Don Nigro
The Godness of Murderous Rain/2015.
Переводчик Вебер Виктор Анатольевич
ЭДМУНД – критик Эдмунд Уилсон.
МИЛЛЕЙ – поэтесса Эдна Сент-Винсент Миллей.
ЗАЙКА – молодой Эдмунд Уилсон.
ПАРКЕР – писательница Дороти Паркер.
БОБ – писатель Роберт Бенчли/ ГОЛЛАНДЕЦ – муж Миллей.
ДЖОННИ – поэт Джон Пил Бишоп/ ДЖОРДЖ – поэт Джордж Диллон.
ДЖИН – драматург Юджин О’Нил/ ФРЭНК – редактор Фрэнк Крониншилд.
БЛЕР – актриса Мэри Блер/ МАДЖИЛЛАКАДДИ – секретарь/ МАККАРТИ – писательница Мэри Маккарти.
Время: 1920–1950 гг.
Квартиры в Гринвич-Виллидж, Макдугал-стрит, пожарная лестница с окном, редакция «Вэнити фейр», крыльцо дома в Кейп-Код, столик в итальянском ресторане Бостона, дом в сельской местности к северу от Нью-Йорка, все сосуществуют в простой единой декорации с минимальным количеством мебели. Крыльцо с диваном-качелями справа у авансцены. Дверь справа. Окно справа. Небольшой диван по центру справа. Стол и стулья у авансцены слева. Лестница по центру, с площадкой наверху и окном, за которым пожарная лестница. Кровать слева, изножьем к авансцене. Около кровати овальное зеркало в рост человека. Актеры могут входить и уходить откуда угодно. Декорация неизменна весь спектакль. Действие течет гладко, без пауз между картинами.
Драматург выражает искреннюю благодарность Лоренсу Харбисону[1] который навел меня на мысль о написании этой пьесы и десятилетия оказывал мне полную поддержку. Ни у одного драматурга не было лучшего друга.
Действие первое
1. Вечеринка в Виллидж.
2. «Вэнити фейр».
3. Кейп-Код.
4. Пожар с обоих концов.
5. Граф Монте-Кристо.
6. Голландец.
Действие второе
7. Спагетти с миссис Паркер.
8. Фатальное интервью.
9. Гранд-тур.
10. Охота на кроликов.
11. Я думал об Эдне.
12. Маккарти.
13. Полуночный разговор.
14. Эдмунд.
15. На лестнице.
(В круге света, на лестничной площадке, появляется ЭДМУНД УИЛСОН, с животом и лысый, пятидесяти пяти лет, в руке стакан, смотрит на лестницу. Год 1950-й).
ЭДМУНД. Эдна Сент-Винсент Миллей умерла. И что прикажете с этим делать? Когда я впервые встретил ее, в дни лучезарной юности, в тысяча девятьсот двадцатом году, на вечеринке в Гринвич-Виллидж, она сияла нежданной, почти сверхъестественной красотой. (Тихая старая музыка, из 1920-х, звучит у него в голове, тогда как внизу собираются участники вечеринки, поэты, актеры, художники, эксцентрики, включая и тех, кого мы увидим на сцене позже. Среди них молодой человек по прозвищу ЗАЙКА. Со временем он станет мужчиной, который сейчас смотрит на вечеринку с верхней лестничной площадки. Он не может оторвать глаз от миниатюрной, рыжеволосой, зеленоглазой молодой женщины, которая уже достаточно известная поэтесса ЭДНА СЕНТ-ВИНСЕНТ МИЛЛЕЙ. Сейчас она уютно устроилась на диване, со стаканом в руке, императрица, уверенная в своей красоте, величественная, что-то высматривающая. Остальные участники вечеринки уходят в тени, тогда как свет, внимание ЗАЙКИ и наше тоже, фокусируются на МИЛЛЕЙ). Полагаю, я был нелепым молодым человеком, придавленным абсурдным прозвищем, которое получил от моей матери-садистки, и крайне серьезно относящимся к литературе. Я хотел стать поэтом. Или романистом. Или драматургом. Хотел что-то создавать. Когда я приехал в Виллидж после войны, Эдна уже жила здесь, прибыв после завершения учебы в Вассарском колледже, где все отчаянно влюблялись в нее. Она стала звездой Провинстаунского театра, и оставляла за собой длинный шлейф разбитых сердец по всей Макдугал-стрит. Наше обожание она принимала благосклонно и с улыбкой, словно ничего иного и не ждала. Но происходило это тридцатью годами раньше, когда в Виллидж мы были детьми.
ЗАЙКА. Вы – Эдна Сент-Винсент Миллей.
МИЛЛЕЙ. Правда? Вы уверены?
ЗАЙКА. Более чем. Я только что видел вас на сцене. Вы очень хорошо играли.
МИЛЛЕЙ. О, это была не я. Кто-то еще. Эдна Сент-Винсент Миллей – целиком выдуманный персонаж.
ЗАЙКА. Что ж, если вы встретите ее, вас не затруднит передать ей, что я очень, очень люблю ее стихи. Мне хотелось познакомиться с ней с того самого момента, как я впервые их прочитал. Я бы подошел к вам раньше, но вас окружало так много мужчин, что я не смог бы пробиться.
МИЛЛЕЙ. Я знаю. Мои верные, но глуповатые почитатели. Я отослала их прочь. Мужчины такие ужасные. За исключением вас, разумеется. Я уверена, вы очень милый.
ЗАЙКА. Я не милый. Я – Эдмунд Уилсон. Новый заместитель редактора «Вэнити фейр».
МИЛЛЕЙ. О, так я знаю, кто вы. Вы – тот самый, кого Дос Пассос называет Зайкой.
ЗАЙКА. Пожалуйста, не зовите меня так. Моя мать называла меня Зайкой с раннего детства. Она была глуховата, и в мой первый день в школе, когда мы расстались и я пошел к двери, крикнула достаточно громко, чтобы разбудить всех мертвых конфедератов: «ВЕДИ СЕБЯ ХОРОШО, ЗАЙКА!», и для всех, с кем я с того момента знакомился, я становился Зайкой. Я надеялся, что перебравшись в Нью-Йорк, мне раз и навсегда удастся избавиться от этого нелепого прозвища, но на первой же вечеринке, куда я пришел, оказался Скотт Фицджеральд из Принстона, и он проорал на весь зал: «ПОСМОТРИТЕ, ЭТО ЖЕ ЗАЙКА! ИДИ СЮДА, ЗАЙКА!» И я понял, что обречен.
МИЛЛЕЙ. Я думаю, это прозвище вам подходит. Каждому из нас приходится нести свой крест. Мой в том, что все, кто знакомятся со мной, думают, что я – та самая девушка из моих стихотворений. Тогда как она самом деле она – совершенно другой человек.
ЗАЙКА. Мне очень хочется опубликовать ваши стихи в «Вэнити фейр». Приходите в редакцию в самом ближайшем будущем, и я познакомлю вас с мистером Крониншилдом, и с Дороти Паркер, и с Робертом Бенчли, которого я сменю, и с…
МИЛЛЕЙ. Дос говорил мне, что вы – девственник. Вы девственник?
ЗАЙКА. Джон Дос Пассос не черта об этом не знает.
МИЛЛЕЙ. Не волнуйтесься, Зайка. Это нормально. Мы об этом позаботимся.
(Она ослепительно улыбается, пригубливает стакан, похлопывает по сидению дивана рядом с собой. ЗАЙКА садится, и мы наблюдаем, как они начинают общаться под монолог ЭДМУНДА).
ЭДМУНД. Ты была такой красивой. Все твои стихотворения я знал наизусть. Я декламировал их, когда мылся в душе. Стоило подумать о тебе, и мое сердце колотилось. Если ты была в комнате, остальных не существовало. Господи, как я тебя любил. Мне нравилось быть рядом с тобой. Мне нравилось прикасаться к тебе. Даже случайный контакт, твоя ладонь на моей руке, когда ты говорила со мной, твоя грудь, скользнувшая по мне, в дверном проеме или когда ты садилась в машину, возбуждало меня до такой степени, что меня трясло. Твое тело было теплее, чем кого бы то ни было. Твоя ладонь жгла огнем. И тридцатью годами позже, шагая по Макдугал-стрит, я поглядываю по сторонам в поисках девушки, которую знал, со смехом выбегающую из-за угла, рыжеволосую и зеленоглазую. Иногда я думаю, что слышу твой голос в комнате, и слезы наворачиваются у меня на глазах. Ты бывала злой. Ты бывала шальной. Ты бывала волшебной. И потеряв тебя, я видел нас во сне, обнаженных под дождем. Я бы сделал для тебя все, снес бы любое оскорбление, согласился бы на любое унижение. Я хотел лишь обожать тебя. Ибо ты была прекраснее всех, и тех, кто был, и тех, кто будет. Ты была Богиней убийственного дождя.
МИЛЛЕЙ. Нас с тобой, Зайка, ждут такие восхитительные приключения.
(Свет, падающий на вечеринку, меркнет. ЭДМУНД остается в круге света).
(Вечеринка превращается в редакцию журнала «Вэнити фейр» в 1920 г. ДОРОТИ ПАРКЕР и РОБЕРТ БЕНЧЛИ, уходящие заместители главного редактора, вводят ЗАЙКУ в курс дела. МИЛЛЕЙ пришла с ним, и все слушает).
ЭДМУНД. На следующий день я повел ее в редакцию «Вэнити фейр». Главный редактор поручил Дороти Паркер и Роберту Бенчли подготовить меня, чтобы я должным образом их заменил. На самом деле никто не мог заменить их, потому что никто, включая их самих, не знал, что именно они делали и как. Но они отлично проводили время.
ПАРКЕР. Ой, взгляните, мистер Бенчли. Это Зайка. И он привел ослепительно красивую девушку.
ЗАЙКА. Эдмунд.
ПАРКЕР. Ее зовут Эдмунд.
ЗАЙКА. Меня зовут Эдмунд.
ПАРКЕР. Нет, я думаю, что вы – Зайка. Это Зайка, так, мистер Бенчли?
БОБ. Минуточку. Позвольте проконсультироваться с моим хрустальным шаром.
ПАРКЕР. Зайка – это штрейкбрехер, которого привел Крони, чтобы отнять у нас работу и выбросить голыми на улицу.
БОБ. Я раздеваться не собираюсь.
ЗАЙКА. Я – не штрейкбрехер. Просто…
БОБ. Расслабьтесь, если вы не штрейкбрехер, тогда вас используют, чтобы поквитаться с нами. В любом случае, выпейте.
ЗАЙКА. Для меня рановато.
БОБ. Правда? А который час? Позвольте мне проконсультироваться с другим моим хрустальным шаром.
ПАРКЕР. Крони сказал, почему он увольняет нас?
ЗАЙКА. Он сказал, что вы уходите.
БОБ. Она не уходит. Я ухожу. В знак протеста против ее увольнения.
ЗАЙКА. Но мистер Крониншилд сказал…
ПАРКЕР. На самом деле я ухожу, но все выглядит так, словно меня увольняют, и виновата в этом Билли Берк. Вы знаете Билли Берк?
ЗАЙКА. Нет. В смысле, я знаю, кто она, но…
ПАРКЕР. Я написала разные гадости о Билли Берк в одной из моих театральных рецензий, а это отвратительная и совершенно бессмысленная часть работа, которую вы отнимаете у нас.
БОБ. Она написала что-то ужасное. Миссис Паркер – ужасная женщина.
ПАРКЕР. Я – ужасная женщина. Горжусь этим. Но я и хорошая писательница. Тогда как Билли Берк, с другой стороны, ужасная актриса. По крайней мере, в ее нынешнем неудачном театральном перевоплощении. Она, возможно, станет прекрасной актрисой в другом перевоплощении, которое случится в будущем. Если так, я первая, и с радостью, это скажу. Но в этом вонь чувствуется даже на Сорок второй улице. Да и у всей постановки запашок не лучше. К сожалению, Билли Берк спит с Фло Зигфельдом. А Фло Зигфельд – близкий друг Конде Наста, которому принадлежит «Вэнити фейр». И прочитав, что, по моему мнению, на сцене Билли Берк харизмой не отличается от банки с консервированными устрицами, он, понятное дело, расстроился. И позвонил Конде Насту. А когда Конде Наст, этот напыщенный козел, сказал мистеру Крониншилду, что я ни при каких обстоятельствах не должна сравнивать Билли Берк с банкой консервированных устриц, я запротестовала, заявив, что это я – театральный критик, и это моя работа – говорить о людях всякие гадости. Вот мистер Крониншилд и сказал мне, что я больше не буду писать театральные рецензии, а я ответила, что в этом случае у меня нет иного выбора, как написать заявление об уходе. Дело же не в том, что мне доставляет наслаждение писать о людях гадости…
БОБ. Тебе доставляет наслаждение писать о людях гадости.
ПАРКЕР. Хорошо, мне доставляет удовольствие писать о людях гадости. Но только если получается смешно. Пожалуй, я действительно ужасная женщина.
БОБ. Так и есть.
ПАРКЕР. За это вы меня и любите.
БОБ. За это?
ПАРКЕР. Мистер Бенчли действительно любит меня. Вот почему он поступил так галантно: тоже подал заявление об уходе. И Боб Шервуд, поддерживая нас, тоже заявил об уходе из редакции. Это самая жуткая резня с тех пор, как генерал Кастер сразился с Бешеным конем. Вы знаете Боба Шервуда? Драматург. На самом деле все так запутано. Роберт Бенчли. Роберт Шервуд. Шервуд Андерсон. Максвелл Андерсон. Эльза Максвелл. Никто не может их различить. И они все в значительной мере одна личность.
БОБ. Синклер Льюис. Аптон Синклер. Синклер Ойл. Олив Ойл. Попай.
ПАРКЕР. Но мы с мистером Бенчли согласились остаться, чтобы подготовить вас. Исключительно из доброты наших сердец. И потому, что нам нужны деньги. У мистера Бенчли и у меня денег нет. Мы – писатели. Теперь насчет того, как все устроено в «Вэнити фейр». Перед вам груда добровольно предоставленных рукописей, высотой с Килиманджаро…
БОБ. Добровольно предоставленных. Ни к кому не приставайте с просьбой что-либо написать. Если вы ни к кому не пристаете, вам не понадобится сутенер. Вот почему я безработный. Но это длинная история.
ПАРКЕР. По прибытии каждой из этих добровольно предоставленных рукописей вам необходимо записать в регистрационной книге название статьи, имя и фамилию автора, точную дату поступления. Вы следуете за мной?
БОБ. Я следую за вами постоянно.
ПАРКЕР. Мистер Бенчли часто следует за мной на улице. На работе он целый день пьет, а потом не может найти дорогу домой. Я пытаюсь оторваться от него, но обычно мне это не удается. Та же история, что с бродячим псом, который вдруг принял вас за хозяина, вы понимаете. Короче, тщательно записав всю эту информацию, вы берете рукопись, подходите к окну и выбрасываете. Вот так. (Выбрасывает рукопись в окно). Видите? Легким движением руки.
БОБ. Она тренирует крученую подачу.
ПАРКЕР. А потом переходите к следующей рукописи. Это все, что нужно сказать об этих рукописях.
МИЛЛЕЙ. Вы их не читаете?
ПАРКЕР. Читать их? На чтение времени у нас нет. Мы – редакторы. У нас и без этого работы выше крыши.
ФРЭНК (пробегает по сцене слева направо, несет на плече секретаря, мисс Маджиллакадди). ВПЕРЕ-Е-Е-Е-Е-ЕД!
МАДЖИЛЛАКАДДИ. А-А-А-А-А-А-А-А!
(Исчезают в правой кулисе).
ЗАЙКА. И что это, черт побери, было?
ПАРКЕР. Каждый день, в четыре часа, у нас разыгрывается похищение сабинянок. Секретарям это вроде бы нравится. Разнообразит их работу.
МИЛЛЕЙ. А мистер Крониншилд об этом знает?
ПАРКЕР. Это и БЫЛ мистер Крониншилд. И, думаю, мисс Маджиллакадди в роли сабинянки. Это была Маджиллакадди?
БОБ. Я в них путаюсь.
МИЛЛЕЙ. Так вы никогда не читаете то, что приходит в редакцию?
ПАРКЕР. Если и читаем, то по минимуму. В нашу защиту скажу, что большая часть самотека – мусор.
МИЛЛЕЙ. Но как вы можете это знать, не читая.
ПАРКЕР. Мистер Бенчли консультируется со своими хрустальными шарами. За долгие годы, проведенные здесь, из поэзии меня заинтересовали разве что несколько стихотворений Эдны Сент-Винсент Миллей. Вы знаете Эдну Сент-Винсент Миллей?
ЗАЙКА. Да. Если на то пошло, она здесь. Это Эдна Сент-Винсент Миллей.
МИЛЛЕЙ. Зовите меня Винсент.
ПАРКЕР (изучающе смотрит на МИЛЛЕЙ). Нет. Я так не думаю. Эдна Сент-Внсент Миллей шести футов роста, восьмидесяти семи лет и выглядит, как доберман. Нет, подождите. Это Джон Эверетт Милле. Или Стивен Винсент Бене. Или Уильям Роуз Бене?
МИЛЛЕЙ. Я действительно Эдна Сент-Винсент Миллей.
ПАРКЕР. Сладенькая, вы слишком красивая, чтобы так хорошо писать. Все мужчины хотят запрыгнуть на вас при первом представившемся им шансе, поэтому у вас просто не должно быть времени на стихи. Мистер Бенчли хотел бы запрыгнуть на вас прямо сейчас, не так ли, мистер Бенчли?
БОБ. К сожалению, оставил дома мой шест для прыжков.
ПАРКЕР. Поверьте мне, Зайка…
ЗАЙКА. Эдмунд.
БОБ. Я думал, вас зовут Винсент.
ПАРКЕР. Нет. Винсент – она.
БОБ. Винсент – мужское имя. Дворецкого Эльзы Максвелл зовут Винсент.
ПАРКЕР. Но разве он – не женщина?
БОБ. Еще нет. Но если она настаивает, что она – женщина, пусть разденется и докажет это.
ПАРКЕР. Поверьте мне, Эльза…
ЗАЙКА. Эдмунд.
ПАРКЕР. У этой девушки впереди великое будущее.
БОБ. Мое великое будущее позади. Я оставил его в поезде на Гранд-Централ-Стейшн. Вероятно, оно укатило в Шенектади. Лучше бы укатил я.
ПАРКЕР. И запомните – никогда не спите с писателем. Мистер Бенчли никогда не спит со мной. Поэтому мы так славно работаем вместе. Пусть он отчаянно в меня влюблен. Так, мистер Бенчли?
БОБ. Что? Извините. Прослушал. Меня загипнотизировала эта Винсент. Не желаете пойти ко мне домой и взглянуть на мои хрустальные шары?
ПЕРКЕР. Пожалуйста, мистер Бенчли. Это «Вэнити фейр». Респектабельное издание высочайшего уровня.
ФРЭНК (пробегает по сцене справа налево, несет на плече секретаря, мисс Маджиллакадди). ВПЕРЕ-Е-Е-Е-Е-ЕД!
МАДЖИЛЛАКАДДИ. А-А-А-А-А-А-А-А!
(Исчезают в левой кулисе).
ПРАРКЕР. Итак, Зайка, я надеюсь, работа здесь доставит вам истинное наслаждение, и на прощание хочу дать вам очень важный совет: обзаведитесь собственным ключом от туалета. В дальнейшем это существенно облегчит вам жизнь. Пойдемте, мистер Бенчли. Мы должны отнести свет западной цивилизации на Стейтен-Айленд. Но сначала мы должны подкрепиться алкоголем. Винсент, желаете познакомиться с нашими друзьями в «Алгонкине»?
МИЛЛЕЙ. С удовольствием.
ПАРКЕР. Очень жаль, что Зайка не может пойти с нами, но он должен остаться, чтобы выбросить в окно все эти рукописи. Пойдемте, Винсент. Приготовьтесь прикинуться, что вам очень весело.
МИЛЛЕЙ (когда ПАРКЕР и БОБ уводят ее в левую кулису). Извини, Зайка. Увидимся позже. Скорее всего. Голыми.
(ЭДМУНД сидит на ступенях, со стаканов в руке, тогда как отвергнутый ЗАЙКА идет к дивану-качелям справа у авансцены и садится на него).
ЭДМУНД. Я увидел ее позже, и она была голой. Для меня это было что-то вроде религиозного откровения. Я также опубликовал в «Вэнити фейр» множество ее стихотворений. Проблема заключалась в том, что Эдна была не той женщиной, которая могла ограничиться одним мужчиной. Она была даже не той женщиной, которая могла ограничиться одной бейсбольной командой. Она пребывала в постоянном движении, а я не мог научиться исполнять этот особенный магический трюк. Она мучила меня, не специально, конечно, хотя, думаю, ей нравилось ощущать власть над мужчинами. Но мотивировало ее другое. Она что-то искала. В то лето она пригласила меня в дом ее матери на Кейп-Коде. Я знал, что она будет снова и снова разбивать мое сердце, но так сильно любил ее, что остальное просто не имело значения. Остальное не было реальным.
(Крики чаек, шум океана и дождя. Кейп-Код, ЗАЙКА на диване качелях на крыльце дома летом 1920 г.)
ЗАЙКА (разговаривает с невидимой МИЛЛЕЙ, которая в доме). Я думаю, дождь будет идти вечно. Я уже чувствую, как из ног начали расти корни. Я – король Дождливой страны. Молодой, но и очень старый.
МИЛЛЕЙ (за сценой). Бедный Зайка. Я завлекла тебя на край земли, чтобы повидаться со мной, а теперь ты днем и ночью просиживаешь на крыльце, неточно цитируя Бодлера под дождем.
ЗАЙКА. Я не против. Дождь мне нравится.
МИЛЛЕЙ. Ты ненавидишь дождь.
ЗАЙКА. Эдна, если я могу быть рядом с тобой, мне без разницы, что валится с неба, даже если это высранные Богом камушки. Другого места мне не нужно.
МИЛЛЕЙ. Что ж, это говорит о прискорбном недостатке воображения. За исключением разве что Бога и камушков.
ЗАЙКА. Помочь тебе с посудой?
МИЛЛЕЙ. Нет. Как только ты входишь на кухню, тарелки, чашки и блюдца начинают летать по ней и разбиваться. Как при полтергейсте. Психическая энергия брызжет из твоей головы, словно дерьмо – из гусыни. (Появляется в дверном проеме). В любом случае, мы почти закончили, и ты – гость. Еще и мужчина. Имеешь право сидеть на крыльце и пускать голубков, пока женщины моют посуду. Такой ведь заведенный порядок?
ЗАЙКА. Ты никогда не следуешь заведенному порядку.
МИЛЛЕЙ (подходит и садится рядом. Взявшись за руки, они смотрят на дождь). Иногда следую, чтобы вести тебя из равновесия. Я нахожу мужчин привлекательными, когда они лишены душевного спокойствия. Женщин, кстати, тоже. В Вассаре была девушка, которая так отчаянно любила меня, что постоянно врезалась в двери и падала с лестниц. Она называла меня Богиней убийственного дождя.
ЗАЙКА. И что она хотела этим сказать?
МИЛЛЕЙ. Не знаю. Любовь лишает людей рассудка. Я прилагаю все силы, чтобы изображать здравомыслящую личность, но, судя по всему, получается у меня не очень, и на самом деле это хорошо, потому что будь я здравомыслящей, меня бы вообще никто не хотел.
ЗАЙКА. Эдна, выходи за меня.
МИЛЛЕЙ. Очень смешно, Зайка.
ЗАЙКА. Я совершенно серьезно. Я хочу, чтобы ты стала моей женой.
МИЛЛЕЙ. Ты не хочешь, чтобы я вышла за тебя.
ЗАЙКА. Но я хочу. Больше всего на свете.
МИЛЛЕЙ. Поверь мне, ты не хочешь.
ЗАЙКА. Я тебе не верю. Просто хочу, чтобы ты вышла за меня.
МИЛЛЕЙ. Зайка, но, скажи на милость, почему такой умный парень, как ты, хочет жениться на такой, как я?
ЗАЙКА. Потому что я тебя люблю, естественно.
МИЛЛЕЙ. Не тревожься. Ты это перерастешь.
ЗАЙКА. Не хочу я это перерастать.
МИЛЛЕЙ. Думаю, что ты хочешь, значения не имеет. А кроме того, я уже твоя. Разве в Принстоне тебя не научили, что нет нужды покупать корову, если ты уже сосешь ее вымя?
ЗАЙКА. Ты не корова.
МИЛЛЕЙ. Спасибо тебе, Зайка. Я ценю твою галантность, но вопрос остается без ответа. Зачем молодому человеку в здравом уме жениться не девушке, которая и без этого с радостью спит с ним?
ЗАЙКА. Почему люди вообще женятся?
МИЛЛЕЙ. И я о том же. Я знаю. Ты меня любишь, не можешь без меня жить, бла-бла-бла, Данте, Китс, Шекспир и так далее. И это так мило с твоей стороны, но дело в том, отбросив всю эту сентиментальность, все эти иллюзии, даже при условии, что ты искренне хочешь жениться на мне, Зайка, почему я должна хотеть выйти за тебя?
ЗАЙКА. Ты боишься. В этом все дело.
МИЛЛЕЙ. Нет. Боишься ты. Если людям удается убедить себя, что они без чего-то не могут жить, и они слепо за это хватаются, это не означает, что они влюблены. Они просто в ужасе. Ты любишь девушку, ты душишь девушку, ты убиваешь девушку. Я не хочу играть Дездемону для какого-нибудь Отелло. Хотя из меня вышла бы прекрасная Дездемона. За исключением того, что, вероятно, я убью Отелло, а не наоборот Знаешь, я никогда не занималась сексом с африканцем. Хотя старалась уделять равное время мужчинам со всех континентов. Я вижу себя послом доброй воли Лиги Наций. Полагаю, если я захочу добавить Антарктиду r своему списку, мне придется переспать с пингвинами. Только, думаю, я это уже сделала. Как-то вечером мы с Джином О’Нилом набрались до такой степени, что вломились в зоопарк Бронкса.
ЗАЙКА. Можешь смеяться надо мной, сколько хочешь, и пытаться шокировать меня своим отталкивающим прошлым, мне без разницы. Я знаю, ты любишь меня, что ты ни сказала.
МИЛЛЕЙ. Люблю или нет, суровая правда жизни в том, что я не смогу хранить тебе верность.
ЗАЙКА. Сможешь, если попытаешься.
МИЛЛЕЙ. Но я не хочу пытаться. Когда ты голоден – ешь. Когда устал – спи. Когда хочешь заниматься любовью – занимайся. Но в какой-то момент, дорогой, ты сыт, ты проснулся, и тебе хочется кого-то еще. Невозможно растянуть медовый месяц на веки вечные. Это гротеск, как мисс Хэвишем, оберегающая свой заплесневелый свадебный торт. Любовь идет своим путем и заканчивается разочарованием. Принимай это как должное, готовь запасные позиции, а потом начинай все заново с кем-то еще.
ЗАЙКА. И как это выглядит? Бесконечной чередой пустых и бессмысленных совокуплений? Ты хочешь себе такой жизни?
МИЛЛЕЙ. В принципе, да. Только не обязательно им быть пустыми и бессмысленными, и череда не бесконечна. Череда имеет предел. Я просто не хочу добраться до него прямо сейчас, с тобой. Ты умный парень, Зайка, и мы хорошо проводим время, но я не хочу держаться за тебя до конца своей жизни, да и ты не хочешь держаться за меня.
ЗАЙКА. Не говори мне, чего я хочу.
МИЛЛЕЙ. Это правильно. Ты – мужчина. Твоя работа – говорить мне, чего я хочу. Но в ту самую минуту, когда ты будешь точно знать, что я – твоя, у тебя возникнет стремление сдернуть трусики с кого-то еще, поэтому почему бы просто не наслаждаться тем, что у тебя есть и не пытаться совершить этот нелепый акт брачной таксидермии? Ты ничем не лучше Джонни Бишопа. Он очень растроился из-за того, что я задержалась на пару часов. Я попыталась объяснить, что была в постели с кем-то еще, и наше общение несколько затянулось, но этим только усугубила ситуацию. Я ему сказала, хорошо, Джонни. Сейчас я твоя. По крайней мере, до трех часов. А потом у меня встреча с саксофонистом в центре города. Я думала, у него взорвется голова. И при этом он утверждал, что любит меня.
ЗАЙКА. Ты спала с тремя мужчинами в один день?
МИЛЛЕЙ. Не со всеми сразу. И еще оставался вечер. Семейные пары предпочитают послеполуденные часы. И не смотри на меня так. Нет ничего плохого в том, чтобы время от времени спать с женатыми мужчинами. Мой отец был женатым, и моя мать регулярно с ним спала.
ЗАЙКА. Эдна, ты не можешь и дальше спать с тремя или четырьмя мужчинами в один день.
МИЛЛЕЙ. Что ж, если мне станет с ними скучно, я всегда могу вернуться к женщинам. Половина хоккейной команды Вассара была готова умереть за меня. А одна девушка действительно умерла.
ЗАЙКА. Допустим, я соглашусь на то, что ты можешь иметь любовников, время от времени. Тогда ты выйдешь за меня?
МИЛЛЕЙ. Зайка, мы же не французы. Ты будешь совершенно несчастным.
ЗАЙКА. Я и теперь несчастен. По крайней мере, тогда ты будешь моя. Хотя бы какая-то часть тебя.
МИЛЛЕЙ. Часть меня и так твоя. Но ты хочешь меня всю, и с твоей стороны, это крайне эгоистично. Разве тебя не учили делиться игрушками?
ЗАЙКА. Я не могу поверить, что ты действительно такая. Это бесчеловечно.
МИЛЛЕЙ. Это квинтэссенция человечности. Способность к неверности – основополагающая человеческая характеристика. Для меня ответ на стародавний вопрос кому с кем спать, очень простой: я сплю со всеми. Предоставляю всем одинаковые возможности, и очень довольна собой. А кто ты такой, чтобы говорить мне, что со мною что-то не так?
ЗАЙКА. Когда ты собираешься повзрослеть и вести себя, как добропорядочная личность?
МИЛЛЕЙ. Я добропорядочная личность. А ты любишь меня, потому что я не веду себя, как ей положено. Взгляни на свой невроз, прежде начнешь указывать на меня маленькими толстыми пальцами. Люди не влюбляются в других людей. Они влюбляются только в себя. Романтическая любовь – пьеса, которую мы проигрываем в своей голове. Все играют кого-то еще. Все это самообман.
ЗАЙКА. Но ты никогда не ощущала этого самообмана?
МИЛЛЕЙ. Я ощущаю его как могу часто. Но я знаю – это пьеса. Я ничего не могу поделать с тем, что мужчины всегда несутся за мной, как стая гиен. Тебе и Джонни нравится соперничать из-за меня. Но я не футбольный мяч. Любить футбольный мяч нельзя. Любить можно игру. То, что ты полагаешь любовью – разновидность агрессии, а агрессия возникает из страха и ненависти. Я под это не подписывалась. Плохая новость в том, что я никогда не буду принадлежать только тебе. Но это и хорошая новость. Для нас обоих.
ЗАЙКА. Если ты будешь продолжать в том же душе, меня это убьет.
МИЛЛЕЙ. Что-то все равно убьет, рано или поздно. Пусть это будет секс. Если, конечно, какой-нибудь мужчина, вроде тебя, не убьет меня раньше, потому что слишком сильно меня любит.
ЗАЙКА. Я не хочу убивать тебя.
МИЛЛЕЙ. Убьешь, если мы поженимся.
ЗАЙКА. Есть счастливые женитьбы. К примеру, мои родители.
МИЛЛЕЙ. Разве твой отец не сошел с ума?