Дарья Донцова
Покер с акулой
ГЛАВА 3
Домой я ворвалась ровно в семь и, посадив ошалевшего кота на полку у зеркала, заорала, быстро стягивая куртку и сапоги:
– Всем подъем!
– Ой, ой, – застонал Кирюшка, когда я зажгла свет у него в детской, – оюшки, как спать хочется! Можно, ко второму уроку пойду?
– Нельзя, – отрезала я, стаскивая с него одеяло, – никак нельзя.
– У нас первым ОБЖ, – ныл Кирка, – там такая дура преподает, даже не видит, кто в классе сидит, и никогда отсутствующих не отмечает! Ну, Лампидушечка, только разочек. Один-разъединственный разочек.
– Вылезай, – приказала я и выдернула подушку.
Кирка заохал:
– Горло болит и насморк, кажется, начинается.
– Дуй быстро в ванную, – велела я, – не задерживайся, сейчас Юля краситься пойдет и не даст тебе умыться.
– Какая ужасная, гадкая жестокость, – с чувством произнес мальчишка, нашаривая тапки, – отправлять на занятия бедного больного ребенка. Вот умру на математике, будешь плакать, да поздно, не вернуть Кироньку. Станешь всю оставшуюся жизнь себя укорять: эх, надо было ребенка оставить дома!
Я швырнула ему джинсы и сказала:
– Не волнуйся, я отличаюсь редкой бессердечностью и скорей всего быстро забуду про твою кончину.
– Ладно, – откликнулся Кирюшка, понимая, что номер со смертельно больным не прошел, – тогда дай мне в школу не десять рублей, а двадцать.
– Это еще почему? – поинтересовалась я, стоя на пороге.
– Ну в качестве компенсации!
– За что?
Кирюшка начал чесать в затылке. Я побежала в спальню к старшему братцу:
– Сережа, вставай!
– Уже встал, одеваюсь, – донесся из-за двери бодрый голос.
Но меня не так легко обмануть. Я тихонько приоткрыла дверь в спальню и увидела на большой кровати мирно лежащего Серегу. Юля уже ушла в ванную, поэтому муженек блаженствовал, завернувшись в пуховое двуспальное одеяло. Правая рука засунута под подушку, левая вытянута и отброшена на Юлину сторону. Сережка обладает редким качеством – отвечать абсолютно бодрым голосом, продолжая при этом мирно храпеть. Пару раз ему удавалось меня обмануть, но только не сейчас.
– Сережа, подымайся, – завела я, подходя к окну.
– Уже, уже, – как ни в чем не бывало отозвался парень, – брюки надеваю, рубашку застегиваю.
Голова его продолжала мирно покоиться на уютной подушке. Сквозь раздвинутые шторы в комнату вползло серое, пасмурное декабрьское утро. В такую погоду совершенно не хочется в семь утра собираться на работу, и вообще лучше бы остаться дома. Но, боюсь, у Сережиного начальника другое мнение по этому поводу. Я ткнула пальцем в кнопку, загремел музыкальный центр, и тут же затрезвонил огромный будильник, купленный Катей. Сделанный на совесть аккуратными мастерами завода «Слава», он трещал, словно оповещая о конце света, если бить поварешкой в медный таз – звук будет менее громкий. Но Сережа продолжал безмятежно дрыхнуть, на лице его играла детская улыбка.
Тут в комнату влетела Юля и, недолго думая, сунула мужу под нос открытый пузырек духов «Кензо».
– Убери эту гадость, – пробормотал муженек и сел, очумело тряся головой.
– Давай одевайся, – велела она и побежала на кухню.
Я потрусила за ней.
– И как ты только догадалась, что запах «Кензо» разбудит Сережку?
Юля хихикнула и принялась намазывать тонюсенький тостик еле видным слоем масла.
– Он говорит, что от «Кензо» его тошнит.
Утро понеслось по накатанной колее. Сначала из дома убежали дети. Предварительно они минут десять отчаянно переругивались в прихожей, разыскивая шапки, перчатки, ключи от машины, мешок со сменной обувью и Юлину сумку. После того как за ними наконец захлопнулась дверь, я прогуляла собак и решила вознаградить себя чашечкой крепкого кофе. На кухне весело пускал пар чайник. Катя налила сливки в кофе и со вздохом произнесла:
– Боже, до чего хорошо в выходной, жаль только, что он у меня по скользящему графику. Но как приятно не думать о больных!
И тут зазвонил телефон. Катюха ухватила трубку и расцвела:
– Рада слышать вас, как дела?
Слушая, как она беспечно щебечет о дозе гормонов, о том, когда лучше принимать тироксин, о диете и витаминах, я вздохнула. Забыть о страждущих ей не удастся никогда. Даже в единственный выходной дома достанут. Но Катюша вдруг примолкла, внимательно слушая. Прошло несколько минут, потом подруга с жаром произнесла:
– Олег Яковлевич, не волнуйтесь, вам вредно. А нужный человек у меня есть, женщина – великолепный профессионал. Сколько, кстати, вы готовы заплатить?
Я услышала бормотание из трубки.
– Что ж, – удовлетворенно произнесла Катя, – предлагаю вам встретиться в двенадцать в «Макдоналдсе» возле метро «Тверская», там и побеседуете, если Евлампия Андреевна свободна и сочтет оплату подходящей. Кстати, мне она помогла в два счета.
– С кем надо беседовать? – удивилась я, когда Катюша положила трубку рядом с масленкой.
– Слушай внимательно, – оживилась подруга, – я нашла тебе работу.
– Мне? – изумилась я. – Ты что, забыла, с кем имеешь дело? Я ничего делать не умею.
– Ну, положим, ты отлично играешь на арфе, – хихикнула Катюха.
– Только не говори, что пристроила меня в ресторан веселить публику. Я не хочу сидеть у таблички: «Не стреляйте в арфистку, она играет, как умеет».
Катя расхохоталась.
– Ну, на подобную службу ты отправишься, только если мы начнем пухнуть с голоду. Слушай внимательно.
Три года тому назад Катя оперировала Олега Яковлевича Писемского. Мужик поступил к ней в ужасном физическом и моральном состоянии. Как все лица мужского пола, Олег панически боялся боли, и любой человек в белом халате вызывал у него ужас. Поэтому, когда терапевт, к которому Писемский обратился с жалобами на ухудшение здоровья, сказал, что скорей всего предстоит операция, бизнесмен запаниковал и кинулся в объятия «альтернативной медицины». Парочка экстрасенсов, колдун, бабка-травница, иглоукалыватель, специалист по «китайским точкам», гипнотизер и филиппинский хилер – все они обещали моментальное исцеление, без боли и скальпеля. Над Олегом Яковлевичем читали молитвы, размахивали веером, окуривали благовониями, погружали в транс и снимали порчу. Деньги на все ушли немалые, но потраченные финансы совершенно не волновали Писемского. Он торговал в Москве бензином и считал банкноты не рублями, а тысячами. Хуже оказалось другое – здоровье не стало лучше ни на йоту. Наоборот, Олег Яковлевич поправился, на шее у него возник какой-то сильно мешающий глотать и разговаривать мешок, да еще относительно молодой мужчина ослаб настолько, что поднимался на второй этаж целых полчаса, отдуваясь на каждой ступеньке. В конце концов он вновь отправился к терапевту, тот, всплеснув руками, велел посетить онколога. В диспансере пожилая тетка в не слишком чистом халате выписала ему кучу направлений и крикнула медсестре:
– Лена, проводи этого, с опухолью гортани, на узи.
У Олега Яковлевича просто подкосились ноги. Ни на какое просвечивание он не пошел, колени дрожали, ступни стали каменно-неподъемными. Сидевшие в очереди тихие худые люди участливо смотрели на «короля бензоколонки». Все они когда-то испытали стресс, узнав о том, что больны раком, и теперь искренне жалели Писемского. Одна из женщин в аккуратном паричке предложила Олегу валидол, другая сочувственно сказала:
– Не пугайтесь, диагноз так сразу с бухты-барахты не ставят!
– Знаете, – вступил в разговор кудрявый мужик, – у меня тоже такая штука была на шее, зоб называется. Здесь, вот в этом кабинете, таких ужасов наговорили! Спасибо друзья помогли. Нашли чудного доктора, хирурга по щитовидной железе, Романову Екатерину Андреевну.Она сделала операцию, про все забыл, в диспансер хожу лишь для проформы. Нате вот, держите!
И он сунул Писемскому визитную карточку Катюши.
После того как подруга вылечила бензинщика, он стал ее преданным и крайне послушным пациентом. Каждый месяц приходил на осмотр, трепетно принимал прописанные лекарства и советовал всем занемогшим знакомым:
– Обязательно сходи проверить щитовидную железу, самый главный орган во всем теле, да и доктор есть потрясающий.
Олег Яковлевич верил Кате, как пророку. Да и что он должен был делать, если всего через десять дней лечения у него пропали одутловатость и одышка, вернулись здоровый сон, хорошее настроение и даже восстановилась потенция.
Писемский трогательно советовался с Катей по всем вопросам жизни, будь то употребление медикаментов, покупка новой мебели и даже чихающая кошка. Катюша только посмеивалась, но старательно давала советы. И вот сейчас Олег позвонил с нешуточной проблемой. Ему кажется, что его жена, молодая и красивая Ксения, ведет странный образ жизни, ничего криминального он сообщить не мог, одни смутные подозрения, легкие намеки. Обращаться в агентство, чтобы нанять частного детектива, он не хотел, вот и спросил у Кати:
– Нет ли у вас какой знакомой женщины, подрабатывающей сыском? Нанял бы ее проследить за Ксюхой.
И Катерина в порыве великодушия порекомендовала меня.
– Не пойду, – категорично заявила я, – немедленно звони этому дядьке и отказывайся.
– Неудобно, – твердо сказала Катя, – я уже пообещала.
Тоже мне, Мальчиш-Кибальчиш, слово нарушить боится.
– Ну скажи, занята твоя знакомая…
– Почему ты не хочешь попробовать? – поинтересовалась Катя, закуривая «Парламент».
– Господи, – всплеснула я руками, – да не умею я заниматься частным сыском!
– Подумаешь, – фыркнула Катя, – чай, это не операция на головном мозге, делов-то!
– Нет!!!
– Он платит за месяц работы десять тысяч, – тихо выложила подруга последний аргумент.
Я быстро произвела в уме необходимые расчеты и протянула:
– Да, почти четыреста долларов!.. Конечно, хочется получить, перед Новым годом не помешают, но все равно – нет!
– Долларов, – сказала Катя.
– Что?
– Он дает десять тысяч долларов!
Я так и села. Долларов!!!
– Он сумасшедший?
Катюха пожала плечами:
– Нет. Слышала анекдот? Встречаются двое «новых русских», один у другого спрашивает: «Вань, за сколько галстучек купил?» – «За триста баксов». – «Ну ты и лопухнулся, за углом такой же по пятьсот дают». Поняла? И потом он полагает, что тысяча баксов – это такие копейки, которые ни один настоящий специалист за деньги не посчитает. Вспомни, сколько он мне денег отвалил! Больные никогда больше трехсот долларов в конверт не кладут, а Писемский вручил бешеные тысячи, да еще потом спросил, не мало ли… Я чуть дуба не дала, когда в конвертик заглянула, думала, сон наяву. И еще Олег, оказывается, звонил в какое-то детективное агентство, и ему там насчитали именно данную сумму за месяц работы.
Я молча потрошила беленький фильтр от «Парламента».
– Прекрати, – велела Катерина и отняла у меня катышки бумаги.
Десять тысяч долларов! Можно купить новую тачку вместо вконец развалившихся «Жигулей», посудомоечную машину и суперплоскую «Канди»… Или махнуть рукой на обустройство быта и свозить Кирюшку за границу в Диснейленд, Юлечке обязательно купить новую шубку из канадского бобра, а на воротнике чтобы рысь была, Сережке – отличную дубленку… Хотя… Его «Форд» 1968 года выпуска ездит по улицам только потому, что парень все выходные проводит, лежа под ним. Нет, купим две машины, новые, качественные, отечественные… Их чинить дешевле, да и ГАИ не привязывается так, как к иномаркам…
От всех этих мыслей я вспотела.
– Эй, – сказала Катя, – очнись, мечтательница. Небось уже в Париж слетала.
– Ну почти, – усмехнулась я, – во всяком случае, успела купить две машины, шубу, дубленку и скатать в Диснейленд, только, к сожалению, деньги мне не достанутся.
– Почему?
– Не сумею заработать.
– Послушай, – серьезно сказала Катерина, – знаешь, как люди учатся? По книгам. Берут учебник и изучают, другого пока не придумали.
– Ты это к чему?
– К тому, что ты прочитала километры детективов, считай, обучалась мастерству и потом меня же выручила!
– Ну тогда возникла экстремальная ситуация, пришлось мобилизовать все силы.
– И сейчас экстремальная, – хохотнула Катя, – десять тысяч баксов ручкой машут. Ладно, хватит сомневаться, одевайся и дуй в «Макдоналдс». Самое страшное, что может произойти, так это то, что ты ничего не узнаешь, ну тогда и деньги не возьмем, но попробовать надо, только, по-моему, из тебя выйдет чудесный агент, умный, ловкий и безжалостный…
Выпалив последнюю фразу, подруга захихикала. Я пошла в спальню и распахнула шкаф. И как, интересно, должен одеваться детектив? Наверное, так, чтобы не выделяться в толпе. Натянув джинсы и пуловер, я призадумалась о макияже, но тут раздался Катин голос:
– Лампа, поди сюда!
На кухне у холодильника сидел кот в голубом ошейнике. Наши собаки, привычные к кошкам, не обратили на него никакого внимания, зато Клаус и Семирамида подняли на спине шерсть, распушили хвосты и шипели, словно скороварки.
– Откуда он? – изумилась Катя. – Дверь закрыта, окна тоже. Неужели Кирюшка вчера притащил и никому не сказал?
– Это я принесла.
– Где взяла?
После секундного колебания язык сам собой соврал:
– Пошла гулять с собаками, а он на помойке сидит. Явно домашний, чистый, в ошейнике…
– Небось в форточку за птичкой сиганул, – вздохнула Катюша и порылась в густой шерсти гостя, – блох, похоже, нет. Надо все равно обработать спреем для надежности и расклеить объявление, наверное, хозяева обрыдались, а пока пусть живет. Пошли, дружочек, на санобработку.
Она подхватила кота под живот и потащила в ванную. Я налила себе еще кофе. Наверное, надо было сказать правду, но представляю, какие вопли поднимет Катерина, заставит идти в милицию, давать показания… Лучше промолчу.
– Лампуша, гляди! – заорала Катя.
В ванной, в тазике с теплой мыльной водой, преспокойненько сидел кот. В отличие от других кошачьих, этот просто нежился в пене и урчал от удовольствия, пока Катюша терла ему спинку, животик и грудку. Даже голову котяра преспокойно подставил под струю, лишь пофыркивал, когда вода попадала в нос.
– Первый раз встречаю такое! – искренне изумилась Катя. – Ну, давай лапку.
Кот моментально протянул переднюю лапу.
– Слушай, – взвизгнула Катерина, – он понимает! Ну-ка, дай лапу.
Гость покорно протянул другую, левую.
– Ох, и не фига себе, – пришла в полный восторг Катюха, – артист, да и только.
Несколько минут мы заставляли животное выполнять команды. Выяснилось, что он понимает почти все: лежать, сидеть, стоять. Но самое смешное произошло, когда я велела:
– Голос!
Котяра разинул клыкастую пасть и разразился душераздирающим мяуканьем. На вопль явились все животные и уставились на «циркача».
– Молодец, – похвалила Катя, – а теперь замолчи.
Кот разом заткнулся.
– Слушай, – пробормотала подруга, вытирая новое приобретение полотенцем, – может, он из цирка сбежал? Такая животина дорогого стоит. Давай позвоним в театр к Куклачеву, вдруг это их «прима»?
Оставив ее забавляться с котом, я пошла в прихожую и, уже натянув сапоги и куртку, поинтересовалась:
– Как я узнаю этого Писемского? Опиши внешность.
– Моментально вычислишь, – усмехнулась Катя, – толще его человека просто не будет. Огромная гора, а сверху огненно-рыжая голова, ни за что не перепутаешь.
ГЛАВА 4
Катерина оказалась права. Олега Яковлевича было видно издали – невероятной толщины мужик, а кудрявые волосы – цвета взбесившейся лисы. Перед ним на подносе лежали остатки «скромного» обеда – несколько оберток от биг-маков, коробочка макнагетсов, два пустых пол-литровых стакана из-под колы, остатки жареной картошки и недоеденный пирожок. Наверное, он не слишком любит сладкое.
– Здравствуйте, – произнесла я, – меня прислала Екатерина Андреевна Романова.
«Гора» окинула взглядом мои сорок пять килограммов и сказала густым басом:
– Это вы? Вы Евлампия Андреевна?
– Что тут странного?
– Да нет, – замялся наниматель, – ничего.
Тяжелый вздох вырвался из моей груди. Я очень хорошо понимаю его сомнения. Выгляжу хрупкой, даже болезненной женщиной. Росточком чуть-чуть не дотянула до метра шестидесяти, вешу как средний баран. Впрочем, особой красотой господь тоже не наградил. Лицо маленькое, нос острый, глаза серо-голубого оттенка, посажены глубоко, из-за чего кажется, что они карие. Волосы не слушаются ни расчески, ни щетки, ни фена, поэтому стригу их коротко, но пряди все равно стоят дыбом. Кирюшка говорит, что я смахиваю на весеннего ежика, такая же тощая и взъерошенная. Большое в моем организме только одно – ноги. Всякий раз, когда я покупаю обувь, продавцы не хотят верить, что такая мозглявка носит полный тридцать девятый и сначала приносят тридцать пятый, думая, что клиентка ошиблась. Со спины меня можно принять за двенадцатилетнюю девочку, но физиономия сразу выдает возраст.
Я села на стул и велела командным голосом:
– Принесите стакан воды, минеральной, пожалуйста!
Олег Яковлевич послушно пошел к кассе.
– Ну, – приказала я, когда он вернулся, – излагайте суть дела.
– Здесь? – изумился Писемский.
– А где?
– Может, лучше у меня в машине, там тише…
Мы завернули за угол, и Олег Яковлевич открыл роскошный «глазастый» «Мерседес». Я плюхнулась на кожаные подушки и вдохнула знакомый запах дорогого одеколона, хороших сигарет и качественного коньяка. Когда-то, в прошлой жизни, я ездила на таком же «Мерседесе», даже пахло там так же… Отогнав неприятные воспоминания, я слишком резко спросила:
– Ну, повествуйте!
– О чем? – спросил Олег Яковлевич и окинул меня оценивающим взглядом.
Мне не понравились ни его поведение, ни тон, которым он разговаривал, поэтому я решила расставить точки над ё!
В давнюю давность, когда я училась в консерватории, среди десятка предметов был один, казавшийся совершенно ненужным, – актерское мастерство. Ну к чему оно пианисту, скрипачу или арфистке… Но преподаватель, худой, носатый и невероятно экспансивный Федор Евгеньевич, был иного мнения.
– Дети, – внушал он нам в аудитории, – дети!
Студенты тихо пересмеивались, заслышав такое обращение, но Федор Евгеньевич не смущался и вещал дальше:
– Вот подумайте сами, отчего один и тот же исполнитель играет концерты по-разному? В понедельник – гениально, а во вторник – провально?
– Вдохновения нет! – крикнул кто-то.
– О, – поднял палец преподаватель, – в самую точку. Вдохновение, или, как говорят цирковые, – кураж! Пришел кураж – отлично, нет его – полный обвал. Но поджидать вдохновение дело долгое, а работать следует каждый день, как поступить?
Мы молчали.
– Вот тут на помощь и приходит актерское мастерство, – подпрыгивал от возбуждения Федор Евгеньевич, – стоя за кулисами, начинаете настраиваться, перевоплощаться, ну, допустим, в Рихтера, потом выходите к роялю, и гарантировано – сыграете, как он!
Аудитория загудела. Потом Леня Котов, самый талантливый на курсе, подающий невероятные надежды пианист, выкрикнул:
– Я совершенно не желаю копировать Рихтера, хочу играть, как Котов!
– Сначала научись как Рихтер, – обозлился преподаватель, – а потом уж выпендривайся.
Спорить с Федором было невозможно. Мы подходили к роялю, как Михаил Плетнев, брали в руки скрипку, подражая Владимиру Спивакову, и выпархивали на сцену, словно Майя Плисецкая.
– Не верю, – кричал мне сумасшедший режиссер, – не верю, тяни шею!
Я старательно задирала вверх подбородок, совершенно не понимая, как можно тянуть то, чего нет. Но сейчас уроки безумного Федора могли мне пригодиться.
Сделав «каменное» лицо, я положила свою маленькую ладошку на лопатообразную руку нанимателя и спокойно сказала:
– Уважаемый Олег Яковлевич, мое время очень дорого, клиентов много, для того чтобы взяться за ваше дело, пришлось отказать кое-кому. Не скрою, я не слишком люблю заниматься неверными женами, предпочитаю убийства и похищения, но за вас очень просила Екатерина Андреевна Романова, а для нее я готова на все. Поэтому излагайте вашу проблему, желательно детально, стесняться не надо, сейчас я исполняю для вас роль врача или исповедника.
Но Писемский все еще колебался.
– Я не сумею помочь, если не узнаю правду…
Олег Яковлевич вздохнул:
– Знаете, ничего конкретного сообщить не могу, только весьма смутные подозрения, кое-какие странности…Может, лучше станете спрашивать сами?
– Сколько лет вы в браке?
Писемский вздохнул:
– Год.
– До этого были женаты?
– Да.
– Что с прежней супругой?
– Уехала с новым мужем в Америку.
Интересное дело, мне что, из него каждое слово клещами вытягивать? Зачем тогда нанимает детектива, если не хочет ничего рассказывать!
– Где вы познакомились с нынешней женой?
Олег Яковлевич тяжело вздохнул и положил руки на руль. Очевидно, он принял решение, потому что неожиданно заявил:
– Ладно, слушайте.
Писемский до 1988 года спокойно работал преподавателем английского языка в третьесортном институте. Зарплата была маленькая, педагогическая нагрузка огромная. Кандидатскую он так и не написал, за что его нещадно грызла жена – Нина Михайловна. Она полностью преуспела в жизни, стала доктором наук, профессором, изучала грибы и добилась каких-то невероятных результатов. Характер дама имела просто железный, каждый день писала по десять страниц и выпускала одну за другой книги: учебники, пособия, монографии. На фоне преуспевающей, крайне активной супруги тихий, даже вялый Олег Яковлевич, предпочитающий после тяжелого лекционного дня поваляться с газеткой на диване, выглядел очень бледно. Правда, жена одно время пыталась заставить его писать. Торжественно усаживала к столу, закрывала дверь в кабинет и шипела на дочь:
– Тише, тише, папа работает над диссертацией.
Олег Яковлевич с тоской поглядывал на кипу девственно-чистых листочков, вытаскивал припасенный детективчик и спокойно погружался в чтение.
Процесс вождения ручкой по бумаге его злил, а больше всего бесила жена, ухитрявшаяся ваять свои опусы на углу кухонного стола как бы между делом, правой рукой помешивая суп и заглядывая одним глазом в тетради с детскими уроками.
Естественно, Нина Михайловна зарабатывала на порядок больше супруга. Правда, она не делила деньги на «твои» и «мои», а просто складывала бумажки в коробочку из-под печенья, служившую в доме кассой. Но у Олега Яковлевича каждый раз, когда он брал из «сейфа» рублишки, возникало жутко некомфортное ощущение – он казался себе альфонсом, жиголо, живущим за счет супруги. Да к тому же Нина Михайловна махнула рукой на творческую карьеру мужа и перестала изображать «написание диссертации». Перестройка демократизировала научный мир России, упростила выезд за рубеж, и женщина без конца моталась по заграницам, ее, как видного миколога, постоянно приглашали на симпозиумы, конференции и семинары.
Неизвестно, как бы сложилась дальнейшая жизнь Олега Яковлевича, но тут один его довольно близкий приятель предложил заняться торговлей машинами. Друг взялся обустроить все сам – наладить связи с заводом, транспортировку «Жигулей» в Москву, предпродажную подготовку автомобилей…
От Олега Яковлевича требовалось только одно – оформить фирму на свое имя и получать в месяц пять тысяч. Огромные, невероятные по тем временам деньги.
– Почему ты не хочешь выписывать документы на себя? – поинтересовался Писемский.
Приятель захихикал:
– Уже одна фирма, на меня зарегистрированная, работает, две нельзя.
Наивный Писемский, желавший, как все лентяи, совершенно не работая, огрести куш, согласился. Три месяца он и впрямь получал отличную «заработную» плату, но потом за ним пришли с понятыми.
Приятель оказался негодяем, набрал невероятную сумму от доверчивых людей в качестве предоплаты за автомобили и скрылся. Отдуваться пришлось Писемскому.
Мужика сволокли в Бутырку и сунули в камеру на 120 человек. Ему грозил нешуточный срок за мошенничество, к тому же кое-кто из сокамерников просто покатился с хохоту, когда услышал о «преступлении».
– Ну, мужик, ты и попал, – ухмылялся местный смотрящий, угощая Олега Яковлевича «Примой», – книжек, что ль, не читал? Возьми в библиотеке Ильфа и Петрова, они как раз про такого зиц-председателя писали.
Вызванная следователем из очередной поездки, Нина Михайловна не растерялась и моментально оформила развод. Любимая дочурка тоже не захотела иметь с папой-уголовником ничего общего. Никто из родственников ни разу не пришел на свидание и не передал Писемскому даже дешевенькой пачки печенья.
Но вялый, апатичный мужик неожиданно выжил. Господь наградил его недюжинной силой, и пары сломанных рук хватило уголовникам, чтобы понять – с этим лучше не связываться. Олег Яковлевич получил шконку поближе к окошку, занавесил ее тряпкой и поднял тем самым свой статус.
Однажды ночью он проснулся от шума. Одного взгляда на соседние нары хватило, чтобы понять – парочка сокамерников собралась «опустить» молоденького парнишку, только сегодня определенного на постой. Писемский пожалел парня, накостылял браткам по шее и положил мальчишку на свою шконку. Поступок героический по тюремным нравам. Целый месяц Олег охранял парнишку, впрочем, через тридцать суток того освободили, а на следующий день Писемский получил роскошную передачу с американскими сигаретами, осетриной горячего копчения и икрой. В сумке лежали новехонький фирменный костюм «Adidas», нижнее белье и мыло. Через час принесли телевизор, таз, ведро… А ночью надзиратель открыл кормушку и тихо оповестил:
– Писемский, на выход!
Ничего не понимающий Олег Яковлевич пошел за ним в следственную часть. Там, в маленьком кабинетике, сидел пожилой мужик в роскошном костюме от Хуго Босс. Выяснилась невероятная правда. Спасенный парнишечка – сын одного из влиятельнейших авторитетов. И теперь благодарный папа приехал в тюрьму и, называя Олега Яковлевича братом, обещал помощь и поддержку.
Дальнейшее сильно напоминало сказку. Назад его привели в другую камеру, всего на пять человек. Наутро появился пронырливый адвокат, суд, назначенный на декабрь, состоялся в августе. Олегу дали два года и тут же амнистировали. На свободе его поджидали уютная однокомнатная квартирка и официально оформленные бумаги на владение бензоколонкой.
Неожиданно в Писемском проснулся бизнесмен. Тюрьма явно пошла мужику на пользу. Он словно вынырнул из омута лени и развил бешеную активность. Словом, через два года в его руках была уже не одна бензоколонка. Вот тут-то любимая доченька и вспомнила про папочку, принялась звать к себе в гости. Но Олег Яковлевич сказал, как отрезал:
– Детей у меня нет.
Ему очень хотелось встретиться с Ниной Михайловной. Приехать в роскошном «Мерседесе», сверкнуть золотыми часами, небрежно снять пиджак от Лагерфельда… Но бывшая супруга успела удачно выскочить замуж за американского коллегу и укатить в Нью-Йорк.
Несколько лет Писемский жил холостяком. Но потом женился на Ксении Фединой, студентке Экономической академии имени Резникова. Познакомились они случайно. Олег Яковлевич регулярно стригся в одной парикмахерской у смешливого и болтливого Максима. После очередной укладки Писемский вышел на улицу, сел в автомобиль, тронулся с места, и тут из-за угла дома выскочила тонюсенькая девушка на огромных каблуках. Не глядя по сторонам, она понеслась через дорогу, Олег Яковлевич в ужасе затормозил… Девчонка взмахнула руками и рухнула под колеса, прямо в весеннюю грязь.
Перепуганный Олег бросился к ней. Девица отделалась легким испугом, сломанным каблуком и вконец испорченным пальто. Безмерно счастливый оттого, что не задавил бедолагу насмерть, Писемский посадил ее в «Мерседес» и повез сначала в магазин за новой обувью и пальто, а потом в ресторан, чтобы отпраздновать «второе рождение». Они стали встречаться и через два месяца поженились.
Сначала все шло хорошо, Ксения училась, пропадала целыми днями в библиотеке. Впрочем, Олег Яковлевич не хотел, чтобы жена сидела взаперти дома, занимаясь домашним хозяйством. Для готовки, уборки и стирки есть прислуга. Если девочка хочет получить профессию – пожалуйста. Тем более что днем он и сам тотально занят, а вечера они всегда проводили вместе – ходили в рестораны, театры или клубы. Ксюша была неизбалованна и искренне радовалась любым знакам внимания – цветам, конфетам, хорошим духам. В полный восторг приходила она от возможности сорить деньгами, и квартира скоро стала похожа на лавку – кругом статуэточки, шкатулочки, подсвечники и курильницы с ароматизированными свечами. Но Олега Яковлевича это не раздражало, скорей умиляло. Впервые в жизни он оказался в роли дающего и испытывал сладкие ощущения, представая перед женой этаким джинном, выполняющим любые желания.
Неприятные сомнения в честности Ксюты стали закрадываться в его душу месяц тому назад. Сначала начались загадочные звонки по телефону. Если трубку брал Писемский, из нее доносилось сосредоточенное дыхание не желавшего отзываться человека, а на определителе номера высвечивались палочки и нули. Таинственный абонент явно пользовался телефоном-автоматом. Потом Ксения стала нервничать, пару раз Олег Яковлевич заставал ее с заплаканными глазами. Жена изворачивалась, врала, будто сменила краску для ресниц и заработала аллергию.
Бензинщик не поверил и пару раз внезапно приехал домой днем. Ничего особенного он не узнал, кроме одного – жена, бывшая до этого старательной студенткой и никогда не пропускавшая занятий, теперь сидит дома. Дальше – больше. Ксюта рассчитала прислугу и принялась сама за ведение хозяйства – готовила супы, пыталась печь пироги и даже накупила кучу книг по домоводству и кулинарии. Писемский, в общем, был не против такого поворота событий, только ему стало казаться, что жена просто боится посторонних, вот и избавилась от горничной и кухарки. Но окончательно потерял он покой неделю тому назад.
Вечером, как раз накануне программы «Время», Олег сказал:
– Пойду кефирчику выпью.
– Сиди милый, – подскочила жена, – сейчас принесу.
Она с готовностью понеслась на кухню. Непонятно почему, Олег пошел за ней и начал подсматривать в щелочку. Супруга вынула из холодильника пакет Bio-Max, потом вытащила из кармана брючек пузырек и принялась сосредоточенно капать в чашку какую-то жидкость.
Писемский метнулся в гостиную. Получив из рук улыбающейся жены «угощенье», он поблагодарил ее и попросил:
– Милая, уж извини, так устал, сил нет шевелиться, сходи в гараж, принеси из машины газету.
Ксюша с готовностью схватила ключи. Писемский свистнул ротвейлера Карла и сунул тому под нос кружку. Всеядный пес в мгновение выхлебал кефирчик и через пять минут свалился на правый бок, издавая жуткий храп. Очевидно, в Bio-Max влили необычайно сильное снотворное.
Решив не путать планы жены, Олег лег на диван и притворился спящим. Ксюша сначала унесла и вымыла чашку, потом позвонила куда-то по телефону, но бормотала так тихо, что супруг ничего не разобрал. Потом она оделась и унеслась. Вернулась под утро, бледная, с синяками под глазами…
Сложив вместе всю информацию, Писемский пришел к неутешительному выводу – супруга ему изменяет. И вот теперь он хочет иметь полный отчет, желательно с фотографиями – где, когда, с кем, сколько раз и как. По-моему, абсолютно дурацкое желание. Ну не все ли ему равно, как зовут счастливого любовника, не в имени, в конце концов, дело!
