© Дон Нигро, 2021
ДАТЧ – полевой агент (37 лет)
МИК – полевой агент (29 лет)
МАКС – президент «Даркпул эссошиэйтс» (53 года)
ЮСТИНА – адвокат, специалист по отношениям с общественностью, пресс-секретарь (30 лет)
Штаб-квартира «Даркпул эссошиэйтс», огромный, напоминающий лабиринт комплекс зданий неподалеку от Вашингтона, округ Колумбия. Кабинет со столом и стульями, скамья в саду на плоской крыше, растения и карниз по соседству. Балкон квартиры, с диваном. Все представлено единой декорацией. По ходу спектакля декорация не меняется, актеры легко переходят из одного места действия в другое, одна картина плавно перетекает в следующую.
Первое десятилетие двадцать первого века.
(ДАТЧ и МИК в кабинете. ДАТЧ сидит за столом. МИК кружит по кабинету).
ДАТЧ. Может, присядешь?
МИК. Я словно в клетке. Не люблю ждать.
ДАТЧ. Надо бы привыкнуть. Девяносто семь процентов твоей жизни – ожидание.
МИК. Я думаю, мы тонем в дерьме, Датч.
ДАТЧ. Все не так плохо.
МИК. Все очень плохо. Возможно, мы уже по уши в дерьме.
ДАТЧ. Отнюдь. Я попадал в дерьмо, по самые ноздри, и, поверь мне, сейчас все не так плохо. Это всего лишь средних размеров и не такой глубокий пруд с дерьмом. Поэтому расслабься.
МИК. Расслабься! Они могут попытаться убить нас.
ДАТЧ. Этому не бывать.
МИК. И как мы это узнаем?
ДАТЧ. Это не зона боевых действий. Люди гибнут в зоне боевых действий. Мы лишь выполняли свою работу.
МИК. Это была наша работа?
ДАТЧ. По ходу выполнение нашей работы произошло что-то достойное сожаления. Достойное сожаления, но неизбежное, и нашей вины тут нет. И что, по-твоему, это было?
МИК. Я не знаю.
ДАТЧ. Ты думал, что твоя работа – раздавать шоколадные батончики?
МИК. Не знаю я, что я думал.
ДАТЧ. Если хочешь выпечь кекс, нужно разбить яйца.
МИК. Не хочу я выпекать кекс. Меня просто тревожит сложившаяся ситуация.
ДАТЧ. О нас позаботятся.
МИК. Как мы узнаем? Как мы узнаем, что о нас позаботятся?
ДАТЧ. Потому что именно это они и сделают.
МИК. Но как мы узнаем, что они собираются сделать в этой конкретной ситуации? Они могут бросить нас волкам.
ДАТЧ. Могут, но не бросят.
МИК. Это почему? Думаешь им на нас не плевать?
ДАТЧ. Дело не в нас. В них. Они позаботятся о нас, потому что забота эта в их интересах.
МИК. А если они так не думают? И если они так не думают, то, возможно, разыграют другой вариант. Скажем тот, в котором мы – паршивые овцы.
ДАТЧ. Мы не паршивые овцы.
МИК. Они могут посчитать, что мы именно такие.
ДАТЧ. Может, все-таки сядешь?
МИК. Не хочу я садиться.
ДАТЧ. Ты меня нервируешь.
МИК. Ты и должен нервничать.
ДАТЧ. Все образуется, если быть начеку и не волноваться. Это всего лишь ситуация. Я попадал в ситуации, но по-прежнему здесь. Жизнь – это череда ситуаций, перемежаемых периодами агонии, короткими моментами иллюзорного наслаждения и долгими паузами изнывания от скуки. От тебя требуется не терять бдительность и держать голову над водой. Делать свою работу. Следить, чтобы никто не пристроился сзади. И сохранять спокойствие. Господи, в полевых условиях ты не выпрыгиваешь из штанов.
МИК. Там другое. Я могу сосредоточиться. Нужно что-то делать. Преодолевать препятствия. Это я понимаю. Поставь передо мной задачу, и я буду искать способы ее решения. Но здесь все иначе.
ДАТЧ. Пожалуй, что нет.
МИК. Я не могу на этом сосредоточиться. Я не знаю, что с этим делать.
ДАТЧ. Ты должен научиться воспринимать ситуацию не той, которую боишься, и не той, которую хочешь видеть, но какая она на самом деле. В этом различие между взрослым и ребенком, а иногда между жизнью и смертью.
МИК. Но мы не знаем, какова ситуация. В этом и проблема.
ДАТЧ. Однажды я оказался в одном борделе в Сербии, и они послали киллера, чтобы убить меня.
МИК. Кто послал?
ДАТЧ. Плохиши.
МИК. Какие плохиши?
ДАТЧ. Для этой истории значения не имеет. Итак, они послали парня, чтобы убить меня. И этот парень размерами был со шкаф. Я подумал, что мне конец. Но в борделе был коротышка-пианист. И я попросил его сыграть «Медоносную роза»[1], напоминавшую мне о первой жене.
МИК. И сколько у тебя было жен?
ДАТЧ. Для этой истории значения не имеет. А теперь вопрос: какова вероятность того, что в сербском борделе я найду пианиста, знающего мелодию «Медоносной розы»? И этот коротышка играл чертовски хорошо.
МИК. И как соотносится эта история с нашей ситуацией.
ДАТЧ. Очень просто: не нужно что-то предполагать. Вполне возможно, что все совсем не так, как ты думаешь.
МИК. Так что случилось? Этот большезадый парень входит и убивает тебя?
ДАТЧ. Да, этот большой, с мертвыми глазами, размером со шкаф кусок дерьма входит в бордель. Свой пистолет я отдал. Инструкция это запрещала, но девица выставила такое требование, а я питаю слабость к рыжеволосым. У каждого есть слабое место. Может, она была с ним заодно, не знаю. В общем, этот здоровенный чертов урод, причуда природы, очень похожий на дворецкого Ларча семейки Адамсов, входит, и я уже прощаюсь с жизнью. Но когда этот парень вытащил пистолет, уже пройдя мимо пианиста и уделив ему не больше внимания, чем комнатному растению в горшке, этот коротышка хватает бильярдный кий и толстым концом бьет Ларча по затылку. Киллер оглушен, падает на колени и получает второй крепкий удар кием, теперь по темечку. Тут этот шкаф валится на пол, лицом вниз, перекатывается на спину, а коротышка-пианист, схватив кий обеими руками, вонзает острый конец ему в шею, словно забивает заборный столб, и артерия киллера взрывается, как Везувий. Он лежит на полу, с кием в шее, а голая сербская проститутка, которую окатило кровью с ног до головы, вопит, как резаная.
МИК. Жаль, что я этого не видел.
ДАТЧ. Да, доложу тебе, это мгновение следовало запечатлеть на пленку. Что ж, я хочу дать коротышке деньги, но он говорит, не надо деньги, лучше возьмите меня на работу. Азартный оказался парниша. Я подумал, почему нет, рефлексы у него отменные, вот и отправил к своему другу Папаю. Ты знаешь Папая?
МИК. Нет.
ДАТЧ. Да, ты появился позже. Как выясняется, у парня врожденный талант. Он быстро продвигается по служебной лестнице. Но однажды Папай приходит ко мне и говорит, Датч, мы должны избавиться от этого пианиста. А я говорю, но, Папай, у парня врожденный талант. Папай соглашается, да, у него врожденный талант, но этот сукин сын трахает мою жену. И я говорю ему, Папай, даже если он трахает королеву-мать, меня это совершенно не волнует, этот парень нам нужен. Потому что если возникает необходимость расчленить труп, этот сербский пианист-коротышка сделает все в лучшем виде, даже не поморщившись.
МИК. Вы расчленяли трупы?
ДАТЧ. Пианист расчленял трупы. Один – точно, я тому свидетель. Мы его не убивали. Но потребовалось от трупа избавиться. К нашей истории это отношения я не имеет, но он расчленил этот труп со знанием дела. Потом рассказал, что родной дядя нашел ему работу на скотобойне, когда ему было двенадцать, и после той работы тебя уже ничего не тревожит. Ты просто поворачиваешь в голове маленький рычажок и делаешь то, что тебе сказали. Но пару месяцев спустя от него все-таки пришлось избавиться. Выяснилось, что он трахал и шестнадцатилетнюю дочь босса. Он был отличным стрелком, вот его и отправили на снайперскую охоту, с которой не возвращаются.
МИК. Вы его убили?
ДАТЧ. Нам не пришлось его убивать. Мы просто дали знать местным, из тех, кто не ладил с нашими друзьями, где именно он будет охотиться.
МИК. И какова мораль этой истории, Датч?
ДАТЧ. Мораль этой истории такова: первым делом пристрели пианиста.
(Входит МАКС, следом за ним ЮСТИНА. Оба хорошо одеты, выглядят профессионалами. У МАКСА грива преждевременно поседевших волос и пронизывающие ярко-синие глаза).
МАКС. Прошу извинить, что заставил вас ждать, господа. Пришлось заделать пару-тройку протечек в дамбе. С проблемами лучше не затягивать. Это Юстина, она юрист, ее специализация – отношения с общественностью. Датч и Мик. Два наших лучших зарубежных агента.
ЮСТИНА. Привет.
ДАТЧ. Видишь, Мик, я говорю тебе, что все будет хорошо, а через две минуты в кабинет входит красавица. Ну чем я не экстрасенс?
МАКС. Пусть внешность вас не обманывает. Это девушка – барракуда.
ЮСТИНА. Я – не барракуда.
МАКС. Давай без скромности. Это форма тщеславия и трусости и огромная потеря времени. Значит, так. У нас есть маленькая проблема, который мы должны заняться. Я попросил Юстину принять участие в нашей беседе, потому что она будет освещать ситуацию для широкой общественности и, возможно, представлять вас в суде, если дело окажется там. Но лично я не думаю, что до этого дойдет. Нет, если мы правильно разыграем свои карты. Но вам волноваться незачем, потому что так или иначе, мы о вас позаботимся. Работая на нас, вы должны отдавать себе отчет, что мы – одна семья. И не просто семья. Мы – семья Бога. Я говорю то не для того, чтобы подчеркнуть собственную значимость, а потому что это чистая правда. Все, кто работает в «Даркпуле» – прямые инструменты Божьей воли. А это означает, что есть у нас специальное разрешение делать то, что представляется нам необходимым, как в свое время у крестоносцев. Потому что, и вы должны это понимать, друзья мои, мы принимаем участие в великом Крестовом походе. Божьих людей награждают на небесах, но и на земле, не только деньгами и властью, но и всеми плодами из Сада.
МИК. Приятно это слышать, сэр, но я не уверен, что государственные структуры посмотрят на это под таким углом. Я про плоды и всем такое.
МАКС. Какие государственные структуры? Послушай, давай говорить по-деловому. Мы же не дети. И должны отбросить все эти детские штучки. Я не собираюсь оскорблять вас, предлагая тарелку лошадиного навоза с яблочным соусом. А устроено все именно так. У нас избираемые государственные структуры, чтобы ублажать людей. Это абсолютно необходимо, представительная демократия – великий институт и все такое. Но по большей части это иллюзия. Настоящее государство – это совсем другое. Настоящее государство – это мы. Обязательно должна быть армия, чтобы сражаться и умирать за нашу свободу, и я горжусь этими храбрыми мужчинами и женщинами, молюсь за них и желаю им всего наилучшего. Но если брать в целом геополитическую и макроэкономическую картину, кто они на самом деле? Пушечное мясо. Трагично, но это правда. Настоящая армия – это мы.
МИК. Это, безусловно, интересный подход. Но все равно остается система законов и…
МАКС. В этом прелесть нашего положения: нет для нас законов, кроме Божьих, потому что мы – Божьи люди, и преследуем высшие цели. Я очень серьезно отношусь к возложенной на нас ответственности.
МАК. Я в этом уверен. Просто…
МАКС. Ты принимаешь Иисуса Христа, как нашего Господина и Спасителя?
МИК. В церкви я бываю не часто, но меня воспитали…
МАКС. Потому что я верю, когда Иисус придет снова и, заверяю вас, придет он скоро, на этот раз он будет вооружен до зубов. Больше никто не будет подставлять вторую щеку. Он будет охотиться на мышей и еретиков с вертолета. Он будет одним из нас. Поэтому вам волноваться не о чем. Поверьте мне. Я знаю. Я вырос на болоте. На болоте можно многому научиться. Бог живет на болоте. Бог везде, но особенно на болоте. Он живет там под водой. Он – как большой крокодил. Старый. Ждущий.
(Пауза).
ЮСТИНА. Я думаю, мистер Хорн пытается сказать…