Дмитрий Владимирович Бабаев
Русско-американское общество: первые шаги

Полная версия

Я – астроном

Но и на отдыхе не обошлось без курьезов, куда уж без них? Воодушевленный лекциями Николая Ивановича, Андрей вызвался оказать содействие науке и исследованиям, благо дело, в Казанском имперском университете шло развитие и расширение области познаний. Дирекция имперского университета постановила ввести наблюдения за звездным небом, объектами на нем, и кроме того создать метеорологическую службу и вести замеры магнитного поля Земли. Доброволец нашелся, даже не один. А вскоре выяснился и крайне приятный сюрприз.

Обсерватория в то время, как говаривали, временно была размещена в доме другого университетского декана, Ивана Михайловича Симонова, который кроме того оказался тем самым Симоновым, который несколькими годами ранее оказался в числе тех русских людей, кто совершал громкое открытие нового материка в Южном полушарии среди вод Южного ледовитого океана, «льдинного материка». О котором писали в журнале «Казанского вестника», брошюру с чьими письмами можно было видеть в библиотеке университета. Уникальные коллекции, собранные Иваном Михайловичем в экспедиции, теперь представляли жемчужину географического и зоологического музеев при Казанском университете, на которых Андрей уже успел побывать. Астрономическая карта южного полушария запомнилась ему более всего – все эти созвездия, которые в России невозможно увидеть – Компас, Золотая рыба, Южный крест. Разве что красивейший Орион нет-нет, да и заглянет на огонек на Рождество. Тысячу вопросов Андрей хотел бы задать бесстрашному путешественнику, талантливому ученому, но при его виде робел. Подступиться с расспросами о том, каким был мир во вне не представлялось возможным.

И вот одним вечером Иван Михайлович инструктировал Андрея и еще нескольких астрономов-добровольцев относительно работы с приборами, коих в обсерватории было несколько, Андрей записывал последовательность работы с рефрактором Литрова, инструкцию по работе с трубой Джорджа Долонда пропустил, потому что выглядела она как самая обычная подзорная труба и использовалась в основном для приблизительного наведения, чтобы понимать в правильную область неба смотришь или нет, далее очень-очень подробно записал принцип работы гелиометра, который очень напоминал обычный телескоп-рефрактор, но использовался для измерений и вычислений параллаксов, пассажного инструмента, который, Андрей точно не понял, но решил, что инструмент ведет наблюдение за движением небесного объекта – звезды, планеты или кометы, Венского меридианного круга и экваториала. В теории все казалось сложным – множество терминов и определений, частей инструментов, даже стало жарко, голова сделалась тяжелой, но когда профессор Иван Михайлович один или два раза показал на примере, сразу стало понятно, даже робость прошла. Андрей взял да спросил:

– Иван Михайлович, а расскажите как там на небе в Южном полушарии?

Симонов улыбнулся. Похлопал Андрея по плечу и с явным одобрением спросил:

– так вы, значит, авантюрист? Романтически настроенный юноша вдохновленный Жуковским, Байроном и Вольтером? Мечтаете о дальних странах, экзотических мирах, тропической жаре, морских приключениях, живописных закатах в ледяных или песчаных пустынях, виде выбросов вулканов или пара, выходящего из-под земли? Спешу вас огорчить и поддержать! Этого всего в природе нет, а в голове или воображении человека есть – вы можете быть измученными цингой, жаждой и голодом и все-равно не стать ловить рыбу за бортом в тропических широтах по причине ее ядовитости, а можете безнадежно, уже даже не поднимая измученных ярким солнцем глаз на паруса, висящие в штиль, можете с азартом собирать ягель и ягоды в приполярных широтах и не заметить, как к вам приближается медведь и после короткого боя вас пожнет Смерть или в туземных племенах вас постигнет учесть Магеллана или проведя несколько лет в экспедиции где-то на краю матушки-России ваш бот будет затерт льдами и вся ваша команда вместе с вами погибнет на краю земли – и никто не узнает, что вы Витус Беринг Второй. Так вот, в любом путешествии, в каждой экспедиции, чтобы вы или кто-то из вашей команды смог после нее об этом рассказать, самое главное – это подготовка и навыки, ваши и вашей команды и умение действовать сообща. Могу вас заверить, на ваш век путешествий и приключений хватит вполне. А теперь я отвечу на ваш вопрос относительно звездного неба Южного полушария. Представьте себе человека, который всю свою жизнь провел в Южном полушарии. Представили? (Андрей кивнул). Этот человек никогда не был в нашем Северном полушарии, а потому никогда не видел звезд нашего небо, и вот в один прекрасный ясный день, точнее прекрасную ясную ночь он попадает в наше небо, для него в диковину станет Большая и Малая медведицы, а Полярную звезду он может и вовсе поначалу не приметить и лишь потом подивиться, что ее положение на нашем небе неизменно, он посмотрит, но не увидит звезды – Вегу, Сириус, Бетельгейзе и единственное, что ему будет знакомо, так это Млечный путь – да, представьте, в Южном полушарии он тоже есть, а вот созвездия совсем другие. В экспедиции я много и тщательно зарисовывал созвездия, чтобы потом рисунки стали коллекцией нашего музея, которую, я уверен, вы уже видел.

– видел. – ответил Андрей. Смотрел, удивлялся и восхищался смелостью и отвагой экипажей шлюпов «Восточный» и «Мирный».

Профессор покачал головой и после пожал плечами:

– как жаль, что из результатов и множества материалов экспедиции сейчас представлены только мои, но я уверен, что командоры Беллинсгаузен и Лазарев вскоре опубликуют свои мемуары и еще шире раскроют успех экспедиции. Как-нибудь в другой раз я расскажу вам о постоянных туманах Портсмута или о хищных животных Бразилии или земле, что находится по ту сторону экватора на другом полюсе – о ее изрезанных берегах, о хаотичной природе краев этого берега, а снеге в ложбинах этого материка, не таявшем даже в короткое и хмурое, холодное лето. А сейчас я расскажу вам методику наблюдения за магнитным склонением, которое вам, коль скоро вы вызвались оказать посильную помощь нашему университету, станете наблюдать…

И в свободное от учебы время Андрей стал помощником в обсерватории: аккуратно вел записи в журнале метеорологических наблюдений, как и сто лет назад в них значилось что-нибудь такое: «…воскресенье. Поутру ветр вест-норд-вест и крепкий ветр и дождь, в полдень тож, в вечер ветр норд-вест и норд-норд-вест, в ночи ветр вест и вест-норд-вест…», – и т.п. Если ночь выдавалась ясная с ветром любого румба Андрей смотрел в календарь, потом в записи профессора, находил в них объект для наблюдения и сопутствующие ориентиры. Далее все же использовал трубу Долонда, если невооруженным глазом не мог найти ориентиры, ну а после брался за пассажный инструмент и экваториал для тщательного наблюдения за траекторией движения объекта. Иногда ничего примечательного профессором не было обозначено, тогда Андрей наблюдал за ярчайшими звездами или даже планетами – Венерой на закате или сразу после него, а за Марсом или Юпитером в разное время ночи, мог рассмотреть кольца на Сатурне, тайну отображения которых двести лет тому назад пока еще не мог познать Галилей. Было и очень интересно. Однажды в записях профессора появилась строка «Церера. Наблюдение» и координаты где будет возможность наблюдать, через какие созвездия пройдет. Андрей не поверил своим глазам: «Планета!» – о которой так жарко, так захватывающе рассказывал Николай Иванович. В ту ночь он не сомкнул глаз – траектория движения, описание, пометки, время наблюдения – все было скрупулёзно записано им журнал наблюдений. Ну а в следующее дежурство сон одолел юношу и отправил в царство грез. Проснувшись перед рассветом и увидев догоревшие свечи, Андрей сходил за новыми, зажег, и вскоре увидел пустой журнал сегодняшних наблюдений. Проглотив несколько зевков Андрей вышел на улицу, осмотрелся, повертел головой, а когда вернулся посмотрел предыдущие записи, затем предыдущие к предыдущим, еще раз и стал писать свое, то что пришло ему на ум, но не сильно отличавшееся от недавно прочитанного. Окончив свой конфузливый опус, Андрей отложил перо и изрек шепотом:

– потомки! Если в далеком будущем в метеорологических, магнитных, астрономических и всех прочих не менее важных наблюдениях будут небольшие помарки, ошибки или неточности, сия есть в том числе и моя вина, однако я уверен «Повесть временных лет», которую мы изучаем в училищах и гимназиях также содержит неточности, ведь писарь при слабом масляном пламени мог что-то напутать или буквы потереть, надеюсь, вслед за нашим временем, в те далекие времена, наука шагнет столь далеко и познает столь много, а инструменты позволят преуменьшить досадные оплошности прошлых наблюдателей. Обещаю себе и науке впредь относиться к возложенным на меня обязанностям трепетно и со всем разумением.

И сдержал свое слово. Наблюдения вел тщательно, а записи с превеликим усердием. Над небом будущего науки снова стало безоблачно.

Салон: музицирование

В общем-то, обучение выходило складно, о былом Андрей вспоминал редко, увлекался быстро, интересовало его решительно все новое. Время от времени Андрей видел в стенах Казанского университета и Константина Ивановича Соколова, тот был здесь в учреждении краткими набегами, и в те редкие встречи со своим подопечным разводил руками, пенял на нынешнее время и обстановку в университете и империи, но давал обещания, что при получении необходимых знаний, даст свое согласие, рекомендует и истребует в свое распоряжение Бежина-младшего для участии в изучении систем свинца-ртути в металлургии, осмотре уральских заводов и помощи в проведении экспедиций в Уральские же горы для рекогносцировки и изысканий. Все эти обещания сулили много интересного в будущем, но казались такими далекими, а чем прикажете заняться молодому энергичному человеку в томительном ожидании? И времяпрепровождение как-то само появилось.

Как оказалось в паре с Андреем по метеорологическим и прочим наблюдениям поступил по собственному желанию Павел Александрович Евсеев, также, как и Бежин-младший студент университета, они даже виделись на лекциях Лобачевского, собственно, оттуда и лежала дорога в волонтеры. Молодые люди подружились на поле общего дела. Паша, как стал называть его Андрей, оказался сколь умным, столь и спокойным юношей, перечитавшим всю домашнюю библиотеку, прикрепившимся подобно пиявке к университетской – мог вести разговор решительно обо всем, но интеллектом своим не давил, был даже иногда скуп на слова. Научил Андрея играть в шахматы, ну как играть, пока только передвигать фигуры. Ну а Андрей, частенько отвлекаясь от игры, переходил или в рассуждения, которые они проводили, рассказывал о знаниях, почерпнутых из книг и журналов, с восторгом рассказывал о просторах родной страны, да о загадках мира, разных странах, что были на атласах, об экспедициях и тому подобном. Так и стали друзьями-приятелями.

В один обычный день, находясь за составлением дневников метеорологических наблюдений, Паша взял да и пригласил Андрея в салон, как стало модно тогда называть собрания, в дом предводителя дворянства Казанской губернии, подполковника Александра Николаевича Евсеева и его супруги Веры Даниловны, приходившимися Павлу отцом и матерью, которым очень уж хотелось познакомиться и узнать побольше о новом друге их сына. Как выразился Павел, собрания у ма-ма полны слухов и сплетен, пиетета к офицерам и их хвастливым рассказам за карточными играми, а балы ужасно длинны, однако музицирование, если к нему есть желание, легко и непринужденно, можно играть в шахматы и в совсем уж редких случаях в гости с визитом приходят посланники из столицы, среди которых случаются интереснейшие лица и тогда за беседой проходят великолепные вечера. Не искушённому развлечениями губернского города, Андрею пришлось по душе мероприятие, сулившее встречу с интересными или не очень людьми цвета дворянства губернского города Казани и ближайших окрестностей и, возможно, столичных гостей, Андрей согласился прийти.

***

В день собрания в салоне у губернатора Андрей мучался ровно противоположными чувствами: с одной стороны скука и праздность растили в нем необходимость в посещении мероприятия и ответа на приглашение, с другой – неизвестность или анонс предстоящего наполовину отговаривали молодого человека от посещения. Победило любопытство и обещание другу. Андрей засобирался.

Здание в распространенном в те времена стиле цвета бедра испуганной нимфы, лакеи ожидающие и встречающие на входе, зеваки, обсуждающие вновь прибывших – все, как в столицах. А дальше совсем не как в столицах.

– дружище, как хорошо, что ты все-таки пришел – встретил Павел Андрея восторженными возгласами. – Мне так скучно и не хватает отличного собеседника – пошутил Паша и похлопал того по плечам. – Я уже прослушал стихи этого Виглярского и прослушал комментарии нашего местного критика Прокоповича. Стихи – посредственны, а критика слащавая, беззубая, пространная и прославляющая, а вместе с тем щадящая. Однако, ежели б матушка приглашала поэтов, виртуозно владеющих слогом или тем паче хулящих и бранящих деспотов, не в Петербурге б жили мы и даже не в Париже.

На этой фразе засмеяли оба.

– однако ж, твое появление не осталось незамеченным моими родителями, ма-ма сверкает взглядом. Идем. Я представлю тебя им.

Ведомый другом, Андрей подошел к паре, в которых определенно читалось право хозяев. Андрей поклонился мужчине, затем женщине.

– здравствуйте, юноша, мы с супругом безмерно рады видеть вас среди наших гостей, как вас зовут? – сказала Вера Даниловна ласково.

– Андрей Бежин.

В этот момент Павел представил своих родителей, имена которых Андрей и так знал.

После короткого раздумья, Александр Николаевич вдруг спросил:

– скажите, юноша, а кем вам приходится Владимир Константинович Бежин, состоите ли вы в родстве с Бежиными Нижегородской губернии?

– это мой отец, я Андрей Владимирович Бежин, уроженец с. Бежинское.

– Ба! Мир тесен, правда в этом есть! И как изволит поживать ваш отец?

– Живы-здоровы, тому без малого десяти лет в отставке, как и вы в полковничьем звании.

– а ведь мы с вашим отцом приятельствовали, даже соседствовали на бранном поле, я видите ли, после ранения и контузии на поле у Славкова-у-Брна вышел в отставку, война моя на том была окончена. Consumor aliis inserviendo * – гражданский мир стал ныне моим поприщем. Всенепременнейше передавайте от меня салют и приглашение посетить нас с супругой, дабы предаться воспоминаниям о минувших днях на полях наших сражений.

*прим. Изнуряю себя, работая на благо других (латынь)

Вскоре Александр Николаевич, потеряв интерес после короткого диалога с собеседником, хотел было откланяться, но Вера Даниловна не отставала – задала несколько вопросов вежливости о том, как Андрей разместился, приходится ли ему по душе житие в губернском городе, об университете и прочих темах, рассказала о ее сыне, о радости в обретении ее сыном собеседника, указала на пользу и необходимость образования, затем поведала о своих измышлениях на сей счет, да и удалилась вместе с мужем под предлогом подготовки выступления музицирующей группы.

Издалека было видно, как Вера Даниловна сделала несколько повелительных жестов и в просторной зале тут же зашевелились слуги: принесли дополнительные канделябры и у круглого стола враз сделалось светлее, расставили стулья так, что получился чуть более, чем полукруг и сами растворились. Затем музыканты стали занимать места вокруг стола.

– это струнный квартет. – сказал Павел, наблюдавшему за приготовлениями Андрею.

Андрей посмотрел на друга вопросительно:

– ты знаешь, что сейчас будет происходить? – спросил Андрей.

Павел с лукавой улыбкой, выдерживав короткую паузу, произнес:

– давеча, друг мой, довелось мне присутствовать при репетиции музыкантов и, могу тебя с удовлетворением заверить, то, что я услышал, согрело мне душу и сердце.

И разошелся таким смехом, что от взгляда, обернувшейся матери, прикрыл рот рукой, как от приступа щекотания в носу – такой пафосной ему показалась присказка к собственной реплике.

– струнный квартет: 2 скрипки, альт… – и тут же прервался, увидев некоторое затруднение мыслительного процесса на лице Андрея. – ты что? В музыке слаб?

– нет. – Соврал Андрей. В училище нам преподавали основы музыки кое-что о ней я знаю.

– «о ней?!» Видишь самый большой музыкальный инструмент? Это виолончель. Музыкант держит ее между ног. Те две, одинаковые, самые малые – скрипки. А тот, что ни большой, ни маленький – это альт. Все инструменты смычковые, то есть на них играют смычком. Видишь, музыканты держат его в руке?! Продолговатый со струной. Однако, можно играть и без него, но об этом я расскажу тебе как-нибудь потом, когда сам узнаю. – И снова разошелся смехом и тут же погасил в себе его, не дожидаясь недовольных взглядов матери. Павел осмотрелся по сторонам, и, увидев, что никто не смотрит на него недовольно, продолжил. – на репетиции квартет обычно начинал с «маленькой ночной серенады» Вольфганга Амадея Моцарта. На мой скромный взгляд, он – гений, что ни произведение, то услада для слушателя, всё ложится на слух. Партитуру его произведений в наш век легко достать, так как он умер давно и недавно – я бы очень хотел хоть раз побывать где-нибудь в Вене, Зальцбурге или Брно на его симфоническом концерте – всеми правдами и неправдами достиг этой цели, но увы! Теперь только Моцарт играет нам руками современных музыкантов: «пам-па-пам-па-пам-па-пам-па-пам-пам-па-пам-па-пам-пам-…» – начал Павел, свой далекий от совершенства, переклад Моцарта на слова и затих, потому что смог выучить из репетиций только вступление, но в этот момент музыканты, сидевшие за столом и уже явно закончившие все приготовления грянули именно «маленькую ночную серенаду».

Андрей слушал и в его романтическом сознании появлялся образ юноши с музыкальным инструментом: вот он начинает так бойко, с энтузиазмом, ведь цель, приведшая его под окна – очаровать любимую девушку, затем энтузиазм его немного спадает, но он повторяет сыгранную партию, и вот избранница выходит полюбоваться звуками, юноша меняет тембр, тональность и забывает о своем плане и обо всем на свете, играет экспромтом, звуки льются сладко, задорно, от всего сердца, юноша видит это и благосклонный взгляд его возлюбленной и успокаивается, теряет размах, но сохраняет темп, заканчивает мелодично и слышит аплодисменты. На лице Андрея расплылась улыбка – в его воображении юноша победил: одолел дракона, спас принцессу и получил полцарства приданным.

Покровитель

И пока Бежин-младший купался в собственных фантазиях, его друг был призван для какого-то важного дела – Андрей даже не заметил, как остался один. Тем временем квартет с благодарностью выслушал первые аплодисменты и приготовился продолжить. В реальность же молодого человека вернула фраза, не заметно подошедшего мужчины и произносившего ее как бы вовсе и не Андрею.

– Браво! Великолепная игра, всенепременнейше заслужившая этих аплодисментов! -

И, увидев некоторую оторопь на лице Андрея, вежливо добавил:

– покорнейше прошу меня простить, ежели мой внезапный возглас нарушил ваши размышления! Дмитрий Иванович Путилин – гость губернатора и губернаторши –

представился незнакомец.

Бежин-младший пришел в себя и представился в ответ, сказав, что получил приглашение от сына губернаторской пары.

Дмитрий Иванович продолжил, начатую было тему:

– музыка – властительница нашего века. Композиторы талантливы, а инструменты доведены до совершенства, музыканты старательны, а меценаты в избытке. Звуки музыки попадают глубоко в душу и трогают самые отдаленные ее участки. Здесь, в провинциальном губернском городе играют музыканты не хуже, чем в столичных салонах. Что же будет дальше mon ami*?

(* – мой друг)

Пока новый собеседник восторгался музыкой Андрей осмотрел его и сделал вывод – до этого момента беглый взгляд Андрея по гостям салона губернаторской четы упустил его из виду – в нем не было решительно вычурности, напора и показательности – средних лет мужчина, в хорошего покроя костюме, по моде, с ленивым выражением лица, но острейшими глазами, который мало жестикулировал, хорошо слушал и кивал на все реплики своего виз-а-ви, но говорил мало, а сейчас изрек целую тираду. Окончив первичную оценку, Андрей изрек:

– по правде говоря, я совсем не разбираюсь в музыке, мой друг Паша, сын губернаторской четы, рассказал мне о начале и о «маленькой ночной серенаде» и я ее представил, что было очень легко, звуки как будто сами рисовали образы в моем воображении, но вот о том, что будет далее, Павел рассказать не успел.

– в таком случае, юноша, нам остается дождаться продолжения этого concert du soir*.

(* – вечерний концерт)

И после непродолжительной паузы музыканты смотря на «первую» скрипку дождались ауфтакта и момент волшебства возникновения музыки настал.

Дмитрий Иванович выслушал несколько нот и наскоро подвел черту, но сказал об этом тихо, почти шепотом:

– дивертименто фа мажор 138. «Весело идя быстро» – что-то странное произнес он и, увидев снова смущение на лице Андрея поспешил разъяснить, снова шепотом однако:

– это концерт написан Иоганом Моцартом в тональности «фа мажор» – говорит ли вам что-то это название, ну а последующий шифр означает, что первое произведение играют в скором темпе, затем переходят на умеренный, а последнюю часть играют быстро.

И оба умолкли – каждый по своему, в чем-то абсолютно одинаково: Дмитрий Иванович погрузился в наслаждение от звуков музыки, почти закрыл глаза и незаметно, за спиной указательным пальцем дирижировал в такт музыке, Андрей же пытался представить, что было там за звуками музыки, которую играли, как выразился Путилин, «в темпе Allegro».

Бежин-младший услышал торжественное начало, а затем, как будто диалог нескольких людей, где одни звучали громко, как марш, а другие отзывались тихо, но мелодично, потом музыка стала звучать, как активное действие, как чей-то путь вскачь, движение к чему-то – то стремительное, то осторожное и вот уже смена темпа и будто бы радость, восторг от достижения цели. А затем все повторилось.

– Andante – моя нелюбимая часть этого произведения – шепотом сказал Дмитрий Иванович. – Однако, если автор задумал свое творение таким, какое оно есть, разве можно что-то считать любимым или нелюбимым?

Андрей лишь пожал плечами.

– скажите, Андрей, мне решительно знакомо ваше лицо, но по императорским делам, я помню всех и каждого, где я мог вас видеть?

– Быть может, вы знаете моих родителей, Бежиных Нижегородской губернии?

– к сожалению, нет. Фамилия звучит знакомо, но лично я с вашим отцом и матерью не знаком.

– тогда, возможно, вы как-то связаны с Казанским Имперским университетом, на своекошении которого я состою?

– и снова вынужден ответить отрицательно. Разве что знакомство с одним из преподавателей объединяет меня с университетом. Мой друг и поверенный Константин Иванович Соколов.

Андрей от удивления широко раскрыл глаза, но постыдно разинуть рот не успел – удивление сменилось улыбкой на его лице:

– вы знаете, Дмитрий Иванович, а ведь господин Соколов в каком-то смысле является причиной почему я теперь здесь?!

– в каком смысле? – спросил Путилин.

Но диалог оборвался. Дмитрий Иванович сказал: «Pesto» – повернулся в сторону квартета и снова за спиной принялся наигрывать мелодию.

А Андрей снова фантазировал: весело и бодро начавшаяся мелодия, словно кобылица в поле, гарцевала резко повышающимся ритмом, то возвращалась обратно, то звучала тихо-тихо, почти таинственно, как течет вода, затем возвращалась к первоначальному ритму. А после, будто шаги: первые – маленькие, затем побольше, а потом вразнобой – пронеслась вихрем и закончилась в том же торжественном ритме, что и началась.

Грянули аплодисменты, в которых приняли участие и Андрей с Дмитрием Ивановичем. Овация продолжалась довольно долго, музыканты приняли ее с благодарностью, поклонились и вышли.

Путилин снова спросил:

– Андрей, вы знакомы с Константином Ивановичем Соколовым?

– имею честь. Случай несчастный случай свел нас на лекции по минералогии в первопрестольной.

– ба! – теперь уже удивился Дмитрий Иванович. – стало быть, вы и есть тот юноша, который оказался храбрецом и позволил избежать трагедии на лекции?

Бежину-младшему польстил столь лестный отзыв и он даже зарделся и сказал фразу, которую не говорил никогда:

– ваш покорнейший слуга! Лекция, ее теоретическая часть профессора Норденшельда и практическая часть Константина Ивановича Соколова были чудо как хороши, я был в восторге, а после счастливого разрешения возникшего происшествия, Константин Иванович настоятельно рекомендовал мне поступить на курс в Казанский Имперский университет под его начало, однако этого не произошло, чему я не рад, с другой стороны на курсе есть и другие светила Российской науки, чему я безусловно рад.

Наконец, Путилин пришел в себя:

– однако, Константин Иванович, как мне известно, занимается делами по поручению императорской семьи в области, как раз минералогии где-то в Уральских горах. Это большая удача попасть к нему в помощники или ученики, а за спасение столь важной персоны, вам, я полагаю, полагалась бы аудиенция императора или, как минимум, поощрение.

Разговор как-то прекратился сам собой, потому что в зале менялась мизансцена – по всей видимости музицирование продолжалось – прелестная девушка подошла к клавесину.