Дмитрий Захаров
День Всех Святых
Часть вторая
1
Гребок, выдох. Два гребка, еще выдох. Пенистые буруны закипали при каждом взмахе руки пловца. Два гребка, лицо опущено в воду, выдох.
Берег алел тусклой полоской в обрамлении кучевых облаков. Близился вечер, усилился ветер, дующий в это время суток с запада. Донное течение окутало ноги стремительным потоком. Гребок, шумный выдох. В прошлый раз коварное течение увлекло его почти на километр. Тягун – так называется отливная волна, идущая от берега. Человеческое бессилие перед могуществом природы особенно ярко проявлялось в чуждой стихии. Берег удалялся с фантастической быстротой. Потребовалась концентрация силы воли и хладнокровия, прежде чем пловцу удалось уяснить алгоритм течения. Вопреки властному инстинкту самосохранения, ему следовало отдаться на волю волн и спокойно грести вдоль полосы потока. Тягун – волна сильная, но достаточно узкая по протяженности. Через сотню метров вдоль берега ее влияние заметно ослабло, а еще через пятьдесят исчезло совсем.
Гребок, выдох…
На выдающемся в море волнорезе можно было разглядеть крохотную человеческую фигурку. Последняя декада октября – конец курортного сезона в Крыму, вода в море еще теплая, но вечерами со стороны степи дует сухой, холодный ветер. Золотые солнечные блестки, играющие в брызгах волн, угасали. Солнце скрылось за зубчатым хребтом Ай-Петри.
Два гребка, выдох.
Короткая волна ударила в бок, как умелый боксер. Перехватило дыхание, пловец перешел на брасс. Темп снизился, но так ему удалось восстановить ритм дыхания. Волны стали круче и злее, последние солнечные лучи утонули в окутывающем горный хребет тумане, морская вода приобрела изумрудный оттенок. Выныривая на поверхность между гребками, он мог видеть беспокойно перемещающуюся по молу женскую фигурку. Неожиданно усилился встречный ветер. Раньше такого не было. Брасс был слишком медленным стилем, так он до наступления темноты не доберется до берега. Пловец перешел на быстрый кроль. Гребок, выдох. Гребок, выдох…
Плечи свело от усталости, но мысли возвращались к сообщению, полученному из Питера. Написал незнакомый капитан полиции, сын Леши Ермакова. Первая реакция по получении письма была стандартной. Взять за любые деньги билет и помчаться домой, но вмешался всевластный «Аэрофлот». Ближайший рейс был на завтра. Брать машину и гнать по трассе домой смысла нет, логично рассудила Жанна. Меньше чем за полутора суток не домчишь. Авдеев дважды пытался позвонить капитану, но натыкался на голосовое сообщение: «Абонент занят или находится вне зоны действия сети». Подобную инфу выдал провайдер МТС при попытке дозвониться до Марины. Кремер слег в больницу с обострением панкреатита, а Виталика Сомова[5] он не решился потревожить. После перенесенного инфаркта тот был еще слишком слаб. И отрывать от дел знакомых ребят из полиции тоже нет резона. Завтра в девять утра он будет в Питере, а пока хороший заплыв – лучшее средство прояснить мозги!
Гребок, выдох…
Отсюда он мог разглядеть светлые волосы Жанны, развевающиеся на ветру, и ее оранжевую спортивную кофту.
Ближе к берегу море рассвирепело, будто не желая отпускать добычу. Для обывателя волны накатывают на берег, хотя на самом деле это обманчивое впечатление. По мере обмеления дна, волны утягивают назад. Правило, отлично известное умелым пловцам. Оранжевое пятно было совсем рядом. Оно возникало в поле зрения на долю секунды, когда его голова оказывалась в гряде между гребнями рычащих волн, и пропадало, оставшись на поверхности сетчатки глаза как запечатленный негатив. Спортивную кофту они купили в аэропорту Симферополя, когда в начале октября внезапно испортилась погода и пошел мелкий, нудный дождик.
Гребок, выдох, гребок…
Руки налились свинцом, валы отбрасывали пловца назад. Острая боль пронзила поясницу, левая нога онемела. «Плохо твое дело, Авдеич! – пошутил Виталик Сомов, когда посетил друга в больнице. – Теперь будешь скакать на одной ноге, как пират из детской книжки!»
Хирург был неулыбчивым пожилым мужчиной с кустистыми, как у филина, бровями. Он доставал из папки большие черно-белые рентгеновские снимки и созерцал туманные разводы с мрачным удовольствием.
– Дело ваше швах, Сергей Матвеевич! – сообщил он сразу же после операции. – Пулю мы достали, можете забрать как сувенир. На снимке видны повреждения поясничного отдела позвоночника. В области L1.
– Что такое «L1»?
– Так называется позвонок. Печальная новость заключена в том, что спинной мозг проходит именно в этой зоне. Уязвимое место. Вот здесь, полюбуйтесь, – врач протянул снимок Авдееву, – видите, затемненное пятнышко? М-да… Здесь образовалась гематома, которая со временем, надеюсь, рассосется. Некоторое время вы будете испытывать простреливающие боли и прочие неприятные симптомы.
– Боль можно перетерпеть… – осторожно сказал Авдеев.
– М-да… – причмокнул хирург. – Боль вы стерпите, не сомневаюсь, а вот насчет урологических проблем не уверен.
– Я буду гадить под себя? – усмехнулся Сергей, но внутри все похолодело.
– Травмы поясничного отдела сопряжены с непроизвольным мочеиспусканием, эректильной дисфункцией и, наконец, параличом нижней части туловища.
– Похоже на приговор! – тихо произнес Авдеев.
– Человеческий организм – штука темная. Мы знаем примеры людей, перенесших более тяжелые травмы, чем ваша. Дикуль, Бубновский… – Он заглянул в карту больного. – Бокс вам противопоказан, Сергей Матвеевич, также как и занятия с отягощениями. Медленное плавание, гимнастика, оздоровительный массаж, – в лице хирурга впервые появилось что-то отдаленно похожее на сочувствие. – У вас отличное сердце и прекрасная функционалка. Состояние здоровья тридцатилетнего мужчины. Впервые за свою практику вижу такое. Нет ни малейших признаков атеросклероза сосудов, идеальные анализы. Проживете до ста лет!
– Сидя в инвалидном кресле! – мрачно пошутил Сергей.
Крупицы ставропольской вакцины[6] сделали его тело совершенным, но уязвимым. Все смертны…
Новая волна закрутила его юзом. Плыть с обездвиженной ногой было непросто, тем более что за две недели неподвижности мышцы ослабли. Доктор нагнал страху, он восстанавливался после выхода из больницы очень быстро. Эректильной дисфункции удалось избежать, а Жанна с удовольствием осваивала русскую камасутру для паралитиков. Ходьба давалась труднее, тупая боль пронизывала поясницу, левое бедро и ягодицу. Он встретился с доктором Бубновским, который оказался в общении веселым и отзывчивым мужиком. Благодаря специальной гимнастике и отменной мышечной памяти Авдеев приходил в норму, хотя о возвращении на ринг пришлось на время забыть.
Он перешел на интенсивный кроль, каким обычно пловцы завершают дистанцию. Оранжевое пятно мелькнуло в полусотне метров и исчезло. Жанна выбежала на берег, на ходу стягивая одежду.
– Не лезь в воду, дура! – хотел закричать Авдеев, но порция соленой воды залепила рот.
Его увлекала в пучину непреодолимая сила.
Гребок, выдох! Гребок, выдох!
Серые камни приближались. В октябре граница между вечером и ночью неуловима. Теперь он плыл на одном выдохе, опустив лицо в воду. Греб, пока позволяла задержка дыхания, в висках начинали звенеть молоточки, и грудь распирала горячая боль. Нога коснулась твердого дна, и тотчас его понесло назад в море. Тонуть на расстоянии двадцати метров от берега было просто глупо!
Авдеев вложил последние силы в рывок. Рокочущая волна отступила, дав временную передышку. Следующий вал его прикончит. Он ожесточенно греб. Жанна стояла по грудь, протягивая к нему руки. Покрытое загаром лицо было ненормально бледным, огромные голубые глаза потемнели. Еще два десятка гребков, и их руки соприкоснулись. Припадая на безвольно волочащуюся ногу и опираясь на плечо подруги, он двигался к берегу, увлекаемый бездумной жаждой жизни. Это была та могучая сила, что заключена Создателем в наших сердцах. Властный инстинкт, заставляющий курицу с отрубленной головой бегать по двору, а выброшенную прибоем рыбу конвульсивно вбирать жабрами губительный для нее воздух.
Авдеев упал на мокрую гальку. За спиной с удвоенной силой бушевало море. На берег накатывали могучие валы. Жанна опустилась рядом, заботливо накрыла его сухим пледом. Он не ощущал холода, победоносно стучало сердце в груди. Сергей повернулся на спину, провел ладонью по влажным женским волосам и улыбнулся.
– Живой…
Наутро погода испортилась. Над горами багровели тучи, черная тень скользила по берегу, море отливало свинцовой краской.
Такси прибыло вовремя, дорога от Коктебеля до Симферополя занимала час с четвертью. Сергей покидал в багажник машины спортивные сумки. После вчерашнего заплыва спина болела, но в ноге чувствительность восстановилась, осталась небольшая хромота при ходьбе, тупая боль простреливала в ягодице.
За утро он трижды набирал номер питерского капитана, – связи не было. Номер Марины также был недоступен. Авдеев провел тревожную ночь, снилась какая-то муть. Обычно он спал крепко, без сновидений, а здесь пригрезился целый сюжет для фильма ужасов. Человек с черным капюшоном на голове раскладывал на сверкающем хирургической чистотой столе замысловатые орудия пытки. Вот он склонился над привязанной обнаженной жертвой и бархатным певучим баритоном сказал: «У вашей подружки острый ум! Мне как раз такого не хватает!»
Сверкнул скальпель, острие тронуло кожу на обритой голове, в жертве Сергей узнал Жанну. У нее были сбриты волосы на голове и бровях, отчего миловидная женщина превратилась в бесполую куклу. Авдеев бросился вперед, но, как это часто случается во сне, движения его были медленные, лишенные энергии. Человек скинул капюшон, правильные черты лица выступили из полумглы.
«Я тебя знаю!» – закричал Сергей, но голос звучал тихо, словно шепот.
«Конечно, знаешь! – улыбнулся мужчина. – Когда-то меня звали Черным».
«Я убил тебя в том ангаре!»[7]
«Убил, – спокойно сказал человек. – И в землю закопал!»
Он громко рассмеялся.
«Все не такое, каким оно кажется, господин Авдеев!»
Взмах руки, из надреза брызнула алая кровь, громкий женский крик оглушил. Сергей дернулся всем телом и проснулся. В окно вливался тусклый утренний свет. Жанна тихонько сопела рядом, белокурые волосы разметались по подушке. Он поднялся с кровати, осторожно ступая по скрипящим половицам, вышел на улицу. Доктор рекомендовал подтягивания на турнике. Стараясь избегать рывков, Сергей повис на перекладине, заныла поясница. Благодаря плаванию он подсушился до семидесяти пяти килограммов. Лицо постарело, мышечный рельеф проступил, как на картинке из анатомического атласа. Он подтягивался медленно, плавно, как советовал Бубновский.
Они встречались с Мариной четыре раза после ее возвращения из Англии. Встреча стареющего отца со взрослой дочерью после десятилетней разлуки. Почему-то не было напряжения в общении. Между ними угадывалось нечто общее. Характер, реакция на агрессию, умение держать удар, авантюрный склад личности. Каждая последующая встреча была плодотворнее предыдущей. После возвращения из Крыма Марина собиралась познакомить его со своим женихом.
Двадцать один раз. Неплохо для старика. Последнее подтягивание далось с большим трудом. Он направился в ванную, столкнувшись по пути с Жанной. Женщина привычно поцеловала его в висок.
– Завтрак будет готов через пятнадцать минут…
Сидя в такси, он еще дважды попытался дозвониться сначала до Марины, а потом до капитана Ермакова.
– Скоро будем на месте! – одобряюще улыбнулась Жанна, но голубые глаза смотрели с тревогой.
В аэропорту Симферополя было пустынно. Курортный сезон закончился. На парковочной площадке за ними увязалась пожилая цыганка.
– Дай ей денег, иначе не отстанет! – нахмурился Сергей.
Жанна протянула сотенную, но цыганка с пренебрежением оттолкнула ее руку.
– Ты гибели ищешь, солдатик! – сказала она, глядя в упор своими черными как смоль глазами. – Пропадешь! – Она сплюнула трижды через левое плечо и растерла асфальт ногой, обутой в черный сапожок.
– Это почему? – спросила Жанна.
Цыганка не удостоила ее взглядом, не отрывая гипнотического взора от мужчины.
– Ты, женщина, тоже сгинешь, если останешься с ним. Любящие разделяют судьбу тех, кто им дорог. Все твои враги, солдат, были людьми. Сильными и жестокими. Этот другой. Он равнодушен, а потому страшен.
К цыганке уже приближались двое полицейских.
– Лучше пережди здесь! – бросила напоследок гадалка. – Может, и уцелеешь тогда…
Она подобрала свои юбки и торопливо удалилась. Жанна проводила цыганку настороженным взглядом.
– Что подсказывает твоя считка? – улыбнулся Сергей.
– Не знаю… – Она покачала головой. – Эта женщина действительно сказала то, что думала.
На табло зажглись синие цифры, началась регистрация на рейс. За время полета Авдееву удалось заснуть, Жанна растолкала его, когда аэробус начал снижение. Под крылом промелькнул знакомый с детства пейзаж, высотные дома на юго-западе города. Мелодично звякнул сигнал, голос стюардессы доложил погодную сводку в Петербурге. Авдеев присвистнул.
– Мокрый снег в октябре!
– Скоро ноябрь, – заметила Жанна.
– Будем греться!
Сергей обнял подругу и впервые за последние сутки улыбнулся. Настроение у него заметно улучшилось.
– Я думала о словах цыганки…
– Моя бабушка говорила: слушать цыган, значит, навлечь беду! – шутливо урезонил Авдеев подругу.
– Я не о том, – Жанна внимательно смотрела в иллюминатор, на ее виске билась синяя жилка, – она сказала про твоих врагов…
– Это были преступники!
– Конечно! В основе любого преступления лежит рациональный мотив. Мотив не всегда понятен и кажется абсурдным, но если грамотно расспросить преступника, то нити его рассуждений приведут к одной из человеческих страстей – деньгам, власти или сексу. Однако существуют безумные преступления, совершенные просто так, без всякого смысла.
– Например!
– У меня был пациент, который убил свою мать и бабушку. Матери он перерезал горло, а бабушку задушил подушкой. Он объяснил свои действия просто: родственники не дали денег на дозу наркотика.
– Сама ответила! – воскликнул Сергей. – Причина – деньги!
– Глупость! – поморщилась Жанна. – Тот факт, что мать не дала ему пятьсот рублей на дозу, вообще ни о чем не говорит! Он признался, что убил бы их в любом случае. Это пример парадоксального преступления, когда человек отлично знал, что ему грозит за двойное убийство…
Самолет упруго ударился шасси о взлетную полосу, немногочисленные пассажиры привычно зааплодировали. Сергей отстегнул ремень безопасности.
– Не могу понять, к чему ты клонишь!
Жанна очень внимательно посмотрела ему в глаза.
– Если отмести все рациональные объяснения совершенного преступления, остается только одно.
– И какое же?
– Дьявол! – коротко ответила женщина.
– А-а-а… – недоверчиво протянул Авдеев.
– Зря смеешься. Победа дьявола состоит в том, что он убедил людей, будто его не существует.
– Круто сказано!
– Это не моя мысль. Так вот, все парадоксальные преступления совершаются с холодным сердцем. Об этом говорила цыганка. Когда того парня обследовали на предмет вменяемости, его пульс не превышал восемьдесят ударов в минуту.
Авиалайнер остановился, пассажиры сидели, ожидая, пока подъедет трап. Окна иллюминаторов залепила мокрая взвесь снега с дождем. Сергей поднялся, достал походную сумку из багажника.
– А сколько дали тому наркоту? – спросил он.
– Его признали невменяемым…
Авдеев машинально набрал номер Ермакова, его ожидал приятный сюрприз. Вместо дежурной фразы провайдера в динамике пошли длинные гудки, сменившиеся стандартной фразой автоответчика. Подъехал трап, люди цепочкой потянулись к выходу.
2
Осязание пришло одновременно с пробуждением. Сон спадал прядями, обнажая реальность. Боль концентрировалась в темени, двумя сантиметрами ниже младенческого родничка, который закрывается через год после рождения. Уязвимое место. Вслед за ощущением боли включился слух. В уши вливалась однообразная мелодия. Пела женщина. Песня была без слов. Долгую ноту сменяла другая, на октаву выше, затем третья, длинная и тягучая. Если бы не живость человеческого голоса, выводящего фантастическую песню, можно было предположить тревожный звук сирены. Голую спину и ягодицы холодила твердая поверхность, чувствительность кожи восстанавливалась одновременно с сознанием, кожу покрыли острые мурашки. Царящая вокруг глухая мгла имела прозаическое объяснение. Ее глаза покрывала плотная повязка. Семьдесят процентов информации человек усваивает благодаря зрению. Марина потрясла затекшую руку, протянула ее к лицу. Пение тотчас стихло.
– Нельзя! – послышался испуганный крик.
Кричали сзади и чуть сбоку. Коснувшаяся было повязки рука замерла неподвижно.
– Нельзя-я-я-я… – голос звучал почти умоляюще.
Марина послушно вернула руку на прежнее место. Сердце забилось часто, во рту пересохло.
– Я… Я хочу пить… – прошептала девушка. Послышались шлепки босых ног, журчание наливаемой воды, и спустя мгновение воспаленных губ коснулся холодный край посудины. Вода была сладковатой, с оттенком фармацевтического привкуса. Марина выпила все до дна, сдержав приступ тошноты. На лбу выступила испарина. Она протянула руку, желая вытереть пот, но ее руку бережно, но твердо ответили в сторону.
– Нельзя… – теперь уже ласково, как несмышленому ребенку сказала женщина.
От нее исходил странный запах. Пот, мускус и еще что-то терпкое, с примесью расплавленного воска.
– Я в больнице? – тихо спросила Марина. – Я помню… Я попала в аварию.
Женщина опять запела свою странную песню без слов.
– Кто вы?
Вероятно, в воде был наркотик. У нее начали путаться мысли, заплетался язык.
– Do you have to tell me what this is about?[8] – прошептала Марина.
Сознание мутилось. Она решила, что находится в Лондоне, а там положено говорить на английском языке! Сейчас придет мама, угрожающе поднимет свой указующий перст и скажет саркастично и немного угрожающе, как это умеет говорить только она одна: «I warned you! You can't go to Russia!»[9] Мать любила переходить на английский язык, даже когда оставалась наедине с дочерью. Это было глупо и немного противно, – женщина так и не освоила чужую речь в достаточной степени, чтобы ее принимали за свою, а вот Марина в первые дни по возвращении в Питер чувствовала себя неуютно. Особенно трудно ей давался жаргон.
– Пошла ты…
Получилось смачно, круто. Мат в устах воспитанной девочки звучал очень сексуально. Паша просил иногда, чтобы она материлась. Вспомнив про бывшего любовника, она ощутила легкое возбуждение, словно махнула пару бокалов джина с тоником и смешала алкоголь с бодрящими желтыми таблетками, которые Паша иногда уговаривал ее принять перед походом в ночной клуб. Однажды она проглотила зараз три пилюли, и все закончилось народным стриптизом. К радости мужской половины клуба, приличная девочка разделась догола, танцуя перед барной стойкой. Вечеринка увенчалась безумным сексом прямо на улице, под неустанные сигналы проезжающих мимо машин. Наутро ей было плохо и стыдно. Как романтический любовник, Паша принес в постель два бокала янтарного пива на подносе. Похмелье отступило, молодая девушка не осознала, как начался ее первый запой. После того памятного загула она приняла решение расстаться с Пашей. Их роман напоминал скоростной лифт в ад.
– Тебе следует быть осторожной с алкоголем, дочь! – любила повторять мать. – Дурная наследственность. Авдеевская порода!
При этих словах ее губы складывались в брезгливую гримасу. У матери были полные, чувственные красные губы, не нуждающиеся в помаде.
Марина провела ладонями по груди, ощутив набухшие соски и увлажнившийся низ живота. Повязка на глазах не смущала ее. Прикольная обстановка в больнице была похожа на сюжет скандального романа. Погружаясь в наркотический дурман, Марина почувствовала чужое присутствие в помещении помимо их двоих.
– Кто здесь? – спросила она чуть заплетающимся языком.
Ноздри тронул новый запах. Липкий и сладковатый, как растаявшая на солнце карамель.
– Нельзя! – как заведенная кукла повторила женщина. Она предугадала вторичное намерение непослушной пациентки избавиться от повязки на глазах.
Руки плохо слушались ее. Она попыталась потянуть за край плотной ткани, но угодила себе пальцем в нос. Это обстоятельство ее рассмешило. Сон наваливался на нее властно и беспощадно, как грубый насильник. Мысли путались, английские слова мешались с твердой русской речью.
– What the fuck?![10] – бормотала она. – Хочу смотреть, значит, буду смотреть! You understand?
Женщина держала ее за руки, Марина с удивлением поняла, что незнакомка тоже голая. Она собрала волю в кулак, борясь с обнаженной девицей, а еще больше с собственным затуманенным рассудком. Ей все-таки удалось сдвинуть повязку в сторону так, что левый глаз освободился от покрова. Царил полумрак, увиденная картина запечатлелась на долю мгновения, прежде чем повязка была водворена на прежнее место. Проваливаясь в бездонную мглу забвения, она не могла сказать наверняка, являлось ли то, что она увидела, реальностью или наступающий сон одарил ее жутким видением. Силуэт крупного мужчины выступал из темноты, как призрак. Он стоял неподвижно и пристально смотрел на нее. В нем было что-то нечеловеческое. Широкие плечи, крупные черты лица, застывшие, как восковая маска, и глаза… Жадные, властные, голодные, пожирающие ее обнаженное тело.
– Нельзя-я-я-я!!!
Где-то далеко в поднебесье звенел сверкающий, как золотая нить, женский голос. Повязка легла на глаза, сознание померкло, наступил покой.
3
– У вас десять минут! – отчеканил Ермаков.
Садясь в салон «майбаха», он вторично проверил смартфон. Связи не было, хотя в правом верхнем уголке экрана светились три жирные полоски. Черт с ним! Наташа как-то сказала, что любопытство грозит утратой рая. Наверняка вычитала в Интернете, но фраза ему понравилась, хотя капитан Ермаков ни в рай, ни в ад не верил. Опустившись в кожаное сиденье, он удивился комфорту. Что можно ожидать от автомобиля, стоимость которого равноценна его доходу за двадцать лет службы!
– Десяти минут вполне достаточно! – кивнул мужчина. Он расположился на переднем сиденье, рядом с водительским местом. Встретив взгляд капитана, понимающе кивнул. – Обычно я езжу с водителем. Сейчас отпустил его покурить.
– Вы теряете время! – сухо сказал капитан.
– Конечно. Тиканье часов – самый зловещий из всех земных звуков. Уплывающее мгновение, приближающее нас к смерти.
– Осталось восемь минут…
– Отлично! – почему-то обрадовался мужчина. – Вы не верите в Бога, следовательно, дьявола в вашем понимании также не существует.
Он был высокого роста и крепкого телосложения, в повороте гибкой шеи, когда он обернулся к собеседнику, положив локоть на изголовье сиденья, в энергичной мимике лица угадывалась физическая сила. Смуглый цвет лица и темные глаза заставляли предположить южные корни в биографии мужчины. Еврей или татарин, решил капитан Ермаков. Мужчине было лет сорок пять, но в густых темных волосах не было и следов седины. Когда он улыбнулся, обнажились хищные, белые зубы. Зубы – важная вещь в вопросах экспертизы, толковый следователь по внешнему виду может отличить импланты. У обладателя «майбаха» зубы были свои. Человек буквально купался в ауре успеха и власти. Рукав пиджака немного сполз, обнажив золотую полоску часов – «Вашерон Константин». Говорят, что богатство увеличивает жадность, этого человека народная мудрость обошла стороной.
– Давайте ближе к делу! – сказал Ермаков.
– Для этого я вас и побеспокоил, – заявил мужчина. – Меня зовут Альберт, отчества я избегаю. Как американцы. Речь пойдет о моем родном брате. Позавчера он сбежал из психиатрической клиники на Пряжке, где содержался последние восемь лет.
– Обратитесь в полицию.
– Дослушайте до конца, Григорий Викторович! – бесцеремонно перебил мужчина. – В моем распоряжении восемь минут. Мой брат – не обычный шизофреник. Он страдает редкой формой психопатии. В больнице сказали, что при побеге он угнал машину скорой помощи. Автомобиль объявлен в розыск.
Ермаков нервно потер ладони. Он чувствовал непонятную растерянность, слушая этого человека. Словно не выспался или перебрал пивка накануне.
– А почему вы рассказываете об этом мне? – спросил он.
– Я являюсь одним из учредителей крупной коммерческой структуры. Можете навести справки, – Альберт протянул визитную карточку: плотный квадратик картонки черного цвета, обрамленного золотой рамкой, – служба безопасности отрабатывает свой хлеб. Это бывшие сотрудники правоохранительных органов. Вас порекомендовали как честного и толкового человека.
– Вы предлагаете мне заняться частным расследованием? Разыскать вашего чокнутого братца?!
– Я не сказал, что мой брат чокнутый! Он – психопат, но уровень ай-кью у него сто пятьдесят четыре.
– Почему его тогда держат под замком в психушке?
– Проблемы начались в раннем возрасте. Роману было четыре года, когда он организовал что-то вроде секты в детском саду. Когда одна из девочек отказалась выполнять придуманные братом обряды, он ее наказал. В результате ребенок остался инвалидом на всю оставшуюся жизнь. Наш отец – уроженец Сальвадора, он погиб в перестрелке между участниками наркокартелей.
– Вашего брата зовут Роман?
Альберт кивнул.
– Нас растила мать, от отца досталась экзотическая внешность.
– Брат старше вас?
– На семь минут. – Увидев замешательство на лице капитана, Альберт улыбнулся: – Мы близнецы. А по знаку зодиака – Тельцы. Мой брат помешан на астрологии. Интересно, что близнецы имеют схожую ДНК, но разные папиллярные линии на руках. У нас в семье жила собака. Породы шелти. Знаете, это такие миниатюрные колли…
– Я знаю, как выглядит шелти…
– Мелочи имеют значение, Григорий Викторович! – заметил Альберт, заметив, что капитан нетерпеливо шевельнулся. – Однажды мы с мамой вернулись с прогулки, в коридоре все было залито кровью. Пес был еще жив, когда мой милый братик пытался кухонным ножом вскрыть несчастному животному брюхо…
– Зачем вы мне это рассказываете? – поинтересовался Ермаков.
Альберт убавил громкость музыки на магнитоле.
– Роману было около трех лет. Собака выла от боли, но не делала попытки укусить ребенка, понимаете, о чем я?
– Дети часто мучают животных.
– Конечно. Только те кусают или хотя бы огрызаются.
– Вы можете перейти ближе к делу?
– О'кей! – кивнул мужчина. – На прошлой неделе я женился. Моя невеста – дочь влиятельного и обеспеченного человека. Свадьба прошла скромно, закрыто. А вчера моей жене приходит по почте любопытный предмет. – Он бережно достал из бумажника кусок картонки.
U+2653.
Ермаков взял карточку двумя пальцами за торцы, повернул оборотной стороной.
«Вдвоем быть легче, чем одному. Вдвоем легче согреться и легче умирать».
– Ввод знаков зодиака с помощью клавиатуры, – сказал капитан.
– Так точно! Рад, что не требуется объяснять вам детали.
– Я уже видел нечто похожее…
– Моя девушка – Рыба по зодиаку. Я уже говорил, что Роман большой спец по астрологии. Цифры соответствуют этому знаку.
– И цитату легко найти в Интернете, – кивнул Ермаков.
– Не совсем так, – возразил Альберт. – В изречении царя Соломона фраза заканчивается на слове «согреться».
– Если вы опасаетесь за свою жену, подключите службу безопасности! Обеспечьте ей охрану.
– Спасибо за совет, Григорий Викторович! – отвесил ироничный поклон мужчина. – Я так и сделаю. Но сейчас я хотел бы попросить вас об одолжении.
– Говорите.
– Если я найму вас для поиска моего братца, вы согласитесь? Мы богатые и не жадные!
– Я должен подумать…
– Конечно, – кивнул Альберт. – В конце концов, я ведь не предлагаю вам что-то противозаконное?
– Десять минут закончились, господин… – Капитан кинул короткий взгляд на визитную карточку. – Господин Ямпольский.
Он вышел на улицу, съежившись от ледяного порыва ветра. Около машины стоял водитель – коренастый молодой человек лет тридцати пяти – сорока. Судя по осанке и цепкому взгляду, которым он посмотрел на капитана, парень был бывшим офицером.
Альберт опустил ветровое стекло.
– Вы все-таки исключаете возможность существования дьявола, Григорий Викторович?
В черных глазах сверкали насмешливые огоньки. Не похож он на испуганного человека, подумал Ермаков.
– Позвоните мне завтра! – Капитан нажал брелок сигнализации.
– Он отгрыз девочке ухо! – прокричал Альберт.
– Что?!
– Мой брат. Ему было четыре года…
Ермаков забрался в свой старенький «ниссан».
После салона «майбаха» внутри японской машины было бедно и скупо, как в приюте для бездомных. Смартфон радостно оповестил хозяина пятью пропущенными сообщениями и двумя звонками. Связь была восстановлена, когда он открывал меню смарта, пальцы его заметно дрожали.
Проехав квартал, он остановил «ниссан» на проезжей части. В месте пересечения улицы Большая Подьяческая и Садовая. Лучшего места для наблюдения было не найти. Когда он двигался по Подьяческой, «майбах» Ямпольского отражался в обзорном зеркале. Он потерял автомобиль бизнесмена из вида на долю секунды, – следовало пропустить автомобиль ГИБДД.
«Майбах» исчез. Огромный автомобиль словно испарился в воздухе! Сзади нетерпеливо сигналили другие машины, Ермаков вынужден был продолжить движение. Он прождал десять минут и уехал. Единственное здравое объяснение, какое пришло на ум опытному оперативнику, – автомобиль скрылся в одном из дворов. Чувствуя неприятный ком в горле и пытаясь унять невесть откуда взявшуюся дрожь в руках, он набрал вызов Авдеева. Тот ответил немедленно:
– Здравствуйте!
– Доброе утро, Сергей! Извините, отец не сказал, как вас по отчеству…
Мужчина усмехнулся.
– Валяй без отчеств, сынок! Я уже в Питере. Был у Марины дома, там глухо как в танке. Рад твоему звонку…
– Взаимно!
Ермаков не лукавил. После встречи с Ямпольским его охватила беспричинная тревога, которая никак не проходила. Бодрый тон Авдеева, которого он знал как человека-легенду, вернул утраченный оптимизм.
– Я коротко изложил суть дела в сообщении, но сегодня поступили новые данные. Не исключено, что они связаны с исчезновением вашей дочери, Сергей.
– Давай на «ты», Гриша, – предложил Авдеев. – Ничего, что по имени?
– Отлично. Я на машине, сегодня выходной. Куда подъехать?
Сергей продиктовал адрес Жанны. Она жила в центре, на улице Правды.
– Ты упомянул ее парня…
– Прирожденный сыщик! – рассмеялся Ермаков. – Его фамилия Редько, зовут Андрей. Он развил активную деятельность. Если получится, приеду с ним.
– Жду вас, парни. Адрес скину эсэмэской!
– Я буду через час с лишним. Надо заехать в одно место…
– До связи.
Капитан набрал номер Редько, тот ответил после третьего гудка. Голос у молодого человека был сонный.
– Здравствуйте, Григорий! Извините, я сутки без сна, сморило…
Ермаков коротко изложил дело. Пока он разговаривал, пришло сообщение. Адрес Авдеева.
