Dragon Green
Те, что придут
Памяти Г. Ф. Лавкрафта
Я могу сомневаться в моей физической способности
представить себе до конца все последствия моего
открытия, т. е. в какой мере я еще не сошел с ума,
или, напротив, как далеко оставил за собой все, что
понимается помешательством, – но сомневаться никак
не могу в том, что мне, как вы выразились,
«открылась суть».
Владимир Набоков «Ultima Thule»
Флейте внимайте,
За мною ступайте…
Otto Dix «Крысолов»
Тихо на моих руках,
Ангел засыпает,
Божий свет в его глазах,
Как туман растает.
Черных крыльев моих тень,
Лик его укроет,
Станет ночью белый день,
Кровью вас умоет.
Otto Dix «Покаяние»
1
Он почти бегом спускался по влажным каменным ступеням узкой, не более двух метров в диаметре, винтовой лестницы, считая пролеты и стараясь при этом не сбиться. В самом начале спуска, еще там, где все это чудовищное сооружение выступало над поверхностью земли, он, исключительно из любопытства, начал подсчитывать ступени, но безнадежно сбился уже на второй сотне. Потом ему стало интересно, сколько ступеней разделяют между собой два этажа, или, наверное, в этом случае, правильнее было бы говорить, подземных уровня, но так же очень быстро понял, что и это вычислить у него не получится, потому как высота этих уровней явно значительно различалась – на минус пятом он насчитал пятнадцать ступеней, на минус девятом уже целых девятнадцать, а вот на минус десятом всего девять. Оставалось лишь гадать, какие загадочные и совершенно непостижимые современному разуму цели ставили перед собой строители этого лабиринта.
Когда он утратил счет уже и пролетам, на полном серьезе начиная думать, что еще через сотню другую шагов вниз, слабый, рассеянный свет редких лампочек начнет постепенно смешиваться с поднимающимся из самой глубины зловещим, багровым заревом, после чего лестница выведет его прямиком к Вратам Преисподней, ступени вдруг закончились. Он уткнулся в глухую, занимавшую практически всю стену, дверь из какой-то неизвестной ему странной породы дерева, укрепленной массивными металлическими полосками. Дверь эту, судя по виду, устанавливали примерно в тоже время, когда копали все эти чудовищные катакомбы. Рядом с ней убого примостился совершенно неуместный и, вызывающий чувство резкого диссонанса, вполне современный электрический звонок.
Он протянул руку и нажал на кнопку.
Практически сразу с другой стороны двери послышался резкий металлический скрежет и громада древнего темного дерева медленно отползла в сторону.
Возникший в слабо освещенном проеме человек приветственно протянул вновь прибывшему руку.
– Я уже начал думать, что ты заблудился, – произнес он, ухмыляясь, – У нас тут, знаешь, один раз свернешь не в ту сторону, а потом ни одна спасательная экспедиция не откопает. Рад видеть тебя, Гельмут.
Гельмут Оберхайзер кивнул, – А я начал думать, что еще немного и прибуду прямиком в гости к Люциферу. Вы тут, наверное, с ним часто видитесь на такой глубине? Я тоже рад тебя видеть, Штосс.
– Они сидят двумя ярусами ниже, – ответил Штосс, причем по его тону никак нельзя было понять, шутит ли он или говорит серьезно. Он пропустил Оберхайзера в прохладную полутьму низкого коридора у себя за спиной и с усилием навалился на дверь, водворяя её на место, – Так что, действительно, тебе осталось спуститься еще совсем немного. Кстати, я вижу, ты так и не отказался от своей дурацкой привычки называть меня по фамилии?
– Если хочешь, буду называть по званию, оберштурмфюрер Штосс, – Оберхайзер зябко передернул плечами, осматриваясь вокруг – грубо высеченные каменные стены, покрытые темными потеками и еще чем-то похожим на беловатый, крайне неприятного вида мох, черные, связанные в уродливые толстые пучки, змеи электропроводки, закрепленные на потолке, голые, с трудом разгоняющие тьму лампочки, – Ладно, я, конечно, понимаю, что дело считается сверхсекретным в духе какого-нибудь долбанного заговора тамплиеров, но, по моему, это слегка перебор. Почему я, вообще, должен был лезть в эти ваши катакомбы? Зачем, в принципе, было заползать так глубоко? Неужели обычной камеры недостаточно? Или вы тут заодно уголь ищите? Или, может, сразу сокровища древних германцев?
Штосс с отвратительным лязгом задвинул устрашающего вида клиновидный засов.
– Если ты имеешь в виду эти руины, то, в целом, я с тобой согласен, – ответил он, брезгливо отряхивая руки, – Но ты же знаешь как он, – Штосс выразительно показал глазами на потолок, – Обожает подобные штучки. Насчет сокровищ древних германцев ты почти угадал. Если я правильно понял, о чем говорили яйцеголовые из вашего «Анэнербе», когда впервые здесь осматривались, то этот каменный кошмар начали возводить еще во времена римской оккупации, незадолго до того как мы им тогда вставили в Тевтобургском лесу. Возвели саму крепость и тогда же начали копать под ней первые ходы. А во времена Средневековья, как видишь, вырыли целый муравейник. На поверхности-то мало что осталось, ты сам видел, – Оберхайзер кивнул, действительно от наземной части древней крепости практически ничего не сохранилось, жалкие остатки некогда величественных башен сейчас торчали из земли, словно чьи-то гнилые, полуразрушенные зубы, – А вот подземный лабиринт время практически не затронуло. Он настолько обширный, что после почти двух лет непрерывных исследований осмотрели не больше четверти всех помещений, к тому же практически каждую неделю обнаруживается какой-нибудь новый лаз. И новые помещения, причем такие, куда нога человека не ступала на протяжении столетий. И ты думаешь, наш куровод мог пропустить столь лакомый кусочек?
Оберхайзер только фыркнул. Штосс, тем временем, уже зашагал куда-то в бледную полумглу каменного коридора. Оберхайзер молча последовал за ним – их сапоги глухо стучали по влажному от сырости полу, подобно аритмичному пульсу некоего подземного чудовища.
– Что же касается твоего первого вопроса, зачем такая секретность, – на ходу продолжил Штосс, – А ты дело то, хоть читал?
Оберхайзер еще раз фыркнул, на этот раз даже и не пытаясь скрыть пренебрежение. Он, вообще-то, был сейчас здесь, дышал этим затхлым подземным воздухом только потому, что Штосс и его подручные не смогли самостоятельно разобраться с проблемой.
– Я здесь именно потому, что его плохо читал ты и твоя банда, – он взглянул на Штосса, но тот, похоже, ничуть не выглядел обиженным, – Не смогли самостоятельно справиться с такой ерундой, как расколоть какого-то недоделанного янки. С делом я знаком лучше, чем ты можешь себе представить. Именно поэтому и не понимаю, что же в нем такого особенного и секретного.
На самом деле, он, конечно, знал, причем, действительно, знал намного больше Штосса, впрочем, справедливости ради, нужно было отметить, что вины последнего в этом практически не было.
Штосс пожал плечами – Ну, если бы на меня не наложили массы жестких ограничений, уверяю, он бы у меня давно уже признался, что Христа распял, а заодно и во всех прочих грехах за всю историю человечества. А мне всю голову прожужжали, чтобы я его пальцем не трогал… – он хищно ухмыльнулся, похоже, все-таки, немного оскорбился – не любил, когда задевали его профессионализм, – Ну, то есть, пальцем, конечно, я его трогал, но вот по настоящему качественно подойти к делу не мог.
– Ладно, не бери в голову, – Оберхайзер махнул рукой, – Ты же знаешь, это я так шутить пытаюсь. Всем слишком хорошо известно, что бывает, когда ты начинаешь кем-то заниматься, как ты выражаешься, качественно. А это слишком ценный кадр, сам знаешь, каких сложностей стоило его сюда переправить.
Впрочем, он без всяких шуток не до конца понимал, почему это дело в последнее время набрало такие обороты и, главное, почему им так заинтересовались на самом верху.
Начиналось все до удивления банально – примерно десять лет назад, когда Германия еще представляла собой зловонную помойную яму, более известную под названием Веймарской Республики, и даже не начинала мечтать о восстановлении в статусе великой мировой державы, по открытым источникам прошла информация о некой крупной военной операции, которую американское Бюро расследований совместно с армией и флотом провело на Восточном побережье, где-то в Новой Англии. Точнее – в районе какого-то крохотного рыбацкого городка, чуть ли не деревни. То ли Иннсмут, то ли Иннсмаут, короче, дурацкое, типично американское название. Сначала не было ничего особенного – вроде как накрыли банду бутлегеров и контрабандистов, обосновавшихся на местном заводе. Но потом, когда фэбээровцы получили намного более теплый прием, чем тот, на который рассчитывали, к операции привлекли сначала Национальную гвардию, затем армию, а под конец, когда выяснилось, что этих, так называемых контрабандистов есть несколько потайных убежищ на островах недалеко от побережья, даже флот и морскую пехоту. Нельзя было не заметить, что для того чтобы разогнать кучку любителей самогона, концентрация сил наблюдалась, мягко говоря, несколько избыточная.
Тогда, в конце 20-х годов никто, кроме разве что некоторых энтузиастов из армейской разведки, не обратил на этот инцидент ни малейшего внимания, несмотря на всю его очевидную странность – у Германии хватало других проблем. Но время шло, наступил 33-й год, Гитлер пришел к власти и страна стала, мало по малу, возрождаться к новой жизни, её постепенно набирающие мощь военные и разведывательные органы вновь начали проявлять интерес ко всему происходящему в мире.
Особенно к тому, что выглядело странным.
Первыми, кто присмотрелся к этому, на первый взгляд, крайне малоинтересному событию, были, как ни странно, подводники до которых, по каким-то своим каналам, вроде бы, дошла информация о том, что во время Иннсмутской операции, американский ВМФ применил некую секретную подводную лодку, вооруженную особыми глубинными торпедами. Что это были за торпеды такие никто не имел не малейшего представления и несмотря на то, что с инцидента прошло уже почти десять лет, ведомство Деница неожиданно изъявило желание изучить вопрос как можно более полно и детально, с привлечением всех возможных сил. На все вопросы из серии «А где же вы были раньше, почему именно сейчас?», подводники отвечали непробиваемым аргументом, что в 1928-ом году их, как официально, так и фактически, еще, вообще, не существовало, а вот сейчас они должны в срочном порядке наверстывать упущенное. Спорить с этим было сложно, хотя Оберхайзер был совершенно убежден, что весь внезапный аврал на самом деле вызван жгучим желанием показать потную спину и попытками хоть частично оправдать полный провал прошлогодней операции «Урсула», когда обе новейшие германские подлодки наглядно продемонстрировали свою абсолютную неспособность к сколько-нибудь эффективным действиям. А если добавить к этому еще и почти стопроцентный отказ всех типов новых торпед, то становилось окончательно ясно, откуда взялась подобная вспышка интереса.
Все силы, разумеется, никто задействовать не стал, финансирование выделили весьма скудное, но, в целом, была поставлена задача собрать все возможные сведения и, по возможности, прояснить ситуацию.
Однако, по мере накапливания фактов, достаточно быстро стало понятно, что ситуация с Иннсмутским инцидентом куда более темная и запутанная, чем изначально представлялось даже самым отъявленным конспирологам из военно-морской разведки, и возможное применение загадочной субмарины вызывает как раз наименьшее число вопросов. А вот то, ради чего и эту субмарину, и еще почти два десятка разнокалиберных боевых кораблей, не считая более чем внушительных сил армии и Национальной гвардии, собственно, и привлекли к небольшому рыбацкому городку на побережье Массачусетса, действительно выглядело более чем странным, вызывало ряд серьезных вопросов и почти не один из них не имел вразумительного ответа.
Согласно официальной версии изначальной целью было проведение масштабной полицейской операции с целью уничтожения крупной банды контрабандистов и бутлегеров, обосновавшейся на местной золотоочистной фабрике. Когда силы Бюро расследований и местной полиции столкнулись со значительным, намного превосходящим любые ожидания сопротивлением, в частности, оказалось, что фабрика укреплена как настоящая крепость, властям пришлось вызвать на подмогу вначале Национальную гвардию, затем армию, а еще позже, когда оказалось, что ситуация совершенно вышла из-под всякого контроля, включить в зону проведения операции еще и береговые воды, задействовав флот и морскую пехоту. Даже при самом поверхностном анализе, подобная версия представлялась, мягко говоря, крайне сомнительной.
Кроме того, возникла еще одна проблема: быстро обнаружилось, что подчерпнуть информацию об этих событиях уже почти десятилетней давности можно было только из весьма ограниченного количества открытых источников, в основном из подшивок нескольких местных газет, причем номера за первую половину 1928 года, в которых, по идее, и должно было наиболее полно освещаться все произошедшее, мистическим образом исчезли из всех крупных публичных библиотек Массачусетса. Что же касается крупных изданий федерального значения, то все они с завидным единодушием эту историю дружно проигнорировали, что для Америки с её болезненной тягой к публичным скандалам и сенсациям, было совсем уже странно.
Еще более странным оказалось то, что ни одному из прогерманских осведомителей, которых у Рейха к тому времени на Атлантическом побережье имелось уже относительно немало, не удалось даже близко подойти даже к полицейским архивам, не говоря уже о ФБР или армии – охранялось все так, что мог бы позавидовать форт Нокс. Обычно у американцев в таких делах присутствовала характерная для них расхлябанность, особого порядка не наблюдалось, и, при соответствующем умении и подходе, вполне можно было засунуть нос даже в канцелярию Белого дома. Правда, в последние годы Гувер начал очень жестко закручивать гайки, но, все-таки, с настолько глухой, совершенно непрошибаемой стеной, любая попытка проникнуть сквозь которую жестко подавлялась еще даже не успев толком оформиться, до сих пор сталкиваться еще не приходилось.
Но две истории, одна другой любопытнее, накопать все-таки удалось и прямым следствием этого явилось то, что Иннсмутом внезапно активно заинтересовались в самых верхах. Во первых, согласно многочисленным слухам, правда, документально почти ничем не подтвержденным, так называемые «бутлегеры» из странного городка практиковали некий невероятно древний и столь же невероятно таинственный языческий культ, связанный с человеческими жертвоприношениями и прочими подобными вещами, причем, получали от этого не только глубокое моральное удовлетворение, но и самую настоящую практическую пользу – золотоочистное предприятие, якобы возникло там совсем не на пустом месте, золота в Иннсмуте было значительно больше чем просто много. А, во-вторых, удалось совершенно точно установить, что информацию по Иннсмутскому инциденту собирает отнюдь не одна только германская военно-морская разведка, а и еще много кто. В частности им очень сильно интересуются красные.
Вышеназванные факторы, особенно, конечно, второй, немедленно послужили детонатором – к делу привлекли всех, кого только можно и в средствах уже больше особо не ограничивали. Приносящий золото языческий культ безумно понравился лично самому Гиммлеру, который только что включил «Анэнербе» в состав СС и разобрался, наконец, с Виртом и его скучной академичностью, поставив вместо него жизнерадостного идиота Сиверса, пылающего энтузиазмом и готового взяться за что угодно, лишь бы рейхсфюрер был доволен.
Но результат остался прежним – никаких следов, ни малейших зацепок, ничего, что позволило бы определить, что же именно произошло в Иннсмуте тогда, десять лет назад и, самое главное, что же там происходит сейчас. Мало того, бесследно исчезли несколько опытных агентов, при этом было достоверно известно, что американские спецслужбы к этому прямого касательства не имеют – агенты не были расколоты и схвачены, они именно растворились без всякого следа.
Удача, по крайней мере, возможность хоть немного продвинуться вперед, пришла довольно неожиданно и опять со стороны моря – одному из германских резидентов, внедренных в Военно-Морской архив в Вашингтоне, достаточно случайно удалось взглянуть на список экипажей одного из кораблей, участвовавших в Иннсмутской операции, мало того, выяснить, что сразу после событий зимы 28-ого года, этот эсминец был исключен из списков флота, якобы потому, что во время учений сел на мель и получил повреждения, настолько серьезные, что стоимость ремонта была бы сравнима с постройкой нового корабля. Список был, разумеется, неполный, включал только небольшую часть орудийной прислуги, но зато достаточно подробный, с датами и местом рождения. Похоже, что в архиве этот документ задержался по чистой случайности, даже, наверное, халатности – все остальное явно было тщательно изъято и, скорее всего, уничтожено. Германскому агенту удалось скопировать несколько имен, после чего было принято решение постараться разыскать этих людей.
Это оказалось более чем непросто, здесь тоже явно кто-то очень сильно постарался упрятать все концы глубоко под воду, но одного из тех моряков, некоего Уильяма МакГилти, 36-и лет от роду, все-таки удалось найти в одном из пригородов Нового Орлеана, штат Флорида, где тот жил в одиночестве, постоянно меняя съемные квартиры и перебиваясь разного рода случайными заработками. Согласно архивному списку в 1928-ом году он носил гордое звание матроса первого класса Военно-Морского Флота США и служил помощником комендора 102-мм орудия.
Несмотря на все свои финансовые трудности, мистер МакГилти категорически не пожелал идти на контакт: когда германский агент, разумеется, не называя себя и представившись скучающим любителем таинственных историй, попытался разговорить его и предложил более чем щедрое вознаграждение за подробный рассказ о тех, казалось бы, давно уже полузабытых событиях, МакГилти вначале попросту пришел в ярость и послал его, затем же, когда агент начал настаивать, сломал последнему челюсть, пообещав совсем проломить голову, в случае если тот не оставит его в покое. После было еще несколько попыток установить с ним дружеские отношения и попробовать втереться в доверие, но все они раз за разом заканчивались провалом.
Когда сведения об этом дошли сначала до начальства Специального Управления 4, а затем и до самых верхних эшелонов, там, практически сразу было принято более чем радикальное и даже где-то иррациональное решение – насильственным образом переправить мистера МакГилти в Германию, где можно будет поговорить с ним по душам уже никого не стесняясь и вытащить из упрямого американца все что он знает. По слухам, которые Оберхайзеру никто не смог ни толком подтвердить, ни опровергнуть, на столь резком и неожиданном вердикте настоял лично сам рейхсфюрер, а то, даже, и кое-кто повыше.
На деле операция оказалось куда проще, чем её представляли изначально – за МакГилти, похоже, не присматривала ни одна из американских спецслужб и, если когда-то, в те времена, когда жгли все связанные с Иннсмутом архивы и подчищали следы, ФБР и держало его под колпаком, то сейчас он явно был уже никому не нужен. Поэтому, когда ему вкололи лошадиную дозу морфия и отвезли в нью-йоркский порт, где как раз собирался отчаливать домой трансатлантический лайнер «Гамбург», ни с таможней, ни с паспортным контролем, где все уже было заранее схвачено и, самое главное, должным образом проплачено, не возникло никаких проблем. Очнулся мистер МакГилти уже на середине Атлантического океана, двигаясь по направлению к Старому свету на скорости более тридцати узлов.
Но сложности на этом вовсе не закончились, так как упрямец вовсе не изменил своего мнения относительно желания вспоминать иннсмутские события. Вначале он просто кидался как лев на каждого, кто пытался начать с ним разговор, а когда его, наконец, доставили в конечный пункт назначения и передали с рук на руки Штоссу и его доблестной команде, которая вполне привыкла к таким неразговорчивым крепким орешкам, даже тогда из МакГилти не удалось извлечь ничего, кроме бурного потока проклятий.
Вот именно на этом этапе, когда окончательно выяснилось, что добытые из мистера МакГилти сведения никак не окупают стоимость его путешествия через океан, к этой истории и подключили Оберхайзера, как человека, имеющего к подобным делам более тонкий подход и, главное, обладающего хорошим чутьем , а так же умением находить решения даже для самых неразрешимых вопросов. В тот момент он как раз должен был отправляться в Испанию, дабы налаживать контакты и оказывать посильную помощь формирующимся спецслужбам генерала Франко, но, к его величайшему изумлению, наверху недвусмысленно намекнули, что проблемы испанцев могут и подождать – дело американца имеет неоспоримый приоритет.
Ознакомившись с досье МакГилти, и, прежде чем приступать к личной беседе – Оберхайзер полагал, что идти к нему без соответствующих козырей, тем более, после такого мастера своего дела как Штосс, означает только выставлять себя на посмешище, – он связался с теми агентами, которые изначально вышли на след бывшего комендора во Флориде и попросил выяснить кое-что еще. Это оказалось даже сложнее, чем отыскать самого МакГилти, но, в конце концов, все было сделано именно так, как надо и теперь Оберхайзер считал себя вполне готовым к очной ставке. В тот же день он вылетел из Берлина в Вестфалию, где в последнее время обосновалась команда Штосса.
Однако, несмотря на все вышесказанное, и на то, что было ему известно на момент, когда шасси его самолета коснулись взлетно-посадочной полосы небольшого армейского аэродрома неподалеку от Падерборна, он так и не смог сделать для себя четкого вывода, почему же допрос этого МакГилти и, вообще, эта непонятная, напоминающая шизофренический бред, история вдруг затмила собой массу куда как более актуальных проблем, вроде сложностей на испанских фронтах или все увеличивающуюся с каждым днем угрозу Коминтерна.
Впрочем, в любом случае, все, так или иначе, должно было скоро проясниться.
2
Штосс уже минут десять вел его по тускло освещенному чреву туннеля, несколько раз они пересекали крест-накрест расходящиеся перекрестки, в два или три из них, похоже, электричество не провели – они походили на бездонные провалы пастей гигантских подземных червей. Штосс молчал и Оберхайзер снова попробовал считать шаги, но опять практически сразу сбился, а когда вместо этого собрался пересчитывать работающие электролампочки, они, вдруг, оказались в широком прямом коридоре, значительно более просторном, чем все уже виденные им подземные помещения. Света здесь было тоже на порядок больше, кроме традиционных ламп на потолке, вдоль стен стояли несколько металлических сооружений, отдаленно напоминающих несколько уменьшенные театральные софиты. Между ними торчали буро-зеленые от времени и покрывавшего их толстого слоя плесени древние бронзовые держатели для факелов. Откуда-то издалека доносился мягкий механический гул, звучавший как-то странно, словно бы из под воды и Оберхайзер решил, что это, должно быть, генератор. Потом он обратил внимание, что хотя стены коридора были практически необработанны, они все равно смотрелись гладкими и блестящими и, как и все в этом проклятом подземелье, буквально сочились влагой. Зловонный дух плесени, который он впервые почувствовал еще на винтовой лестнице, здесь сделался почти непереносимым, кроме того, он явно смешивался еще с чем-то, с каким-то крайне малоприятным и резким запахом, определить который Оберхайзер не сумел, однако, он показался ему странно знакомым и до удивления неподходящим для этих запрятанных глубоко под землей катакомб.
– Чертова сырость – подал голос Штосс, словно бы прочитав его мысли, – Когда мы только начали здесь обосновываться, вроде бы, было еще ничего, но сейчас, просто кошмар какой-то. Сначала появляется вода, а вслед за ней, разумеется, подтягиваются гниль и плесень. Одежда постоянно мокрая и ни хрена не сохнет. Любая техника выходит из строя практически сразу, например, электрогенератор на этом уровне за последнее время меняли уже три раза. Наши спецы говорят, что, наверное, где-то произошел сильный разлив грунтовых вод, вышло из берегов какое-нибудь подземное озеро или что-то в этом духе, я так толком и не понял. Обещают разобраться, а пока…, – он пожал плечами, – Ладно, в любом случае, мы пришли.
В одной из стен коридора, в угловатых, явно прорубленных каким-то тяжелым примитивным инструментом нишах, на равном расстоянии друг от друга, шел ряд одинаковых металлических дверей – в отличие от той, что вела в башню с винтовой лестницей, эти выглядели вполне современно и явно были установлены совсем недавно.
– Камеры? – спросил Оберхайзер. Штосс кивнул:
– Да. Ты не смотри, что все выглядит так по-неандертальски, на самом деле у нас тут оборудование по последнему слову техники. Например, звукозаписывающие микрофоны почти в каждой стене. Здесь раньше были помещения для обвиняемых в колдовстве и ереси – ведьмы там всякие, чернокнижники и все такое. Двери отсутствовали, в те благословенные времена обходились без глупостей, просто приковывали их цепями к стене и дело с концом. Мы же, как видишь, – он подошел к одной из дверей и принялся возиться с замком, – Привнесли в эту суровую обитель современную цивилизацию и гуманизм! – Коротко рассмеявшись, Штосс с усилием налег на дверь и та с мерзким скрипом распахнулась.
За ней скрывалась достаточно просторная комната неправильной формы, стены конусовидно сходились по направлению к узкому потолку, где едва тлела слабая лампочка. Оберхайзер вдруг подумал, что только сейчас по настоящему начал осознавать смысл избитого выражения «каменный мешок».
Из открывшегося помещения дохнуло застарелой прогорклой сыростью смешанной с острым запахом давно немытого тела и застарелых фекалий. Штосс нажал на какой-то переключатель с наружной стороне двери, света в камере немного прибавилось, так, что стало возможно видеть лежащую у противоположной стены груду грязного тряпья, формой и размерами отдаленно напоминающую нечто человекоподобное. Махнув Оберхайзеру, Штосс переступил порог, приблизился к этой куче и несильно ткнул её носком сапога.
– Подъем, Уилл, – провозгласил он по-английски, – Посмотри, к тебе гости пришли, а ты валяешься, как последняя свинья. Ну разве можно так себя вести?!
Куча несколько раз содрогнулась и медленно приподнялась. Тряпки расползлись в стороны, и стало понятно, что у кучи имеются голова и четыре конечности и она значительно больше похожа на человека, чем могло показаться на первый взгляд. Потом, скрывающемуся под тряпками, наконец, удалось кое-как прислониться спиной к каменной стене и утвердиться в сидячем положении, после чего он поднял, то, что когда-то, наверное, могло называться его лицом, а сейчас представляло собой невообразимо- безобразную и грязную маску из спекшейся крови, желчи и чего-то настолько отвратительного, что о нем даже думать не хотелось. Тряпки окончательно размотались и исходившая от человека поносная вонь сделалась совершенно непереносимой.
– Варвар ты, все-таки, Штосс, – вздохнул Оберхайзер, – Варвар, не знающий меры. Это называется, пальцем он его не трогал. Могу себе представить, чтобы было бы, дай тебе полную свободу. Он у тебя говорить-то, вообще, может?
Штосс только ухмыльнулся, – Он еще и кричать может, да так что только позавидуешь. Ему бы в опере петь с такими вокальными данными, я несколько раз чуть не оглох – Он еще раз ухмыльнулся, наклонился к куче, которая уже успела принять полусидячее положение, и опять заговорил по-английски, – Как я и обещал вчера, Уилл, у нас появилось еще одно очень интересное предложение. Настолько интересное, что, уверен, оно тебе понравится.
Уилл немного наклонил голову, сквозь корку запекшийся крови блеснули глаза и Оберхайзер понял, что воли в этом существе еще остается значительно больше, чем могло показаться на первый взгляд. Может он и походил на мешок с навозом, тело было искалечено, но дух пока оставался достаточно крепок.
Оберхайзер поймал его взгляд и какое-то время они, застыв, смотрели друг на друга. Потом Уилл прошипел:
– Да пошел ты. И через секунду добавил, – Идите на хер оба.
Оберхайзер кивнул – ничего другого он и не ждал. Потом сделал рукой знак Штоссу, уже раскрывшему рот для ответа, чтобы тот заткнулся, выждал небольшую паузу, затем произнес:
– Прекрасно понимаю ваши чувства и ваше негодование, мистер МакГилти, не могу сказать, что разделяю, но понимаю, поверьте. Знаю, что вы изначально не поверите не одному моему слову, я бы, кстати, будь на вашем месте, тоже не поверил, но, все-таки, прошу дать мне шанс. Обещаю вам, даже нет, клянусь всем, что для меня дорого, что буду говорить с вами откровенно.
– Иди на хер, – прошептал МакГилти все с тем же выражением.
– В первую очередь, – продолжил Оберхайзер, не обратив на эту реплику ни малейшего внимания, – Мы должны с вами договориться, чего же хотим друг от друга. Что мы хотим от вас, вам уже хорошо известно – всего лишь навсего несколько ответов на вполне определенные вопросы, не более того. Что же мы в ответ можем предложить вам?
Некоторое МакГилти сидел молча, только глаза яростно сверкали сквозь узкие заплывшие щелки, но потом, все-таки, просипел:
– Думаешь это смешно, тварь фашистская? Решил так тонко поиздеваться? Тебе прекрасно известно чего я могу хотеть – я хочу выйти отсюда!
– Понимаю, МакГилти, – Оберхайзер скорбно склонил голову, всем своим видом показывая, что безумно рад был бы помочь, но ничего не может сделать, – Но, насчет выйти, с этим пока все довольно сложно. Впрочем, если вы в корне пересмотрите ваше поведение и пойдете навстречу… – он опустил глаза и изо всех сил постарался изобразить христианское раскаяние, – Вы же самое понимаете, что…
– Что я понимаю?! Что?! – голос американца сорвался на визг, он всем телом подался вперед, – Что вы забывшие все святое мерзкие свиньи?! Что вы похитили американского гражданина на американской территории и теперь требуете, чтобы он предал собственную страну? Это я замечательно понял, можете не сомневаться!
Резко втянув в себя воздух, он плюнул в Оберхайзера, попав на сапог. Тот не сделал не малейшей попытки отстраниться, несколько секунд изучал блестевший в скудном свете плевок, потом покачал головой:
– Зря вы так радикально. Он некоторое время помолчал, – Так вы по-прежнему отказываетесь говорить?
