Дмитрий Таланов
Локумтен
3
Ошибка всей жизни Арии Фе заключается в том, что она приняла мальчика за сердара, всеми доступными её характеру способами вымещая на нём свою к ним ненависть…
Императорский Ментор, из рапорта Совету, расследование Кейплигской трагедии
Суматоха была дурная, без видимой причины. Все носились как угорелые, будто рядом разворошили осиное гнездо. Карету ещё не закладывали, она стояла в сарае. Зато солдаты были здесь все как один, толкаясь и мешая друг другу. И, будто их было мало, среди них мелькали чужие в зелёных беретах. Этих Филь раньше не видел.
– Эй, малец, а ну не путайся под ногами! – раздался за его спиной густой бас.
Не успел Филь посторониться, как получил по уху древком копья от проходившего мимо «зеленоберетника». Вжимаясь в стену, мальчик огрызнулся:
– Сам глаза пошире разуй!
Проскользнув мимо конюшни, он нырнул в кузню.
– Можно я у тебя облегчусь? – спросил он Прения, имея в виду, конечно же, «передохнуть».
Кузнец накачивал мехи горна. В кожаном фартуке, голый по пояс, он был чёрен от копоти и угольной пыли. Он глянул на Филя через плечо:
– Зайди вечером, я занят!
Схватив щипцы, он стал вращать ими что-то ослепительно яркое в горне.
– Хозяйка пожелала узнать, готово ли, – напомнил ему Филь. Потирая ушибленное ухо, он раздумывал, стоит ли просить разрешения постучать молотком по горячему металлу. Бывало, что кузнец позволял.
– Скажи, что принесу в полдень, – кратко ответил Прений.
Он явно заканчивал срочную работу. Делать было нечего, Филь поворотил к выходу.
– У-й-й… Забери тебя сатана! – взвыл он, шибанув голень о ларец у косяка. Пока Прений окончательно не заперся у себя в кузнице, этот ящик тут не стоял.
Толчея во дворе достигла размеров, будто вот-вот разразится война. Филь смекнул, что надо убираться отсюда, пока не заработал по другому уху. Но для этого надо было пройти по узкому мосту, а у него торчала толпа солдат и пялилась на лес, стволы которого до середины скрывал туман.
За мостом трое солдат окружили лежавшего на песке зверя, смахивавшего на волка. Ноги и пасть у него были необычно длинные. Филь в недоумении застыл у мостового ворота. Рядом кто-то тихо рассмеялся, тронув его за рукав.
– Закрой рот! Муха залетит, – шепнула ему Габриэль.
От неожиданности Филь дёрнулся – девочка стояла прямо за его спиной. Она была его ровесницей и следовала за ним, куда бы он ни пошёл, чем иногда крепко донимала.
Не считая нужным обременять себя приветствиями, Филь спросил её:
– Слышь, а что там за чудище? Откуда оно взялось?
Габриэль сразу разгадала его намерения:
– Не ходи туда! Папа говорит, нам нельзя подходить к лесу, когда стоит такой туман!
Туман, однако, интересовал Филя меньше всего. Он протиснулся сквозь толпу и побежал по мосту. Габриэль поспешила за ним.
– Ты что, не боишься? – крикнула она. – Говорю тебе, туман!
Отмахнувшись от неё, Филь приблизился к зверю. Что бы это ни было, это был не волк. Клыки зверя были тёмно-серые, а глаз не было вовсе – вместо них белела мерзкая скользкая плесень. Филь попятился.
Один из солдат сказал предупреждающе:
– Ты, малой, в самом деле, осторожней. Бывали случаи!
– Так он ведь мёртвый, – неуверенно возразил Филь.
– Бывало, что и мёртвый вставал.
– А что тут случилось? – озабоченно спросила солдата Габриэль. – Он не ранил никого?
– Нет, эту тварь сняли в прыжке, теперь повезём в столицу. Двоюродный братец нашей будущей императрицы всем обещает за них денег. Что он с ними делает, одному Одину известно!
– Говорят, он повредился рассудком после возвращения из Запретных Земель, – сказал другой солдат.
– Его старший брат тоже не подарок, – с ухмылкой заметил третий.
Погружённый в размышления Филь оторвался от созерцания мохнатой туши и обвёл глазами лес. Ночной побег уже не казался ему доброй идеей. Он глянул вправо и влево вдоль береговой линии.
– Что ж, тогда нечего и время терять…
Прищёлкнув языком, мальчик бодро зашагал обратно в замок.
– Какой ты всё же поросёнок, Филь! – прозвенел голос за его спиной. – Вечно ты так, никогда не объяснишь ничего! Что ты там увидел, что тебе приспичило возвращаться? – нагнав его, затараторила Габриэль. – А я думала, что мы в грот сходим до отъезда! Вот куда ты спешишь сейчас, скажи!
Филь придержал шаг: мысль про грот была неплохая. Заодно можно присмотреть место, куда спрятать мешок, а в карту он наглядеться успеет.
Он сказал, оборачиваясь:
– Тебе туда не разрешают. Матушка по шее надаёт, забыла её обещания?
Габриэль фыркнула независимо:
– Вот ещё! Она просто тебя опасается, потому что ты походишь фигурой на Мервина, только волосы у тебя светлые. Она думает, что тут дело нечистое, а ещё она думает, что ты можешь быть сердаром.
Филь на это только дёрнул плечом – ему это было неинтересно. Он уже слышал от Руфины, что сердарами здесь называли местных разбойников, известных своей живучестью. А про всевозможные страхи госпожи Фе не наслушаешься. Тут ему пришло в голову, что, возможно, город на карте был Кейплиг, а затеряться в столице ничего не стоит.
– Габриэль, а сколько ехать на лошадях до вашего Кейплига? – спросил он.
– Долго, не меньше десяти часов!
Шевеля губами, мальчик посчитал, что это два дня пешком. С ночёвкой в лесу, где водятся волки. Которые вряд ли испугаются его кухонного ножа.
У Филя в груди появилось чувство, что его самого обложили как зверя. То-то никому нет дела, где он ходит тут целый день.
– Что ж, тогда пойдём в твой грот, – разочарованно произнёс он.
Они повернули от моста налево. Один из солдат крикнул им что-то, но Филь пропустил это мимо ушей.
– Габриэль, а твой отец богатый? – осторожно поинтересовался он.
По его мнению, одеваться к празднику следовало во всё нарядное и вообще как-то готовиться. А тут нагнали солдатни и на этом закончили. Да и хозяйка не выглядела женщиной, собирающейся на торжество.
– Да что ты! – воскликнула Габриэль. – Есть куда богаче. А у нас, кроме дома на Хальмстемской дороге, и нету ничего.
– Как это нет ничего? – удивился Филь, но сразу спохватился. – П-подожди! Какой дом на Хальмстемской дороге?
– На полпути в Кейплиг, направо по развилке.
Сердце Филя подпрыгнуло от радости. Он решил, что попадёт туда во что бы то ни стало и переночует там. Мальчик прибавил шагу. Габриэль сказала:
– Там наша усадьба. Её Руфина любит, а Эша с Лентолой не выносят. Потому что в ней можно с ума сойти от скуки и нет соседей. Ну, кроме одного чокнутого старикашки. А замок… Он совсем нам не дом, он принадлежит Империи, и мы живём в нём, только пока папа на службе, а на зиму мы перебираемся в Кейплиг.
Западный ветер нанёс в бухту кучу водорослей. Их крепкий запах заставлял детей держаться в стороне от кромки прибоя. Но рядом был лес, а Габриэль не желала подходить к нему близко.
Филь спросил, кивнув на погружённые в серое облако стволы:
– А этот туман откуда?
– Оттуда, – помрачнев, сказала Габриэль. – Когда он появляется, нас никуда не пускают! Если до обеда не уйдёт, придётся ехать под охраной Почтовой гильдии, а это полная тоска. Они летят без остановок так, что все кости потом болят. Я как увидела их береты, сразу всё настроение пропало!
Филь хмыкнул: об «оттуда» он тоже был наслышан. С первого дня здесь его кормили сказками, что он якобы очутился на другой стороне земли. И что этот край полон злодеями, у которых разве что голова не отрастает сама, а также разной прочей нечистью. Беспредметными мечтаниями Филь не страдал, и поэтому эти откровения его не трогали. У него имелись доказательства, что слабый ум не чужд семье Фе.
Косоглазая Эша хоть и щёлкала числа как орехи, явно была не от мира сего. Иногда никто не понимал, что она такое говорит. Имелась ещё психованная Лентола и пугливая Габриэль. Да и госпожа Фе была хороша – хотя прошёл уже месяц с появления Филя, она продолжала кидать на него недобрые взгляды, подозревая в нём ребенка сердаров, и всё лишь потому, что он пережил штормовую ночь. Поэтому Филь не собирался доверять никому из них, а то он сам превратится в Лентолу или, что хуже, в госпожу Фе.
Скала с исполинским гротом была уже близко: оставалось подняться на заросший можжевельником склон и осторожно спуститься, потому что выходящая к замку сторона круто обрывалась в море.
Подойдя к гроту, Габриэль поморщилась:
– Фу-у!
– Что такое? – спросил Филь.
– Как тут воняет! Словно гнилыми объедками…
Девочка остановилась в нерешительности, но Филь бестрепетно шагнул в полумрак. В гроте в самом деле пованивало. Габриэль придержала его за руку:
– Не ходи дальше!
– Чего это ради? – возмутился он.
Она глянула на него в затруднении:
– Говорю, тебе туда не надо! Ты не поймёшь.
– Ну это мне решать!
– Филь, погоди!
Не обращая на неё внимания, он поспешил вперёд. Однако, когда они вдвоем достигли середины пещеры, из её тёмного угла раздалось приглушённое рычание.
От страха Филь замер на месте.
– Что это? – прошептал он чуть дыша.
На него смотрели два красных глаза. Глаза принадлежали больной лисе. Она тряслась, словно готова была издохнуть в любой момент.
– Ну во-от… – скривилась Габриэль. – Как я и говорила! Ты что, лис не видал? Она не убежала от тумана и теперь умрёт!
Поняв, что Габриэль не испугана, Филь тоже постарался взять себя в руки.
– Лиса умрёт, потому что не убежала от тумана? – проговорил он недоверчиво.
Габриэль сразу подкинулась:
– Ты ещё поспорь, ты ничего не понимаешь! Мама запретила тебе говорить, она сама хочет рассказать, и теперь мне попадёт. Это не лиса, это мелюнга!
Лиса-мелюнга сделала движение, будто её сейчас вырвет. Филь тряхнул головой, думая, что ему кажется – зубов в пасти животного было в два раза больше обычного. И часть из них шевелилась!
Лиса взвизгнула и заскребла лапами, будто готовясь к прыжку. Затем непостижимым образом она вдруг оказалась у них за спиной. Филь покрылся испариной: из её раззявленной пасти лезло что-то скользкое, со своей пастью и ногами.
Он цапнул Габриэль за руку. Девочка попробовала вырваться:
– Да ничего она не сделает!
Филь её не отпустил. «Лиса, может, не сделает, а эта тварь сделает!» – подумал он и быстро оглянулся: дорога на другую сторону грота была свободна. Филь хотел сказать об этом, но не смог разжать зубы – он лишь выбил ими длинную дробь. Покрепче сжав руку Габриэль, он потянул её за собой.
– Филь, ты двинулся! – воскликнула она возмущённо. – Ты накличешь беду! Ой, какой ты дурень! – сопротивляясь, орала Габриэль. – А-а! – завизжала она под конец.
Она сумела вырваться, только когда они уже падали в море. Вынырнув, Филь увидел её, распластавшуюся на воде. Он догадался, что неудачный удар о воду вышиб из неё дух. Не успев испугаться, мальчик вспомнил, что в последний момент заметил нёсшуюся к ним по глади бухты шлюпку – спасение было рядом.
В самом деле, на них тут же надвинулся деревянный борт, и чьи-то руки втащили Габриэль в шлюпку. Филь услышал, как она там отрывисто кашляет. Затем другая рука сгребла мальчика за шиворот и выдернула его из воды. А потом, не успел Филь обрадоваться, ему влепили оглушительную затрещину.
* * *
– Ему десять лет, значит, пять плетей, – проговорив это, госпожа Фе скрылась в замке.
В толпе, заполонившей двор, охнули. Вывернув голову, Филь заметил Ирения с кнутом в руке. Сам же он стоял, привязанный за руки к кольцу в крепостной стене.
Мальчик потерянно огляделся: кроме Руфины и поварихи Момо, все сурово смотрели на него. В шлюпке он пытался объяснить, что случилось, но у него ничего не вышло. Слова звучали в его голове, да не доходили до языка. Он так и не смог произнести ни слова, беспомощно мыча всю дорогу.
Габриэль во дворе не было. После того как её внесли в замок, Филь её не видел. Всё, что он видел сейчас, – это стену перед собой да людей, которые не испытывали к нему сочувствия.
Прений размахнулся, Филь крепко зажмурился. Затем к спине мальчика будто прижали раскалённую кочергу. Но тут двери в замок распахнулись, и Габриэль птицей слетела с крыльца.
– Он же спасал меня, он меня спасал! – закричала она. – Он глупый, он ничегошеньки не знает, он тут всего месяц живёт!
Следом за ней на ступенях появилась госпожа Фе. Габриэль метнулась обратно.
– Ты, это ты виновата! Отчего ты запретила говорить ему про демонов?
Хозяйка жестом остановила кузнеца, изготовившегося ко второму удару.
– Я хотела посмотреть, как он станет реагировать, но не находила удобного случая, – произнесла она невозмутимо. – Тебя спасал? Хорошо. Руфина, займись этим спасителем, будем считать его достаточно наказанным… Прений, – позвала она, – ты мне нужен!
* * *
Из кухни во двор сновали работники. Чтобы никому не мешать, Филь стоял на скамье в углу перед Руфиной, которая мазала ему спину жгучей мазью, приговаривая:
– Не стоило тебе толкать Габриэль! Прыгни она сама – и ничего бы не было. Вы же чудом не угодили на валуны. Мелюнги он испугался, дурачок. Думаешь, почему у нас нет скотного двора, а мясо сюда возят с самого Бассана? Потому и нет. Любят они скотину бессловесную, твари эти!
Когда кухня на время опустела, Руфина зашептала скороговоркой:
– Плохое здесь для тебя место, удирать тебе надо! Я видела во сне, плохо тебе будет. Пять лет – крайний срок, когда дитя способно вобрать в себя наши порядки, а тебе десять. Мать собиралась вышвырнуть тебя вон, когда поняла, откуда ты. Не сердись на неё! У нас есть легенда, что тот, кто ступит на этот берег после лютого шторма, рождённый под Плеядами сын моряка и каледонской ведьмы, принесёт с собой многие беды!
Потеряв всякое терпение, Филь воскликнул, дёрнув больным плечом:
– Моя мать не ведьма, она родом из Эндоры, а мой отец совсем не моряк!
Легенда у них, скривился он. Хотели, чтобы ему влетело, так ему влетело, зачем ещё ахинею нести? Вот он угодил в переделку! Филь засопел, пытаясь остановить слёзы, навернувшиеся от болючей мази, а только этого ему сейчас не хватало.
– А кто ты по крови? – спросила его Руфина.
– Аскеман, – прошипел Филь сквозь зубы, снова дёрнув плечом. – Мы живём в Неаполе.
Руфина качнула головой:
– Ой, плохо! Аскеманов считают за чуму и божью кару, нехорошая кровь. Кое-кто даже думает, что наши сердары с ними в родстве. Как звали твоих отца и мать?
– Буи и Мата Темпе, – высвобождаясь, буркнул Филь. – Это у вас черти в скалах сидят, у нас такого нет!
Натянув рубаху, он спрыгнул со скамьи и рванул к выходу, но угодил головой в брюхо главного повара, только вошедшего в кухню. Придержав мальчика за воротник, он сказал:
– Руфи, твоя мать требует сорванца к себе, а тебе пора собираться в дорогу. Почтовые ждать не станут.
Филь сначала подумал, что госпожа совсем потеряла совесть, но затем встревожился: а ну как она передумала и решила добавить? Ведь если не везёт, так не везёт! Ну ничего, пусть они только уберутся отсюда, а уж он что-нибудь придумает. Его тревоги умножились, когда он услышал голос хозяйки, доносящийся из её кабинета.
– Ты пуны перепил? – спросила она раздражённо. – Мне кубок нужен до отъезда!
– Прошу прощения, – ответил Прений, – но я сделал всё, что в моих силах. Для завершения требуется два часа на полировку. Мальчишка отнял у меня время, а то бы я успел. Кстати, я его пожалел.
– Я заметила. Тебе понадобятся инструменты?
– Нет, всё можно доделать руками.
– Тогда быстро собирай своё добро, ты поедешь с нами.
– А кто останется за локумтена? – спросил Прений.
– Никто, – сухо ответила хозяйка. – Это пустая традиция.
– В неё верят люди!
Госпожа Фе, вздохнув, помолчала.
– Иди-ка ты лучше собирайся, – произнесла она отрывисто. – А локумтен – моя забота!
Не желая, чтобы его приняли за подслушивающего под дверью, Филь распахнул её так, что угодил створкой по пальцам кузнеца, стоявшего у порога. Ларец, который Прений держал в руках, выпал.
Не успев как следует позлорадствовать, Филь обомлел: на ковре перед ним лежал сияющий золотом кубок. С его дна, заполированный вровень с ним, сверкал зелёный драгоценный камень. Он был как большой светящийся глаз.
Хозяйка метнула на Филя взгляд, который говорил, что эта неприятность взбесила её посильнее, чем происшествие с Габриэль.
– Прений, – сказала она, поднимаясь во весь свой немалый рост. – Я думаю, мы нашли нам локумтена… Поди-ка сюда, – подозвала она Филя. – Сейчас ты будешь принят в нашу семью!
4
Не следует недооценивать влияния сестры Эши на Филя. Она всегда была с ним откровенна, разве что не всё договаривала до конца. В силу своего происхождения она была вынуждена скрывать многое, что видела ясно, в том числе от нас…
Габриэль Фе, «Детские воспоминания», из архива семьи Фе
Натирая мелом тетиву малого арбалета, Филь сидел на ступенях главной лестницы, наблюдая, как Эша крепит к мосту очередную мишень.
– Готово, – доложила она. – Можешь стрелять!
Девочка потрепала за холку охранную собаку, крутившуюся во дворе. Замок был заперт, мост поднят, собаки выпущены из Хранилища. Трое солдат, оставленных с детьми, наливались на кухне пивом.
– Ты сначала уйди оттуда, – сказал ей Филь. – Лучше иди сюда. А то я могу угодить в тебя.
– Там сильно жарко, – возразила Эша, – а здесь я в тени. Давай стреляй!
– Не буду, пока не уйдёшь!
Эша смерила его задумчивым взглядом.
– Филь, – сказала она, – удивительно, что ты считаешь себя в состоянии попасть в меня вместо мишени. Если, конечно, ты именно этого не хочешь. Ты хочешь в меня попасть?
– Нет! – Он оторопел.
– Тогда стреляй. Твой средний результат за утро – четыре целых, пять десятых. Мишень висит в четырёх локтях от меня, чего ты боишься?
Филь проворчал, вскидывая арбалет:
– Чёртова девчонка!
Эша, однако, отличалась отменным слухом.
– Не надо поминать демонов всуе, – проговорила она назидательно. – Ты знаешь, как у нас с этим.
Отдача больно толкнула мальчика в плечо, стрела задрожала в центре мишени. От испуга, что угодит в Эшу, Филь побил собственный рекорд.
– Я примерно на это и рассчитывала! – захлопала Эша в ладоши.
Всё одно тронутая, подумал Филь, растирая плечо и собираясь с силами, перед тем как опять браться за зарядный рычаг.
Раскачав стрелу, Эша вытащила её из плахи, затем пригвоздила свежую мишень прутиком к щели. Филь считал, что это дорогое удовольствие, когда можно обойтись куском мела, но Эша считала иначе. Она заявила, что каждый день изводит уйму бумаги на рисунки и никого пока не разорила.
Солдаты на заднем дворе затянули песню. Филь протянул Эше заряженный арбалет:
– Теперь ты!
Она улыбнулась рассеянно:
– Филь, если ты хочешь устроить соревнование, то соревноваться тебе придётся в одиночку, поскольку я в нём не заинтересована. И вообще на сегодня хватит, я полагаю.
На сей раз ей не удалось вытащить стрелу неповреждённой, и наконечник остался в плахе.
– Придётся идти в кузню, – расстроилась она. – Без клещей не вытащить!
– Вот ещё, – возразил Филь. – Пусть торчит, невелика потеря.
Эша вздохнула:
– Это бумага у нас не стоит ничего, дядюшка Хо привезёт сколько скажешь. А наконечники Прения стоят дорого. Почтовая гильдия выкупает их без остатка, оставляя охране крохи. Так что пошли, Филь, в кузню!
Мальчик пожал плечами и, бросив арбалет на ступенях, двинулся за ней.
– А чего ты рисуешь? – спросил он. – Ты художница, что ли?
Эша охотно ответила:
– Я нервная, родилась мёртвой, меня с трудом оживили. Рисуя мертвецов и разбитую посуду, я успокаиваюсь. Иногда бывает так страшно, так страшно, что буквально рисую под столом!
Девочка искоса глянула на Филя, и один её глаз съехал к переносице. Глаза у неё были большие, длинные и тёмно-серые.
– Гм, – сказал Филь, невольно отводя взгляд. – А с чего это Ирений отдаёт наконечники на сторону?
– Зря удивляешься, – сказала Эша, – Ирений – независимый кузнец. Между ним и папой нет разницы, они оба на службе так же, как местная кухня. Лишь охрана подчиняется папе, потому что он платит им из выделенного ему бюджета и нанимает только тех, кого считает нужным.
– А как же торговцы с ремесленниками? – не поверил Филь. – У них что, нету своих цехов?
– Есть, конечно! И у тех, и у других, но Ирения никуда не примут, потому что он умеет делать то, что другие не умеют, и плевать хотел на всякие секреты.
Мальчик поразился: «Чего он такого умеет?» Филь не видел, чтобы кузнец делал что-то особенное. Оси, бывало, ковал и подковы менял, разве что кубок тот был необычен. Правда, при известной сноровке изготовить его тоже было нетрудно – ни гравировки, ни инкрустации, гладкий и простой. Вот разве что изумруд!
Тот изумруд не давал Филю покоя. Такой камень стоил как целый корабль. Мальчик со вчерашнего дня раздумывал, как выведать у Ирения, где он его добыл. Может, там ещё осталось? Стать владельцем корабля и снова выйти в море, сбежав из этого места, населённого скорбными на голову людьми, которым даже не знаешь, когда верить, – это будет здорово!
Надо только дождаться семейку, исполнив клятву, превратившую Филя в нечто вроде живого оберега. Раньше нельзя – он проворочался полночи, но не сумел на это решиться. Что-то зацепило его в вынужденной клятве, и теперь при одной мысли о побеге у него холодело в груди.
Ладно, два дня ничего не меняют, подумал он. Так и быть, он просидит тут сколько нужно, охраняя Эшу со стриженными под мальчишку волосами и ногами, похожими на червяков. Старше его почти на три года, она даже в росте отставала от него.
– Ирений наш первейший лучник, – отозвалась Эша, уловив на лице Филя непонимание. – Мастер, который делает оружие.
– А-а! – протянул Филь насмешливо.
Хромой лохматый кузнец знает что-то, чего другие не знают, не будучи цеховым, – в это он не верил. Невероятней была только история про собак, охранявших в Хранилище бассейн с ядовитой жижей, которую здесь называли Сотерисом.
Будто Филь не знал, что они там охраняют. Как бы ни был он измотан борьбой со штормом накануне дня, когда попал сюда, а тяжёлые связки золотых цепей на стенах Хранилища успел разглядеть. Тех самых цепей, что таскали на себе собаки. Да ещё тьму холодного оружия, которым можно вооружить армию.
Эша чего-то недоговаривала, как все они. Сначала Габриэль, потом Руфина, теперь ещё она. Отец предупреждал Филя остерегаться сумасшедших, а здесь все были сумасшедшими. Одним словом, влип Филь, как никогда ещё не влипал. Он поймал себя на мысли, что думает это на местном языке, и разозлился. Уже и в голову ему они залезли!
В жарком воздухе дрожало марево, но в кузне было прохладно. Эша показала на длинную железяку в углу, закрученную в поросячий хвостик.
– А вот эту я сотворила!
– Брешешь! – выпалил Филь.
Девочка сдвинула облезлые брови.
– Филь Фе, выбирай выражения!
– Какой я тебе Филь Фе? – взвился он. – У меня есть своя фамилия!
– Филь Фе, – перебила Эша упрямо. – Тебя не заставляли произносить клятву. Так что, пока мы не соберёмся опять, ты полновластный член семьи. А в настоящий момент ещё и хозяин замка, за исключением Хранилища. Не веришь – дай приказ собакам, они его исполнят.
Проглотив возражения, Филь пробормотал:
– Вот ещё, ради трёх дней менять фамилию!
Он схватил клещи, стоявшие у бочки с салом, и вышел во двор. Эша склонилась над кучей угля, насвистывая что-то.
– Охраняй! – сказал Филь встретившейся ему собаке, мотнув рукой в сторону кузни.
Вильнув обрубком хвоста, пёс послушался. Мальчик поймал себя на мысли, что почти не удивился.
Вернувшись с добытым из плахи наконечником, он застал Эшу за странным занятием: она сгребала лопатой уголь в сторону:
– Вот хорошо, что ты пришёл. Подержи открытой дверь, а то я не вижу!
Пыхтя и потея, она орудовала лопатой как заправский землекоп.
– А что ты делаешь? – спросил Филь, ставя клещи на место. – Ищешь получше кусочек для рисования? Так это маленькая куча, на кухне куда больше!
Он хотел забрать у неё лопату, но Эша ему не дала. Утирая пот с чумазого лица, она пропыхтела:
– Я сама! В страданиях душа совершенствуется. Правда, лицо от этого выглядит неважно…
Она отшвырнула лопату и воскликнула:
– Нашла!
Эша расчистила руками освободившееся пространство, и глазам детей предстал квадратный люк, закрытый деревянной крышкой. Филь задрожал от волнения: под крышкой был потайной ход, что ещё там могло быть? Кузнец устроил его, чтобы выбираться незамеченным из замка.
В следующий миг поток мыслей захлестнул мальчика. Зачем кузнецу это делать? Никто не станет маскировать ход, не будь у него чего-то на уме. А может, Прений – контрабандист? Хальмстем запирают на ночь, а днём новых входящих проверяют жезлом Арпонисом. Габриэль рассказывала, что от него ничего не скроешь. Или Прений задумал стащить что-нибудь? Или хранит там что-то, что надо держать подальше от чужих глаз. Вот здорово, если он хранит там драгоценные камни!
Эша приволокла лом от ящика для отжига и с помощью Филя воткнула его в щель в полу. Мальчика посетила очередная мысль, и он так приналёг на лом, что люк выскочил из углубления как пробка. Тяжёлый лом юркнул в дыру.
Из-под пола кузни послышался треск и глухой удар. Эша сняла с полки кусок гамура. Смола оказалась старая и давала совсем мало света. Дети осторожно спустились в подпол по лестнице, одну из перекладин которой сломал лом.
– Всыпет нам Прений, – заметил Филь мимоходом, – прямо этой сломанной перекладиной.
Мысль, что теперь можно дать дёру, едва семейка въедет в замок, заставляла бурно биться его сердце.
– Не всыпет, – отозвалась Эша. – Я склонна полагать, что права и ответственность идут рука об руку, так что ты сейчас хозяин, проверяющий владения. В крайнем случае я поведу бровью, заломлю руки и дрожащим голосом попрошу прощения. Я не столь беспомощна, как моя единоутробная сестрица! Тебя что, расстроила сломанная лестница? – спросила она, заметив, как Филь, оглядевшись, спал с лица, поняв, что обманулся в своих ожиданиях.
Никакого прохода здесь не было. На земляном полу валялась прикрытая рогожкой незаконченная поковка, на которую упал лом. На стене в кожаных петлях висели пять Арпонисов – непременный атрибут местных пастухов. У другой стены приютилась полка с выложенными на ней хлебцами кузнечных сплавов. Больше в тесном подполе ничего не было.
Холодными пальцами Эша взяла мальчика за руку.
– Филь, под нами скала, в ней ничего нельзя прорыть, – проговорила она успокаивающе. И добавила, едва тот дёрнулся спросить, с чего она взяла, что он ищет что-то такое: – Я давно догадалась, что ты хочешь удрать.
Эша не отпускала его, и Филь вырвался сам.
– Ничего я такого не хочу! – воскликнул он раздражённо. Он утерял настроение, а её слова только сильнее разбередили ему душу. – Пошли отсюда!
Однако девочка зачем-то присела у полки, разглядывая хлебцы сплавов.
– Подожди минутку… Этот сделан в Голконде, – пробормотала она. Помяв в ладонях гамур, она глянула на клеймо соседнего. – А этот вутц из Пуланта. Хм, дорогие игрушки у нашего кузнеца! Однако хотелось бы мне знать…
– Пошли, говорю! – не выдержал Филь.
Эша не слушала его. Продолжая бормотать, она ходила от одного вутца к другому. Филь выбрался наверх и, нетерпеливо притопывая, наблюдал, как она методично осматривает поковку под лестницей, затем накрывает её рогожкой.
– У меня заволокло тучами место, которое думало и понимало, – рассеянно проговорила она, поднимаясь наверх и помогая Филю поставить люк на место. – Зачем он тогда зажигает горн по ночам?
Мальчик взялся за лопату.
– Откуда знаешь?
– А я страдаю бессонницей, – ответила Эша, прислонясь к косяку, – говоря в тонких линиях, не углубляясь. Так что ночная жизнь Хальмстема для меня не секрет. Не то чтобы Ирений скрывался, но однажды я заметила, как он сгребает уголь в сторону и лезет в подпол.
– Придумаешь невесть чего, – бросил Филь, размышляя, чего теперь ждать от неё, когда она разгадала его намерения. – Он делал кубок по заказу твоей матери.
Филь решил, что проведёт эту ночь на Дозорной башне. Едва семья покажется на дороге, он убежит, прежде чем Эша разболтает им обо всём. Глаза девочки тем временем подозрительно сузились.
– Кубок? А какой кубок, ты видел?
– Большой и зелёный, – брякнул Филь первое, что пришло в голову: Эша мешала ему думать.
Девочка поскучнела. Она стряхнула чёрную пыль с рук и подвинула сандалией пропущенные им куски угля.
– Что ж, тогда не грех пообедать, а затем посетить Хранилище, – вздохнув, проговорила она разочарованно.
– Зачем? – воззрился Филь на неё.
Он прислонил лопату к стене, и они вышли в полуденную жару. Известняк, выстилавший двор и стены замка, казался ослепительно белым. Со стороны подъёмного моста доносился густой храп.
Эша хихикнула:
– Вынуждена признать, что использую тебя, дабы разрешить накопившиеся у меня загадки. Всё лучше, чем плевать в потолок. Тем более что это занятие порой здорово наскучивает, впрочем, как и битьё мух.
Она замешкалась, повернулась и заступила Филю дорогу. Жутковато-пристально шаря глазами по его лицу, она сказала:
– Ты совсем меня не слушаешь, ты по-прежнему занят своим побегом! Не ломай голову, я знаю, как тебе помочь. В Хранилище стоит ящик, куда отец запер мой Открывающий Путь, мы заберём его оттуда, и я открою тебе Врата. Ты откуда родом?
– Из Кампании, – ответил Филь, сражённый её проницательностью.
– Я открою тебе Врата, – кивнув, повторила Эша. – И ты окажешься у себя дома.
Филь растерялся: с чепухой от Габриэль и Руфины это не было связано. Эша знала, что говорила, и этим ставила его в тупик. Он ещё ни от кого не слыхал здесь о Вратах.
– А что такое «Врата», как это? – выпалил он. – И как это я вмиг окажусь дома?
Эша довольно улыбнулась:
– Об этом мы поговорим за обедом!
Кухонный стол покрывали останки копчёной селедки, павшей жертвой солдат, которые храпели теперь на главном крыльце. Пообедав варёными яйцами, двумя последними селёдками и хлебом, дети поднялись на Главную галерею.
– От такой еды спятить недолго, – раздражённо проворчал Филь, прислушиваясь к бурчанию в своём животе. – Зачем вы отпустили поваров?
Вечный недостаток еды выводил его из себя. Её завозили с Бассана, однако, будь строители Хальмстема посообразительней, они могли бы отодвинуть восточную стену вглубь горы подальше от замкового корпуса, а на освободившемся месте разбить огороды, которых Хальмстему сильно не хватало.
– Кухня здесь меняется раз в месяц, так заведено, – безмятежно ответила Эша. – Не переживай, завтра они возвращаются! Ты поешь как следует, потом я выведу тебя за мост, зажгу Врата и ты вернёшься к себе домой. И вяленое мясо тебе не понадобится, – ухмыльнулась она.
Филя как громом ударило: знает! И о мешке она знает. Не-ет, с этой девицей надо быть настороже, рано он развесил уши!
Когда они подошли к дверям Хранилища, охранявшие его псины встали и оголили клыки, но угрожающего рычания не последовало. Дети осторожно шагнули под купол помещения.
Посередине зала находилось каменное, покрытое барельефом кольцо шагов пятьдесят в поперечнике. Кольцо было высокое, Филю по плечо. Внутренность его была заполнена густой серебристо-голубой жидкостью, тем самым Сотерисом. На полукруглых стенах зала висело оружие всех видов и размеров, а также собачьи ошейники в виде свитых вместе широких колец жёлтого металла. Это было не золото, как сообщила Эша за обедом.
