Деревня – Д. В. Григорович

Начала читать, и сразу же вспомнилась повесть Лескова «Житие одной бабы». Повесть другая, но истории абсолютно идентичны: времена крепостного права и главные героини – девушки-сироты с трагическими судьбами – у Лескова – Настя, а у Григоровича – Акулина.Мать Акулины умерла при родах, девочка по жребию(!) попала в семью Домны. Ненужная, нелюбимая, она рано познала людскую злобу, унижение, непосильный труд. Люди боятся одиночества, а вот для этого забитого ребенка, оно было почти наградой. И снова параллель с повестью Лескова – выдали замуж за нелюбимого против воли. А что дальше и так всё ясно((( Типичная история женщин-крестьянок на Руси.Давно я не читала таких беспросветных, мрачных, безнадежных произведений. У меня сложилось впечатление, что у Григоровича все такие. «Гуттаперчивого мальчика» помню со школы. «Антона-Горемыку» дочитать так и не смогла( Вот и «Деревню» читать без слез невозможно.

Не могу рекомендовать к чтению, но это наша история – не лакированная, без пасторальных картинок. И так было(((Игра в «Классики», тур № 6, 1-я заявка, 1 ход.

Из книг Дмитрия Григоровича можно узнать сермяжную правду о житии русского человека на Руси. Человека забитого или забивающего. Всегда бесправного. Человека тёмного, существующего по какому-то наитию, ощупью крадущегося по жизни и в редких случаях прижимающего к тощей груди кровоточащие куски человечности, любви и болезненного сочувствия. Рассказ «Деревня» – история Акульки, родившейся в «смрадной избе на скотном дворе». Её мать тут же отдала душу в надежные

божьи руки. Никто не обратил на ребёнка особого внимания, поскольку товарки сразу начали делить убогие пожитки преставившейся. Акулька досталась суровой Домне по жребию. Хотя, думается, обе стороны монетки сулили младенцу незавидную участь. «Ах, раскройся, мать сыра земля, поглоти меня, несчастную!» – строчки из русской песни, которые стоят в качестве эпиграфа к одной из глав. Но земля не столь приветлива. И Акулине придется помыкаться со своим немым горем, пока её будут бить и бранить, бранить и бить, а потом опять бить и опять бранить, попрекая редкой заплесневелой коркой хлеба. Без преувеличений. Страшный сон, в котором не понарошку живёт и страдает человек. Лишь на секунду вздрогнет Акулька, выйдет из оцепенения, когда родит своё дитя. Но недолго будет прижимать она свою Дуньку к сердцу, пытаясь передать девочке тепло любви, просочившейся из глубин заморенной души. Умрёт, умрёт Акулина, прося жестокого мужа лишь об одном: «Не бей… её… не бей… за что?» И, предчувствуя грядущие страдания, побежит пятилетняя Дунька босая по морозу за гробом своей уже окоченевшей матери.

Я не представляю, как русскому человеку удалось выбраться из беспросветного невежества и отупения, в котором он жил на протяжении веков. Для этого нужно были титанические усилия. И ведь они были сделаны.

Тем страшнее и горше наблюдать за тем, как вырвавшегося на свободу человека, вновь опутывают веригами безграмотности, беззакония и безропотности. И вновь слышится пока ещё глуховатое эхо русской пословицы – Живи, коли можется; помирай коли хочется.