Дмитрий Яковлевич Оксенчук
Продается дом
Продается дом
I
– Вершнёв Арсений Иванович? – девушка-менеджер внимательно смотрит поверх очков в модной пластиковой оправе.
– Он самый, – со вздохом говорит Арсений.
– Присаживайтесь.
Девушку зовут Злата. Надо же, какое подходящее для ее должности имя.
– Вас интересует кредит?
– К сожалению, – кивает Арсений.
– Почему же к сожалению? – не поднимая глаз спрашивает менеджер.
– Не люблю кредиты, – пожимает плечами Арсений.
Неужто кто-то берет их с горящими от радости глазами?
– Какая сумма вам нужна, Арсений Иванович?
– Шестьсот пятьдесят тысяч.
Злата поправляет ослепительно белую блузу на груди, снова смотрит поверх очков. Видимо, пытается заранее оценить, потянет ли клиент такую сумму. Поношенная куртка Арсения, распускающийся у ворота свитер и кнопочный телефон в сумочке на поясе явно говорят об обратном. Но процедура должна быть соблюдена. Злата вздыхает в свою очередь, как бы говоря: была б моя воля, прямо сейчас послала бы я тебя с твоим кредитом куда подальше, но я только рядовой сотрудник, и у меня есть инструкция. А потому – приступим.
– На какие цели хотите взять кредит?
– Потребительские нужды, – Арсений не впервые обращается за деньгами в банк, он знаком с местными формулировками.
– Можно ли уточнить? Отдых, ремонт, может быть? – от Златы так просто не отделаться.
– Отдых, – кивает Арсений. – А потом ремонт.
– На какой срок хотите взять?
– А какой максимальный у вас?
– Пять лет.
– Тогда на пять.
– Хорошо. Полных лет вам сколько?
Каждый раз этот вопрос ставит в тупик. Казалось бы, чего проще – запомнить, сколько тебе лет, а опять начинаешь вычитать из текущего года год рождения.
– Семьдесят один, – с запинкой выдает Арсений.
– Кредит должен быть погашен до наступления возраста семьдесят пять лет, – сообщает Злата. – Поэтому сможем предложить Вам только на четыре года.
– Хорошо, – соглашается Арсений. – Давайте на четыре.
– Сейчас составлю график платежей, – Злата несколько минут стучит по клавиатуре.
За окнами уже начинает смеркаться. Банковский офис работает до восьми вечера, Арсений последний клиент на сегодня. В прихожей офиса на диванчике сидит молодой человек в красивом и явно дорогом пальто, тычет в экран своего «Айфона» – ждет решения. Второй менеджер – хмурая круглолицая женщина с неаккуратной прической, постоянно звонит кому-то и что-то обсуждает, кривясь, как от боли. Наверное, решает, что делать с франтом на диванчике.
– Ваш платеж составит двадцать одну тысячу триста сорок три рубля семнадцать копеек в месяц, – сообщает Злата. – Вас устраивает?
– Не устраивает, но я готов смириться, – невесело улыбается Арсений.
Злата поджимает губы.
– Ваш паспорт, справку о доходах и СНИЛС, пожалуйста.
Арсений достает из внутреннего кармана документы. Справки сложены вчетверо и уже затерты по сгибам. Сведения о пенсии – двенадцать тысяч рублей в месяц. Справка с места работы липовая – старый знакомый сделал. У него свой магазинчик запчастей. Арсений очень не любит просить о подобном людей, но пришлось. Четыре банка из пяти, в которые он уже обращался, его с этой справкой раскусили, в одном поверили. Но денег не дали.
Злата принимает документы, колотит по клавиатуре, внося данные.
– Место работы? – видит же в справке, но все равно спрашивает – проверяет.
– Индивидуальный предприниматель Нецветаев Павел Олегович.
– Должность?
– Курьер. Запчасти доставляю клиентам.
– Заработная плата?
– Тридцать две тысячи в месяц. В среднем.
– Иждивенцы есть у вас, Арсений Иванович?
Сложный вопрос.
– Да какие иждивенцы в моем возрасте… Самому бы иждивенцем не стать, – Арсений горбится, с усмешкой смотрит на менеджера.
Злата невозмутима. Кликает кнопкой мыши – ставит галочку «нет».
И дальше – поток вопросов. Арсений отвечает. Рассказывает все о своей жизни совершенно незнакомому человеку. Так устроена банковская система. Кредитор должен знать о тебе все. Спасибо, что анализы из больницы не запрашивают. Хотя вопрос о состоянии здоровья Злата среди прочих тоже задает. А как иначе: скопытится должник, кто за него шестьсот пятьдесят тысяч будет возвращать?
Арсений сообщает суммы, даты, имена и фамилии. Имущество? Есть. Старый деревянный дом, да жигуль девяносто девятого года выпуска. Родственники? Тоже имеются. Сын и немногочисленная родня жены Насти, умершей семь лет назад. Но родня до сих пор на связи. Звонят, интересуются, даже в гости пару раз приезжали. А что, они с женой прожили душа в душу. Налево Арсений не ходил, не пил. Внуков вот только не дождались. Это обидно. Ну да ничего, сыну еще только сорок лет, у него еще все впереди. Может ли сын ответить сейчас, если ему позвонят? Нет, он в международной компании работает, в командировке сейчас в Болгарии. Не сможет. Его номер на всякий случай? Да, продиктую.
Минут через двадцать допрос завершается. Злата жмет Enter и говорит Арсению: «Ожидайте. Я Вас позову».
Арсений садится на диванчик рядом с тем, в пальто. Молодой человек уже явно нервничает – сидит, опершись локтями на колени и больше не тычет в экран телефона, а крутит его в руках, рискуя уронить дорогой аппарат на бетонный пол, и каждую минуту хмурится в сторону круглолицей продавщицы денег.
Арсений откидывается на спинку, прикрывает глаза. Этот банк – последний. Если не одобрят, что дальше?
Из сумочки на поясе подает голос телефон. «Сименс», купленный в две тысячи третьем. Арсений пробовал поменять его на смартфон, но все в новеньком «Самсунге» было неудобно и непривычно: попробуй за рулем набрать кого-то. На кнопочном телефоне ему достаточно нащупать нужную клавишу, нажать и подержать две секунды – все, вызов пошел. А здесь: разблокируй экран, найди нужный контакт, выбери с какой симки ты звонишь… Очередной случай, когда маркетологи победили инженеров.
Арсений смотрит на экранчик «Сименса». Пришло СМС от банка, что его заявка на рассмотрении.
– Владислав Викторович! – это зовет соседа по диванчику дама с неудачной прической. – Пойдемте, вам одобрили.
Франт вскакивает и роняет-таки смартфон на пол. Тихо шипит, хватает его, бегло осматривает – трещин нет, бежит к менеджеру так, что полы пальто развеваются. Вожделенные деньги совсем скоро будут в его руках.
Арсений усмехается: как ведь просто – не надо трудиться днями и ночами много лет, ограничивать себя, откладывать, скрупулезно рассчитывать. Пришел, попросил – и тебе дали денег. И ты радуешься. Ты счастлив. А то, что их потом возвращать надо, так это потом…
Арсений не брал в долг у банков, пока пять лет назад жизнь не заставила.
– Арсений Иванович, – зовет Злата. Как-то быстро она управилась с принятием решения.
– Да, – Арсений поднимается с диванчика, идет обратно.
Ему кажется, что для своего возраста он еще вполне бодро перемещается. Походка еще достаточно легкая, а спина достаточно прямая.
– Арсений Иванович. У вас есть просрочки за последние шесть месяцев, – Злата говорит это так, что не понять – задает она вопрос или утверждает. Арсений молчит. – И ваша справка по форме 2-НДФЛ не подтверждается пенсионным, у вас нет отчислений. И два действующих кредита с платежами на сумму девятнадцать тысяч в месяц. – А вот это уже точно не вопрос.
Арсений кивает. Хочется уйти с гордо поднятой головой, все равно он в пролете. Но почему-то начинает мямлить, тихо презирая сам себя:
– Ну просто… Трудоустройство… Я ж не официально. И я еще репетиторством занимаюсь… У меня ж сорок лет педагогического стажа…. Я математику детям преподаю. На дому. Но это тоже не официально… Я могу выплачивать…
– Арсений Иванович, судя по вашим просрочкам – нет, не можете, – пресекает попытки оправдания Злата. – К сожалению, наш банк в настоящий момент не сможет предоставить вам кредит. Если вы хотя бы закроете текущие кредиты и подтвердите дополнительные доходы, то через полгода мы сможем рассмотреть ваше обращение заново.
– Может быть, какую-то меньшую сумму? Может быть…
– К сожалению, меньшую сумму тоже не сможем предоставить, – перебивает его суровый менеджер. Время – без десяти восемь, она уже торопится закончить рабочий день. Потом, точно на мгновение превратившись из корпоративного робота обратно в простого человека, произносит:
– Я бы еще рекомендовала вам подумать над обоснованием получения кредита. В отпуска и ремонты слабо верится, вы же понимаете?
Арсений кивает. Но если он сообщит реальную цель получения кредита – вряд ли это поможет. Скорее всего, только навредит.
– Значит, никак? – для чего-то уточняет он. Будто был шанс, что после этого вопроса Злата внезапно передумает и с широкой улыбкой выдаст ему из кассы шестьсот тысяч с полтиной.
Злата качает головой.
– Всего доброго, Арсений Иванович. Спасибо за обращение в наш банк!
– Пожалуйста, – говорит Арсений.
Встает, выходит на улицу. Пиликает телефон – СМС, что в кредите отказано.
У крыльца банка довольный франт с толстой пачкой денег во внутреннем кармане дорогого пальто садится в новенький БМВ.
Олег отвечает сразу. Проходит всего один гудок.
– Сеня, друг! – как обычно цитирует он в трубку.
– Не занят? Есть минутка? – Олегу Вершнёв не хотел звонить. Не мог переступить через собственную гордость. Но обстоятельства вынуждают. Ох уж эти всемогущие обстоятельства – не выдерживают их натиска ни гордость, ни убеждения, ни принципы.
– Для тебя – даже пять! – не перестает веселиться Кондаков. – Ты в городе? Или у себя?
– В городе. По делам вот.
– Заезжай в офис, я еще работаю. Далеко от меня?
– Нет, я на Комсомольской сейчас.
– Ну так давай, сто лет тебя не видел. Надеюсь, ты, наконец, полысел, и я не буду чувствовать себя ущемленным.
– Не дождешься, Олежа. Я еду к тебе.
– Давай, давай! – отключается.
Арсений садится в свою порыжевшую на крыльях и порогах «семерку». Двигатель заводится со второго раза. Одна фара не работает, все руки не доходят поменять лампочку. Детище родного автопрома одноглазо таращится в сентябрьские сумерки.
От банка до офиса Кондакова пять минут езды. Пробки уже рассосались, по полупустым улицам ветер гоняет сухую листву. Арсений, отстояв на одном светофоре, проскакивает еще три на зеленой волне, сворачивает во дворы. На первом этаже старого сталинского дома – контора Олега. Его компания – партнер фирмы «1С», крупнейший в регионе. Четыре десятка сотрудников, хорошие обороты, среди клиентов – заводы и строительные компании. Все начиналось с арендованного офиса на окраине и двух компьютеров пятнадцать лет назад. Арсений тогда, устав от безденежья, предпринял попытку уйти в бизнес. Но все пошло не так, как он планировал. Зато так, как планировал его соучредитель Олег.
Теперь – дело прошлое, чего его поминать! И каждый из них там, где он есть – один на белом коне и с многомиллионным счетом в банке, другой – с протянутой рукой обивает пороги. Жизнь.
– Выпить будешь? – Олег тянет Арсения в уютный офис, там тепло, светло, в дальней комнатке о чем-то спорят два программиста, больше никого нет. – У меня коньячок. Хороший. Из Дагестана клиент привез.
– Да я за рулем, – отнекивается Арсений.
– Бросишь свой руль. Я тебя довезу куда надо. Потом заберешь. Или ко мне махнем. А утром я тебя сюда доставлю. А?
– Нет, Олеж. Мне вернуться сегодня надо. Не уговаривай.
– Ну, как знаешь. Слушай, ведь правда – ни единой залысины у тебя. Ну как так, а? – Олег гладит себя по гладко выбритой макушке. – Ты ж меня на десять лет старше!
– В нашем возрасте наличие волос уже не принципиально. Точно тебе говорю.
– Как дела у тебя?
– Сижу дома. Репетиторствую понемногу. Картошку копаю. Жизнь прекрасна и удивительна. Как сам?
– Да мы тут расширяемся. Еще два представительства открываю за пределами области. Дел невпроворот. Один офис покупаем, один пока в аренду берем. Сотрудников найти, офисы обставить… Голова кругом, Сеня.
Олег усаживает его за стол в своем кабинете, предлагает кофе, себе плещет коньяка в рюмку – у Олега водитель, можно и попьянствовать немного. Арсений соглашается на чай. Кондаков рассказывает про бизнес, про свою жену, потом про свою любовницу, потом про дочь, которая учится в Чехии, про клиентов из Казахстана, про клиентов из Москвы, и снова про жену. Арсений слушает и кивает. Местами улыбается, иногда поддакивает. Как Виктор – спрашивает в какой-то момент Кондаков. У Виктора все супер. Он работает в консалтинговой фирме, представительстве какой-то европейской компании, Арсений не очень в курсе. Сын его постоянно занят, постоянно в командировках, и уже несколько лет не был у отца. Нет, не женился. Увы. Оболтус, да. Не нагуляется никак.
– Ты какой-то хмурый, – замечает Олег. Он уже навеселе, отирает пот с верхней губы, раскраснелся лицом.
– Да, есть проблема, – признает Арсений.
– Что такое? С деньгами туго?
– С первого выстрела попал. Ага, – Арсений тянет остывший чай из фарфоровой кружки.
– Много надо?
– Шестьсот пятьдесят.
– Ох ты ж… На что тебе?
– Не могу сказать, Олеж. Но сильно нужно. Хотел вот спросить тебя – сможешь помочь?
– Блин, Сеня. А Витька тебе не одолжит что ли? У него ж деньжата водиться должны?
– Да у него ипотека, машина в кредит… Я даже спрашивать не хочу. Пробовал кредит взять – не дают. Говорят – старый ты, бедный и нетрудоустроенный: шиш тебе, а не деньги.
– Сень, слушай, я бы с радостью… Но только не сейчас. Все до копейки в обороте. Я ж говорю: два офиса новых. Ну никак не выдернуть. Даже шесть сотен.
– Может, знаешь кого, кто сможет одолжить?
– Знаю. Да с ними лучше не связываться. И они залог попросят. А что ты им отдашь? Свой ВАЗ-2107? Или домишко в деревне? Не, не вариант. Что ж там у тебя случилось, что такая сумма нужна? Слушай, я вот иногда тебе завидовал даже. Твоей жизни – спокойной такой, размеренной. Деревня, чистый воздух, не надо никуда бежать, ничего решать, врать, убеждать, давать взятки, подлизываться… А только видно не все так просто, Сень? Расскажи старому другу, не держи при себе.
– Не могу, Олеж. Никак не могу. Не проси. Я знал, что не поможешь, так… от безысходности.
– Что значит «знал»? – Кондаков сжимает рюмку в руке. – Приходи месяца через три, запустим новые точки обслуживания, и я тебе просто из кармана достану и отдам. Как сможешь – вернешь. Почему это ты «знал»?
– Через три месяца уже поздно будет. Да и там появится третья новая точка продаж, или еще что-нибудь. Думаешь, я не понимаю?
– Чего не понимаешь? Ну-ка, ну-ка…
– Ты же бизнесмен. Всегда им был. В отличии от меня. Дашь ты мне деньги в долг, а возвращать их я как буду? С чего? С пенсии копеечной…
– Сеня… ну не ожидал я от тебя такой фигни, – Олег откидывается на спинку своего кожаного кресла. – Н-да… Не ожидал. То есть ты думаешь, что я старому другу не стану помогать? Что мне денег жалко? Да даже если ты мне их не вернешь, я слова не скажу. Только я ж тебе объясняю…
– Да, да. Офисы. Два. Я слышал.
– Вот уже и обиженного строишь! Сеня, тебе как будто семь, а не семьдесят, честное слово!
Арсений пожимает плечами.
– Ты ко мне не справедлив! – Олег вскакивает со своего кресла и начинает ходить взад-вперед по кабинету. – В свое время я тебя спас, между прочим!
– Спас? От чего? От денег и успеха? – поднимает взгляд Арсений.
– Вот ты значит какого мнения? – задыхается Кондаков. – Наш бизнес был разрушен, мы были на грани банкротства. Я оградил тебя от всего этого кошмара. Позаботился о тебе, взял удар на себя! Ты же знаешь, каково мне пришлось тогда! Но мне некуда было отступать, а ты вернулся в школу, преподавал дальше, и жил спокойно, пока я ужом тут вертелся, пытаясь закрыть долги фирмы.
– И они точно были? – Арсений сжимает кулаки.
– Ого! Ничего себе! – Кондаков мотает головой и смеется.
– Один год, Олежа… Ты все закрыл, взяв два контракта, которые мы вместе разрабатывали. И через год приехал ко мне на двухсотом «Мерине». А оставил я тебя на «Дэу». Помнишь?
– Знаешь, что, дружище, – Олег играет желваками. – Давай-ка закончим на сегодня. Достаточно. А то я тебе за такие разговоры в морду дам. По-дружески.
– За правду многие получают по роже, Олег Семеныч. Не я первый, не я последний. Ну, подставлять физиономию?
– Иди ты, – Кондаков плюхается в кресло, отворачивается от Арсения.
– Ага, я пойду, – усмехается тот.
– Ага. Иди, – бурчит Олег.
Арсений уходит, не попрощавшись. На что он рассчитывал? Смешно…
Садится в машину, долго сидит, стараясь успокоить колотящееся сердце. Давление ползет вверх, начинает кружиться голова. В кармане находит полтаблетки «Капотена», сует в рот.
Потом Арсений листает записную книжку в телефоне. В очередной раз. Будто там волшебным образом мог появиться кто-то, кто одолжит ему нужную сумму.
Но нет, чуда не происходит. Пора ехать домой и думать, что делать.
В деревню Арсений приезжает ближе к десяти вечера. Начинается дождь. Дворники размазывают по лобовому стеклу капли и пятна света от редких фонарей. Арсений щурится, разглядывая дорогу.
Паркуется у ворот своего дома, решает во двор не заезжать – устал, возиться со створками лень. Они тяжелые и открываются плохо, потому что провисли, уперлись в землю. Арсений выходит из машины, холодный дождь льется за шиворот. Он спешит к двери, вытаскивая ключи, но его окликают.
– Иваныч! Иваныч, погоди!
Василий – сосед, недавно вышедший из тюрьмы, где провел очередные несколько лет за кражу. Пока сидел – было тихо в их переулке. Жена изредка приводила мужиков в дом, но сильно не буянили. Теперь же каждый вечер скандалят.
– Привет, Вася. Чего тебе? – Арсений со вздохом останавливается.
– Здорово, Иваныч! – Василий косо улыбается сквозь вислые усы. Он навеселе. – Как жизнь?
Арсений пожимает плечами.
– А я гляжу, тебя нет весь день. Думал, ты к Витьке уехал.
– В город ездил. По делам.
– Деловой человек! – Василий трясет указательным пальцем, смеется. – Ну-ка, постой.
Оборачивается. К воротам его дома подходит Алиска – дочь. Она по земле волочет за собой какую-то игрушку. Вся промокла, волосенки прилипли к маленькой головке. Хотела, наверное, проскользнуть, пока отец занят разговором, но тот будто спиной видит.
– Ага, явилась! – вскидывается Василий. – Иваныч, не убегай. Я щас!
Он в несколько прыжков оказывается возле Алиски и отвешивает ей подзатыльник. Девчушка влетает в раскрытые двери, едва не упав. Уже из двора доносится ее рев.
– Поори мне! Где шлялась? Я тебе сказал, чтоб в восемь дома была? Сказал? Ну я с тобой еще пообщаюсь сегодня!
Возвращается к Арсению. Тот хмурится. Ему неприятно и больно смотреть, как Василий с женой гоняют Алиску. Но он молчит.
– Вась, давай короче. Давление у меня сегодня, мне б домой пойти.
– Не вопрос, Иваныч! Щас отпущу, ты только это… – Василий придвигается ближе, дышит в лицо перегаром. – Мне бы триста рублев. У меня послезавтра калым. Там, на кладбище. Я как штык, тебе все верну. Одолжишь, а?
Арсений, не сказав ни слова, лезет в карман, достает кошелек. Там всего четыреста. Сотню оставляет, остальное протягивает Василию.
– Иваныч! Ты человек! – широко склабится тот. – Не то, что эти жмоты, – широким жестом обводит полдеревни. – Послезавтра – все до копейки!
– И остальные семьсот? – усмехается Арсений.
– А-а… – Василий застывает, жует усы. – Ну… Триста точно!
И убегает.
Голова кружится. Арсений открывает двери во двор, возится с вечно заедающим замком на террасе. Вспоминает, что, кажется, не закрыл машину, тихо ругаясь под нос, бредет обратно на улицу.
Наконец, попав в дом, стаскивает мокрую крутку и растягивается на кухонном диванчике. Дома холодно, но не только затапливать печь – притащить из комнаты обогреватель уже сил нет. Арсений укутывается в плед и засыпает.
II
Спится, как обычно, плохо. Сморило от усталости, а спустя часа три – проснулся и долго лежал, ворочался, сон не шел. Кажется, только где-то в пятом часу снова провалился в беспокойное забытье. Снилось что-то, вроде бы, дорога, деревья – лес или роща – темные, с опавшей листвой. Посреди леса стояли столы, за которыми сидели сотрудницы кредитных отделов и в один голос повторяли «Вам отказано!».
Просыпается в восемь. Головокружение не прошло. Меряет давление – тонометр всегда рядом на столе. Высокое. Снова пьет таблетку. Лежит, глядя в потолок. Там сеть трещин, знакомая еще с детства. Вон лодка с парусом, вон старушечье лицо, вон два листочка кленовых. Также как сейчас он лежал здесь и шесть десятков лет назад. Только чувствовал себя гораздо лучше.
Это дом его бабушки и дедушки. Первый раз его сюда привезли, когда Арсений был еще младенцем. И потом вся судьба его оказалась привязана к этим стенам.
Отец помер рано, когда Арсению было пять. Отца он почти не помнит. Говорят, запойный был. Мотылялся с одной работы на другую, таскался по вытрезвителям, зимой надрался до потери памяти и замерз в городском переулке. Мать горевала не долго, нашла ухажера, даже нескольких. Но замуж больше не выходила. Работала на фабрике верхней одежды, от безденежья вроде не страдали. Но заниматься сыном ей было некогда и не очень хотелось, потому на все будни отправляла Сеньку к бабушке с дедушкой. Поначалу на выходных забирала обратно к себе, а потом перестала. Только приезжала дважды в месяц, привозила еды и денег. Иногда – какую-нибудь игрушку. Трепала Арсения по макушке, чмокала мокрыми губами в щеку и улетала обратно в город, жить своей жизнью. Бабушка вздыхала, ворчала под нос. Дедушка пихал его в плечо, улыбался щербато и молча подмигивал: мол, ничего, Сеня, прорвемся.
Бабушка всю жизнь отработала бухгалтером в лесхозе, дед – трудовиком в местной школе. Но, несмотря на штампы, связанные с этой профессией, почти не пил. В праздники, разве что, позволял себе немного настойки.
В доме две комнаты, кухня и еще мансарда. Туда Сеньку и определили. Поставили буржуйку. Жаль, окно было всего одно, а свет не проводили. Но Сеньке даже нравилось сидеть с керосинкой или свечами. В детстве тебе не с чем сравнивать свою жизнь, и какой бы она ни была, считаешь, что так и должно быть. У него на мансарде был свой стол, стул, топчан – дедушка ему сделал. Еще сундук свой отдал внуку под вещи.
В семь лет Сенька пошел в деревенскую школу. Учился очень хорошо, оказался учеником старательным и примерным. Мать приезжала все реже. Ее повысили на работе, дали руководящую должность. А деньги присылала переводом на почту.
Когда Сенька был в шестом классе, умер дедушка. Мать организовала похороны, но сама лишь на часок заглянула на кладбище, когда хоронили. Привезла огромный венок, уронила пару слезинок и растворилась в ноябрьской темноте.
В деревне школа – до восьмого класса. Бабушка специально поехала в город к дочери, решать по поводу Сенькиной учебы. Он заканчивал круглым отличником. Нужно было учиться дальше, идти в старшие классы. Для этого ему предстояло перебраться в город.
Арсений вздыхает. Детство, детство… Сейчас, глядя на часы, просто физически ощущаешь, как секунда за секундой вытекает из тебя жизнь. А в детстве ее было еще так много впереди, и время можно было транжирить направо и налево. Теперь же ее очень и очень мало, и каждый миг хочется притормозить, задержать, продлить.
А самое обидное, что именно сейчас дни пролетают с бешеной скоростью. Кажется – только недавно он открыл глаза, а уже солнце висит на низких сосновых лапах дальнего бора, холодеет ветер… День кончается. Почему-то там, в далеком детстве каждый день был долгим, ярким, все тянулся и тянулся, не давая перепрыгнуть свои пределы и устремиться детской душе дальше, приблизиться к такой долгожданной взрослой жизни. А так хотелось, чтобы сутки промчались одним кратким мигом, за ними – другие, и так скользили безостановочно кадрами цветного кино, пока не грянул хотя бы шестнадцатый или семнадцатый день рождения.
Тогда время тянулось густой смолой от ночи ко дню, а сейчас, когда его осталось совсем мало – льется апрельским ручьем.
Давление «отпускает». Арсений поднимается с дивана, ставит чайник, включает электрический обогреватель – идти в сарай за дровами не хочется. Снова листает записную книжку в телефоне. Находит номер Вентеля. Минут пять сидит, глядя на экран «Сименса». Потом нажимает набор номера.
– Але? – в трубке сонный голос Теляева.
– Здорово, Веня.
– Иваныч, ты чего такую рань?
– Прости, я-то рано встаю. Думал, что и остальные уже на ногах.
– Не, я раньше десяти часов даже и не думаю просыпаться. А че, если возможность есть подрыхнуть? Мне ж в офис на работу не надо, – хохочет Вентель.
– Ладно, кто рано встает… Сам знаешь. Разговор есть, подскачу к тебе?
– Ну если разговор, тогда – конечно. Приезжай, я дома.
Вентель живет на окраине деревни, там выстроено несколько новеньких пятиэтажек, в одной из них бывший ученик Арсения недавно прикупил две квартиры на разных этажах и сделал себе двухуровневую. Соседи отчаянно возражали, боясь, что дом рухнет от такого ремонта, и даже пожаловались в полицию на неузаконенную перепланировку, но Вентелю было откровенно наплевать и на общественное мнение, и на полицию. Один из особо рьяных защитников целостности дома в итоге получил от Вени по лицу, подал на него заявление и узнал, что сам виноват, и вообще это он первый напал на Вениамина Алексеевича.
Арсений паркуется рядом с Вениным «Лексусом». От утреннего кофе и двух бутербродов с заветренной колбасой, урчит в животе. Морщась, Арсений ковыляет к подъезду. Вроде бы, давления нет, а все равно как-то «штормит». Набирает двадцать два, слышит искаженный плохим микрофоном голос Вени: «Заходи, Иваныч», и поднимается к нему.
Вентель – круглолицый, румяный, крепкий, с небольшим брюшком. Русые волосы аккуратно зачесаны на бок. Он широко улыбается, крепко жмет руку.
– Чайку, Иваныч? Или чего перекусить?
– Нет, нет, только что завтракал.
– Тогда проходи, присаживайся. Я тут себе пока яичницу сварганю, если не возражаешь.
Веня возится возле холодильника.
– Ты рассказывай, я слушаю. Что за разговор?
– Деньги нужны.
– Это понятно. Они всем нужны, – оборачивается Вентель, подмигивает. – Сколько надо-то?
– Шестьсот пятьдесят.
– Сумма приличная. На кой тебе такие деньжищи, Арсений Иваныч?
– Потребительские нужды, – усмехается Арсений.
– Понял, вопросов больше нет.
– Я подумал – может домик мой в залог возьмешь? Ты ж без залога не дашь.
– Без залога не даю. Даже таким старым знакомым, как ты, Иваныч. Брат придет – и то не дам. Тут дружба отдельно, бизнес отдельно – сам понимаешь. Домик, говоришь?
– Ну да.
– Ох, товарищ учитель… Ты представляешь, сколько процентов с шести сотен-то платить придется? Самый минимум пять в месяц.
– Тысяч?
– Смеешься, Иваныч? Пять процентов. Это тридцатка в месяц. Где ж ты ее возьмешь? Да и твой дом, если продавать, максимум пол-ляма потянет. А тут правила тоже строгие – как говорят в банках: не более половины стоимости заложенного имущества. То есть двести пятьдесят смогу дать. Процентов, конечно, уже меньше платить, но тебе ж еще четыреста где-то искать надо будет.
– Слушай, я вроде в интернете смотрел – такие дома, как мой и по миллиону продаются.
– Это ты где, на «Авито» смотришь? – смеется Веня. – Там кто во что горазд ценники назначают. Есть и по миллиону, и по два. А ты попробуй продай. Тем более, если уж до реализации дело доходит, нужно продавать быстро. Не буду ж я сидеть и год ждать, пока дом купят. Мне надо за месяц отбиться максимум. Поэтому пятьсот красная цена. Да и то – дом вещь такая… Спрос низкий. Кому тут особо в нашу глушь хочется ехать? Была б тачка, или хата в городе под залог – другой разговор.
Арсений кивает. Вентель рассуждает правильно.
– Без шансов, стало быть?
На сковороде шипит яичница. Теляев разводит руками:
– Прости, Иваныч. Похоже, что без вариантов. Я ж примерно представляю, куда тебе деньги нужны. Мой тебе совет. Забей. Не надо. Ты ж потом не выплатишь эту сумму. Если у кого-то и возьмешь, особенно из наших – тебе потом конец будет. Подумай сто раз.
– Не могу забить, Вень. Никак не могу. И все уже обдумал. Ладно, спасибо, что выслушал.
Арсений встает, жмет на прощание руку Вентелю и выходит на лестничную площадку. Здесь силы его покидают окончательно, он прислоняется к стене и тихонько сползает на пол. И долго сидит, глядя в пустоту подъездного окошка.
Арсений возвращается домой. Включает свой старенький компьютер, тот надсадно жужжит, пиликает, через пару минут загружается. С экрана древнего ЭЛТ-монитора на Арсения смотрит красный спортивный «Мерседес». Это еще Витька заставку сделал. Давным-давно. Так и осталась.
Арсений открывает «Авито». Там у него даже есть личный кабинет – весной продавал резиновую лодку, пришлось завести. Объявление в раздел «Недвижимость». В одной из папок с фотографиями находит снимок дома. Сделан летом два года назад. Только обновил краску на стенах и ставнях. Стены темно-синие, ставни белые, дом увит плющом, из сада выглядывают две березки и рябина. Сейчас краска уже выцвела и местами облупилась, но надо же завлечь потенциального покупателя.
Долго думает над разделом «Описание». Наконец, просто указывает: «Продается дом. СРОЧНО!». Ставит цену – шестьсот пятьдесят тысяч. Потом меняет на шестьсот семьдесят – нужно оставить запас для торга. Тянет указатель мыши к кнопке «Разместить». Сердце неприятно бухает где-то в горле. В этот момент Арсений понимает, что решение это было принято уже давно, оттого сейчас далось так легко. Все его потуги взять кредит, занять у старых знакомых и барыг, были лишь попытками оттянуть окончательное принятие неизбежного решения.
Кликает.
Все.
Становится душно. Невыносимо душно. И хочется скорее уйти. Точно после размещения объявления, этот дом уже перестал быть его, а стал чьим-то. И находиться здесь неприятно. Арсений встает, не выключая компьютер, натягивает куртку, выходит во двор. Небо затянуто серым, тихо, только слышно где-то на соседней улице смеются дети. И одиноко кричит невидимая птица.
Арсений выходит за ворота, идет переулком, сворачивает к реке. Проход между двумя огородами зарос дурной крапивой почти в рост человека. После вчерашнего дождя еще сыро, кроссовки намокают. Арсений идет дальше, мимо полуразрушенной бани, заброшенного магазина, выбирается пригорком на ржавый мост. Стоит там минут пять, глотая холодный ветер и глядя, как прорывается сквозь трубы под насыпью-переездом темная речная вода. Потом идет вдоль берега. За насыпью он обрывистый, дыбится круто, осыписто. Потом выпирает островком с криво растущими березами, а дальше сбегает в пологую низину. Здесь тропинка обрастает коноплей, чертополохом и конским щавелем. Сухие колючки липнут к брюкам.
Арсений проходит мертвый тополь, уныло раскорячивший голые ветки по левую сторону от тропинки, потом сворачивает в одному ему приметном месте, и идет к реке, скрытой за густой ивовой уремой. Поодаль темнеет сосновый бор, между ним и рекой – несколько вразброс стоящих деревьев, точно солдаты, отставшие от войска после переправы. У крайнего из них, в зарослях лопуха и мать-и-мачехи, Арсений находит пенек, выкатывает его к воде. Специально здесь его оставил когда-то, потому что любит приходить сюда порыбачить. Река здесь чуть раздается вширь, а берег образует впадину, будто какой-то гигант ложкой отковырнул себе кусочек. Получается заводь. Довольно глубокая. Окуни и лещи здесь попадаются отличные.
