Дон Нигро
Стук у ворот
«У него в голове была трещина, и толика темного мира проникла в нее, вынудив к смерти».
Редьярд Киплинг, «Рикша-признак».
«В постель, в постель, стук у ворот. Идем, идем, идем, идем. Дай руку мне. Что сделано, уже не переделать. В постель. В постель. В постель».
Шекспир, «Макбет», акт 5, сцена 1.
Действующие лица:
ГАРРИ МАКБЕТ
ДОК ВОЛЬФ
ДЯДЯ ДЖОН БЕЛЛЕЦЦИ
КОРНЕЛИЯ ЛАВ МАКБЕТ
ЕВАНГЕЛИНА/УНА
ПАЙ МАКБЕТ/ВОН ГРИМ
ВЕРА/ФЕЙТ ГРИМ
СКОТИЯ/ГЛИНИС
ЗИННИЯ ФЛАУЭРС КЕЙСИ/ СТАРАЯ МАТУШКА ХЕК
ЕНОХ МАКБЕТ
ЭГГ РУКС
ПИТТ РУКС
ЗОРНА РУКС
Декорация:
Осень 1944 г. и различные ранние времена, в Армитейдже, маленького города в холмистой части восточного Огайо, и около Армитейджа. Одна декорация представляет собой все места, включает лабиринт лестниц и фрагменты комнат, мебель, в том числе диван, диван-качели на крыльце, стол и стулья в таверне «Красная роза», старое пианино, вход в Индейские пещеры и различные другие места. Персонажи свободно перемещаются из одного пространства-времени в другое, без изменений декораций и затемнений, если только они не указаны. Персонажи остаются на сцене, наблюдая или занимаясь какими-то делами, если не участвуют в главном действии конкретной картины. Движение спектакля – неотъемлемая его часть.
Действие первое
1. Будь человек привратником у ворот ада
(В темноте звуки надвигающейся грозы. Ветер. Дождь. Гром. Потом стук в дверь. Появляется луч света, следом за которым идет ГАРРИ МАКБЕТ, старик с фонарем в руке, окруженный темнотой. Это ночь Хэллоуина, 1944 г.)
ГАРРИ. Действительно, стук. Электричество отключили. Печные трубы воют. Какому глупцу приспичило ломиться в мою дверь в полночь на Хэллоуин, да еще в разгаре грозы, которая похожа на конец этого чертова мира. Не может это быть деревенский дурачок. Он умер, а преемника еще не назвали. Слишком много кандидатов. Вельзевул пришел, чтобы утащить меня в ад? Будь человек привратником у ворот ада… Тридцать сребреников за вход. Но для ада здесь слишком холодно. Я сам – ад. Вот и дверь. Думаешь, я боюсь открыть дверь? Кто здесь, во имя дьявола? Глинис? Фейт? Евангелина? (Открывает дверь, выглядывает. Гром и молния). Никого. Всякий раз одно и то же. Я вылезаю из постели, тащусь вниз, чтобы открыть дверь, а за ней никого. Чтобы увидеть никого, мне даже очки не нужны. А потом я стою и вглядываюсь в темноту. «Человек Луны», с его фонарем или что-то в этом роде[1]. Убийства совершены. Все мои красотки ушли. Остаются «красный нос, сон да моча». Юмор в разгаре трагедии усиливает ужас. Провел жизнь, перечитывая эту пьесу снова и снова, пытаясь докопаться до сути, но некоторые сцены были вырезаны для удобства гастролирующих трупп или ради приличий. Да и откуда нам знать, что действительно написал он, а что нацарапали на полях кретины, которые полагали, что знают лучше, каким должен быть текст пьесы. Еще и черви с актерами могли что-то отъесть. Похоже, выспаться мне удастся только после смерти. Стоит закрыть глаза, я слышу звон колокольчика над дверью, карусельную музыку, вижу безумные морды деревянных лошадей. Девушка горит в свадебном платье[2]. Я тону. (Он всматривается в темноту). Есть здесь кто? Есть кто-нибудь? Старику нужно помыть руки? Чего ты хочешь? Ты хочешь, чтобы я пошел за тобой? А мне это надо? «Палец у меня зудит. Что-то злобное спешит».
(Молния, гром, тусклый свет меркнет, Гарри уходит в темноту).
2. Индейские пещеры
(В темноте каркают вороны. Свет падает на ДЯДЮ ДЖОНА БЕЛЛЕЦЦИ, шерифа Армитейджа, штат Огайо, краснолицего, небритого, здоровенного, и ДОКА ВОЛЬФА, городского врача. Следующее утро, они у склона, ведущего к Индейским пещерам, смотрят на труп, невидимый нам, предположительно на авансцене и за кругом света).
ДОК ВОЛЬФ. Я не понимаю, какого черта девяностотрехлетний старикан приперся сюда глубокой ночью в грозу. Голова у него разбита, вероятно, от удара о камень. Похоже, он попытался подняться к Индейским пещерам, потерял равновесие и скатился по склону к подножию холма. Подняться по этому склону – невелик труд для мужчины средних лет и полного сил, но такому старику, как Гарри, пусть он был шустрым… Это чертовски глупо, подниматься к пещерам в темноте, а в дождь – просто безумие.
ДЯДЯ ДЖОН. Ну-ну.
ДОК ВОЛЬФ. Ты, возможно, думаешь, что он окончательно рехнулся, но вчера я разговаривал с ним в парикмахерской, и с головой все у него было в порядке, да и вообще, на здоровье ему было грех жаловаться, учитывая возраст. Каждое утро, в солнце и дождь, он шел через мост в банк. Ходил, кстати, быстрее меня. Знал свой бизнес до мелочей. В документах ни единой ошибки не пропускал. И вдруг собака Зеба Рикетса находит его лежащим под дождем с разбитой головой. Возможно, с ним случился инсульт, он потерял ориентировку, забрел сюда глубокой ночью в грозу, поскользнулся, упал и разбил голову. С людьми его возраста такое случается.
ДЯДЯ ДЖОН. Ну-ну.
ДОК ВОЛЬФ. Но ты так не думаешь.
ДЯДЯ ДЖОН. Скорее всего, именно так все и произошло.
(Хлопанье крыльев, карканье ворон).
ДОК ВОЛЬФ (глядя на ворон). Нужно увезти его отсюда, пока вороны до него не добрались. Они выклюют ему глаза.
ДЯДЯ ДЖОН (не слушает его, занятый своими мыслями). Да.
ДОК ВОЛЬФ (поворачивается к ДЯДЕ ДЖОНУ). Что? Ты думаешь, кто-то огрел его булыжником по голове?
ДЯДЯ ДЖОН. Возможно.
ДОК ВОЛЬФ. Если кто-то и собирался убить Гарри, они сделали бы это давным-давно. Не дать ему дожить до девяносто четырех лет. С точки зрения убийцы, принести удовлетворение это не должно.
ДЯДЯ ДЖОН. Сколько людей ты убил, док?
ДОК ВОЛЬФ. В смысле, намеренно?
ДЯДЯ ДЖОН. Это не ограбление. Бумажник при нем, набитый наличными. Обручальное кольцо. Золотые карманные часы. Ничего не тронуто.
ДОК ВОЛЬФ. Одной вещицы нет.
ДЯДЯ ДЖОН. Да? Чего не хватает?
ДОК ВОЛЬФ. Возможно, это ерунда. Но меня все-таки тревожит. Ты подумаешь, это глупо.
ДЯДЯ ДЖОН. Я думаю, большая часть того, что ты говоришь, глупость. Тебя это никогда не останавливало. Выкладывай.
ДОК ВОЛЬФ. Нет книги. У Гарри была маленькая книга. Он всегда носил ее с собой. С тех пор, как я его знал. Носил во внутреннем кармане пиджака. И едва выдавалась свободная минута, доставал эту маленькую книгу.
ДЯДЯ ДЖОН. И что это за книга? Библия? Книга о банках?
ДОК ВОЛЬФ. Нет. Старое карманное издание Шекспира. «Макбет». Она у него с тех пор, как он был мальчишкой. Он перечитывал эту книгу снова и снова.
ДЯДЯ ДЖОН. Почему?
ДОК ВОЛЬФ. А что такого? Ты никогда не читал книгу?
ДЯДЯ ДЖОН. Почему взрослый человек продолжает снова и снова перечитывать одну книгу? Ты читаешь книгу. Доходишь до конца. Берешь следующую книгу.
ДОК ВОЛЬФ. Когда Гарри был мальчишкой, он нашел экземпляр этой пьесы где-то на свалке или что-то в этом роде. Книга зачаровала его, потому что на титуле была напечатана его фамилия. Он подумал, что книга о нем.
ДЯДЯ ДЖОН. Ты прав. Это чертовски глупо.
ДОК ВОЛЬФ. Речь о том, что с тех пор он всегда носил эту книгу с собой. Мне без разницы, считаешь ты это глупостью или нет, но эта маленькая книга что-то для него значила и всегда была при нем. А сейчас ее нет.
ДЯДЯ ДЖОН. Ты думаешь, кто-то пришел сюда в грозу на ночь Хэллоуина и ударил булыжником по голове богатейшего человека округа, чтобы украсть книгу, которую тот нашел на свалке?
ДОК ВОЛЬФ. Я не говорю, что книга представляла ценность для кого-то еще. Я говорю, что для Гарри она что-то значила. И всегда была при нем, а сейчас ее нет.
ДЯДЯ ДЖОН. Может, он оставил ее дома. Едва ли собирался читать в темноте под дождем.
ДОК ВОЛЬФ. Он никогда не оставлял эту книгу дома.
ДЯДЯ ДЖОН. Ты этого не знаешь.
ДОК ВОЛЬФ. Я знаю этого человека всю свою жизнь, и я говорю тебе, Гарри никуда не ходил без этой книги.
ДЯДЯ ДЖОН. Да за каким чертом ему брать с собой книгу для чтения, если глубокой ночью, в грозу, он шел к Индейским пещерам?
ДОК ВОЛЬФ. Он брал ее с собой, даже когда не читал. Книга была чем-то вроде талисмана. Амулетом, приносящим удачу. Как, скажем, кроличья лапка. Хотя эта конкретная пьеса на самом деле, если не ошибаюсь, приносила беду.
ДЯДЯ ДЖОН. Как я вижу, ему беду она точно принесла.
(Они стоят, глядя на тело, думают. Каркают вороны. Тут ДОКА осеняет).
ДОК ВОЛЬФ. Черт! Корнелия.
ДЯДЯ ДЖОН. С ней-то что?
ДОК ВОЛЬФ. Кому-то нужно поехать и сказать ей.
ДЯДЯ ДЖОН. Это да.
ДОК ВОЛЬФ. Потянем спички?
ДЯДЯ ДЖОН. Нет.
ДОК ВОЛЬФ. На меня можешь не смотреть. Один я туда не пойду. Ты – шериф. Тебе платят за такую работу.
ДЯДЯ ДЖОН. Недостаточно. Она – твоя тетка, не моя.
(Каркают вороны).
ДОК ВОЛЬФ. Сколько шума от этих чертовых ворон.
ДЯДЯ ДЖОН. Они голодные. Хотят добраться до этих глазных яблок. Пошли. Надо с этим закончить.
ДОК ВОЛЬФ. Не можем мы уйти, оставив его здесь.
ДЯДЯ ДЖОН (уходя). Зеб и собака смогут отгонять ворон, пока Хэп не приедет на катафалке.
ДОК ВОЛЬФ. Неужели сначала мы не можем съесть лепешку-другую?
ДЯДЯ ДЖОН (уже голос за сценой). Обойдешься ты без этих чертовых лепешек.
ДОК ВОЛЬФ. Я знаю этот взгляд. Когда он так смотрит, все увещевания напрасны. Иду, деваться некуда.
(Уходит следом за шерифом. Каркают вороны. Появляется ГАРРИ, смотрит ДОКУ вслед, потом на свое тело, вроде бы лежащее на авансцене).
ГАРРИ. Эта чертова серая кошка. Следует за мной, даже когда я мертв. А когда я показываю на нее людям, ее и след простыл. И еще эти жабы на заднем крыльце. Раньше думал, что деревенский дурачок притаскивает их туда, но он мертв тринадцать лет, а жабы по-прежнему на заднем крыльце. Странные это ощущения, смотреть на собственный труп. Неужели я действительно такой старый. Но ощущениям я гораздо моложе. Может, после смерти ты в том возрасте, в каком хочешь быть. Но что случилось с моей книгой? Кто-то ее взял. Вспомнить не могу. В этом вся проблема. Нет уверенности, что у тебя точный текст. Мы не знаем, какие сцены вырезаны. И кто их вырезал. Ведьм позаимствовали у Мидлтона? И почему он оставил «стук у ворот»? Сказано идиотом. Ничего не значит. Он был одержим ничем. Упоминал из пьесы в пьесу. Елизаветинский сленг для женских половых органов. Пустота, из которой мы выходим, а потом туда возвращаемся. Но даже ничего означает что-то. Ты просто не знаешь, что именно. И узнаешь слишком поздно. Что со мной случилось? Ускользает от меня. (Карканье ворон. ГАРРИ поднимает голову). «Гаснет день, и ворон уж полетел в туманный лес».
(Падающий на ГАРРИ свет меркнет. Карканье ворон).
3. Леди Макбет дома
(В темноте тикает множество часов. Свет падает на ДЯДЮ ДЖОНА, ДОКА ВОЛЬФА и КОРНЕЛИЮ в гостиной дома Макбетов. КОРНЕЛИЯ – хорошо одетая, красивая женщина в возрасте, с саркастической манерой поведения. В этом доме, где царит идеальный порядок, ДЯДЯ ДЖОН чувствует себя слоном в посудной лавке. ГАРРИ наблюдает из теней).
ДЯДЯ ДЖОН. Значит, когда вы проснулись перед самой зарей, его уже не было.
КОРНЕЛИЯ. Я только что вам об этом сказала. Не знаю, почему вы, итальянцы, не обращаете внимание на то, что вам говорят. Видать, макароны, без которых вы жить не можете, залепляет вам мозги.
ДЯДЯ ДЖОН (с трудом сдерживаясь). Я не спрашиваю вас о макаронах.
ДОК ВОЛЬФ. Я думаю, шерифа интересует, почему вы никому ничего не сообщили, когда проснулись и обнаружили, что Гарри нет.
КОРНЕЛИЯ. У него своя спальня. Он приходит и уходит, как ему вздумается.
ДЯДЯ ДЖОН. Глубокой ночью?
КОРНЕЛИЯ. Если он не мог заснуть, то отправлялся на прогулку. Я думаю, ему нравилось давить насекомых.
ДЯДЯ ДЖОН. Вы знаете, почему ему захотелось пойти к Индейским пещерам в грозу и в такое время?
КОРНЕЛИЯ. Да какая разница? Ему было девяносто три года. Все равно он умер бы в самом ближайшем времени. Так почему не умереть в грозу?
ДЯДЯ ДЖОН. Но должна быть какая-то причина. Он не казался мне человеком, который что-либо делает без конкретной цели.
КОРНЕЛИЯ. Да что вы можете об этом знать? Всем без разницы. Никто его не любил. Вы все рады его смерти. Так что теперь заройте его в землю и продолжайте поглощать свои равиоли или что вы там едите.
ДЯДЯ ДЖОН (с трудом сдерживаясь). В последнее время у него путалось в голове?
КОРНЕЛИЯ. У моего мужа в голове никогда ничего не путалось. Возможно, он был преступником. И особенностей в его поведении хватало. Иногда он боялся идти спать. Часто ему снилось, что он тонет. И он думал, будто что-то его преследует.
ДЯДЯ ДЖОН. Он говорил, кто?
КОРНЕЛИЯ. Скорее, не кто, а что. Он постоянно оглядывался и ощупывал спину, будто что-то заползало на него. То и дело спрашивал меня, не вижу ли я кошку. Когда он начинал говорить об этом, я просто отключала слух и читала газету. И это его маниакальное стремление запирать все окна и двери. Он всегда это делал перед тем, как лечь спать, но в последнее дважды и даже трижды, словно отчаянно боялся, что кто-то или что-то проникнет в дом. Когда около Индейских пещер заметили пуму, я спросила его, не опасается ли он, что пума забредет в наш дом. Если такое случится, ответил Гарри, он сам укажет пуме дорогу в мою спальню. Еще он разговаривал во сне. Его было слышно даже с другого конца коридора.
ДЯДЯ ДЖОН. И что он говорил?
КОРНЕЛИЯ. Я не слушала. Мы перестали слушать друг дружку, еще в те годы, когда президентом был Маккинли.
ДЯДЯ ДЖОН. Кто, по-вашему, мог желать Гарри смерти?
КОРНЕЛИЯ. Практически все, кто указан в телефонной книге. Мой муж любви не вызывал. Вы это знаете. А теперь, если вы закончили тратить мое время на ваши глупые вопросы, я займусь организацией похорон. Дорогу найдете сами. Только по пути к двери ничего не трогайте. Я проведу инвентаризацию.
ДЯДЯ ДЖОН. Он оставил здесь свою книгу?
КОРНЕЛИЯ. Какую книгу? Книг у него множество.
ДОК ВОЛЬФ. Карманное издание «Макбета». Он постоянно читал эту книгу.
КОРНЕЛИЯ. Должно быть, она у него в кармане.
ДЯДЯ ДЖОН. Нет. Книга осталась в доме?
КОРНЕЛИЯ. Он никогда не оставлял ее здесь. Всегда забирал эту чертову книгу с собой. Держал в кармане весь день, а вечером читал в постели, перед тем, как уснуть.
ДЯДЯ ДЖОН. Можете, вы посмотрите, чтобы убедиться?
КОРНЕЛИЯ. Мне нет нужды смотреть. Я знаю, где что в моем доме, и этой книжонки, которую он нашел на свалке, здесь нет. Господи, как мне хочется, что итальянцы с кирпичных заводов[3] ели свою лазанью и оставили приличных людей в покое. Эта страна катится в пропасть.
(КОРНЕЛИЯ уходит. ДЯДЯ ДЖОН и ДОК ВОЛЬФ стоят среди моря тикающих часов, когда из часов-кукушки выскакивает птичка и кукует девять раз).
ДЯДЯ ДЖОН. Такое ощущение, что она не опечалена.
ДОК ВОЛЬФ. Она всю жизнь скрывала свои чувства. Это не означает, что их у нее нет.
ДЯДЯ ДЖОН. Я ее не порицаю. Возможно, она бережет силы, чтобы пройтись колесом по его могиле. Уходим из этого провонявшего нафталином музея. И не вздумай взять одного из фарфоровых козлов на обратном пути. Она проведет инвентаризацию.
(ДЯДЯ ДЖОН и ДОК ВОЛЬФ уходят. ГАРРИ наблюдает за ними, остается один среди моря тикающих часов).
ГАРРИ. Господи. Этот дом. Я провел в этом доме всю жизнь, но он никогда не был моим. Домом моего отца. Домом моих сестер. Домом Корнелии. Я всегда был здесь чужаком. Везде так чисто. Как в действительно хорошем отеле. Она была такой красивой, когда я женился на ней. До сих пор красивая, я пытался пробиться сквозь ее панцирь, так или иначе. Но она этого не понимала. Не верила, что я действительно пытаюсь. (С другой стороны сцены появляется ЕВАНГЕЛИНА, молодая женщина из другого времени, смотрит на него). Она знала, каким-то образом. Даже до того, как это произошло, она знала. Евангелина.
ЕВАНГЕЛИНА. Звякнул маленький колокольчик над дверью, и кто-то вошел. (Звяканье маленького колокольчика над дверью магазина). Кто-то вошел.
4. Все ароматы Аравии
(КОРНЕЛИЯ возвращается, в том же 1944 г. но раньше. ЕВАНГЕЛИНА наблюдает из теней).
КОРНЕЛИЯ. И вот что еще. Почему ты всюду таскаешь со собой эту глупую книжонку?
ГАРРИ. Она не глупая. Это Шекспир. Шекспир глуп лишь намеренно.
КОРНЕЛИЯ. Носить с собой эту книжонку только потому, что на титуле твоя фамилия. Прям крест для отпугивания вампиров. Пользу она принесет тебе только в одном случае – если кто-то выстрелит тебе в сердце и пуля в ней застрянет. Не знаю, как ты можешь верить в эту суеверную чушь.
ГАРРИ. Я не суеверный, и ни во что не верю. Но я чувствую себя лучше, если книга в моем кармане, и мне всегда есть, что читать. Чем тебе помешала эта книга?
КОРНЕЛИЯ. Меня это раздражает. Люди думают, что я замужем за безумцем.
ГАРРИ. Ты всю ночь бродишь по дому, как зомби, я безумный я?
КОРНЕЛИЯ. Я хожу во сне. Это у меня с детства. Отец привязывал меня ремнем к ножке кровати. Теперь это вернулось. Я просыпаюсь, обнаруживаю, что сижу на заднем крыльце в темноте, и не знаю, как я туда попала. И везде жабы. Почему на нашем заднем крыльце всегда жабы?
ГАРРИ. Я не против того, чтобы ночами ты ходила по дому. Может, однажды мне повезет, ты выйдешь под дождь и тебе унесет в ливневую канализацию. Но в последнее время ты играешь на пианино.
КОРНЕЛИЯ. Ты встаешь посреди ночи.
ГАРРИ. Я встаю, чтобы справить малую нужду. Но не барабаню по чертову пианино, когда это делаю. И что ты пытаешься сыграть? Такое ощущение, что по клавиатуре бегает стая крыс.
КОРНЕЛИЯ. Не знаю я, что играю. Я сплю. Если тебе это не нравится, залей уши воском. Ты все равно глохнешь.
ГАРРИ. Я глохну, слушая, как ты мучаешь пианино в четыре утра.
КОРНЕЛИЯ. Могло быть и хуже. Мой дядя играл на волынке.
ГАРРИ. Я знаю. Кто-то его застрелил. И почему ты продолжаешь мыть руки? Ты постоянно моешь руки.
КОРНЕЛИЯ. Ты половину жизни общаешься с людьми, которые живут на свалке, но тебя волнует, почему я мою руки. Мне нравятся чистые руки. Это преступление? Твои руки всегда грязные.
ГАРРИ. Я мою руки.
КОРНЕЛИЯ. Это не помогает. Дело в деньгах. Ты всегда занимался деньгами. Ты бы наклонился, чтобы вытащить цент из кучки собачьего дерьма. На земле нет ничего грязнее денег.
ГАРРИ. Мои грязные деньги обеспечили тебе безбедную жизнь.
КОРНЕЛИЯ. Так ты это называешь?
ГАРРИ. Да, так я это называю. Прекрасный дом. Дорогая одежда. Несколько сотен фарфоровых козлов. Все самое лучшее.
КОРНЕЛИЯ. И что в этом хорошего, если я не могу отмыть руки дочиста?
ГАРРИ. Ты сотрешь их до костей. Останутся две культи. И твоя игра на пианино станет еще ужаснее. Да что с тобой такое, черт побери?
КОРНЕЛИЯ. Мне снились кошмары.
ГАРРИ. Не рассказывай мне о своих снах. Меньше всего на свете я хочу знать о твоих глупых снах. Это сексуальные сны?
КОРНЕЛИЯ. Мне снился твой отец.
ГАРРИ. Мой отец? Тебе снился мой отец?
КОРНЕЛИЯ. Думаю, это был твой отец. А может, мой отец. Он всю ночь ходил по дому.
ГАРРИ. Играл на волынке?
КОРНЕЛИЯ. Я спускаюсь, чтобы посмотреть, и это твой отец. Ходит взад-вперед. Только он мертвый. Что, по-твоему, это означает?
ГАРРИ. Это означает, что нужно перестать есть перед сном сырные шарики.
КОРНЕЛИЯ. Я не ем сырные шарики. Никакие шарики не ем. Я практически ничего не ем. У всего вкус отвратительный. Словно в еду что-то подкладывают.
ГАРРИ. Я это заметил, но подумал, что ты хочешь меня отравить.
КОРНЕЛИЯ. Я – не единственная, кому снятся кошмары. Тебе они тоже снятся.
ГАРРИ. Я снов не вижу.
КОРНЕЛИЯ. Ты разговариваешь во сне. Иногда с отцом. И вроде бы с Фейт. (Появляется ФЕЙТ, потом ГЛИНИС, наблюдают вместе с ЕВАНГЕЛИНОЙ). И где-то пожар, и кто-то тонет, и звякнул маленький колокольчик над дверью.
ЕВАНГЕЛИНА. Кто-то вошел.
КОРНЕЛИЯ. И что-то о Глинис. Тебе опять снится Глинис?
ГАРРИ. Я не хочу говорить о Глинис.
ГЛИНИС. Бог сжигает мир поцелуем.
КОРНЕЛИЯ. Какая-то безумная итальянка поджигает ее свадебное платье, а этот продажный шериф отпускает ее. Проклятые Богом итальянцы. Как мне хочется, чтобы они все убрались из этого города прямиком в ад. Проклятые Богом иностранцы правят этой страной. Ты – один из тех, кто привез их сюда Тебе требовалась дешевая рабочая сила для твоих кирпичных заводов. Если бы ты платил нормальные деньги, у тебя бы работали настоящие американцы, вместо всех этих итальяшек.
ГАРРИ. Не читай мне лекции о том, как вести бизнес. В бизнесе ты ничего не понимаешь.
КОРНЕЛИЯ. Я кое-что знаю о том, как ты ведешь бизнес. У тебя больше скелетов в шкафу, чем у Папы в катакомбах. И во сне ты говоришь с Евангелиной.
ЕВАНГЕЛИНА. Звякнул маленький колокольчик над дверью.
(Звяканье маленького колокольчика).
ГАРРИ. Да с какой стати мне может сниться твоя сестра?
КОРНЕЛИЯ. Может, ты сожалеешь, что женился на мне, а не на ней.
ГАРРИ. Твоя сестра живет в дурдоме.
КОРНЕЛИЯ. Как и я. И кто из нас счастливее? Мне нужно помыть руки.
(Уходит).
ГАРРИ. Все ароматы Аравии. Она ненавидит меня. Я пытаюсь говорить с ней, но она слушает что-то еще. Она когда-нибудь любила меня? Не могу вспомнить.
ФЕЙТ. Лошадка-качалка под дождем.
ГАРРИ. Моя жена ненавидит меня. Мой сын ненавидит меня. Моя внучка сгорела в свадебном платье. И я превратился в моего отца.
(ГАРРИ смотрит через сцену на трех женщин. Падающий на них свет меркнет).
