Дмитрий Ямилов
Девушка из цветочной лавки
Проспект Везари, цветочная лавка «Ирис»
Раннее утро
Цветок мака медленно упал на каменную мостовую и тут же был раздавлен ногой в изящных чёрных туфельках. Широкие алые лепестки рассыпались, как проливается вино из разбитого бокала.
Девушка посмотрела себе под ноги, всплеснула руками и взяла метлу.
– Так и думала, что нужно его выбросить, – пробормотала работница, подметая вход в цветочную лавку. Закончив, она бросила быстрый недовольный взгляд на чахнувший маковый букет, аккуратно вытащила его из горшка и занесла внутрь.
Рабочий день только начинался в Сеарите, жемчужине мира, главной метрополии современности. Первые лучи солнца касались разноцветных черепичных крыш: алые, синие, зелёные, оранжевые, однотонные и с узорами, словно причудливые шляпы на головах весёлых гуляк. Белые каменные стены Старого города готовились сбросить с себя ночные тени и серость. Где-то уже распахивались окна и двери, открывались самые ранние лавки и пекарни.
Девушка поставила маковый букет в угол, где были прочие увядающие цветы. Их ещё вполне можно пустить в ход, если сперва как следует высушить на солнце – тогда из них получатся симпатичные закладки или материал для открыток. Кивнув самой себе, она села обратно за стол, возвращаясь к работе. Её белоснежные мягкие руки, с нежностью перебирали яркие лепестки только что срезанных цветов. Рядом, переминаясь с ноги на ногу и вздыхая, крутился низкорослый, едва дотягивающийся до столешницы, неказистый горбун в цветастом шутовском костюме. Он то и дело встряхивал головой, звеня сделанными из грецкого ореха бубенцами на красной шапке.
– Дуду, успокойся, – мягко, но строго сказала девушка.
Горбун издал скулящий звук, словно обиженная собачка. На его широком круглом лице застыло скорбное выражение.
– И что это было? – спросила девушка, обернувшись к карлику. – Мне снова начать ругаться?
– Дуду скучно, – прогнусавил карлик. – Дуду хочет спать. Дуду не любит утро.
Девушка тяжело вздохнула, убрав падающие на глаза длинные золотистые локоны.
– Все мы не любим утро, но что поделать? Я же не плачу, словно голодная дворняга.
Горбун снова издал скулёж. Девушка упёрла руки в бока и грозно посмотрела на Дуду. Карлик хихикнул. Затем ещё раз. И через секунду повалился с табурета, разрываясь от смеха.
– Мисс Мизз смешная, когда злится! Мисс Мизз нелепая!
Девушка обернулась к зеркалу, стоящему в углу. Изящные, слегка округлые черты лица, большие голубые глаза с длинными ресницами, небольшой ротик с пухлыми губками. Выражение лица действительно было нелепым. Такое лицо не создано, чтобы злиться.
Раздался звон колокольчиков от входной двери. На пороге стояла пожилая женщина в коричневом потёртом пальто, держа в руках уже имевшую виды сумочку.
– Атас! Старый изюм на пороге! – закричал горбун и выставил палец вперёд, будто пистоль.
– Дуду! – рявкнула Мизз и ударила горбуна по руке. – Миссис Хёрман, простите его, он всегда мелет чепуху.
– Дуду говорит, что видит, и видит, что говорит, – назидательно сказал карлик.
Старая женщина махнула рукой.
– Бросьте, госпожа, вам бы извиняться за юродивого слугу. Тем более за то время, что я у вас работаю, привыкла уж не обращать на него внимания.
Хёрман взглянула на столешницу с разложенными цветами и тяжело вздохнула.
– Госпожа! Ну вот опять себя не бережёте. Я сама бы всё сделала, всё подготовила.
– Ой, что вы, мне совсем несложно. И какая я вам госпожа? Просто Кристина. Мы ведь столько времени работаем вместе. Вы для меня уже практически родственник.
На морщинистых щеках пожилой дамы проступил румянец. Она подошла к столешнице и взглянула на составленный букет.
– Заказ для господина Луи Джонеса? – Женщина слегка нахмурилась – Решили изменить композицию?
Кристина приложила палец к губам.
– Луи не знает, но на самом деле госпожа Джонес обожает астры. Только никому ни слова об этом. Коммерческая тайна.
– Рот на замок, – ответила женщина, дублируя сказанное жестом.
– Ещё я хочу добавить немного колосьев пшеницы, благо, что сезон в самом разгаре.
– Замечательная мысль.
– Я тоже так думаю, – сказала Кристина и вернулась к сбору композиции. День только начинался и впереди был ещё не один заказ. Но этот был особенным – его она соберёт лично, чтобы быть уверенной во всём.
Деревянные колокольчики у дверей звякнули, оповещая о приходе покупателя. Затем ещё раз, и ещё раз – и так весь день. Клиенты сменяли друг друга, оставляя заказы и непременно перекидываясь парой фраз с владелицей лавки.
– Добрый день, Кристина!
– Заходите к нам на ужин, мисс Мизз!
– Прекрасная сегодня погода, юная леди!
– Вы само очарование, Кристина!
Кристина улыбалась им всем и отвечала взаимностью.
– Добрый день, мой добрый друг.
– Непременно загляну, как только будет выходной.
– Погода чудесна, но завтра будет лучше.
– Что вы, какое очарование, я вся в пыльце и пыли!
Миссис Хёрман завернула в коричневый пакет ещё один заказ и посмотрела в окно. Вечерело. Всё больше людей выходило прогуляться по улицам, и всё меньше было посетителей.
Женщина вытерла руки и позвала хозяйку.
– Госпожа, пора закругляться.
Кристина подняла голову от очередной цветочной композиции и удивлённо спросила:
– День уже прошёл, миссис Хёрман? Я и не заметила, что уже вечер.
– За работой время всегда летит незаметно, – сказала женщина и ахнула, увидев руки Кристины. – Госпожа, что же это такое!
– В чём дело?
– Ваши руки все исцарапаны! И покраснели, как панцирь у варёного рака!
Кристина посмотрела на руки и наклонила голову. Прядь волос от чёлки прикрыла её глаза.
– Только кончики пальцев, миссис Хёрман. Наверное, где-то я слишком сильно сдавила цветы, вот и сок вышел.
– Может быть, – пробормотала миссис Хёрман, – но вот царапины точно нужно скрыть. Где это видано, чтобы у молодой красивой городской девушки были руки дрелесской крестьянки!
– Вы правы, конечно же.
Миссис Хёрман хотела сказать ещё что-то, но вдруг заколебалась и умолкла. Пожилая женщина взяла с вешалки своё пальто, надела его и подошла к дверям лавки.
– Госпожа, я правда могу остаться поработать у вас ещё…
Кристина мотнула головой.
– Мне нечем вам платить, миссис Хёрман. К тому же я уже знаю, что Патриция из дамского магазинчика на улице Сфорца предложила вам работу. Вам там будет лучше – и по деньгам, и к дому ближе.
– Вы правы, – сказала миссис Хёрман, – но оставить вас вот так…
– Я не одна, – улыбнулась Кристина, – у меня есть Дуду.
Горбун тут же выскользнул из подсобки, весь в пыли и заспанный. Миссис Хёрман поджала губы, кивнула и молча вышла за дверь.
Дуду подбежал к окну, проводил взглядом женщину и громко хмыкнул.
– Старый изюм весь вышел.
– Наверное, и нам пора прогуляться, Дуду.
Горбун повернулся к ней на пятках и сделал широкий театральный поклон, насколько ему позволял горб.
Не прошло и десяти минут, как они прогулочным шагом шли по проспекту Везари. Все улицы, бульвары и переулки Старого города носили имена знаменитых людей: покровители искусства, творцы, учёные, народные любимцы. Будучи историческим центром, Старый город хранил в себе дух самого Сеарита, всю его культуру и наследие.
Так говорил ей Жатоньер.
Кристина на мгновение поморщилась. Уже скоро год, как она видела его в последний раз. Но каждый раз, гуляя по городу, общаясь с людьми, она неизменно вспоминала его рассказы.
– Ты так много знаешь про Сеарит, Жакомо.
– Я и есть Сеарит, – ответил ей Жатоньер и улыбнулся.
У него было по улыбке на все случаи жизни. И одна – специально для неё.
До Кристины донеслась красивая мелодия – кто-то очень умело играл на флейте. Дуду взволнованно затрепетал. Они зашли за поворот и увидели толпу, стоящую вокруг импровизированной сцены в одном из дворов. Выступали пожилой мужчина и высокий, гибкий юноша в облегающей пёстрой одежде циркового акробата.
Девушка сразу поняла, кто перед ней. Это был Танцор. Сеаритская человеческая кукла. Не человек, не чудовище – нечто совершенно другое.
Старик в полосатом потёртом фраке наигрывал холодную, резкую мелодию на флейте, и Танцор отвечал ему. На каждую ноту он реагировал жестом, сменой позы, поворотом головы – как марионетка, подчиняющаяся незримым нитям, сотканным из музыки. Однако лицо Танцора, строгое и симметричное, оставалось спокойным, почти что сонным.
Вот мелодия сменилась, стала плавной и заливистой. Танцор, к ужасу и восторгу публики, начал медленно поворачивать свою голову, пока затылок не встал на место лица. Так же начали поворачиваться руки и ноги. Кристина едва слышала сквозь музыку флейты и звуки толпы омерзительный хруст хрящей и плоти.
Танцор повернулся к зрителям спиной – и все увидели широкую улыбку на безэмоциональном лице. Он сделал деми плие на скрюченных, вывернутых коленях, и пошёл в пируэт. Где-то в толпе заплакал ребёнок.
Кристина посмотрела на Дуду. Горбун, хныча, пытался повторить движения высокого, стройного Танцора. Но все его потуги были ломанными, недоделанными. До чего же убогим и даже ещё более уродливым выглядел сейчас Дуду. Девушка невольно вздрогнула, когда горбун посмотрел на неё со слезами на глазах.
– Я пытаюсь, мисс Мизз. Я правда пытаюсь.
Девушка взяла Дуду за колпак на голове и повела за собой. Тот почти не сопротивлялся. Никто не обратил на них внимания – мало ли чего не увидишь в большом городе!
– Музыка такая красивая, – бормотал Дуду. – От неё так больно! Больно!
Они вернулись в цветочную лавку, и горбун, обессиленный тут же, свалился на пол. Кристина села рядом с ним и аккуратно положила его голову себе на колени.
– Больно… – шептал Дуду.
Кристина стала напевать мелодию, которую она услышала в доме, где Жатоньер купил ей Дуду. Там было много врачей, в этом закрытом, спрятанном от людских глаз строении на окраине Сеарита. Но там же девушка услышала эту мелодию. Плавная, наполненная придыханиями и паузами музыка, которую можно было исполнить только человеческим голосом.
Сеаритские Танцоры не воспринимают пение. Но Дуду не был Танцором, он был…
Кристина вспомнила слова Жатоньера.
– Верный слуга – такая же редкость в нашем мире, как и твоя красота. Уметь служить – большой талант. Но, как и любой талант, его нужно уметь развивать.
Дуду прижался к ноге Кристины. Рыдания сотрясали всё его тело. Он пытался сжаться в комочек, но горб не давал ему согнуться ещё сильнее. Кристина продолжала мурлыкать, ласково поглаживая Дуду по спине.
Наконец, горбун затих.
Дуду поднял мокрое от слёз и соплей лицо и преданно посмотрел на девушку.
– Я люблю вас, прекрасная маркиза.
– Я знаю, – ответила Кристина, – я знаю.
