Дмитрий Таланов
Школяр
6
Когда меня спрашивают, как мы жили в Алексе, я всегда отвечаю: «Будто в небесах над нами горели слова: "Боги наблюдают за тобой. Живи так, чтобы им было интересно!.. "»
Габриэль Фе, «Детские воспоминания». Из архива семьи Фе
Следуя совету ректора, Филь старательно избегал конюшни, но на исходе второй недели после езды в корыте он всё же столкнулся нос к носу с Якобом.
Возвращаясь в дормиторий, Филь крутил головой по сторонам, надеясь найти себе занятие. Настроение у него было неважное: он замёрз на тренировке в Юку с полумёртвым от холода растением, и это была последняя игра на ближайшие полгода. Речка у холма уже встала, но лёд на ней был ещё непрочен. Впереди маячили полтора дня выходных, а делать, кроме уроков, было нечего.
Якоб, видимо, тоже был не в духе. В овчинном тулупе, из рукавов которого выглядывали его здоровенные красные кулаки, он угрюмо шагал к Филю через Башенную площадь. Филь подобрался, настраиваясь на худшее: для Якоба, выросшего в деревне, кулачная драка была обычным развлечением.
– Слышь ты, – окликнул его конюх. – Мне надо с тобой посоветоваться!
Настороженный Филь остановился. Якоб вблизи выглядел скорее удручённым, чем угрюмым.
– Малыш заболел, однако, – вздохнул конюх, – ничо не жрёт и дерётся. А сегодня за плечо укусил! Ты его головой ни обо чо не треснул, ну… когда ты носился в корыте?
– Он не Малыш, он – Ветер, – возразил Филь, сообразив, о ком идёт речь. – Я дал ему другое имя.
Якоб рассеянно согласился:
– Ну дал и дал, он молодой, привыкнет. Ты лучше скажи, чо ты с ним делал? Пожалиться он, сам понимаешь, не может.
– Ничего не делал, – заверил Филь. – Съездил до поля и обратно. Он ещё доволен был так, что аж приплясывал от удовольствия.
Конюх совсем повесил нос.
– Тогда я ничо не понимаю, – пробормотал он. – И чо мне делать теперь с этой животиной? Был хороший жеребец и вдруг оскотинился, в оглобли лезть не хочет!
Филь переспросил:
– А ты хочешь его в оглобли? Туда он, конечно, не полезет, ему там скучно. Лучше сядь на него и покатайся. Он так тебя покатает – еле живой вернёшься.
– Некогда мне кататься, – вздохнул Якоб. – Хочешь кататься – катайся сам, только шоб потом он залез у меня в оглобли.
– Я не умею править конём, – сказал Филь.
– Ну а я не учитель. Попроси кого-нить из своих друзей, пусть научат!
Раздумывая, кого бы попросить об этом, Филь зарулил в полупустую трапезную. Ян сидел на своём месте и ел, как всегда, неспешно. Селёдочный салат он намазал на ломоть хлеба, который порезал на квадратики, и вилкой отправлял их в рот один за другим. Телячий пирог он тоже порезал на квадратики. Филь с ума бы сошёл так есть, у него не хватило бы никакого терпения. Ян же ел так, словно срок его жизни составлял по меньшей мере две тысячи лет.
Не поворачивая головы, Ян спросил, принимаясь за пирог:
– Наигрался?
По интонации было понятно, что он знает о неудаче с Юкой. В такие моменты Филю всегда хотелось треснуть его по шее. Рассмотрев так и сяк эту славную мысль, он отказался от неё, припомнив их вторую встречу, на которой Ян лихо гарцевал перед ним на коне. Филь взял ломоть хлеба и навалил на него побольше салата.
– Наигрался. А ты придумал, чем мы займёмся после обеда?
Неторопливо поглощая квадратики пирога, Ян ответил:
– Мне незачем придумывать, у тебя это получается лучше, так что я решил дождаться твоего возвращения. Что с Юкой у вас не выйдет, я знал, когда ты ещё собирался на поле.
Филь впился зубами в ломоть. Он прикидывал, что Ян потребует за услугу, ведь немного интереса в том, чтобы делать то, что хорошо умеешь. С другой стороны, может, Ян не умеет учить.
– Слушай, Ян, а можешь дать мне урок езды на лошади? – спросил он наконец. – Якоб сказал, что тот жеребец скучает. Мне его жалко, он ничего не видел в своей жизни, кроме конюшни. Вот я и подумал: пусть поскачет как следует, развеет скуку. Якоб согласен!
– На лошади? Когда, сегодня?
– Угу, – промычал Филь, жуя.
Ян скрестил на тарелке нож с вилкой.
– Отлично, и когда же мы отправляемся?
– Сейчас, конечно!
Ян обдумал предложение.
– Хорошо, но тогда ты должен мне сочинение для Схизматика в том стиле, в котором себе писал. Я хочу проверить, не изменяет ли профессору чувство юмора после того, как я спёр его Успокоитель. Тема: «Бельмо на глазу».
– Ерундовое дело, – обрадовался Филь. – По рукам!
Ян в ответ сладко потянулся:
– Что ж, ты освободил мне пару часов, можем и покататься!
Одевшись потеплей, они направились к конюшне.
– А учить тебя как, – поинтересовался Ян, – быстро или как я учил Анну, чтобы она не превратила мою жизнь в ад?
– Быстро, – ответил Филь, хотя его сердце куснул червячок сомнения: если Ян опасался обозлить Анну, «быстро» сулило мало приятного.
– Ну, тогда чур не обижаться!
Увидев Филя, жеребец возбуждённо зафыркал. А заметив, что его уводят от конюшни и что поблизости нет телеги, он радостно заржал. Гарцуя с приплясом, он сбил с ног выводившего его Якоба, и тот сел в наметённый накануне снег.
– А ну, не балуй, а то рассержусь! – пригрозил конюх, вставая, и протянул Филю поводья. – Совсем сдурел!
Денёк выдался на славу. Над усыпанной снегом Алексой тянулись к небу струи печного дыма. Сияло солнце, воздух звенел от лёгкого морозца. И только злобное шипение кошек портило идиллию.
– Стой, куда прёшься? – Якоб оттеснил Яна от ворот. – Эти животины тебя загрызут, я сам!
– Хлыст захвати подлиннее, – сказал тот ему вдогонку. Если жеребец был молод, лошадь для Яна оказалась стара. Она еле переступала копытами, но другого от Якоба было трудно ожидать: ещё двух коней, бывших в его распоряжении, он пуще глаза берёг для повседневной работы.
– Как зовут эту рухлядь? – спросил Ян, с жалостью глядя на клячу.
– Молния, – буркнул Якоб, помогая его другу взобраться на спину жеребца.
Неудобная лошадиная спина под Филем шевелилась непредсказуемым образом. На конце длинной шеи торчали лошадиные уши, которые тоже шевелились. На жеребце не было места, за которое можно было бы ухватиться и оно бы не двигалось. А когда Ян потянул его за поводья, которые отдал ему Якоб, Филь проклял тот час, когда решил научиться ездить на лошади. Как люди получают от этого удовольствие, он отказывался понимать.
Они как-то очень быстро оказались на игровом поле, где Ян, к ужасу Филя, бесстрашно вручил ему поводья, объяснил, что с ними надо делать, а потом приступил к обучению. Зажав хлыст в руке, он принялся описывать на кляче круги вокруг жеребца, понукая Филя начать самостоятельное движение. Тот застыл как истукан, с трудом удерживая равновесие, а жеребец крутился под ним на месте, не сводя глаз с грозного хлыста. Было заметно, что конь всей душой противится идее оказаться к нему задом.
Ян не замолкал с начала гадкой карусели:
– Ноги! Руки! Пятку на место! Куда наклонился? Корпус поправь! Пятку! Руки! Повод подбери!
И так неустанно, привлекая внимание к названным частям тела короткими ударами хлыста. Филю было не до овладения управлением, он был занят приданием себе правильной позы, только бы его друг наконец умолк и прекратил размахивать хлыстом.
– Ногу от колена назад, пятку вниз, вперёд не вались! Пытаясь делать всё одновременно, Филь пыхтел не хуже старой клячи.
– Поворот направо – правый повод, левый шенкель!
Жеребец вдруг послушался и в самом деле повернул направо. Филь так удивился этому что против воли пришпорил коня, послав его вперёд по прямой.
– Не позволяй ему думать! – крикнул Ян следом. – Направляй, а то потом не исправишь, он станет чихать на тебя!
Следуя совету, Филь завернул жеребца налево, потом направо, начиная потихоньку радоваться, какая славная под ним лошадь. И тут он неожиданно ощутил сладкое чувство нарождающегося полёта.
Его тело оторвалось от лошадиной спины, а ноги, как крылья сказочной птицы, повлекли его вверх. Руки, крепко сжимавшие повод, коснулись разгорячённой шеи коня. Перед лицом Филя оказались выразительные глаза, излучающие ехидство. Благородный лоб животного проплыл под ним внизу, и тут наездник сообразил, кто отправил его в полёт.
Удивительно, но Филь приземлился на ноги. Жеребец, казалось, ошалел от этого, его взгляд из ехидного сделался безумным. Едва Филь снова уселся на него, он повторил манёвр, и его наезднику пришлось выполнить повторное спешивание, не столь удачное. Отплёвываясь от набившегося в рот снега, уязвлённый Филь смерил сердитым взглядом жеребца. Тот, казалось, откровенно смеялся. Ян неподалёку тоже давился от хохота.
– Он, по-моему, необъезженный! – выдавил Ян сквозь смех. – Якоб подсунул нам необъезженного жеребца! Поехали назад, пока он шею тебе не сломал!
– Ну уж дудки, – пробормотал Филь и мрачно полез на коня.
Он решил, что больше с него не сойдёт, пусть тот хоть выпрыгнет из кожи. Сжав зубы так, что на скулах проступили желваки, Филь дал жеребцу хорошего шенкеля. Жесткая спина под ним стала гиком мачты шхуны, угодившей в жестокий шторм. Его выпороли тогда за эту забаву, ведь он мог улететь за борт, зато те навыки должны были сейчас пригодиться. За мокрый гик бессмысленно хвататься, оставалось надеяться на крепость ног и равновесие.
Вскоре голова Филя была готова оторваться от постоянных рывков, а с жеребца на истоптанный грязный снег повалили хлопья пены. Вредная коняка то закидывала зад, то шарахалась в сторону, то вставала на дыбы. Потом жеребец остановился и в последний раз сверкнул глазами на всадника. Он сдался.
– Кажется, он догадался, что ему не тягаться с тобой в упрямстве, – сказал Ян, ухмыляясь. – Теперь попробуй проехаться на нём, куда тебе надо.
Филь попробовал, и конь послушно повернул к Алексе. Затем он взял правее, в обход холма, направляясь к деревне за рекой. Измотанный Филь сделал вид, что туда ему и надо.
Труся с Яном по дороге, пробитой в снегу санями Якоба, который мотался на них в деревеньку, Филь пытался понять, нравится ему кататься верхом или это всё-таки на редкость полоумное развлечение. Жеребец отбил ему своей спиной зад, его ноги были как каменные, плечи отяжелели, а голова гудела. И всё же у Филя дух захватывало от того, как умела ускоряться эта упрямая скотина, – не сравнить со шлюпкой. А поворачивать она была способна на пятачке. Любая посудина, даже с мощным парусным вооружением, проигрывала ему в азарте.
Солнце клонилось к закату. Дорогу накрыла густая тень от Алексы. Мороз начинал пощипывать щёки, и мокрый от пота Филь стал замерзать. Вязаный шерстяной колпак, служивший ученикам шапкой, плохо закрывал уши, негодующие, что их подвергают таким испытаниям. Пальцы в рукавицах также закоченели. Филь попробовал опять поворотить коня, и у него снова ничего не получилось.
Дорога обогнула холм, и впереди показался мостик через речку, за которым была деревня. Жеребец прибавил ходу.
– Теперь уже не свернёшь, – заметил Ян. – Он почуял родную сторонку!
Низкие крыши числом около полусотни теснились между дальним берегом речки и опушкой леса. Единственный прямо стоящий дом находился почти сразу за мостом. Рядом возвышалась сложенная из камня ветряная мельница. Сквозь её ободранные крылья проглядывало небо. У мельницы толкался здоровенный мужик, складывая что-то в стоявшую там же телегу.
Впервые увидев деревню так близко, оба друга невольно бросили взгляд на Алексу. Заострённые чёрные брёвна высокого забора выглядели жутко в лучах заходящего солнца. Из-за забора, как язык из пасти, выглядывала Сигнальная башня. Ходили слухи, что деревенские плохо относятся к Алексе, хотя многие из них кормились благодаря ей. Бывшая тюрьма внушала деревне ужас.
Но ужас, скорее, внушала деревня. Защищенная от ветра с одной стороны лесом, с другой – высоким холмом, она сидела в низине, и над ней стоял чад, горький и синеватый от печного дыма. В грязные сугробы вмёрз свалявшийся мусор. Ставен в большинстве домов не было, проёмы окон закрывали кое-как приколоченные доски.
– Ну и дыра, – пробормотал Ян, когда копыта лошадей простучали по брёвнам горбатого мостика. – Филь, я думаю, нам надо убираться отсюда! Мы ещё, чего доброго, поссоримся здесь с кем-нибудь. Обитатели таких мест не любят чужаков.
Сказанное совпадало с мнением Филя, побывавшего в своей жизни в разных странах и городах, но на мостике было негде развернуться.
– Ян, давай поменяемся у мельницы, – проговорил он с тревогой. – Ты погонишь жеребца, я – твою клячу!
Будто поняв его слова, жеребец, миновав мост, поддал ходу. Как ни тянул Филь повод, негодная животина лишь мотала головой, пробивая себе путь по чьим-то огородам.
Сломав несколько плетней, жеребец замер у длинного барака и зовуще заржал. В наступающих сумерках его зов разнёсся по всей деревне. Кляча тоже с любопытством потянулась к дверям барака и, обнюхав их, всхрапнула.
Дверь под её носом неожиданно открылась, и лошадь от испуга привстала на дыбы. Передними копытами она сбила с ног чумазого пацанёнка. Тот растянулся на спине с ведром помоев в руке. Испугавшись, не прибила ли его лошадь, Филь соскочил на землю и протянул мальчишке руку. За ним последовал Ян.
– Какого беса вы опять тут? – поинтересовался мальчишка, вставая и отказываясь от помощи.
При слове «опять» Ян с Филем удивлённо переглянулись. Однако, как оказалось, он обращался не к ним.
– Чо вас сюда носит? – Мальчишка сердито глянул на жеребца и клячу. – Нету тут больше вашей конюшни, тут давно свинарник! Чо уставились? – Последнее относилось уже к гостям. – Работать только мешаете! Сейчас хозяин придёт, он вам покажет, как шастать вокруг его строений! Он боцман, у него знаете какие кулаки?
С этими словами он подхватил ведро и смылся в сумерках. С другого конца улочки послышались тяжёлые шаги.
– Якоб? – позвал густой бас. – Сказано, не пускай сюда своих лошадей! Я не для того их продавал, чтобы они тут толкались. А вы кто такие?
Из темноты нарисовался крупный, заросший густой бородой мужик в тулупе до пят.
– Вы из Алексы? – требовательно спросил он. Получив подтверждение, он махнул рукой: – Уезжайте! Нечего вам делать здесь, сатанятам, если не хотите огрести неприятностей.
Филь с Яном поворотились к лошадям. Кажется, им в самом деле стоило уносить ноги.
– С-стой! – раздался вдруг неподалёку пьяный возглас. – Как тебя… Ты, бла-ародный!
Пошатываясь, на них из темноты вылетел другой мужик. Его ноги заплетались, он злобно размахивал кулаками.
– Госпд-дн стар-рста, держите их! Они вес-с-сь мой огород пор-рушили, еле догнал! Вс-сю р-редисочку… вдрызг, всмять… Холил, лелеял…
Во рту пьяницы не хватало половины зубов, от него страшно разило перегаром.
– Лог, охолони, – пробасил ему бородатый, – слюни подбери и объясни толком.
Качнувшись вперёд, Лог вырвал повод из рук Филя, выпрямился и осклабился, с трудом удерживая равновесие.
– Щас расскажу… Ишь, вырядились, р-разбой… ик… ники!
Он попытался отнять поводья и у Яна, но получил от того хлыстом по руке и взвыл, пуская пузыри вялым ртом:
– А-а-а! Уби-ил! Руку потеряю, чем кор-рмиться буду? Вот погоди, щас я тебя вздую!
Качаясь, словно под его ногами была штормовая палуба, он двинулся к обидчику. Выставив хлыст перед собой, Ян процедил сквозь зубы:
– Хамьё! На дворе начало декабря, какая редиска? Ты её с бутылкой не перепутал?
Лог попытался схватить хлыст, промахнулся и растянулся на снегу. На этом его силы иссякли, и он остался лежать, тихо бормоча что-то про себя.
Ян брезгливо подался назад: от лежавшего шёл кислый, прогорклый запах. Жеребец, чей повод Лог не выпустил из рук, пнул лежавшего и дёрнул головой. Освободившись, он потрусил к дальнему концу свинарника. Лог сладко захрапел.
Из темноты вывалилась ещё одна фигура, за ней с полдюжины других. У двух виднелись в руках дубинки. Пока Филь думал, как лучше дать дёру, их уже окружили. Пополнение выглядело недружелюбно.
– Слышь, староста! – злобно сказал низенький кудлатый мужик, шагавший впереди всех. – Эти двое только что порушили мой и Лога плетни. С каких пор у нас чужаки шастают? Они оттуда, я видел!
Он мотнул головой в сторону возвышающегося над ними холма.
– Плетни поломали? – озадаченно переспросил бородатый и нахмурился на двух друзей. – Вам что, дороги мало?
Толпа угрожающе придвинулась.
– Их наказа-а-ать надо! – жутковато просипел ещё один, тоже с дубинкой и сизым лицом.
– Думают, что им, из Алексы, всё можно, – протянул третий.
«Алекса» в его устах прозвучало как грязное ругательство. Староста беспардонно забрал у Яна поводья клячи.
– Эй, ты с ними осторожней! – предупреждающе выкликнули из толпы. – Пускай лучше уматывают, пока не навели на нас порчу!
– А может, уже навели, – зловеще протянул сизолицый. – Вон Лог спит, утомившись, а он ведь никогда не падает на улице, всегда только дома.
Толпа попятилась, но затем снова придвинулась. Ян с Филем обнаружили себя прижатыми к свинарнику.
– Вот что, – сказал им староста, вталкивая их внутрь, – посидите-ка тут до утра, не замёрзнете. Отпустим, когда за вами явятся, остальное потом.
– А это уж как общество решит! – возразили ему.
Послышался звук задвигаемого засова.
Две дюжины свиней в бараке сильно портили воздух. Земляной пол ровным слоем покрывал навоз, но больше всего его было в загоне. На полу стояла масляная лампа, забытая, по видимости, давешним мальчишкой. Снаружи было слышно, как расходится толпа. Лог очнулся и заорал какую-то песню.
Прислушиваясь к удалявшимся звукам, Филь спросил:
– Думаешь, отпустят? Поскорей бы!
– Не уверен, – ответил Ян. – Насколько я знаю эту братию, они обязаны пуститься в обсуждения: оставить нас тут на всю ночь, как собирались, или всё же выместить на нас недовольство за порушенные плетни. Обсуждать что-либо у них не принято без хорошей дозы вина. А когда они достаточно наберутся, горячие головы среди них победят, и они явятся сюда намять нам бока. Мы, конечно, вступим с ними в драку, но их будет больше, и всё, конечно, закончится плохо.
Он с таким спокойствием рассуждал о драке с мужичьём, что Филь прыснул, но потом призадумался.
– Больно мрачно ты шутишь!
– Я вовсе не шучу, – возразил Ян. – Так что, дорогой друг, если хочешь сохранить зубы и бока целыми, начинай искать выход.
– А ты? – спросил Филь удивлённо.
– У тебя это получается лучше.
– Здрасьте пожалуйста! – вспыхнул Филь. – Взвалил на меня миссию по нашему спасению и отстранился? А если у меня ничего не выйдет, вдруг я не найду?
– Не смеши, – невозмутимо произнёс Ян, – ты найдёшь.
Возмущённый и одновременно польщённый, Филь обежал взглядом свинарник и стукнул кулаком по плотно сколоченным доскам стены.
– Двери наверняка сторожат, а стены тут больно крепкие!
– Да, стены отпадают, – рассеянно проговорил Ян.
– Может, сделать подкоп? – предложил Филь.
– Можно подкоп, – согласился Ян и взялся за лопату, прислонённую к загону.
Филь огляделся в поисках лопаты для себя. Не обнаружив её, он поднял с пола масляную лампу и направился в тёмный конец свинарника. Ян с лопатой на плече пошёл следом.
В простенке между загоном и стеной свинарника на утоптанном слое навоза лежал деревянный круг шага в два в поперечнике. Посередине него стоял маленький бронзовый колокол с пол-локтя в высоту.
– Ой, это же рында! – воскликнул Филь, поднимая его. – Морской сигнальный колокол!
Ему стало приятно, что он обнаружил что-то хорошее из своей прошлой жизни, это был добрый знак. Под рындой в крышке обнаружилась круглая дыра. Из неё потянуло таким запахом, что глаза у друзей заслезились.
– Боже праведный, – утирая слёзы, пробормотал Ян. – Что там прячется такое вонючее? Перебивает даже вонь свинарника.
Крышка оказалась тяжёлая, и рынду с лампой пришлось поставить на пол. Объединёнными усилиями Ян с Филем оттащили деревянный круг в сторону. Под ним обнаружился глубокий, бездонный на вид, колодец. От вони, ударившей оттуда, головы друзей закружились. Лампа на полу засветилась ярче, давая зловещий синеватый оттенок.
– Это выгребная яма, – отшатываясь, сказал Филь. – Перепревший навоз – хорошее удобрение.
Ян шарахнулся от колодца, не заметив, как свалил туда рынду. Она хлюпнула где-то далеко внизу. Филю было некогда сожалеть о потере, его сильно пугала своим видом лампа, вокруг которой, казалось, плясали синеватые язычки. От греха подальше он столкнул её вслед за рындой, и тут в колодце что-то утробно хрюкнуло. Пол свинарника вздрогнул, сбивая друзей с ног.
Не в силах заставить себя ткнуться носом в то, что покрывало пол, Филь прижался к нему щекой, наблюдая, как из колодца в крышу вонзился столб голубого пламени, будто выдохнул гигантский дракон. Его выдох захватил с собой изрядный кусок крыши и исчез в небесах. А затем, хлюпая и чавкая, на них с Яном обрушилась гора дерьма.
Надсадно кашляя, друзья вскочили на ноги. Свиньи взбесились и, в один присест разрушив загон, рванулись к закрытым дверям.
– Ян, это выход! – завопил Филь, догадавшись, что сейчас произойдёт, и бросаясь на ближайшего хряка.
Спина у него была скользкая от навоза, и Филю пришлось крепко ухватиться за волосатые уши. От такого обращения хряк клацнул клыками, но извернуться в толчее ему не удалось. Руля его ушами, Филь врезал ему шенкелей, и тот взял курс на дверь. Вдавив пятки в бока другой свиньи и так же ухватив её за уши, рядом ехал Ян.
Под напором живой свинины дверь не выдержала. Сорванная с петель, она упала плашмя наружу. В барак ворвалась струя свежего воздуха, и у свиней прибавилось сил. Визжа и хрюкая, они галопом полетели по тёмной заснеженной улице. Вслед им понеслись крики стражников, пустившихся в погоню.
– Правь к мельнице! – крикнул Ян, показав на возвышающееся впереди крылатое строение. – Вдруг там открыто? Заложим дверь изнутри!
На пути им встретился пузатый крестьянин, несшийся на них с выпученными глазами. Филь едва увернулся от него, когда тот попытался схватить его за шиворот.
Свиньи свалились в двух шагах от мельницы. Юркнув туда, беглецы захлопнули за собой дверь и тут увидели, что изнутри на ней нет засова. Тогда они принялись подтаскивать к порогу мешки с мукой – и вовремя, потому что в дверь скоро заколотили. Снаружи послышалась злобная брань.
– Это мельник был пузатый! – выдохнул Филь, хватаясь с Яном за очередной мешок. – Другие пока не добежали!
Мешки весили столько, что чуть не отрывали руки. Но вот последний из них оказался уложен, и друзья без сил опустились на жернова.
Стоило отступить прямой угрозе, Филь вернулся к мысли, которая жгла его с секунды, как он прыгнул на хряка: что это было за пламя? Он слышал о «греческом огне» и один раз видел на рынке, как его испытывали, но тот огонь был жёлтый, и он скорей зажёг бы крышу, а не вынес её вон.
Склонив голову, он думал над этим, дыша как загнанная лошадь. С его носа тёк пот, крепко отдающий навозом. Вонь была едкая, от неё хотелось поскорей избавиться, но, поразмыслив, Филь решил, что лучше он будет вонять, чем замёрзнет без робы.
В дверь заколотили с новой силой. Ян прохрипел, считая:
– Раз, два… четыре… всего восемь мешков. Слишком мало!
– Слишком много, – просипел в ответ Филь. – Нам же их оттаскивать потом, а то как мы выйдем?
– Я к тому, – выдохнул Ян, – что, если навалятся, кто-нибудь протиснется. Нам придётся держать оборону, не давая им приближаться к двери.
Снаружи опять раздались удары, затем послышалось надсадное кряхтенье. Дверь прогнулась в верхней части, но не сдвинулась внизу. Перед лицом новой угрозы к Филю вернулись силы.
– Как ты собрался это провернуть? – спросил он. – Я ничего не могу придумать, кроме как вылезти на крылья и кидаться вниз мукой.
– Сейчас проверим, чем кидаться, – сказал Ян, направляясь к винтовой лестнице.
За ним последовала волна вони. Филь поморщился и тоже стал взбираться по ступеням, стараясь не думать, какой запах тянется за ним.
– Нам требуется продержаться совсем недолго, – шагая наверх, продолжал Ян. – Сейчас почти ужин. Наше отсутствие обнаружат, свяжутся с Якобом, и тот сообразит, что случилось. К тому же, обороняясь, мы покроем себя славой.
– Ага, заработаем трёпку посильней, – усмехнулся Филь. – Какой-то бессмысленный выбор, как между чулками и трусами.
– Смысл в том, – терпеливо пояснил Ян, – что я желаю оттянуть момент прямого столкновения. Эти господа внизу слишком невежественны и вонючи, на мой вкус.
Филь вдохнул очередную волну преследовавшего их запаха и согнулся от смеха на лестничных ступенях.
– От нас самих… несёт за версту! – выдавил он сквозь слёзы, так у него зачесалось в носу. – Ты ж не думаешь, что пахнешь как розовый куст?
Ян обернулся в темноте, блеснув зубами.
– Но внутри-то мы чисты как ангелы! – возмущённо проговорил он и вышел на площадку где находился примитивный редуктор мельницы.
