Дон Нигро
Искусство фуги / The Art of the Fugue
Дон Нигро
* * *
«Я плакал об отце, погибшем короле.
Сидел на берегу, когда по волнам
Вдруг подкралась музыка…»
Уильям Шекспир «Буря», Акт 1, Сцена 2.
«Фуги приятны для прослушивания, но вся эта работа зряшная, потому что фуги ничего не выражают, и это ужасно».
Иоганн Маттезон «Совершенный капельмейстер» (1739 г.)
«В этом доме обитает дьявол».
Надпись на стене напротив окна Эрика Сати после его смерти.
«Фуга – это лабиринт, заколдованный сад. Ты там теряешься. Но ты приходишь туда, чтобы потеряться? Человек входит в лабиринт, чтобы потеряться? Или найти что-то или кого-то, или вспомнить что-то забытое? Бах потерялся в этих фугах и умер там».
Николас Янош Драго «Оккультные записи».
Действующие лица:
ДЖЕЙМС РОУЗ-МЛАДШИЙ, все зовут его ДЖЕЙМИ (р. 1897 г.)
ЭНДРЮ РОУЗ, брат ДЖЕЙМИ (род. 1898 г.)
ДЖЕЙН РОУЗ, сестра ДЖЕЙМИ и ЭНДРЮ (род. 1902 г.)
ФЕЛИЦИЯ САЛЛИВАН, подруга ДЖЕЙН (р. 1902 г.)
Декорация:
Переднее крыльцо дома Роузов в Армитейдже, маленьком городе в восточной части Огайо летом 1920 г., комнаты в Европе три года спустя, возможно, где-то еще, все представлено единой декорацией. Большое, старомодное переднее крыльцо тянется справа через середину налево в глубине сцены, по центру на него ведут ступени. Слева на крыльце диван-качели и несколько стульев. Справа, ближе к заднику, через невидимую стену дому, мы видим комнату с пианино. У авансцены справа деревянный стол и несколько стульев, они могут быть и частью дома, и комнатой в отеле в Европе. У авансцены слева кровать, которая может быть частью дома и спальней в отеле в Европе. Большая часть первой половины пьесы происходит на крыльце или около него, и в доме, тогда как вторая половина пьесы показывает происходящее в отелях Европы тремя годами позже, но на самом деле крыльцо всегда в их головах и актеры всегда на виду, даже когда не участвуют в конкретной картине, могут сидеть на крыльце и комментировать, в том числе и происходящее в Европе. Пьеса начинается в 1920 г., когда ДЖЕЙМИ 23 года, ЭНДРЮ – 22, ДЖЕЙН и ФЕЛИЦИИ – по 18, а потом перескакивает на три года, но души всех четырех персонажей безвозвратно привязаны к этому месту, и этому моменту, лету, когда начинает разворачиваться трагедия их жизней. Если бы они умерли и вернулись призраками, крыльцо – то самое место, где они будут обитать. Декорация не меняется, нет и разрывов между картинами. Все актеры остаются, по большей части, на сцене, видимые и не выходя из роли, хотя время от времени уходят в тень, тогда как остальные остаются в центре внимания. Они двигаются, когда необходимо, поднимаются на крыльцо и спускаются с него, но персонажи, которые не участвуют в конкретной сцене, могут говорить из другого времени и места, комментировать, быть на виду, какими их помнили и слышали. Время и пространство переплетаются, то, что говорилось или даже думалось в другом пространстве-времени может быть вплетено в картины, которые рано или поздно будут сыграны. Этот непрерывный поток действия аналогичен потому музыки, который при необходимости может замедляться и ускоряться. Движение спектакля никогда не останавливается ради музыки, а это «Искусство фуги» Баха, исполняемое на пианино. Иногда ФЕЛИЦИЯ будет играть или делать вид, что играет на пианино, которое мы видим на сцене, в других картинах мы только слышим музыку, если ФЕЛИЦИЯ занята другим. Картины плавно перетекают одна в другую. Музыка несет нас к картине, потом в какой-то момент стихает. Никаких затемнений и пауз. Движение спектакля всегда часть спектакля.
1
(В темноте звучит негромко исполняемый на пианино Контрапункт 1 «Искусства фуги» Баха. Свет падает на ФЕЛИЦИЮ, которая сидит за пианино, но не играет, ДЖЕЙН, на диване-качелях, ДЖЕЙМИ, сидящего на ступеньках крыльца и ЭНДРЮ, стоящего во дворе).
ФЕЛИЦИЯ. Фуга, от слова, значение которого – преследовать. Фуга – вид охоты, преследования, сквозь время, сконструированный лабиринт звука, в котором человек преследует что-то такое, что догнать не может или, что даже более тревожно, догоняет.
ДЖЕЙН. В 1920 году я привезла мою подругу Фелицию домой, из Кливлендской консерватории, где мы вместе обучались музыки, чтобы провести лето в репетициях, готовясь к нашим первым гастролям в Европе.
ФЕЛИЦИЯ. Но что именно человек преследует? Что-то физическое или духовное? Или смерть?
ЭНДРЮ. Все преследования заканчиваются смертью.
ДЖЕЙН. Мои братья, Джеймс и Эндрю, вернулись с войны.
ФЕЛИЦИЯ. В фуге есть тема, которая представляется в начале, а потом возвращается в разных обличьях. Есть экспозиция и развитие, за которыми следует возвращение начальной темы, теперь трансформированной нашими впечатлениями, полученными в путешествии от нее, а потом обратно к ней.
ДЖЕЙН. Ты понимаешь, что происходит, лишь когда уже слишком поздно.
ФЕЛИЦИЯ. В начале – простая тема. Потом ее вариации, с возрастающей сложностью. И это другие голоса.
ЭНДРЮ. Убить тебя было так легко, если бы я этого хотел.
ДЖЕЙН. Не следовало тебе смотреть на луну, сказала она.
ФЕЛИЦИЯ. Голоса переплетаются, как тела любовников.
ДЖЕЙН. Это ненормальное поведение.
ФЕЛИЦИЯ. На самом деле это самая эротичная музыка, когда-либо написанная, нужно только немного ей проникнуться.
ЭНДРЮ. Проникновение.
ФЕЛИЦИЯ. Но проникнувшись ею, тебе хочется идти дальше, и ты в ней теряешься. В лабиринте этой музыки. И шаг за шагом дальнейшее проникновение становится навязчивой идеей. Пока она полностью ни поглощает твою жизнь.
ДЖЕЙН. Мы больше всего боимся того, что хотим больше всего.
И где-то в лабиринте фуги сокрыта тайна, тайна, которая…
(Музыка обрывается на середине фразы).
2
(Стрекочут цикады. Летняя ночь на крыльце дома Роузов в Армитейдже, штат Огайо, в 1920 г. Потом ФЕЛИЦИЯ начинает тихонько играть Контрапункт 2).
ДЖЕЙН. Это так волнительно. Мы собираемся репетировать все лето, а осенью начнется наше турне по Европе. Мистер Фибоначчи уже забронировал нам залы. Я буду играть Паганини, Фелиция – избранное из «Искусства фуги», а завершим мы концерт Сонатой для скрипки и фортепиано Баха. Нам требовалось место для репетиций, и я сказала: «Фелиция, а поедем ко мне домой». Проведем спокойное лето с моей семьей. Лето в восточном Огайо прекрасно. Вечером будем сидеть на переднем крыльце, пить лимонад, разговаривать с моими братьями, сестрами и кузенами. И это будет приятно маме, если кто-то еще будет дома. Я в полном восторге от того, что буду играть с Фелицией. Это действительно такая честь. Я играю хорошо, я играю очень хорошо, но Фелиция играет бесподобно. В Консерватории все так говорят.
ЭНДРЮ. В Консерватории все хотят с ней переспать.
ДЖЕЙН. Да, конечно, но дело не в этом. Фелиция – гений.
ЭНДРЮ. У Фелиции интеллектуальные способности коробки теннисных мячей. Голова у нее пустая, как нутро теннисного мяча. Фелиция – невероятно красивая коробка теннисных мячей, которая может играть на пианино.
ДЖЕЙН. Эндрю, не груби. Она тебя услышит. Фелиция станет знаменитостью, а я составлю ей компанию.
ЭНДРЮ. Если только Фибоначчи не сбежит с деньгами.
ДЖЕЙН. О, нет. Мистер Фибоначчи – очень достойный человек, для итальянца. Он устраивал концерты еще до Крымской войны.
ЭНДРЮ. И именно тогда он, похоже, в последний раз мыл усы.
ДЖЕЙН. У нас запланированы выступления в Лондоне, Париже, Мадриде, Берлине, Париже…
ЭНДРЮ. Ты уже упомянула Париж.
ДЖЕЙН. Мне нравится упоминать Париж. Я упомяну его снова. Париж, Вена, Дрезден, Варшава, Париж…
ЭНДРЮ. Если ты будешь играть около Шато-Тьерри, посмотри, вдруг найдешь правые руку и ногу моего друга Боба.
ДЖЕЙН. Ты просто завидуешь, потому что мы едем в Европу.
ЭНДРЮ. Европу я повидал. Европа – большая, вонючая выгребная яма. Она не стоит жизни даже одного американца. Даже моей.
ДЖЕЙН. Европа – мать цивилизации.
ЭНДРЮ. Та еще мать. Тебе следует написать шумерам, египтянам, китайцам и индусам, и сообщить им, что Европа – их мать. Я уверен, для них это будет большой сюрприз.
ДЖЕЙН. Что бы я ни сказала, ты всегда меня высмеиваешь.
ЭНДРЮ. Потому что ты постоянно выблевываешь такие глупости.
ДЖЕЙН. Я не выблевываю глупости. Я говорю умные вещи. Европа – не выгребная яма. Это ты – выгребная яма.
ЭНДРЮ. Меня можно много чем назвать, но я никак не выгребная яма.
ДЖЕЙН. Ладно, ты – какая-то дыра. Джейми, скажи Эндрю, что он – вонючая дыра.
ДЖЕЙМИ. Эндрю, ты вонючая дыра.
(ФЕЛИЦИЯ перестает играть, выходит из дома, чтобы присоединиться к ним).
ЭНДРЮ. Хорошо. Признаюсь. По факту я – вонючая дыра. Со стороны отца в моей родословной полно вонючих дыр. Мой отец был прелюбодействующей, склонной к самоубийству вонючей дырой, который умер из-за любви к невинной деве и отчасти убийце, которая была вполовину моложе и не его женой. Ты слышала эту историю. Фелиция? Джейми рассказал ее тебе, когда вы прогуливались мимо свалки под лунным светом?
ДЖЕЙН. Эндрю…
ЭНДРЮ. Джейн тебе ее не расскажет. Джейн склонна к самозаблуждению. Но факт в том, что несколько лет тому назад наш отец влюбился в девушку-подростка по имени Джульетта[1], когда работал режиссером в театре «Одесса», где ставил спектакль по одной из самых успешных пьес мистера Шекспира про молодежь, девушку, которая потом убила собственного отца и вышла сухой из воды, да еще родила ребенка вне брака, и он…
ДЖЕЙМИ. Эндрю, заткнись.
ЭНДРЮ. Ты собираешься заставить меня? Потому что я хочу посмотреть, как у тебя это получится. Фелиция, ты же не хочешь смотреть, как мой брат Джейми затыкает мне рот?
ФЕЛИЦИЯ. Позволь об этом подумать.
ДЖЕЙН. Просто прекрати. Мама тебя услышит.
ЭНДРЮ. Да, не дай Бог, мама услышит правду, озвученную наконец-то в этом доме. Какая это будет катастрофа. Джейн. Фелиция. Я приветствую вас в самом начале великой карьеры, турне в страну чудес, как вас ждет множество претензионных, лицемерных и убийственных вонючих ям, которых на европейском континенте в избытке. Я надеюсь, вы, и мистер Фибоначчи, и его усы проведете вместе самое счастливое время, которое случалось после Крымской войны.
(Спускается по ступеням, уходит в тень на авансцене, садится, пьет из фляжки).
ДЖЕЙН. Извини, Фелиция, Эндрю сам не свой после войны. Да еще смерть отца. Он все еще ищет себя.
ФЕЛИЦИЯ. Вообще-то мне нравится мужчина с демонами внутри. Главное, чтобы у него не было усов. Никогда не доверяй усатому мужчине. Я не могу избавиться от ощущения, что усы попытаются забраться мне в рот. Я с трудом подавляю желание протянуть руку и сорвать усы с лица мистера Фибоначчи. Он, вероятно, облопошит нас. Он же итальянец. Но какая разница, если мы попадем в Париж?
ДЖЕЙН. Мне лучше поговорить с Эндрю. На самом деле, он не такой ужасный, каким кажется.
(Идет к ЭНДРЮ садится в тенях. Стрекочут цикады).
ФЕЛИЦИЯ. Он, вероятно, более ужасный, чем кажется. Мужчины обычно такие.
ДЖЕЙМИ. Никого нет такого ужасного, каким кажется Эндрю. Он не всегда был таким плохим.
ФЕЛИЦИЯ. Полагаю, пережить это невозможно. Отец, наложивший на себя руки. Но, с другой стороны, ничего пережить нельзя. Я бы хотела, чтобы это был мой отец. Но, печальная история, он уже мертв. Это ужасно, говорить такое. Но я ужасная личность.
ДЖЕЙМИ. Никакая ты не ужасная.
ФЕЛИЦИЯ. Я надеюсь, не станешь ты одним из этих несносных мужчин, которые испытывают неодолимое желание противоречить мне во всем. Твой отец действительно покончил с собой из-за девушки-подростка? Джейн терпеть не может говорить об этом, а меня завораживают ужастики из реальной жизни, при условии, что происходят они не со мной. Хотя, возможно, это будет интересно, если что-то ужасное случится и со мной. А поскольку что-то ужасное случается со всеми, рано или поздно, я с нетерпением жду. Твой отец был таким же жутким, как Эндрю?
ДЖЕЙМИ. Мой отец был тревожно-мнительной личностью, но человеком хорошим. Это происшествие с его ученицей, каким бы оно ни было, да и случилось ли вообще, произошло много лет тому назад. Но я думаю, оно не выходило у него из головы.
ФЕЛИЦИЯ. Романтическая любовь провоцирует особенно опасную форму безумия. В опере точно. Но опера, на мой вкус, чересчур запутана. Слишком много эмоций выплескивается по любому поводу. Я предпочитаю Баха. Загадки. Тайны. Образы. Сложность. Лабиринты. Все написано каким-то шифром. Мне следовало стать шпионкой. Или викторианской убийцей.
ДЖЕЙМИ. Ты думаешь, в Бахе нет эмоций?
ФЕЛИЦИЯ. Эмоций в Бахе предостаточно, но они вплетены в фактуру. Заложены в форму. Он не шлепает тебя ими по лицу, как мертвой рыбиной. Так что, твоя мать рада, что твой отец мертв?
ДЖЕЙМИ. Разумеется, нет.
ФЕЛИЦИЯ. Но он изменил ей со школьницей…
ДЖЕЙМИ. Моя мать очень любила моего отца.
ФЕЛИЦИЯ. Но не так сильно, чтобы его это устраивало.
ДЖЕЙМИ. Я бы не обращал особого внимания на то, что говорит Эндрю.
ФЕЛИЦИЯ. Почему? Эндрю из тех несчастных людей, которые обречены говорить правду.
ДЖЕЙМИ. Нет. Он – один из тез людей, в которых война оставила глубокие шрамы.
ФЕЛИЦИЯ. То есть до войны ненависти к тебе у него не было?
ДЖЕЙМИ. У него и сейчас нет ненависти ко мне.
ФЕЛИЦИЯ. Есть, и это очевидно. Я ожидаю, что война – это предлог, чтобы позволять ненависти проявляться чаще. И я полагаю, ты хочешь, чтобы я поверила, что война и смерть твоего отца превратила тебя в такого меланхолика, но я в этом сильно сомневаюсь. Откуда бы не идет грусть-тоска, она была всегда.
ДЖЕЙМИ. Ты можешь верить, во что хочешь.
ФЕЛИЦИЯ. Нет, не могу. Но я над этим работаю.
ДЖЕЙМИ. Я не меланхолик.
ФЕЛИЦИЯ. Не очень ты и счастлив.
ДЖЕЙМИ. Я счастлив, когда слушаю, как ты играешь.
ФЕЛИЦИЯ. Тогда это музыка, которая делает счастливым тебя – не меня.
ДЖЕЙМИ. Мне нравится музыка, потому что играешь ее ты.
ФЕЛИЦИЯ. То есть если бы играл кто-то еще, тебе бы не нравилось?
ДЖЕЙМИ. Если будет играть кто-то еще, я буду думать о тебе.
ФЕЛИЦИЯ. Некогда не смешивай девушку с музыкой. И это большая ошибка, представлять себе другого человека вместилищем твоих чувств.
ДЖЕЙМИ. Разве для тебя музыка – не вместилище твоих чувств?
ФЕЛИЦИЯ. Музыка – не человек. Музыка не любит меня и не хочет спать со мной. Музыка просто есть. На войне с тобой произошло много плохого, а потом еще твой отец покончил с собой. Ты чувствуешь тебя потерянным. А потом твоя сестра привозит на лето подругу. Ты не хочешь думать о войне и не хочешь думать о своем отце, который обрюхатил какую-то бедную школьницу, а потом свел счеты с жизнью, поэтому наполняешь голову мною.
ДЖЕЙМИ. Допустим, это правда. Что в этом плохого?
ФЕЛИЦИЯ. Все или почти все. Я не смогу стать для тебя такой заменой. Не смогу, если ты рассчитываешь, воспринимать все, как ты. Я не такая. Я совершенно не такая. И не пытайся заставить меня испытывать чувство вины за то, что я не такая, какой ты хочешь меня видеть. Не сработает.
ДЖЕЙМИ. Я не пытаюсь заставить тебя что-то чувствовать.
ФЕЛИЦИЯ. Это, разумеется, ложь, но, может, тебе следует. Может, кому-то следует. Но не теперь. И, вероятно, не тебе. Сейчас у меня нет на это времени. Ты слышал Джейн? Я невероятно талантлива. Я стану знаменитостью. Я не могу притормаживать ради чего-то, столь тривиального, как человеческая любовь.
ДЖЕЙМИ. Ты это говоришь, но ты в это не веришь.
ФЕЛИЦИЯ. Во что именно? Что я невероятно талантлива? Или в другое? Послушай меня, Джейми, И ты должен помнить об этом все время. Отделенная от искусства, я очень пустая девушка. И я не скромничаю. Просто пытаюсь тебя предупредить.
ДЖЕЙМИ. Ты не пустая.
ФЕЛИЦИЯ. Ты не слушаешь. Ты должен научиться слушать. Не только ноты. Не только Бога, дышащего сквозь ноты. Музыка – дыханье Божье. Но никто не знает, как слушать. Нужно играть так, чтобы заставить их услышать. Поработить их музыкой. И для того, чтобы научиться это делать, необходимо быть совершенно безжалостным. А для этого человек должен отказаться от всего.
ДЖЕЙМИ. Будь осторожна в том, от чего отказываешься.
ФЕЛИЦИЯ. Будь осторожен в том, от чего не отказываешься.
(Встает и возвращается к пианино. Джейми остается на крыльце. Стрекочут цикады).
