Башкортостан, Чишмы (координаты: 54°35'38''с. ш., 55°23'42''в. д.), 2033 г. т РХ
Азамат спустился к неприметной со стороны темной выемке в холме по-над берегом. Шел очень осторожно, стараясь не задеть ничего лишнего. Говна под ногами хватало, и ладно бы, если только именно помета, веток, сухой травы и комков грязи. Как местные проглядели само место, он не понимал – под подошвами хрустели осколки костей, обломки костей и сами кости. Понятно, что далеко не все человеческие: птичьи, мелкие и полые, каких-то зверьков, более крупные, явно от животин крупнее зайца или даже местного огромного кроля.
Саблезуба пришлось приматывать веревкой к дереву, друг рвался идти с ним. Автомат он не взял, не доверяя чужому оружию, решил обойтись приобретенной у Палыча рогатиной. Да и опасно стрелять, если есть шанс на то, что дочка Мишки жива. Как ее… Леночка, да, точно. Он и видел-то ее один раз, только-только начавшую подниматься на ручках и держать головку. Маленькое и смешное существо, к своей беде покрытое легким золотистым пухом.
Так что обрез, снаряженный картечью, Азамат держал под рукой, но пользоваться им стоило в самом крайнем случае. А уж работать чем-то длинным, с острым наконечником его научили там же, где пришлось подружиться с Мишкой. Боеприпасы власти Новой Уфы экономили, благо хороших инструкторов по рукопашному бою удалось найти в достатке среди бывших военных Второй армии.
«Рогатина, вот такие дела», – Азамат внутренне усмехнулся. Если дело дойдет до мечей с топорами, станет еще веселее. Но пока им всем еще хватает пороха со свинцом, и, значит, люди пока сильны. Но вот именно сейчас… именно сейчас придется пустить в ход давно забытое, казалось бы, оружие.
Кто смог отковать наконечник, Палыч не сказал, лишь улыбнулся в усы, и все. Ясное дело, если где появился по-настоящему хороший кузнец, то стоит молчать. Умелые ремесленники сейчас на вес золота, за них держатся и готовы пойти на многое, лишь бы человек остался на своем месте. Но мастер явно «золотые руки» – длинное листовидное перо поблескивало острыми гранями, плавно спускаясь к перекладине у рожна. Короткое древко сделал уже сам Палыч, следуя указаниям Азамата.
С водяными мутантами и их слугами Пуля уже сталкивался два раза, и оба на берегах Белой. Тогда он еще состоял на службе. Память про первую пещеру-грот, ставшую логовом родственникам местной твари, носил с собой постоянно. Три глубоких рваных шрама, от левого плеча идущих вниз. Тогда опасаться за чью-то жизнь не стоило, и Азамат был не один. Но в тесной подземной кишке, с низким потолком, одинаково плохо получалось делать две вещи: выживать и разворачиваться. Опыт запомнился, и оскепище, древко оружия, сейчас не превышало метра с небольшим.
Азамат остановился перед провалом входа. Втянул сырой воздух, ловя подозрительные запахи. Слуги навьи, люди, на свою беду попавшие в плен к мутанту, долго не жили. И вонь умирающего тела выдавала их с головой. А как еще, если жить в волглой норе, наполненной испарениями, идущими от заболоченной старицы? Не обращать внимания на раны и содранную сучьями, камнями и чем-то еще кожу и саму плоть? Водяные использовали пленников, заставляя их служить до того самого момента, когда от живого организма практически ничего не оставалось. А есть падаль… для них привычно.
Так, ну вот он и на месте. Сюрприз для навьи сейчас должен занять указанные места. И это тоже причина его одиночества – кто-то должен стоять снаружи и ждать. Даже если дело пойдет не так, как задумано, и он погибнет, навья все равно первым делом постарается удрать. Кто-то же должен ее встретить?
«Химза», новенькая, купленная на рынке в Новой Уфе, пришлась впору. Лезть к мутанту, постоянно живущему среди воды, в обычной одежде – настоящая глупость. У навьи есть четыре щупальца с острыми шипами, ими мутант пробивает кожу, впрыскивая свой яд. Один укол, паралич, и все, ты в ее власти. Полный контроль над человеком, полное владение его разумом. Но и кроме них имелись сюрпризы: слизь, выделяемая железами, порой незаметна, она слабее концентрата, ждущего своего часа в шипах, но даже ее, смешанной с капельками воды в воздухе и на стенах, хватит, чтобы свалить одного-единственного храброго дурака, решившегося залезть в берлогу. Так что «химза» сейчас не повредит. Да, жарко, да, неудобно, но лучше выйти из норы насквозь мокрым от собственного пота, чем остаться внутри.
Очки он снял уже перед тем как войти, и глаза даже не резануло. Тучи, с самого утра обложившие небо, оказались только кстати. Респиратор плотно прилег к коже. Толстая маска из той же резины, с прозрачным пластиком, закрыла глаза. Пояс, чехол для обреза, нож сзади, топорик слева. Ничего не забыл? Азамат усмехнулся, цепляя подсумок и заранее его открывая. Мысль пришла в голову уже вечером, и вряд ли она оказалась глупой. Сырость только поможет светло-желтому порошку сделать свое дело быстрее. Маленький сюрприз для шатающихся по поверхности и пока еще живых слуг мутанта, а возможно, и для нее самой. Или для него, кто знает.
– Бисмиллахи-р-рахман-и-р-рахим… – Азамат поднял рогатину, отодвигая в сторону густой бурый ковер, закрывающий вход. И вошел.
Глаза привыкли сразу. Метнувшийся к нему темный силуэт встретил взмах левой ладони, бросившей полную горсть негашеной извести. Слуга навьи захлюпал, схватился за лицо, обжигаемое сразу же начавшейся реакцией. Пуля не стал его мучать, ударил самым концом рожна, вспарывая глотку, отпуская на волю несчастного человека. Со вторым оказалось сложнее.
Известь взлетела в воздух, кажущийся ощутимо плотным и сырым. Сам Азамат, получив сразу два удара, отлетел, приложившись хребтом о влажно чавкнувшую стенку. Чтобы не кувыркнуться дальше, проехавшись по скользкой глине с сочащимися каплями, уперся концом древка назад. Существо, не так давно бывшее человеком, прыгнуло на Пулю, стараясь ударить чем-то в правой руке, – и само напоролось на выставленное жало рогатины.
Металл вошел глубоко, хрустнули ребра, безжалостно ломаемые их хозяином, старательно рвущимся к опасности. Азамат ударил ногой, чуть не проехав по хлюпающей грязи, постарался отбросить его подальше. Не успел.
Что происходило с людьми, попадающими в плен к навье, Пуля не знал. Ему довелось видеть всего лишь раз сам миг подчинения, когда откуда-то из-за спины, выстреливая живыми сучьями, распрямляясь в хлестком ударе, вперед вылетали щупальца. Когда острые темные шипы, чуть изогнутые, блестящие от светлой густой слизи пробили плотный бушлат, вошли, с жутким чмокающим звуком, в тело. Когда человек выгнувшись совершенно немыслимым способом, невероятно изогнувшись назад, разом белея, хватал широко раскрытым ртом воздух. Что происходило потом? Он не знал.
Тогда, на бывшей лодочной станции, навья схватила Рамиля. Они шли вдоль мостков, осторожно, осматривая каждый метр. Как выдержали доски, уложенные на коричневых, покрытых пятнами грибка, трубах и швеллерах? Они не знали, они просто шли вперед, высматривая хотя бы что-то целое.
Три человека, с тремя АК-74, с полными магазинами. Самих лодок почти не осталось – железо прогнило, пластик вспучился и пошел волной, от дерева осталась только труха. Одинокий катер, наверняка дорогой, торчал самым последним, с лохмотьями серой паутины, бывшими двадцать лет назад краской или каким-то покрытием. Черная вода, покрытая мусором, листвой, ветками и стволами. На гладкой поверхности, лениво и отчасти величаво, колыхался и не тонул труп какой-то большущей птицы, вернее, крыложора. Тишина стояла мертвая, давящая и опасная. Они прошли до конца пристани, развернулись, собираясь вернуться к отряду.
Азамата отбросило в сторону, приложив по голове. Мимо пролетел кусок доски, черный снизу, с какими-то прилипшими слизняками и разлетающимися в сторону многоножками. Одна, никак не короче большого пальца, приземлилась прямо на маску Азамата. Задрыгала лапками, побежала куда-то, по пути чуть не забравшись за воротник.
Пуля встал на колени, чувствуя горячую боль в затылке, поднял автомат. Олега, третьего в тройке, он не увидел. По воде, матово поблескивая, расползалось пятно. Что-то, белея, всплыло из глубины, странно прозрачное, покрытое быстро сбегающими красными потеками. В голове звенело, сдержаться Пуля не смог, особенно после рыжих кусков, выплывших из надрыва в лопнувшей кишке – морковь, потушенную с крупными кусками мяса, они ели недавно.
Стрелять и одновременно блевать ему больше не доводилось. Да и страха, хотя бы относительно равного тому, Пуля не помнил. Рамиль, оставшийся на дальнем конце мостка, пострадал больше. Обломок прошелся напарнику по лицу, содрав кожу и чуть не вскрыв артерию на шее. Заляпанный кровью, пошатывающийся, он двинулся к Азамату. Черная гладь, только успокоившаяся, взорвалась, выпустив длинное поблескивающее тело. В голове звенело, и пули ушли в пустоту, а потом водяной оказался прямо за Рамилем, и Азамат отпустил спусковую скобу. Выплюнул остатки обеда и постарался отползти в сторону приближающихся криков остальных из отряда. Рамиль не успел сделать ничего.
Взрослый водяной мутант возвышался над ним на голову, а в Рамиле были все метр восемьдесят. Азамат не успел разглядеть что-то хорошо, лишь темную кожу и странно менявшееся тело, перетекающее крупными желваками взад и вперед. Успел заметить мелькнувшие черные плети, впившиеся другу между ребер и чуть над пахом. По две с каждой стороны. Успел услышать влажный звук, когда их концы вошли внутрь тела. Успел услышать сдавленный хрип-стон, дикий и испуганный взгляд, идущий через Азамата куда-то вдаль. И все. Мутант ушел также быстро, как и пришел. Метнувшаяся смазанным движением тень, короткий всплеск, удар по воде чем-то вроде хвоста. И все. Рамиля на мостках не оказалось.
Наконечник вошел в тело слуги еще глубже. Тот раззявил рот, вопя и плюясь красной слюной. Азамат ударил ногой еще раз, всем телом, все же оскользнувшись и растягиваясь в жиже под ногами. Глаза уже привыкли, легких отсветов от хитро сплетенных гнилушек вполне хватало. Навью он пока так и не увидел.
Грязь залепила очки, попала под респиратор, вонючей патокой протекла между губами. Азамат ударил рогатиной, ориентируясь на шевеление. Острый стальной лист тут же нащупал податливое и мягкое, вспорол и остановился, хрустнув твердым. Слуга не шевелился.
– Твою ж мать… – Азамат встал. Ощутимо горели связки правой голени. Это плохо. Странно, но где же навья? Если ушла, то почему он не слышит сюрприза, заготовленного для нее?
Оперся на древко и шагнул вперед. Хорошо его приложил полуживой труп, до сих пор в глазах мелькают быстрые черные мушки, вот же зараза. Азамат остановился. Кольнуло дурное предчувствие, навалилось, заставляя прищуриться, оглядывая логово. Что? Что не так, ну?!
Легкий зеленоватый свет гнилушек ложился мягко, скрадывая самые темные места. Логово у навьи оказалось не таким уж и большим, но на удивление высоким. В углу, самом дальнем, чернело пятно выходного колодца. Туда эта тварь и должна была прыгнуть в самом начале. Слышал ли он всплеск? Азамат не мог вспомнить. Да и много ли услышишь в капюшоне «химзы»? Что еще? Небольшая кучка в углу – запас еды. Пятно чуть дальше – лежка. Рядом еще два. И еще одно виднелось у колодца. Еще одно. А раз так…
Пусть и высокая, но нора оставалось норой – темной пустотой под толстым слоем земли, замкнутым пространством, отражавшим любой звук. Приглушенный резиной рев, донесшийся от одной из движущихся теней, все же ударил разом, придавливая к полу. Чернота ожила, бросилась к нему, угловатая, жуткая в своей злости. Огромный кусок темноты, с торчащими в стороны странноватыми выступами, летящий к одинокому дураку стремительный снаряд, жаждущий его смерти. Третий слуга, самый сильный, и, судя по наростам на теле, самый старый. И опасный.
Жалеть картечь не стоило. Но Азамат не успел. Обрез уже прыгнул в руку, когда сверху пришелся сильный удар. Пришлось стрелять на авось, надеясь попасть и не думая о девочке, если она была здесь, конечно. Собственную жизнь Пуле никто бы не вернул.
Грохнуло хорошо, перебив так и не прекратившийся рев. Тварь, кряжистую, с бочковатой грудью, поросшую какими-то белесыми и острыми гребнями, отшвырнуло в сторону, но лишь на чуть-чуть.
Та с места, наплевав на ранения, прыгнула снова. Прыгнула, метя точно в шею Пули, широко раззявив рот и выставив руки, сжимающие что-то острое. Пришлось сжигать и второй патрон. Слугу ударило прямо в лицо, снеся половину головы, и Азамат замер, ловя пустоту логова, замер, отодвинув капюшон с левого, не сильно оглушенного, уха. И только из-за этого услышал всплеск.
Навья ждала. Терпеливо ждала конца боя. И это одновременно и плохо, и хорошо. Хорошо, потому что теперь понятно: она все же неопытная и не очень сильная, как и ее сородичи, встреченные им раньше. А плохо то, что если не сработает сюрприз и она вернется… Азамату придется иметь дело с осатаневшей от боли и страха тварью. Быстрой, хитрой, умеющей убивать прямо с рождения.
– Чтоб тебя… – он подобрал рогатину, торопливо смахнув грязь с древка. Скользить оно не должно, одна ошибка, одно неверное движение и все. Азамат оторвал кусок ткани от чего-то, напоминающего куртку, надетую на второго из убитых слуг. Скрутил петлей, присобачив к оскепищу и продев ее на ладонь. Шагнул вперед, на ходу решая вопрос о перезарядке. И не услышал, ощутил взрыв, пришедший через воду колодца. Саму берлогу ощутимо тряхнуло. Ясное дело, берег, а тут на тебе, гранаты рвутся.
Весь сюрприз состоял именно из них и мотка нейлоновой лески, найденной в закромах запасливого Ильяса. Его наемники, вооружившись кольями, сделали несколько растяжек там, где показал Азамат. Выход он обнаружил еще вчера, совершенно случайно, по выплывшему клоку волос с остатками кожи. Сейчас один из сюрпризов сработал. Палыч не подвел, обработав запал какой-то хитрой смолой, задержавшей воду. Вот только… какой урон нанесла одна-единственная граната РГД? В это самое время в дальнем углу кто-то всхлипнул.
Азамат вздрогнул, покосившись на звук. Успел заметить маленькую фигурку, когда колодец выпустил из себя хозяина логова. Хотя, как успел заметить и понять Азамат, все же хозяйку.
Рамиля они искали два дня. Но так и не нашли… в тот раз. Друг, переставший быть человеком, пришел сам, угодив в засаду. Хотя засаду Мишка, бывший командиром отряда, устанавливал не на него.
Иссиня-бледный и шатающийся, покрытый илом, Рамиль вышел к костру. Двинулся, тихо и хищно к спящей фигуре, вцепился в нее, рванул на себя голову. И обиженно, недоумевающе заскулил: жертва сама рассыпалась на несколько частей, превратившись в шлем, ржавую канистру и два бревна, найденных на берегу. Связать Рамиля так и не получилось, он умер от выстрела в голову. Спуск нажал Азамат, а потом долго сидел рядом с телом.
Навью, вернее, семью навьев, они нашли позже. Имя водяным дал Сергей Саныч, самый старый в отряде, разменявший пятый десяток. Сказал, мол, водились такие твари раньше, в сказках всяких. А теперь вот наяву появились.
Четверых существ, похожих на людей лишь отдаленно, отряд смог взять, лишь потеряв восемь своих. По два бойца на каждого странного мутанта, по два друга за жизнь темного, серовато-зеленого врага. Сам Азамат остался в живых лишь благодаря чуду и Мишке, успевшему достать АПС. Девятимиллиметровые заряды для Стечкина остановили вожака, оставив его практически без головы. Но и тогда сильное тело, менявшееся на глазах, все хотело добраться до Пули, сжимающего в трясущихся руках АК, ходивший ходуном. И люди смогли увидеть метаморфозы, подаренные водяным последствиями Войны.
– Ты смотри-ка… – Саныч ткнул «дульником» РПК в бедра лежащего тела. Те влажно и нехотя отлепились друг от друга, но через пару секунд вновь сомкнулись, слились практически воедино, не разомкнешь. – Вот ведь сукины сыны.
– И дочки. – Мишка смешно пошевелил своими рыжими усиками. – Это вот баба же?
– Ну, а кто еще-то? – Саныч брезгливо коснулся двух выпуклостей на груди. – Они ж тебе не тритоны какие-то, или там еще что-то такое, а люди, в своем не таком далеком прошлом. Детей вон, сразу видно, в пузе носят и рожают потом.
– А что это за клей такой? – Азамат оперся о влажную, потеющую мутной жижей стену. Ноги существа как сошлись вместе, так пока и не расходились. А лежало тело на стареньком пластиковом столе, с ножками, почти полностью утонувшими в мягком «полу» пещеры. – Хвост держать?
– Тоже мне, юный натуралист. – Саныч сплюнул и задымил «козьей ножкой». – А то не видно. Хотя… знаешь, спорт такой был, до Войны. Надевали люди на ноги один такой огромный ласт, ну, вроде хвоста, и плавали. А у этих вон, сам видишь, какие штуки по щиколоткам идут?
Азамат видел. Смотрел. Запоминал. У людей прибавилось врагов, а раз так, стоило узнать больше.
Отряд не забрал с собой тела. Разлагались водяные быстро, даже чересчур. Кое-что запомнили, Саныч даже записал и зарисовал. Командование похвалило и немного поощрило. А Азамат, потеряв товарища, возненавидел порождений Войны еще больше. И запомнил все увиденное.
«Навья» прицепилось сразу. Мутанты, обозванные Санычем, у такого крупного города, как Новая Уфа, старались не появляться, зато возле поселений поменьше их хватало. Оказалось, что это амфибии, для них родным домом стала вода, но и суша не казалась чем-то странным. Странная клейкая слизь, выделяемая в воде, намертво скрепляла ноги. Кожистые длинные лохмотья, росшие по щиколоткам и разлапистые широченные ступни, превращались в хвост. Да такой, что любо-дорого посмотреть… Если со стороны.
Когда навьи выходили на сушу, наплывы на теле, делавшие в воде его еще больше приспособленным к быстрым броскам за жертвами, разглаживались, теряли важность, ненужную на суше. Еще у них были щупальца, вернее, что-то, больше похожее на большие паучьи лапы, – самое главное оружие навьи, самая важная часть их образа жизни. Живой механизм, обеспечивающий их постоянными рабами из людей, попавших под воздействие впрыскиваемого вещества.
Все это Азамат запомнил надолго.
Когда пальцы ухватились за капсюль, по спине Пули пробежала холодная струйка. Ясное дело, что взмок он уже несколько раз и очень сильно, но сейчас пришлось ее почувствовать, как бы он ни хотел обратного, – патрон, зажатый в руке, оказался старым. Вместо твердого латунного цилиндра Азамат ощутил под пальцами чуть ребристую пластиковую рубашку одного из своих собственных старых патронов.
Навья попалась совсем молодая. Худенькая, не успевшая нарастить сильных мышц, очень гибкая. Она вылетела из колодца разом, темной молнией, молча. И с ходу атаковала, так же, как и любая из ее родственников. Взмыла под потолок, оттолкнувшись хвостом, выгнулась к Азамату.
Уже в полете слизь стала терять свою клейкость, превращая темный, блестящий от воды хвост в пару крепких и сильных ног. Осколки РГД прошлись по левой стороне навьи, раскромсав ей бок, темнеющий кровью, но ее это не останавливало, наоборот, лишь злило, прибавляя сил.
Азамат отреагировал автоматически, нажал на спуск. Картечь, попав в верхнюю часть груди и шею, решала бой в его сторону. Если бы не одно «но»: выстрела так и не произошло.
Белея светлеющим животом, навья ударила рукой, вооруженной немалыми когтями. Азамат отбился обрезом, неожиданно ставшим лишь обузой, перехватил удобнее рогатину. Силы водяной не занимать, ловкости тоже, но вот опыт-то на его стороне.
Концом древка ударил за колено, дернул на себя, подсекая навью. Ударил ногой, сильно, прямо между выпуклых грудок, отбросил к стенке. Успел услышать мокрые щелчки, успел заметить метнувшиеся к нему щупальца, почувствовал удары. В грудь, практически в подмышку и в бока. Услышал еле уловимый скрежет кости по металлу. Уставился в темные, но все же человеческие глаза водяной, даже через респиратор остро пахнущей чем-то резким, водой и остатками недавней еды.
– Так-то, сука! – Азамат хотел бы улыбнуться ей в лицо. Картинно, глупо, но улыбнуться. – Съела, тварь?!
Жилет, кожаный, с пластинами из титана и металлической сеткой внутри, он заказал в Деме давно. Тот частенько помогал, пригодился и в этот раз. Будь на месте навьи ее более взрослый сородич – кто знает, как все могло бы обернуться. Но вышло так, как вышло: шипы не справились с металлом, остановились, не добравшись до плоти человека.
Навьи были людьми. Не так уж давно, тут Азамат сразу же согласился со всеми доводами Саныча. Разве что двадцать лет послевоенной беды, разделяющие между собой Пулю и молоденькую хищницу, для обоих превратились в миллионы лет. Миллионы лет эволюции, пронесшихся за два десятка лет мгновенной вспышкой. Но страх и у нее, и у него остался одинаковым. Азамат ударил всем весом тела, напряжением всех мышц, сгустком своей личной злобы к твари, убившей его друга и супругу, подарившую Мишке ребенка. Ударил, видя все превращения навьи, уже ставшей больше похожей на человека. На женщину. Совсем молоденькую девушку.
Молочно-белая кожа, мгновенно ставшая такой из темно-зеленоватой. Высокая маленькая грудь и красивый живот, идеально сложенное тело, тонкое, с перекатывающимися мускулами. Так навьи и приманивали людей, встречая одиночек, зовя на помощь несколькими криками. И лишь потом вгоняли в тело шипы, впрыскивая несколько миллиграммов прозрачного вещества. И все. После этого человека больше не было, был лишь послушный раб, животное, выполняющее все требования хозяина.
Сейчас длинные, с несколькими суставами щупальца, так похожие на паучьи лапы, еще не обвисли вниз, безвольно и слабо. Навья стегала ими вокруг, как хлыстами, разбрасывая комья влажной глины, мох, наросты со стен. Кричала, широко раскрывая рыбий черный рот с острыми мелкими зубами. А прямо в глубокий пупок, на гладкую кожу паха, на вздувающиеся сильные мышцы бедер, брызгаясь и пенясь, текла струями темная кровь. Ее, навьи, кровь.
Азамат с силой провернул рогатину, вгоняя наконечник еще глубже, до крестовины, стараясь причинить как можно больше боли. Отошел назад, полюбовавшись на результат работы. Навья никак не хотела умирать, продолжала вопить и орать, пришпиленная к стенке. Азамат покосился в угол, где недавно плакали. Глазенки Леночки, забившейся в кучу плавника и тряпья, блеснули, и он успокоился. Девочке просто стало страшно, и немудрено.
Пуля наклонил голову, смотря на красивое лицо водной хищницы – даже с чернеющей щелью между узких губ навья оставалась все такой же привлекательной. Чертов природный камуфляж, чертова жизнь после чертовой Войны. Пуля не выдержал, снял респиратор, поднял маску на лоб. Раз уж маленькая девочка просидела здесь почти трое суток, так что станется с ним?
Навья прикрыла рот, следила за появившимся лицом врага, изредка издавая смешной хлюпающий звук.
– Лучше бы ты не появлялась на свет. – Пуля пошарил у пояса. В подсумке осталось еще немного извести. – Всем было бы лучше. Или хотя бы решила свить гнездо не в этом месте, чертова тупая дура.
Навья уставилась на него своими черными жемчужинами, облизнула губы быстрым языком, призывно и жадно. Азамат сплюнул, глядя на нее. Твари хотелось жить, инстинкты преобладали над остатками разума и навья, раздираемая болью в вспоротой груди, пыталась разбудить в нем обычного мужика. Гадство…
Известь, остатки, сохранившиеся на дне подсумка, густо легла ей на лицо и широкую рану. Крик навьи ушел в визг, достал до потолка, ударил по ушам. Водяная захлебывалась воплем, плакала, билась на острие рогатины, хлестала сама себя по лицу. Влажная кожа шипела, пузырилась бурой пеной, разъедаемая до кости.
Пуля наклонил голову, рассматривая дело своих рук, потянул с пояса топорик. Успела ли навья заметить отточенный металл? Азамата это не волновало.
Леночка всхлипывала, прижимаясь к плечу Азамата. Он закутал ее в рваное пальто, найденное в одной из захоронок пещеры. Оно, конечно, отсырело, но одежды у девочки не оставалось совершенно. Особенно после того, как Пуле пришлось ловить ее, и остатки платьица, зацепившись за торчащий из стены корень, разодрались к чертям собачьим.
Зря он все-таки снял маску с респиратором. Леночке хватало сил на бег, но сейчас она просто не шевелилась. Хотя, надо думать, дело в огромной усталости, голоде и смерти, так близко увиденной малышкой. А вот Азамата шатало. Шатало сильно, несколько раз бросило на неожиданно ожившие и прыгнувшие на него стенки. Глаза резало, они слезились. Но Пуля шел вперед, прижимая к себе маленькое теплое тельце. Девочка шумно, с хрипами, дышала, шмыгала носом, гоняя взад-вперед густющие сопли.
– Тихо тихо, малая. – Пуля как можно ласковее погладил мягкий затылочек. – Все хорошо, Лена… Леночка. Все теперь будет хорошо. Я не дам тебя никому в обиду.
После темноты даже серая хмарь вместо неба резанула белым и ослепляющим. Пуля сделал несколько шагов и почти рухнул на колени.
– Ильяс! – он положил обмякшую девочку на траву, и его тут же вывернуло наизнанку. Едкая рвота забила даже носоглотку, заставила дергаться в захлебывающем кашле. Голос еле пробивался через спазмы, слабый и хриплый. – Ильяс!
Зашуршали сухие стебли. Его услышали, к нему шли. Хотелось верить в какое-никакое, а благородство.
– Ба, а вот и наш герой! – голос показался очень знакомым. Навалившаяся чернота отгоняла рассудок куда-то вглубь, но Пуля хотел вспомнить его. – И даже с таким сюрпризом.
Перед глазами остановились чьи-то сапоги. Не ботинки, как у наемников Ильяса, не крепкие и яловые сапоги, как у их хозяина, не старые, вытертые, но крепкие кирзовые еще двух сельчан. Нет.
Через слезы, бежавшие сами по себе, Азамат уставился на блестящий начищенный хром, полированное зеркало и идеально справленное голенище. Он уже понял все, но верить не хотелось.
– Сам Пуля, от же, – командир санитарной группы зачистки, Наиль Хуснутдинов, ярый борец за чистоту человеческой крови, осторожничал. Стоял подальше, явно опасаясь полудохлого Азамата. – Герой, ну-ну. Сема, принимай девчонку, только сразу не убивай, сперва надо ее в лабораторию отвезти. Вдруг для опытов сгодиться.
Пуля всхлипнул. Злость, выпущенная со смертью навьи, возвращалась. Закручивалась ледяной спиралью, заставляя тело двигаться, рваться вперед, драться. Он привстал на колено, нашарил и потянул топорик.
– Да успокой ты его уже. – Наиль сплюнул. – Ишь, еле дышит, и все равно туда же. Осназ, пят’як, своих не бросает, ну-ну…
Удар был мастерский. Не расколовший ему череп, а пришедшийся сильно и вскользь. Азамат хрюкнул и провалился в темноту.
Оренбуржье, бывш. Донгузский полигон, Орден Возрождения (координаты засекречены), 2033 г. от РХ
– Все сделано? – Инга прошлась вдоль кормы «Разрушителя». Стальная громадина тихо урчала двигателями. – Я вас спрашиваю.
– Все готово к отправке, майор, – старший техник тоскливо покосился на стек в ее руке. Майор, вышагивая вдоль танка, то и дело пощелкивала им по сапогу. – Системы работают в норме, неполадку устранили, запас хода тот, что вы нам поставили, боеприпасы загружены.
– Умница. – Войновская резко развернулась на каблуках, оказавшись с ним лицом к лицу. – Мог же раньше и сам?
Техник промолчал, виновато смотря на носки собственных ботинок. Войновская потрепала мужчину по плечу.
– Вы молодец. Сделали все необходимое для выполнения приказа. Вы же знаете, что от выполнения воли Мастера зависит наше будущее. Знаете?
– Да, майор, – в горле техника клокотало. – Конечно. Я и моя семья благодарны Ордену за возможность жить хорошо. Сделаем все возможное для него.
Инга кивнула. Бойцы ее группы уже строились, и следовало отправляться к ним. До выхода оставалось немного, и тратить время попусту не стоило. Из-за ремонта им все же придется начать путь днем, но это не страшно, для начала их провезут, и провезут немало. Жаль, что восстановленные железнодорожные пути протянулись не очень далеко, но отряд доберется до нужного места даже пешком, если того потребует задача. Где дозаправиться и передохнуть – майор уже определила.
Отряд, два взвода, выстроились перед машинами – пятьдесят человек, не включая саму Ингу Войновскую. Там, за гермоворотами, их ждут враги. Число врагов куда больше, чем ее ребят, но в этих майор уверена полностью.
Штурмовики и разведка. Бо́льшая часть родилась и выросла здесь, в Ордене, за прошедшие двадцать лет. Строй ее группы никогда не был монолитным, одинаковым по высоте, к чему так стремились многие умники в Ордене. Ингу всегда смешил отбор, проводимый среди подростков двенадцати лет – старались выбрать самых высоких, самых сильных, самых…
Она никогда не говорила ничего против, не лезла в склоки между офицерами старше ее рангом, и делала так, как считала нужным. С молчаливого, а порой и даже громкого, одобрения Мастера, Войновская поступала по-своему. Всегда и во всем.
Инга Войновская родилась не здесь, не на территории бывшего Донгузского полигона со всеми его тайнами. Будущая майор приехала вместе с родителями из самого главного города страны, из ее столицы, в возрасте пяти лет. Родители не выжили в первых же ударах: отец находился на полигоне, мама поехала к дедушке с бабушкой, срочно, стараясь успеть. Майор никогда не думала о том, что могла бы отправиться с ней, если бы не обычный грипп.
Смысла в подобных мыслях Войновская не находила. Ее детство прошло в темных казематах под полигоном, среди сотен таких же испуганных детей. Вот так повлияло на ее жизнь нахождение на военном серьезном объекте. Вспышка, дрожь земли, стремительный ветер, там, на поверхности. И очень много сирот.
Мастер как-то рассказал ей о том, что перед Войной детей было мало, так казалось, во всяком случае. Для чего мало, он не говорил. Ракетные удары добавили неплохую корректировку, разом уменьшив шансы одних и задрав до небес, прокопченных и покрытых пеплом умирающей земли, других. И неожиданно оказалось, что детей вполне может хватить. Для определенных целей, конечно.
Цели у Ордена оказались самые что ни на есть приземленные: выжить, стать сильными, взять под свою руку все окрестные территории. Закон выживания всегда прост: не сожрешь сам, тебя сожрут другие.
Была ли война глобальной? Сейчас, имея допуск к переговорам того дня, к документам станций слежения, к протоколам IT-отряда, она знала ответ. Да, война оказалась глобальной. Да, человечество захлебнулось в собственной кровавой отрыжке, смешавшейся с радиоактивной кислотой, сжегшей большую часть планеты. Виноваты ли были военные, должные защищать свою страну, опережая врагов? Инга знала ответ. Да, виноваты.
Виноваты все, включая ее отца. Виноваты из-за собственной лени, трусости, неумения, прикрытых в ненужное время глаз. Проблемы, из-за которых началась война, не важны, важен результат. На войне есть лишь одно правило: побеждает сильнейший. Победили ли враги? В этом Инга не была уверена. Пейзаж, открывающийся с наблюдательного поста номер десять, она запомнила на всю жизнь.