населения гораздо выше, чем в моих родных краях или на северном побережье. Все клочки земли, пригодные для возделывания, используются. Правда сейчас зима, хоть и теплая, но всё же зима. Поля пустые, безлюдные.
Из-за угла стены академии выползала дорога, которая петляла между холмами к городу. Сам город тоже был виден смутным пятном на горизонте.
Над всем этим пейзажем нависло пасмурное небо. Было влажно и холодно, но снег не лежал и льда в лужах не видно.
Я прихватил с собой веревку, так что дальше просто спустился с гребня стены на наружную сторону, в кусты, растущие у ее подножия. Выбрался из зарослей и побрел к дороге, а потом – вдоль нее.
Выбрал место, которое не просматривалось от ворот академии, и засел в кустах – ждать Полю.
***
Ждать пришлось долго.
Я использовал свободное время для раздумий о себе и том, что со мной произошло. Больше всего меня волновало состояние моей головы. Когда твоя личность расколота на две половинки – кому это понравится? Правда, состояние явно улучшалось.
Вчера я осознавал себя земным, и местная память проскакивала, только когда цеплялась за какие-то внешние активаторы. Вот фразу на милосском услышал – и понял ее. А пока не услышал – и не знал о том, что есть такая Милоссия.
Сегодня с утра память меня-местного полностью подключилась, и эта личность почти подавила меня-земного.
А после того, как я поспал немного после секса с Полеттой, опять немного изменилось – теперь мои половинки нашли общий язык и не разделяются так бескомпромиссно. Хотя и полное согласие между ними вряд ли возможно.
Вот, скажем, я-земной знает, что пытать людей – нехорошо. А в памяти меня-местного таких случаев полно. После каждого захвата города наемники вламывались в богатые дома и жгли хозяев каленым железом, чтобы убедиться, что они все деньги отдали. Я вспоминаю, как какого-то толстого купца раскаленным прутом прижигаю, тот орет от боли, и умом я сейчас понимаю – вот это вот негуманно и плохо. Но чувств эта картина никаких не вызывает, потому что за чувства у меня я-местный отвечает. И так во всем.
Зато есть надежда, что я в очередной раз высплюсь, и память моя как-то объединится, и я перестану себя ощущать составленным из двух половин. И будет во мне одна цельная личность с двумя жизнями.
Мысли постепенно перескочили на жизнь меня-местного, и я стал перебирать воспоминания.
Война, вино, кровь. Убийства, грабеж, насилие. Десятки или сотни женщин, взятых силой за семь кампаний. Десятки убитых крестьян и горожан. Пытки. Бои. Ранение стрелой в лицо. Все эти картины вызывают во мне животную страсть, ярость, азарт, сладость победы, но никак не раскаяние. Хотя некоторые картины оказались реально страшными.
Вот, скажем, был случай, когда «Пестрые собаки» отклонились с целью грабежа от пути основного войска и захватили богатую загородную виллу. Добыча и винные погреба там были так хороши, что отряд решил плюнуть на приказы нанимателя и месяц провел на этой вилле, занимаясь сбором ценностей и развлекаясь.
Кроме слуг, работающих на вилле, была захвачена и ее хозяйка – молодая дворянка, красавица из числа дворцовых шлюх. Ее роскошное тело было улучшено ведьмами до совершенства. Правда, совершенство это на местный вкус, а не на земной. Таких дам, как эта пленница, наши наемники до тех пор только случайно видели, когда те какого-нибудь герцога или графа сопровождают. Птица сильно не нашего полета. И вот эта птица попала в руки сотни отмороженных наемников.
Сначала ее просто насиловали, выпуская из постели только воды попить и пописать. Потом это наскучило, стали изгаляться с фантазией. Потом и это приелось, и парни быстро перешли к издевательствам и мучениям. Потому что все парни понимали, что эта красотка в других обстоятельствах даже разговаривать с ними не стала бы. Она привыкла обслуживать высших аристократов, даже бароны для нее – слишком мелкая добыча. Наемники до такого уровня не поднимутся никогда, максимум, о чем они могут мечтать – во-первых, не сдохнуть на войне, во-вторых – обзавестись хоть каким-то хозяйством, а если очень-очень повезет – получить дворянство. Вот за эту невозможность подняться до уровня этой красотки мы и мстили ей. Когда отряд уходил с виллы, дворянка эта превратилась в кусок мяса, который добили из жалости.
И другого дерьма хватало. Как-то деревню сожгли, причем начали с дома старосты, внутри вся его семья осталась. Десятки более мелких случаев убийств и пыток ради развлечения вспоминаются.
И все эти картины никаких особенных эмоций у меня сейчас не вызывают, хотя умом я понимаю, что вызывать они должны как минимум отвращение, как максимум – желание убить себя.
Может, я все-таки стал психопатом?
Или это как раз нормально и соответствует состоянию местного общества?
«Пестрые собаки» выделялись своей жестокостью, но отличие это было не принципиальным, другие отряды тоже грабежом и пытками не брезговали, и не только наемники, баронские дружины тоже. Местная мораль такова, что грабить и насиловать в захваченном городе – это привычно и правильно. Если так, тогда я должен принять установки меня-местного, который лучше знает, как тут принято, а не страдать моральными терзаниями.
Или все же компромисс искать? С Полей получилось же. Я-местный хотел ею овладеть, и я-земной тоже. Но для меня-местного «овладеть» – значит схватить за волосы и отодрать, а для меня-земного – сделать так, чтобы она сама ко мне потянулась. Получилось вроде неплохо, и я сыт, и женщина довольна. Хотя тоже вопрос спорный – она теперь за мной увязалась, и как теперь с этим быть?
Вот только где ее сейчас носит?
Полетта задерживалась слишком сильно. Я даже волноваться о ней начал.
***
Наконец на раскисшей дороге появилась фигурка женщины. Она вяло ковыляла под весом двух больших узлов, связанных полотенцем и навьюченных на плечо. А в свободной руке у нее еще полная корзина была.
Я вышел из кустов, она вздрогнула – не ожидала. Забрал у нее узлы, перекинул себе через плечо. Вес у них оказался внушительным, примерно как у полного пехотного доспеха.
Поля устало смахнула с лица выбившуюся из-под накидки прядь.
– Устала, думала – издохну. Сначала нормально было, а потом узлы растянулись, провисли, стали по ногам бить, неудобно ужасно.
– У тебя так много вещей?
– Одежды у меня мало. Тут больше всякая рухлядь для дома. Одеяла у нас хорошие, из шерсти горной ламы, я их взяла, белье постельное, полотенца, скатерти. О таком не сразу вспоминаешь, а как в хозяйстве без него обходиться? Еще немного одежды мужа захватила – потом перешью на тебя, и посуды немного – кувшин, котелок малый, мисок и чаш по паре, ножи, таз для умывания. И на ужин продуктов в столовой набрала, в корзине.
– Какая ты хозяйственная.
Я в любой своей ипостаси вряд ли подумал бы об одеялах или кувшине. Наемники привыкли обходиться тем, что с собой можно унести, земные студенты и вовсе от хозяйственных забот далеки. Так что я, когда уходил, собрал только узел с одеждой для себя.
Поля засмущалась от похвалы.
– Ну, пошли, – скомандовал я.
Мы побрели в город. Освободившаяся от груза Полетта стала щебетать о чем-то своем, я, не особо вслушиваясь в ее слова, думал, как нам устроиться.
***
Когда впереди показались городские ворота, женщина задала важный вопрос:
– А как ты меня представлять будешь?
И действительно – как?
Женой? Не-не-не. Не стоит укреплять такие мысли в головке Поли.
Служанкой? Где вы видели головореза, который служанку с собой таскает, да еще с узлами шмотья? А что я головорез – с первого взгляда видно. И по морде лица, и по фигуре, и по оружию на поясе, которое только благородные могут носить и солдаты. С благородным меня точно не перепутают – гербов на одежде нет, золотых украшений нет, и печатного перстня на руке – тоже нет.
Родственницей Полю называть?
– А сама как думаешь?
– Можно меня твоей овдовевшей сестрой представлять. Мало ли, может, замуж меня выдашь.
Женщина оказалась практичной. Действительно, называть ее сестрой удобно – вроде и под защитой, и свободна для новых отношений. Хоть для блуда, хоть для замужества. А если ей приданого немного отсыпать, то замуж ее точно возьмут – молодая, красивая, хозяйственная.
Пока Поля была одета, как замужняя женщина, у вдов тут накидка головная по-другому носится. Замужние ее просто обручем или лентой к голове прижимают, края свободно свисают, а вдовы вокруг головы и шеи их обвязывают, так что волосы полностью прикрыты получаются.
Удачно, что она со мной. Дорога малолюдная, если бы в город вошел одинокий головорез, у стражников он интерес вызвал бы. Еще и внешностью я от местных мужчин отличаюсь. Вопросы задавали бы, запомнили бы меня. А так – я пояс с мечом и кинжалом в узел с вещами запихнул, чтобы оружие в глаза не бросалось, и получилось, что идет по своим делам горожанин с женой и вещами.
В город вошли без помех. Паспортов и ограничений на свободное передвижение крестьян тут еще не придумали. Стражники на воротах просто присматривали за порядком и собирали плату с владельцев лошадей и ослов – за то, что те на мостовых навоз оставляют.