Дмитрий Распопов
Фараон. Книга 1
Глава 4
Утром меня разбудили звуки суеты и шума. Думая, что я всё ещё нахожусь в своём трейлере, а раскудахтались студенты палаточного лагеря, я, не открывая глаз, крикнул:
– А ну заткнулись, бл…ть, чё разорались?!
Стало значительно тише, но сон был потерян, и я открыл глаза. Первым, что увидел, был расписанный каменный потолок и опахала, приводимые в движение подростками, старающимися не смотреть при этом на меня. От воспоминаний и осознания того, что случившееся со мной – это не сон и не галлюцинация, настроение резко поползло вниз.
– Позовите, кого там нужно, – проворчал я, поднимаясь на кровати. От стены отделились две служанки, которые, оказывается, тоже были здесь, и одна подошла ко мне, пряча глаза, вторая быстро вышла за дверь и вскоре привела с собой Бенермерута и Меримаата. Которые осторожно приблизились к кровати.
– Чего ждём? – я покачал головой.
– Царь обычно мылся, его брили, и он завтракал, – поклонился мне старший.
– Идём, – я поднялся, и мы перешли в другую комнату, где внутри был небольшой каменный бассейн.
Служанки меня раздели догола и стали сначала смывать пот. Затем пришёл мужик с золотыми лезвиями и побрил меня зачем-то целиком, реально всё тело, кроме головы, где и так была крайне короткая причёска. Я забрал у него медное зеркало, начищенное до зеркального блеска, и впервые рассмотрел свою новую внешность. На меня смотрел человек неопределённой расы, но ближе к азиатско-европейскому типу, чем к темнокожему, как меня когда-то уверяла Маша. К тому же низкий лоб, выдающиеся скулы, прямой нос и тяжёлый подбородок делали из меня вовсе не красавца, что при сравнении с моей прошлой внешностью тяжело отдалось у меня в сердце. Я привык быть красавчиком. Отдав зеркало, я осмотрел своё тело: крепкое сложение, помогшее мне вчера со жрецом и луком, но относительно низкий рост даже с присутствующими рядом со мной.
– Мда, к такому меня Маат не готовила, – вздохнул я, видя, как за всеми моими манипуляциями внимательно следят египтяне, выпучив от страха глаза.
– Добривай уже голову, – обратился я к мужику, который вздрогнул и посмотрел на спутников царя.
Те махнули ему рукой, и он быстро, а главное, безопасно оставил меня совершенно лысым. Затем, когда он поклонился и ушёл, мной снова занялись служанки, ещё раз помыв и нанеся на тело приятно пахнущее масло, явно оливковое, но с добавлением каких-то цветочных экстрактов. Когда ко мне подошла ещё одна девушка, принеся набор с какими-то баночками и кисточками, я понял, что меня будут красить. Поскольку с местным колоритом было сложно спорить, я молча просидел всё время, пока она подводила мне синим цветом глаза и наносила остальную косметику. Утренние сборы заняли около двух часов, пока наконец мне не принесли набедренную повязку, сандалии из тростника, а также, как я помнил из рассказов Маши, головной убор фараонов – немес с уреем, а попросту говоря, сине-полосатую свободную повязку с пущенными на плечи частями ткани. Сзади эта штука завязывалось на узел, урей же представлял собой просто золотой обруч со вставшей в стойке золотой коброй с красными камнями вместо глаз, который надевался поверх немеса. Бенермерут подал мне постишь, накладную бороду, которая, оказывается, вешалась, словно очки, двумя золотыми металлическими проволочками за уши. Этого я не знал, но быстро прицепил её и распрямился. Все вокруг, от моих спутников до рабов и слуг, низко склонились. Последними аксессуарами были широкое золотое ожерелье на шею и пояс из скреплённых тонкими цепочками золотых пластин, украшенных камнями, а также золотые браслеты на руки. Наконец обряд одевания был окончен.
– Завтрак? – обратился я к Бенермеруту.
– Да, бог Монту, – он показал мне рукой на выход отсюда.
Нелюбимые мной сандалии-вьетнамки с тесёмкой, натирающей между большим и указательным пальцем, были практически на всех присутствующих, кроме охраны, та носила сандалии с тесёмками, крепившимися к стопе и лодыжке, что-то отдалённо напоминающее римские калиги, но более простые по исполнению. Выбрав телохранителя с примерно моим размером ноги, я подозвал его к себе и приказал разуться. Он тут же присел и молча это сделал.
– Эти себе забери, не босым же ходить, – я толкнул в его сторону свои разукрашенные золотом и разными рисунками сандалии, и, пока он удивлённо их надевал, сноровисто зашнуровал и напялил более удобную для меня солдатскую обувь.
– О, просто отлично, – обрадовался я, вставая и пристукивая толстой кожаной подошвой по мраморному полу, – то что нужно.
Мои сопровождающие понимающе переглянулись и повели меня в комнату, где ждала простая еда: холодное мясо, явно оставшееся с ужина, вино, фрукты. Но я был голоден, так что с удовольствием стал поглощать всё, закидывая в себя то, до чего дотягивались руки. Бенермерут с Меримаатом за всем этим взирали с почтением, сами не притрагиваясь ни к чему.
– Вы не ели с царём? – пробубнил я, запивая отвратительным по вкусу вином мясо с лепёшкой.
– Ели, бог Монту.
– Значит, сейчас тоже ешьте! – приказал я, и они тоже стали завтракать, но не так активно, как я.
Поскольку мне всё время крайне сильно не хватало вилки, а ложкой с ножом есть было непривычно, я продолжил:
– Для своего удобства введу пару дополнений в дальнейшее расписание. У вас есть ремесленники? Те, кто делает вот эти золотые ложки?
Я покачал столовым прибором в воздухе.
– Да, бог Монту, конечно, – ответил старший.
– Вот, заглянем к ним сначала, а затем на кухню, а то эту кислятину пить просто невозможно, – я с отвращением отставил пиалу с вином обратно.
– Это лучшее вино с царских виноградников, – пискнул Меримаат.
– Я так и понял, – я сурово на него посмотрел, добавив: – Как и ваши кони.
Под моим взглядом парень смутился и замолчал. Когда поели и они, я поднялся и обратился к старшему:
– Ну что? К ремесленникам?
Он кивнул.
– Я распорядился, чтобы колесницы были готовы.
Представительной делегацией из моей охраны и четырёх писцов, которые присоединились к нам, стоило только удалиться комнаты, мы вышли из дворца, где нас ждали две лёгкие колесницы, которые по виду должны были развалиться сразу, как только наедут на первый же камень или ямку. На одной из таких вчера местный царь и навернулся.
Подойдя к одной, украшенной богаче прочих, я покачал головой, увидев, что эти живодёры мучают животных, используя вместо хомутов натуральные ошейники из широкой ткани, которые явно душили коней. Причём это было тем сильнее, чем быстрее они бежали.
«Наверно, и подковы ещё не изобретены», – подумал я, подойдя к коню, и, пригнувшись, аккуратно взял его за ногу.
Тот всхрапнул, испуганно косясь на меня лиловым глазом, но конюх быстро его успокоил, да и я похлопал его по боку, показывая, что не покушаюсь на безопасность животного. На копытах действительно ничего не было, они явно очень быстро стирались о камни мостовой города, сокращая работоспособность каждого из этих пони.
– Бог Монту, – осторожно спросил Меримаат, – а можно вас спросить? Что вы делаете?
Я повернулся к нему.
– Думаю, какой идиот так лошадей использует. Они же задыхаются при беге, да и ноги наверняка разбивают в кровь.
Все посмотрели на конюха, который, испуганный тем, что привлёк всеобщее внимание, быстро закивал.
– А как надо? – в голосе парня послышался восторг и желание узнать тайну.
– Рано вам такое знать, – отбрил я его, – ладно, поехали на чём есть, закрою глаза и буду думать о чём-то приятном, чтобы не видеть, как вы хотите меня покалечить.
Я забрался на колесницу, пол у которой был не дощатый, а сделанный из множества переплетённых крест-накрест кожаных полос. Стоять было неудобно, но, видимо, это сделано для облегчения веса.
Меримаат встал слева на место возницы и, взяв поводья, тронул колесницу с места, я сразу прочувствовал, что такое безрессорное устройство, суставами коленей ощущая каждую неровность дороги.
Пока мы неспешно ехали, я смог лучше рассмотреть город. Вчера я не особо обращал внимание на него, зато сегодня понял, что Мемфис был огромен, не видно конца и края его улицам, а также кварталам жилых домов.
– Какое население в городе? – поинтересовался у парня.
– Я не знаю, бог Монту, – смутился он, – но в Фивах проживает сто тысяч по последней переписи, здесь точно меньше.
«Даже если вполовину меньше, всё равно для такой эпохи это очень много», – удивился я, поскольку помнил, что в средневековье город с десятью тысячами населения считался просто громадным.
Людей так же, как и вчера, встречалось очень много. Мимо в носилках проносили знать или богатых людей, которых сопровождали слуги, более простые люди путешествовали, разумеется, пешком, а вот рабов я практически не видел, что меня немного удивило, поскольку Маша говорила, что Древний Египет был рабовладельческим государством. Что-то окружающая действительность спорила с её такими смелыми заявлениями.
– Почему так мало рабов на улицах? – поинтересовался я у парня.
– Они в основном работают в храмах и поместьях, – тут он ответил легко, – или идут на службу к царю наёмниками.
С этим можно было согласиться, поскольку даже среди нашей охраны виднелись три лица явно негроидной расы.
– Эти откуда? – я показал на них пальцем.
– Нубийцы, – он вздохнул, – одни из наших вечных врагов из «Девяти луков».
Уточнять я не стал, поскольку впервые слышал это определение. Ещё я забыл отметить, что на колесницах были мы одни, больше их на улицах города не встречалось, так что наше появление мгновенно расчищало улицы и многие падали ниц при виде меня.
Ремесленные мастерские оказались за городом, недалеко от стены. При нашем появлении работа тут же прекратилась, а нас выбежал встречать ответственный за работы. Как у всех виденных мной египтян у него была целая куча различных титулов, но я их просто пропускал мимо ушей, беря только последнее и имя.
– Мне нужно сделать вилку, – сказал я ему, причём последнее слово произнёс на русском, поскольку в древнеегипетском такого названия не было, поэтому он беспомощно посмотрел на моих сопровождающих. Я, видя в его глазах непонимание, вспомнил, что нас сопровождают писцы, и крикнул одному из них подойти ближе. Тот с выпученными глазами подбежал ко мне, застыв в поклоне. Забрав у него лист папируса, а также палочку, обмакнутую в чернила, я накидал на листке простейшую трезубую вилку, четыре не стал делать, подумав, что для трёх будет легче изготовить форму, и протянул рисунок ответственному за работы, а также сунул ему позаимствованную со стола ложку.
– Такого размера сможете мне вилку сделать?
Он, осмотрев предмет и рисунок, кивнул, затем позвал мастера, который, кланяясь, испуганно подошёл к нам, и тогда главный показал ему рисунок и золотую ложку. Изучив всё, тот прошептал ему на ухо одну фразу.
– Нужен материал твоё величество, у нас, к сожалению, нет золота, – ответил мне уже главный.
Я снял браслет с руки, взвесил его на руке, по весу он был примерно такой же, как и ложка, отдав его мастеру. Тот с поклонами принял его у меня.
– Давай поторопись, мы пока подождём здесь, – заметил я, и тот бросился к своим печам, откуда шёл дым.
– А ты пока расскажи мне, чем вы тут занимаетесь, – приказал я главному по работам, спускаясь с колесницы.
Он низко поклонился и пошёл проводить экскурсию. Оказалось, это рабочий городок мастеров, которые возводят пирамиды для знати. Здесь в основном работают семьями, сборными бригадами, в которых были все нужные специальности для постройки и украшения пирамид: художники, резчики, металлурги, проходчики, в общем, целые семьи, которые только и делают, как строят загробные жилища для богатых и знатных. Те им оплачивают работу продуктами, едой и металлом. Услышав в его речи несколько раз повторяющееся незнакомое для меня слово, я поинтересовался:
– Что такое шетит?
Он напрягся и стал думать, но ему на помощь пришёл Бенермерут.
– Это общепринятые весовые единицы, не имеющие материального воплощения, бог Монту, – сказал он, – но в них удобнее сравнивать цену товара, которым люди обмениваются между собой.
– То есть денег у вас нет, – понял я.
– Что такое деньги? – снова вылез любопытный и, главное, осмелевший в моём присутствии Меримаат.
– Попадёшь в Дуат, узнаешь, – проворчал я, что мигом сдуло парня из зоны видимости.
Гуляли мы по мастерским ещё примерно час, за который я составил себе представление о том, в каком убогом веке нахожусь. Всё было настолько примитивно и, главное, трудоёмко, что хотелось выть от тоски, поскольку понимание того, куда я попал, всё больше приходило ко мне, и главным было то, что выхода отсюда не просматривалось никакого.
Вскоре к нам подошёл мастер и подал на вытянутых руках лежащую на льняном полотне золотую вилку, ровно такую, какую я и хотел. Главный управляющий работ принял её у мастера и протянул её мне. Я спокойно взял её с ткани и сравнил со своей ложкой. Если не знать, что вилка была выплавлена недавно, оставаясь тёплой, можно было бы подумать, что они из одного набора. Я был доволен.
Сняв со второй руки золотой браслет, я кинул его мастеру.
– Бог доволен. Это тебе и тому, кто делал её, разделите поровну.
Глаза у присутствующих расширились. Мастер, взяв двумя руками подарок, пригнулся.
– Никак невозможно разделить такой ценный дар, твоё величество, – с ужасом зашептал он, – подарок бога будет теперь веками храниться в моей семье.
– Поступай, как знаешь, – отмахнулся я и, попрощавшись с главным за работы, вернулся на колесницу. Охрана и сопровождающие последовали за мной, и мы повернули в обратный путь.
Глава 5
На кухню мы попали благодаря помощи хорошо одетого человека, который пытался мне сказать, что царю не обязательно пачкать свои сандалии на грязной кухне, достаточно просто ему сказать, что нужно сделать. Услышав слово «грязная», я насторожился и приказал вести меня туда немедленно. Огромное помещение, в котором было сильно натоплено, а также бегало и крутилось полно народу, постоянно унося готовую еду и притаскивая обратно грязные блюда, которые протирались быстро, часто не смывая всё оставшееся и тут же отдавались на выдачу по второму кругу. Увидев всё происходящее, я едва не выблевал свой завтрак. Ведь я недавно ел то, что здесь приготовили.
– Кто ответственный за кухню? – елейным тоном поинтересовался я.
Вперёд охрана вытолкала как раз того, кто первым попался мне и предлагал свою помощь.
– В общем так, – я схватил его за ухо и, выкрутив, подтянул к себе, заставляя упасть на колени, – кухню полностью останавливаешь. Чистишь, драишь тут всё водой и золой так, чтобы блестело. Каждый кувшин, каждая сковорода, чтобы была чистой. Все люди, кто тут работают, чтобы сами были чистыми и руки мыли, перед тем как резать продукты или подавать блюда наверх. Время даю тебе ровно до обеда, как раз перед тем, как они начнут готовить. Ясно?
– Да, твоё величество! – испуганно лепетал он, пытаясь поклониться, хотя его ухо находилось у меня в руках.
– Иначе я покажу тебе, что такое гнев бога Монту, – я отпустил его, вытер руку о его одежду и похлопал по плечу, – время пошло.
Стремительнее пули он сорвался с места и бросился внутрь кухни, крича и дико вращая глазами. Не став досматривать это зрелище, я показал ошарашенным спутникам на выход.
– Что там было по плану у царя? – обратился я к ним, когда мы вышли наружу.
– Охота, – пролепетал Меримаат.
– Едем, – согласился я.
***
На седьмой день пребывания в Древнем Египте я понял, что в беззаботной жизни фараона есть много плюсов, хотя, конечно, минусы также имелись. Полнейший информационный голод и медленная неспешная местная жизнь были слишком непривычны для меня. Не было ни интернета, ни газет, вообще ничего, чем можно было утолить желание мозга получать информацию. Я никогда раньше не думал, что это так важно, ведь походы с полным цифровым детоксом обычно благотворно действовали на меня, тут же от осознания того, что это, возможно, не прекратится никогда, эта ситуация меня немного приводила в уныние.
В остальном, конечно, была полная свобода. За неделю я успел поделать всё, что обычно делал Тутмос III, и теперь просто ленился, лёжа под нагоняемым рабами опахалами ветерком и неспешно поедая виноград, смотрел за жизнью древнего города. Опасные занятия быстро надоели, например, та же охота, когда ты, стоя на постоянно прыгающей и желающей тебя сбросить на землю колеснице, пытаешься ещё в кого-то попасть из лука. По мне, это было таким себе развлечением, поэтому я его забросил вместе с простыми заездами с Меримаатом, выясняя, кто из нас лучший возница.
Еда тут хоть и была однообразна, но значительно лучше приготовлена, чем раньше, к тому же теперь вместо вина мне стали на блистающей девственной чистотой кухне делать соки из винограда, граната и яблок. Фреши из этих напитков мне нравились больше местной кислятины. Жизнь фараона бронзового века оказалась скучна и единообразна, чем, впрочем, вполне меня устраивала после бешеного ритма Москвы и прошлой жизни. Я ленился, а вокруг все суетились, чтобы моя лень была ещё более комфортной и приятной.
Единственное, что ещё меня немного напрягало, так это когда я поинтересовался у своих спутников, может, мне стоит поразбираться с обязанностями царя? Мгновенно побледневшие мужчины отвели меня в отдельную комнату и сказали, что царь Хатшепсут занимается всем этим сама, и обычно царя Менхеперра привлекали к каким-то государственным праздникам или делам только по её личному распоряжению.
– То есть парнишка как бы и не настоящий царь? – уточнил я у них, на что оба испугались и стали говорить, что это не так, правим мы с ней совместно, вон даже в календаре записаны вместе, правда, её имя стояло первым, и они стали ещё больше мямлить, когда я об этом упомянул.
Мне стало понятно, что до управления царством-государством меня, а точнее, Тутмоса III не допускают, поэтому моя жизнь и такая вольготная – всем занималась Хатшепсут. Об этой деятельной женщине, провозгласившей себя «супругой бога» и фараоном, мне много рассказывала в своё время Маша, поэтому сейчас я лишь нашёл подтверждение её словам.
Решив узнать более конкретно про сложившуюся ситуацию, а главное, на чьей стороне мои спутники, я вывез их на следующий день якобы на охоту и устроил форменный допрос, тыкая при этом в каждого наконечником медного копья, позаимствованного у охраны. Рассказали они не так чтобы много, но ничего из этого я всё равно не знал, а потому этот разговор был всё равно полезен. Оказалось, что, когда умер отец Тутмоса III, Тутмос II, никого больше мужского пола с правами на трон не было, поэтому маленького Тутмоса III провозгласили царём с регентом Хатшепсут, которая со временем стала всё больше забирать себе власть, ставя на все важные места в Египте и Нубии своих людей, пока в конце концов не провозгласила себя царём, опираясь на жречество и влиятельные семьи Египта. Самого же Тутмоса III она не прикончила только потому, что за него был визирь Усерамон, второй человек в государстве и по совместительству отец моего друга Меримаата, которого приставили присматривать за мной, чтобы второго царя ненароком не зарезали. А также воинские элиты, оставшиеся в Египте от деда Тутмоса I, обойти которые Хатшепсут не могла просто физически, иначе взбунтовалось бы всё воинское сословие. Большего они не знали, но уже этого было достаточно, чтобы понять, в какой гадюшник я попал.
«Нужно будет на всякий случай поимённо узнать своих врагов, а также друзей, – понял я, – а то мало ли как жизнь повернётся».
Закончив с допросом, я вернул копьё охраннику и показал обоим спутникам вставать с колен. Оба были, конечно, недовольны моим поведением, но кого это волновало. Могли и сами рассказать о ситуации, тогда мне бы не пришлось тыкать в них острым предметом.
Встав на колесницы, мы поехали обратно быстрее отряда сопровождения, вынужденного нас догонять на своих двоих, но едва показался город, как мы поняли, что в нём что-то происходит. Огромное количество народа стекалось внутрь, а также слышались звуки труб и арф, других музыкальных инструментов.
– В город кто-то приехал, – тут же сказал более опытный воспитатель, подъехав к нам на своей колеснице, – явно важный.
– Нам осталось узнать кто, – хмыкнул я, и мы направились по утоптанной дороге к воротам, а народ расходился по сторонам, завидев колесницы.
– Царь! – ахнул Бенермерут, когда увидел десятки колесниц, которые находились в городе. – Это её охрана.
– Видимо, новости о моём прибытии достигли её ушей, – понял я, – хотя странно, могла послать кого попроще, а не явиться сюда сама.
Бенермерут недоумённо на меня покосился.
– Бог Монту, для нас, людей, появление богов не такое частое событие, – осторожно сказал он, – поэтому неудивительно, что царь Хатшепсут, объявившая себя «супругой бога» и плотью от плоти Амона, обеспокоена вашим появлением.
– А-а-а, – понял я, – думаешь, заволновалась, что я составлю ей конкуренцию на троне?
Мужчина осторожно кивнул.
Мы же тем временем пробрались через огромное количество колесниц, повозок, носилок, в общем, целый огромный обоз из важных людей, слуг, рабов, сопровождавших Хатшепсут, что, впрочем, было и неудивительно. Завидев нас, внутрь бросились чиновники, и вскоре во двор вышел человек, облачённый в белоснежные одежды, с белой накидкой на голове и с золотым обручем. Вся его одежда была украшена камнями и золотыми цепочками, а на набедренной повязке впереди был какой-то шерстяной передник.
– Отец, – шепнул мне парень, стоявший рядом со мной.
Неторопливо и величественно, визирь, опираясь на золочёный посох, подошёл к нам. Оба моих спутника низко поклонились, я же привычно дерзко посмотрел прямо ему в глаза, бога нужно было отыгрывать максимально нагло – это я уже понял.
– Царь Хатшепсут хотела бы видеть того, кто называет себя богом Монту, – дипломатично сказал он, обращаясь только ко мне.
– Идём, – я пожал плечами, спустился с колесницы, и пошёл не позади него, а, ускорив шаг, плечом к плечу. Он это сразу отметил, но никак не прокомментировал, да и лицо его осталось спокойным. Так мы и прошли с ним в тот зал, где я обычно обедал, через сотню людей, которые ошарашенно смотрели на наше дефиле. Я тут никого не знал, а это значило, что прибыли они вместе с Хатшепсут.
Вскоре мы вошли в знакомое помещение, где уже успели убрать циновки и установить высокий трон, на котором восседала женщина лет за тридцать, судя по виду, одетая в мужской наряд, причём царский. Такой же, как был сейчас на мне. Все те же обязательные атрибуты власти: урей, намес, искусственная борода, – всё было на ней, что очень странно смотрелось на женщине. Вокруг неё стояло очень много пожилых людей с посохами и шкурами леопардов на плечах, обритые наголо, лишь с оставленным небольшим чубом из волос. В том числе и местный верховный жрец Птаха, которого я не видел с тех пор, как оттаскал его за ухо.
Мы с визирем подошли ближе, и он склонился перед царём, затем обогнул меня и, приблизившись к трону, встал от него справа. В зале наступила тишина, а мы с Хатшепсут скрестили взгляды. Она с виду миловидная, чуть полноватая, но, несомненно, поскольку сумела столько лет держать власть в своих руках среди мужчин, была сильной и неординарной личностью, поэтому и смотрела на меня пристально и даже чуть угрожающе. Я же с лёгкой улыбкой на лице смотрел прямо и открыто, словно мне нечего было переживать и бояться. Это она поняла и заговорила со мной первая.
– Это правда? Ты занял место нашего возлюбленного царя Менхеперра? – поинтересовалась она.
Меня её постановка вопроса смутила и напрягла, поэтому я ответил в противовес.
– Не знаю, что считать правдой, царь, это понятие очень субъективное, но я ничьё место не занимал. Я нахожусь на том месте, на каком повелел быть мой отец.
– И кто же он? – поинтересовалась она.
– Амон, – скромно сказал я, вызвав тем самым бурю возмущений и возгласов негодования позади её трона, особенно среди жрецов.
– Ты можешь это доказать? – она подняла одну бровь вверх.
Я рассмеялся в ответ на такую наивную проверку. Все в недоумении посмотрели на меня.
– А ты можешь доказать, что Он приходил в опочивальню к Яхмос? Отец такого, например, не помнит, – с улыбкой поинтересовался я в ответ. Делая намёк на то, что Хатшепсут сама объявила себя ребёнком от бога Амона, что тот якобы обрюхатил её мать, прикинувшись Тутмосом I.
В зале мгновенно повисла тишина, а лицо Хатшепсут перекосило от гнева. Из миловидного оно в мгновение ока превратилось в оскаленную маску волка. Визирь наклонился к ней, шепнул пару слов, и Хатшепсут взяла себя в руки, снова став внешне спокойной.
– Все вон, – сказала она.
Сначала кто-то не понял, кто-то не расслышал её, но, когда она повторила уже жёстче, зал мигом очистился, осталась только охрана, визирь и главные жрецы в количестве четырёх штук.
Усерамон сделал несколько шагов вперёд, подходя ближе ко мне.
– Давайте не будем конфликтовать сразу с момента знакомства, – встал он между нами, – это никому не принесёт пользы.
– Мне просто не очень нравится, когда человек оскорбляет меня, сомневаясь в моей божественной сути, – я пожал плечами, – наверно, нужно по возвращении в Дуат попросить Хапи пару лет не разливать Нил. Думаю, за пару хороших жертвоприношений он меня послушает.
Лица жрецов осунулись, поскольку не разлив Нила грозил голодом, а если это произойдёт в течение двух лет, то и вымиранием большей части населения.
Визирь поднял руку.
– Бог Монту, мы не сомневаемся в твоей божественной сущности, просто ты должен понять наше смущение. Боги лично, без жрецов, не появляются рядом с простыми людьми.
– Слушайте, вопрос не ко мне, спросите Бастет, – я пожал плечами, – она меня сюда закинула по распоряжению отца, причём против моей воли, я замечу. С неё и спрашивайте.
– А что, это неплохая, в общем-то, идея, да, твоё величество? – Усерамон повернулся к женщине. – Главный храм богини Бастет находится в нескольких днях пути отсюда, я мог бы спуститься по Нилу вместе с богом Монту и проверить это его утверждение.
– В Бубастис мы отправимся вместе, я сама хочу быть свидетелем её ответа, – процедила она без особого раздумывания, – выходим через три дня.
– Как пожелает его величество, – визирь склонился перед ней, видимо, поняв, что спорить бесполезно.
На этом аудиенция была, в общем-то, окончена, и он повёл меня на выход, где нас ждали его слуги, подчинённые, а также рабы, сидевшие на корточках вдоль стены.
– Нам нужно поговорить, если бог, конечно, не против, – обратился он ко мне.
Я пожал плечами.
Он, явно тут хорошо ориентируясь, повёл в то крыло дворца, где я раньше не бывал, и вскоре мы остались с ним только вдвоём и принесённой едой. Визирь, явно показывая, что еда неотравленная, попробовал по кусочку от всего, что стояло на столе. Я кивнул, показывая, что понял это, затем достал свою вилку и ложку, поскольку теперь носил их всегда с собой в мешочке на поясе, и, переложив часть еды на одно золотое блюдо, стал спокойно есть. Он внимательно за этим наблюдал, сам взяв ложку и нож, отрезая себе от тушки птицы по кусочку.
– Можно попробовать? – он показал рукой на вилку.
Я вытер её и ложку о ткань, застилавшую деревянную подставку, и протянул ему оба предмета. Кстати, золото, из которого были созданы оба предмета, оказалось нечистым, я это понял в процессе эксплуатации приборов. Они не ощущались мягкими, как было бы с металлом высокой пробы, а судя по чуть светлому оттенку, это электрум, сплав золота и серебра. Именно поэтому приборы были удобны в еде и не гнулись.
Попробовав с помощью ложки и вилки поесть, он поднял на меня взгляд.
– Удобно, – сказал он, также вытирая их и возвращая мне обратно, – так едят все боги?
– Мы не будем обсуждать это, большая часть знаний о жизни богов запретна для людей, – я сделал вид, что извиняюсь, – большие знания, большие печали.
Он удивлённо посмотрел на меня.
– Какие мудрые слова, – признался он.
– Ладно, к делу, – я отложил приборы и посмотрел на него, – чего хочет Хатшепсут? Не думаю, что в её интересах будет ссора с богами. Убьёт оболочку своего племянника, которую я занимаю, это мало того что вызовет гнев как минимум двух богов, планы которых она нарушила, так ещё и я обязательно вернусь мстить, и поверь мне, завоевание гиксосов, которые захватили Египет, покажется просто весёлым приключением по сравнению с тем, когда я лично займусь вами.
Несмотря на спокойствие, Усерамон вздрогнул.
– Хочу, чтобы ты знал, бог Монту, я сейчас говорю не от имени царя Хатшепсут, – мягко сказал он, – я сам не хочу, чтобы с телом моего царя Менхеперра что-то случилось.
– А-а-а, да, у вас же тут конфронтация между силами, которые хотят оказывать влияние на царей, – вспомнил я, – жречество и номархи со стороны Хатшепсут, против тебя и военной элиты на стороне Менхеперра.
Его глаза расширились.
– Ты очень хорошо ориентируешься в наших непростых проблемах, бог Монту, – он склонил голову.
– Ой, – я легко отмахнулся, – для того, кто живёт в Дуате, это не составляет труда.
– Тогда могу я поинтересоваться о дальнейших твоих планах? – осторожно спросил он.
– Жить и никому не мешать, пока твой царь не вернётся обратно от Амона, – я пожал плечами, – желательно при этом ни во что не вмешиваясь.
– Это вызовет небольшие проблемы для нас, – нехотя признался он, снизив голос до шёпота, – мы строили планы мягко отодвинуть царицу в сторону, пока она не сделала царём и свою дочь тоже.
Я почесал подбородок.
– Как-то это не входило в мои планы, – признался я, поскольку крайне не хотелось влезать в местные разборки, несмотря на слова богини, что мне будет не везти, если я не стану выполнять её просьбу. Меня пока полностью устраивала беспечная жизнь фараона.
Визирь задумался, поскольку было видно, что моё появление нарушило не один его план.
– Что ж, – наконец огорчённо вздохнул он, – похоже, у нас и правда нет другого выхода, кроме как услышать ответ богини Бастет.
– И как часто она отвечает смертным? – на всякий случай поинтересовался я.
– Своим жрецам довольно часто, так что будем надеяться, что и в этот раз они её услышат.
– Будем надеяться, – согласился я.
На этом наш обед был окончен, и мы разошлись с ним. Меня после прибытия царицы переселили в дальний угол, что явно являлось признаком неуважения, но сделать с этим я ничего не мог, главным царём считалась сейчас она, мне же с моими двумя спутниками пришлось довольствоваться малым.
