Дмитрий Потапенко
Теория экономического потрясения. Что нужно знать о бизнесе, кризисе и власти сегодня
Борьба за сферы влияния
Срезание финансирования секторов экономики
Тектонические изменения в экономике начали происходить еще несколько лет назад, также как и срезание медицины – сокращались инфекционные больницы, сокращались ставки врачей. Теперь же, на фоне общей ситуации в стране и в мире, начался обратный процесс, и в результате медицинские чиновники ставят финансовых в «коленно-локтевую позицию» и активно расширяют свое влияние. И все это по-прежнему вовсе не про наше с вами здоровье. Все это – только про влияние, это – борьба группировок. Пандемия коронавируса – только катализатор. Если бы не было коронавируса, произошло бы что-то другое.
Обращая внимание на срезание финансирования медицинского сектора, можно заметить некоторые особенности этого сокращения расходов, и как оно сказалось на гражданах в условиях форс-мажора в виде пандемии. Нужно понимать, в чем состоит проблема любой пандемии. Когда приходит эта напасть – неважно, какая бы болезнь ни развивалась, – ключевой задачей медицинских учреждений становится купирование взрывного всплеска спроса на койко-места и услуги врачей. И стоит иметь в виду, что помимо части, которую называют «медициной», есть и часть, которая называется «экономика», которую медицинские чиновники используют в качестве этакой услужливой девки: используют в своих целях и вертят ею как хотят. И когда они говорят: «Давайте вот здесь вот все оптимизируем», они подразумевают, что это либо сократит им расходы, либо увеличит их полномочия (и в 90 % случаев они борются только за свои полномочия).
В действующей вертикали власти чем больше у тебя подчиненных, чем больше у тебя бюджет, чем более у тебя распределенная структура и, соответственно, чем в больших регионах ты «простираешь свою длань» – тем более ты весом. И вот эту борьбу совершенно спокойно можно проиллюстрировать абсолютно конкретными цифрами.
Реформа здравоохранения у нас с вами началась, страшно сказать, одиннадцать лет назад, в 2010 году. Планировалось оптимизировать расходы за счет закрытия «неэффективных» больниц (что именно подразумевалось под «неэффективными больницами» – пока понять невозможно) и повысить зарплаты медработникам. В мае 2012 года наш президент подписал указ и рекомендовал платить врачам больше. Вот только увеличилась ли у них за эти годы зарплата? Я боюсь, что нет. Потому что по крайней мере те статистические данные, которыми мы с вами можем оперировать, показывают обратное. Что вместо этого в 90 % случаев произошло перераспределение, а именно – укрупнение узлов здравоохранения, то есть главврачи, объединяя под своим управлением некое увеличенное количество больниц, за счет этого перераспределения начали получать существенно больше.
Удивительно (или неудивительно), но при названном перераспределении в сгруппированных больницах не перестали существовать свои главврачи. Просто они перешли ниже по должности в рамках укрупненного узла. Подобная ситуация происходит, кстати, и в образовании в настоящее время. Напомню, что многие десятилетия назад в каждой российской школе было по директору. А сейчас есть так называемые «кусты», есть кустовые директора. Означает ли это, что теперь школы управляются из какого-то одного конкретного централизованного места? Нет, конечно, в 90 % случаев вместо того, чтобы в школах поставить директора с соответствующим доходом, зарплатой и полномочиями, весь его функционал передают на исполнение завучу. И такая же история с медициной.
Вернемся в сектор здравоохранения. В 2010 году началось массовое сокращение. Статистические данные с 2013 по 2019 год говорят о том, что младших медработников стало меньше в два с половиной раза. Когда-то я говорил о Великой Цифровой Третьей мировой войне, так вот сейчас мы, по сути дела, вступили в великую отечественную войну против коронавируса, и благодаря названным выше действиям десятилетней давности мы вступили в нее абсолютно неподготовленными.
Младший состав медицинских учреждений был сокращен с 687 000 человек до 265 000 человек, средний персонал был сокращен с 1 500 000 до 1 300 000 сотрудников, врачи были сокращены с 578 000 до 565 000 человек. Обращаю ваше внимание: инфекционисты были сокращены на 10 %! Вполне очевидно, что смертность начала расти. В «проклятых» 90-х было 140 тысяч инфекционных коек, в 2012 году – 70 тысяч, а к 2018 году их стало всего 59 тысяч. То есть сравните – в 90-е 140, и к 2018-му – менее, чем 60 тысяч (количество инфекционных коек уменьшилось более чем вполовину). Так что спрашивать, отчего же пандемия гульнула у нас по стране, лишнее.
Расходы федерального бюджета на здравоохранение также снизились с 613 миллиардов в 2012 году до 439 миллиардов в 2017 году. Больницы сократились, ну а регионы у нас и не обладают никаким собственным бюджетом. Система подхода к бюджетированию и вообще управлению Государством Российским, надо сказать, носит иезуитский характер. Мы, конечно, называемся Российской Федерацией, но вот это псевдоукрепление федеральной власти привело к тому, что даже губернаторы, в общем-то, не являются самостоятельными акторами. И естественно, рано или поздно вскрывается какая-нибудь очередная история с воровством на губернаторском или на мэрском уровне… Я ни в коей мере не оправдываю эти ситуации, но я приблизительно понимаю, почему так происходит. Потому что полномочий, по сути дела, нет; как и денег, по сути дела, нет. А вот накопленных проблем – огромное количество. И когда приходит новый условный младореформатор, кем бы он ни был назначен, то, взвешивая баланс политических, экономических, менеджерских рисков и доходов, человек принимает решение: «С теми полномочиями, с теми деньгами, которые есть, разобраться с проблемами региона невозможно». И в меру своих сил и испорченности он начинает заниматься воровством. И вот это-то как раз и есть проблема, порожденная ситуацией. Нужно вначале разобраться с ситуацией и затем перейти к решению проблем, вроде бы это очевидно, но, видимо, не всем.
Мы с вами сейчас находимся на том отрезке ковидной эпохи, когда заболеваемость в России падает. Ранее в своих прогнозах я говорил о том, что именно весна 2021 года станет последним выстрелом в гроб ковидной эпидемии. И тем не менее, несмотря на это, ковид от нас никуда не уйдет, вирусные заболевания подобного толка будут продуцироваться из года в год, из десятилетия в десятилетие. Напомню, что юго-восточная Азия – это отличнейший полигон, биологический котел для развития этих заболеваний. Там сочетаются три фактора: тепло, влага и скученность народа.
Тем не менее соревнование вакцин, которое происходит сейчас, будет приводить к тому, что компании, отработав механизм вывода новых препаратов в публичную сферу, начнут активно применять их и получать как позитивную, так и негативную статистику. Некоторые думают только о позитивной статистике, но я считаю, что обычный медицинский эксперимент, к сожалению, да и любой эксперимент всегда начинается с получения негативного опыта, его анализа и решения тех проблем, которые возникли в результате негативного опыта. И здесь самое главное – стоимость человеческой жизни. Никогда нельзя забывать, что все, что мы получаем, оплачено человеческими жизнями.
Ковид – не первое и не последнее вирусное заболевание не то, что на памяти человечества, а на нашем веку. Подобные вирусы будут появляться снова и снова. Хотя бы потому, что юго-восточная Азия – это биологический котел, в котором они прекрасно появляются и развиваются, благодаря теплу, влаге и общей скученности населения.
Лоббирование, изоляционизм и политический пиар
Итак, сегодня на фоне общей ситуации идет «обратный откат» в сторону сектора здравоохранения: медицинские чиновники имеют возможность наращивать давление на финансовый блок. Другое дело, что глубинным вопросом является не распределение зон влияния и не давление, которое оказывается медицинскими службами, для того чтобы приобрести определенные мощности с точки зрения аппаратной борьбы. Ключевой вопрос состоит в том, помогут ли эти решения в дальнейшем побороть эту и последующие пандемии? Ведь обратите внимание: для того чтобы наша вакцина была зарегистрирована самой первой, был нарушен протокол исследования. Отчасти это был очень политический пиар.
Почему меня это тревожит? Потому что еще никогда в истории не только отечественной медицины, но и отечественной промышленности в целом при реализации какого-то шапкозакидательского проекта не было долгосрочного эффекта в случае, если он имел хоть какой-то политический флер. Обычно политики, к которым я отношу как работающих в министерстве финансов, так и в министерстве здравоохранения, приходят и уходят, а разгребаться со всем этим оставляют обычным людям. На фоне наращивания политических мощностей и политического лоббирования вывод на арену в разгар пандемии, к примеру, переработанного японского препарата за сумасшедшие деньги: 12 тысяч рублей, – вызывает все больше вопросов. А выпуск отечественной вакцины с нарушением протоколов исследования на старте вызвал скептическое отношение мирового сообщества (несмотря на дальнейшее ее признание).
Кроме того, наша изоляционная политика ведет к тому, что очень слабо обсуждается тема поддержки завоза иностранных вакцин в принципе. На мой взгляд – это категорически неприемлемо, потому что рынок должен быть конкурентным, здесь должна происходить именно медицинская конкуренция как вакцин, так и медицинских препаратов. Потому что наши российские аналоги, они, простите, произведены из тех же импортных ингредиентов. Но дело в том, что российская «большая фарма» в 90 % случаев подконтрольна российским чиновникам. То есть получается такой маленький административный гешефт – очень удобно. А если снять административный барьер с границ на ввоз иностранных вакцин, то наши чиновники попросту потеряют каналы влияния, каналы давления. И то, что медицинские чиновники рассматривают нас с вами исключительно как источник дохода и источник собственной власти, очень печально.
И сейчас я могу резюмировать, что эта лоббистская борьба, к сожалению, не ведет к выстраиванию у нас новой системы здравоохранения, в которой мы крайне нуждаемся. У нас огромная, действительно великая страна. При этом, повторюсь, у нас образованы тридцать искусственных городских агломераций. И эти городские агломерации должны получать соответствующую поддержку именно с точки зрения медицины. Потому что, привлекая огромное количество мигрантов с территорий сопредельных государств в том числе, мы должны быть готовы и к новым вызовам именно в вирусологии, иммунологии. Мощный миграционный поток грозит завозом новых заболеваний, и это не плохо и не хорошо, но это то, к чему должна быть готова система здравоохранения.
Помимо прочего, с открытием туристических границ вирусы и бактерии опять «поедут» как к нам, так и от нас. Это тоже не плохо и не хорошо. Глобализационные процессы не остановить, только если не накрыться куполом: мир уже глобализован, невозможно закрыться и оставаться в рамках своей конуры. Я считаю, что глобализация мира – это великолепно, потому что открытость стран – это обмен технологиями, возможность для развития. Да, есть и вызовы, к которым нужно быть готовыми. Но это точно не территория политического лоббизма в рамках каких-то министерств и ведомств. Стоит обратить внимание, что ответы на все важные вопросы у нас теперь дают почему-то в основном даже не медицинские чиновники и даже не доктора (за исключением популяризаторов из масс-медиа, которые не несут никакой ответственности) – ответы дает Роспотребнадзор. При этом те требования, которые он выдвигает, непоследовательны и зачастую кажутся абсурдными.
Так, например, если обратиться к опыту большей части стран мира, требования по перчаткам, например, практически никогда не было. Это здравый смысл – вирус не передается через кожу, он не проникает через нее. Но заметьте, у нас это требование может присутствовать долгое время. Абсурдность этого требования заключается в самой его мотивации: якобы, можно рукой дотронуться до слизистых и таким образом занести туда вирус. Дотронуться можно как рукой в перчатке, так и без.
На фоне «перчаточно-масочных рекомендаций» вскрывшийся факт приобретения рядом наших чиновников завода по производству масок смотрится особенно интересно. Любопытны также и цифры, в которые оценивают чиновники нашу «безопасность»: до того как на территорию Российской Федерации пришла пандемия, себестоимость маски была – 56 копеек, и рост цен произошел как в оптовом звене, так и в розничном. В мае 2020 года цена масок у оптовиков повысилась примерно в 7 раз. В одной из своих программ на радио «Эхо Москвы» я общался с производителем масок, и он привел мне такие цифры: до пандемии в месяц мы использовали всего лишь 600 тысяч масок. А сейчас цифра, о которой мы можем говорить касаемо как производства (правда, происходит оно по большей части не на территории Российской Федерации), так и использования – 67 миллионов масок в месяц. В мае 2021 года рекомендации по ношению масок не отменены, а это значит, что маски все еще приносят кому-то нормальную прибыль, несмотря на то что цены на них упали.
Убыль населения
Еще одним немаловажным фактором борьбы корпораций за бюджеты и за граждан является так называемая естественная убыль населения, которую мы наблюдаем. Ранее я уже отметил, как и насколько была сокращена наша медицина. И ее сокращение имеет главное, крайне неприятное для нас с вами последствие – то, что это оплачивается жизнями людей. То есть, если где-то нет инфекционной больницы, то это означает, что там от инфекционных заболеваний умрет больше людей.
Теперь обратимся к тем данным, которые у нас есть по 2020 году. 278 тысяч человек за первые девять месяцев – это только официально зарегистрированная цифра «естественной убыли населения». За последний квартал 2020 года ситуация в лучшую сторону не изменилась, цифры перешли рубеж в 320 тысяч, установленный в 2019 году, и даже превысили его почти вдвое. Я опасаюсь недостоверности этой статистики, потому что она также является одним из факторов борьбы за кресла и деньги. Ведь в наших реалиях вполне можно предположить, что для сохранения своих теплых мест медицинские, роспотребовские и прочие чиновники могут скрывать статистику по смертности. В этой ситуации крайне важно определять не только сколько человек погибло от коронавирусной инфекции, но и сколько человек умерло от несвоевременно оказанной медицинской помощи по другим заболеваниям.
Хочу всем напомнить, что в нашей стране самая высокая смертность связана далеко не с инфекционными заболеваниями. И, как бы ни был истеричен по поводу ковида информационный фон, самыми главными заболеваниями в Российской Федерации являются сердечно-сосудистые. Такая ситуация, в общем-то, характерна для всего мира. В мире, по данным ВОЗ, от сердечно-сосудистых заболеваний в 2019 году (в котором еще не было пандемии коронавируса) умерло около 9 млн человек, а от коронавирусной инфекции в 2020 году – около 3 млн.
Для сердечно-сосудистых заболеваний крайне важна профилактика. А на сегодняшний день эта профилактика не осуществлялась в должной мере, и я понимаю, что цифры скрываются, вероятно, именно по этой самой печальной причине.
Следует отметить, что примерно с 2016 года у нас в целом наблюдается «неестественная» убыль населения. Предыдущая убыль, каким странным это ни покажется, произошла резко и вовсе не в «проклятые 90-е». Многие не могут в это поверить, но резкое падение численности населения произошло, барабанная дробь, в 60-х годах. Обвал был такой, что если в 60-м году естественный прирост фиксировался где-то в районе 2 миллионов, то в 61-м уже начался обвал, и в период с этого года и до начала 70-х эта цифра сменилась на примерно 700–750 тысяч. Вот такие не самые приятные данные. Потом началось последовательное падение, и ситуация с демографией начала выправляться только где-то к концу 90-х или началу нулевых. Если посмотреть заявления наших политиков, то мы обнаружим, что как раз в конце 90-х и произошел перелом, когда естественная убыль населения очень и очень медленно начала восполняться.
Обратимся к цифрам: число умерших за девять месяцев 2020 года почти в полтора раза превысило число родившихся. Родилось 983 тысячи человек, на 5,6 % меньше, чем за те же девять месяцев 2019 года. То есть это две разнонаправленные тенденции, эдакие ножницы – и умирает больше, и рождается меньше. И это – крайне важный фактор. Рождаемость может быть ассоциирована с реально располагаемыми доходами. Реально располагаемые доходы за девять месяцев 2020 года упали на 4,3 %, но это по статистическим данным. И, если быть честными, это не более чем статистика. Потому что, по моим расчетам, за чертой бедности находится порядка 32–35 миллионов граждан.
Важно в подсчете «прироста» населения также учитывать и прирост, происходящий за счет миграции. В 2020 году, который мы с вами имели счастье пережить, миграция практически прекратилась. И связано это было даже не с ковидными ограничениями, а с тем, что большая часть наших сопредельных республик, которые, в общем-то, и являлись для нас поставщиками миграционных потоков, подтянули свое экономическое положение. И теперь мигранты, как продавцы своего труда, попросту говоря, оценивают рынок России уже не настолько привлекательным, каким он был для них ранее. И ту естественную убыль, которая произошла, в настоящее время мигранты компенсировали в общей сложности всего лишь на 20 %.
