«Диоген/Diogenes the Dog/1992». Диоген… Не совсем Диоген, возможно, Диоген нашего времени, знает многое из того, чего не мог знать Диоген настоящий, делится своими мыслями о сущности жизни, о свободе и о многом, многом другом. С ним не обязательно соглашаться, но выслушать вполне можно.
(Один персонаж, ДИОГЕН, грязный старик в лохмотьях, говорит с пустой сцены). Одежда такова, что с первого взгляда невозможно определить, из какой он эпохи).
ДИОГЕН (кашляет, ужасно, с надрывом, и обращается к зрителям). Позвольте мне, до того, как я откинусь, поделиться с вами малой толикой моих обширных знаний. (Опять отвратительный кашель). Наблюдая за крохотной мышкой, бегающей туда-сюда, не ища места для жилья, не боясь темноты, не замечая… (Кашель). Ничего такого, что мы рассматриваем жизненно необходимым, я открыл средства, позволяющие приспособиться… (Кашель). К обстоятельствам. (Долгий приступ кашля). Эй, дружище, я воняю, так? В добавление к той невероятной грязи, которая стала для меня привычным состоянием, в последнее время я обнаружил, что начал гнить. Просто отвратительно, так, сладенькая? (Пытается смеяться, но смех тут же переходит в кашель). Когда я увидел улитку, которая тащила на себе раковину, я отменил заказ на особняк, потому что возникла идея, что быть можно и в пустой дренажной трубе. Но если по какой-то причине человек не может не войти в дом, прежде всего нужно похвалить хозяйку за красивый интерьер, потом извиниться и наложить кучу в углу. Если у тебя есть сомнения, всегда бери пример с животных. Уходи как можно дальше от цивилизации, к жизни белок. Тебе не нужна тарелка, есть можно и с тротуара, барной стойки Бога. Правильно? Я прав? Да? (Указывает на кого-то из зрителей). Классная пара буферов, малышка. (Хриплый смешок). Я получаю большее удовольствие от того, что загораю на камне и пью из лужи, чем какой-нибудь богач, трахая свою сестру. (Кашель). Времена года. Времена года давно уже моя самая большая радость. Жара. Холод. Дождь. Засуха. Их смена. Тело чувствует. Хорошо. (Замечает пролетающую муху, ловко ловит ее, отправляет в рот). Белок. Я люблю есть то, что движется, чувствовать, как они трепыхаются, спускаясь в желудок. Но мой фаворит – ячменный кекс, добрый старый ячменный кекс, не то, что рыбья икра, которую едят знатные и богатые. Воду из ручья, в который ссут, я предпочитаю лучшему вину. Удовольствие ведет меня к моей бочке. Я живу в бочке. Нашел ее. Какие-то ублюдки разломали мою дренажную трубу, вот я и переехал в бочку. Уютно. Надежно. Я наслаждаюсь своей бочкой, как Ксеркс наслаждался Вавилоном. Если сравнивать наслаждение, мое больше. Жизнь Ксеркса была не без наслаждений, это так, но все его наслаждения сопровождались горем для кого-то еще. А мои наслаждения ни у кого рыданий не вызывают. Если, конечно, у меня самого не возникает желание рыдать. Тогда я рыдаю. (Рыдает). БЛА-А-А-А-А-А-АХ! ВА-А-А-А-А-А-А-АХ! Видите? Получается у меня хорошо. В этом гораздо больше удовольствия, если ты сам выбираешь, рыдать или не рыдать. Я выбираю короткую дорогу к блаженству, дорогу, которая ведет к огню. Оставь надежду, всяк, сюда входящий. зато ад для компании. Не то, чтобы я, время от времени, чего-то не жажду, скажем, женщину, чтобы поиграть с ней сами знаете во что, но, если по большому счету, мне удалось, и достаточно успешно, отказаться от надежды. Я победил многих и мощных призраков. Бедность, изгнание, бесчестие, злость, боль, стремление, страх, и самый страшный зверь, о двух спинах, приходящий снова и снова, изгнать которого труднее всего. От всех избавился, пусть и не сразу. Эй, дорогуша, ты очень даже ничего. (Достает резиновую куклу с большими глазами, которая при сжатии пищит и еще больше выпучивает глаза. Дважды сжимает ее). Я отрицаю удовольствия других. Мои оставляю. Я – основатель. Я установил правила. Я могу их нарушать. В каком-то смысле я – Бог. Где моя мыльница? Где мое мыло? ДОБРОДЕТЕЛЬ! ЭЙ, ВСЕ, ДОБРОДЕТЕЛЬ, АЛЛИЛУЙЯ! (Кашляет, хрипит, издает рвотные звуки). Я хочу быть проповедником, чтобы заниматься сексом. И пусть кашель вас не обманывает. Мне просто нужно ваше гребаное сочувствие. Я в отличной форме. Могу украсть, что угодно. Все принадлежит мудрым. Зимой я обнимаю статуи, покрытые снегом. Летом катаюсь по горячему песку. Я ничего не пытаюсь доказать, просто статуи и песок меня сексуально возбуждают. Пуси-пуси. Сладенькая, сладенькая, сладенькая. Однажды я украл у мясника свиную корейку, так потом меня вырвало. Ну и зрелище было. Жаль, что вы не увидели. Иногда я прошу милостыню у статуй. И они более доброжелательные, чем большинство людей. Не могу представить себе, почему. Я всегда считал себя таким обаятельным. (Отхаркивается, плюет). Хорошо пошла. Можно и поджарить. Я хочу в публичные дома и оскорбляю клиентов. Иногда я говорю с рыбами. Карпы особенно дружелюбны. Эй, дружище, одолжишь мне штаны? Как насчет твоей сестры? Как насчет штанов твоей сестры? Ладно, забудь про штаны. Ты стоишь за чистоту. Я стою за свободу. Этот модный прикид, в которым ты сидишь и которым так доволен, ты получил благодаря труду тела, твоего или, что гораздо хуже, кого-то еще, и притеснению разума, уже всех. Помни, сколько потребовалось человеческой крови и страданий, чтобы сделать тебе книгу или костюм. Многие умерли ради того, чтобы тебе достались предметы роскоши. Я наслаждаюсь тем, что не стоит ни гроша. Зачем мудрому человеку пытаться зарабатывать на жизнь? Как будто недостаточно просто поддерживать жизнь, которая, в конце концов, довольно посредственная. Кто это сказал? Алло? Есть здесь кто-нибудь? Все способы заполучить источник заработка довольно нелепые. Все средства добычи еды предполагают убийство и отвратительны. Посмотрите на этого глупого пердуна Аристотеля. Он мог есть, только когда Филиппу Македонскому хотелось есть. Я могу есть, когда хочу. Или могу есть, если есть что-нибудь из еды. Послушайте, я говорю вам правду, Филипп Македонский выступил против Коринфа, поверьте мне, я там был, и все эти идиоты бегали взад-вперед. Маршировали, строили стены, таскали камни, и никто не дал мне работу, вот я и принялся катать бочку по улице, вверх-вниз, туда-сюда, и они спросили, а что я, черт побери, делаю, и я ответил, что не хочу показаться единственным лентяем среди столь занятых людей. И я приношу столько же пользы, и гораздо меньше вреда, чем те, кто работают на войну. Я умираю. Но, с другой стороны, и вы тоже. Все рождаются именно для этого. Мы умираем сами, каждый умирает в одиночестве. Соображай, Хамфри! Думаешь, ты – свободный человек? Ты – раб чего-то: чизкейка, бурдюка с вином, фрикасе. Чтобы обрести счастье, надо быть свободным. Чтобы быть свободным, надо обрести свободу в голове. Чтобы обрести свободу в голове, нужно отказаться от всего. Я – самый свободный сукин сын, которого вы видели за свою жизнь. (Кашель и рвотные звуки). Позвольте рассказать вам о моем друге Сократе. Сократ был отличным парнем, но он говорит, я повинуюсь закону, я пойду в тюрьму добровольно, я приму яд, который вы мне даете, я умру. Ох, Сок, Сок, неужели ты не видишь, что делаешь? Не будь таким смиренным, Сократ. Кричи, пинайся. Покажи им кукиш. Врежь по яйцам, рассказывай похабные анекдоты, лапай их дочерей под столом, все, что угодно. Живи, Сок. Живи. Я – гражданин вселенной. (Величественно рыгает). Срань Господня. Должно быть, от сойки, которую я съел. Эти сойки вечно стремятся отомстить. Хуже всего, когда перья лезут обратно через нос. Из-за этого я потерял не одного друга. Друзья, однако. Кому нужны друзья? Друзья недооценивают твою силу. Друзья тебя предают. Никому не верь. Самое прекрасное в мире – свобода говорить и делать, что тебе хочется. Я написал трагедию в ругательствах ямбическим стихом. Лучше Эсхила. Собирается дождь. Меня это волнует? Отсыпьте мне немного «боракса». Я приму ежегодный душ. Вы меня слушаете? Хватит ковырять в носу, сестричка, и слушай сюда. Однажды меня взяли в плен пираты. Я обошел корабль, пожал руку каждому, обнимая их, как давних друзей. Напугал до смерти. Потом мы вместе выпили, они дали мне денег и отпустили. Я собрался выбросить деньги в океан, но в итоге решил сходить в бордель. Если ты идешь с другом, а он проваливается в яму, просто продолжай идти. Почему? Вытащи его, и он будет проклинать тебя за то, что ты вывернул ему руку. Вещь становится вредной, только когда человек превращается в ее раба. Ходите в лохмотьях, опирайтесь на палку. Справляйте естественные надобности в общественных местах. Если человечество внезапно перестанет существовать, едва ли это вызовет большее сожаление, чем исчезновение мух. Лучшие люди презирают богатство, почитают смерть и всегда обнажаются перед толстухами. Это закон божий. Давай, покажи ей свое достоинство, покажи ей, что у тебя есть, и поверь мне, придет день, когда она скажет тебе «спасибо». Что, ты стыдишься своего тела? Ладно, будь у меня такое тело, я бы тоже его стыдился. Но если серьезно, друзья, и это совсем не шутка, если Бог дал мне эту штучку, почему я не могу время от времени ее проветривать? А? Смотрите? Вон идет толстуха. Внимательно наблюдайте, как это делается. (Поворачивается спиной к зрителям и обнажается перед проходящей женщиной). А вот и мы. (Имитирует крики женщины). А-А-А-А-А-А-А-А-А! А-А-А-А-А-А-А-А-А! (Смеется, как больная гиена). Ни, хи-и-и, хи-и-и-и, хи-и-и. (Вновь имитирует крики). А-А-А-А-А-А. (Уже от себя, похотливо). ПОПАЛАСЬ! ПОПАЛАСЬ! ПОПАЛАСЬ! (Смеется, заходится кашлем, задыхается). Ар-р-р-р. Эк-к-к-к. Уг-г-г-г. (Обращается к кому-то из зрителей). Извините, мисс, искусственное дыхание делать умеете? Нет? Ничего, выходите на сцену, просто пососете мне язык. Идите сюда. (Снова кашляет и хрипит). Не хотите – не надо. Кого это волнует? И чего я к вам обратился? Бог свидетель, мне это не надо. Я уверен, он знает. Вы верите в Бога? Да? Что ж, и где он? В моем носу? В вашем заду? Я знаю, на небесах. И где это? Где-то в Калифорнии? Однажды я собирался туда, но в Альбукерке у меня спустило колесо. Ладно, пусть будет Бог, время от времени нам нужен повод для смеха. Существование любого богача – лучший аргумент, который подтверждает отсутствие милостивых богов. А теперь, спросите меня, может ли человек, у которого ничего нет, голый, бездомный, не имеющий раба, не имеющий друзей, жить легко и непринужденно, с достоинством и хорошими манерами? Трудно себе представить, но возможно. У меня нет ничего, но посмотрите на меня, посмотрите, какой я счастливый, я счастлив, как свинья в луже, счастлив, как порхающий жаворонок. Я сплю на улице, ни жены, ни детей, ни петрория. Господи Иисусе, я не помню, что такое долбаный петрорий. Я готов заняться сексом со всем, что движется. Я бы занялся сексом с курицами, если бы хоть одна могла усидеть на месте. Все, что мне нужно – это шланг, из которого можно отлить, и ничего больше. Деньги при вас есть. Мой вам совет, съешьте их, уберите посредника. Друзья есть? Съешьте их. Есть свиней – то же людоедство. Хотите посмотреть, как я изображаю Александра Великого? Я пержу. Видите? А теперь попробуйте отличить мой пердеж от пердежа Александра Великого. Не получится. Имитация полная. Я всегда ношу с собой палку, чтобы защищаться от поэтов. У богов палки для того же. Сократ сказал, что человек – двуногое без перьев. Все сделали вид, что его слова произвели впечатление. На следующий день я отослал ему общипанную курицу. Вы упустили смысл, вы упустили смысл. Ни у кого нет права говорить вам, кто счастлив, а кто – нет. Я не прошу вас составлять обо мне свое мнение. Я – друг президентов и девушек, разносящих почту. Я трахал кинозвезд и трупы. Послушайте меня. Я – самодостаточный, я – несчастное и голое созданье, о которых говорил поэт[1], я – зеркало, я – это вы, я – это вы, посмотрите. У вашего пса достоинства больше чем у вас, когда он пьет воду из унитаза, потому что ведет он себя естественно. Никакого лицемерия. Никаких добрых деяний. Он любит всех, за исключением людей в форме, что указывает на его блестящий ум. Наденьте форму, и вы уже не человек. Послушайте меня. Я просто проходил мимо. Не обращайте внимания, если вдруг увидите меня, трахающим какую-то каргу за кустом. Возможно, это ваша жена. Я делаю то самое, что делаете вы в своем доме. Послушай меня, Кларабель, я – Диоген, я – бессмертный, я доживу до вторника. Бедные всегда с нами. Вы сможете попасть на небеса через игольное ушко. Если не можете поделиться десятицентовиком, это нормально, засуньте их в задний проход и срать президентами. Поцелуйте меня, я – правда, Иисус умер за меня, почему не вы? (Смотрит на зрителей). Неважно. Неправильный номер. Я подумал, вы – кто-то еще. Я – не вы. Я – кто-то совершенно другой. Кто-то. Еще.