Дэни Коллинз
Медовый месяц без гарантий

Полная версия

Claiming His Christmas Wife

© 2018 by Dani Collins

«Медовый месяц без гарантий»

© «Центрполиграф», 2020

© Перевод и издание на русском языке, «Центрполиграф», 2020

Глава 1

– Мистер Тревис Сандерс?

– В чем дело?

– Имоджен Гантри ваша жена?

Одно упоминание этого имени воскресило воспоминания, которые он похоронил четыре года назад; воспоминания, окрашенные яростью и влечением.

– Мы в разводе. Вы журналистка?

– Я ищу ее ближайших родственников. Я из… – Женщина назвала одну из самых бедных общественных больниц Нью-Йорка.

– Что случилось? – Так трудно сосредоточиться, когда перед глазами стоит она – смеющая ся, с искрящимися озорством и возбуждением глазами и каштановыми волосами, из-за которых кожа кажется еще светлее. И этот взгляд из-под опущенных ресниц – сплошное очарование, ранимость и уязвимость. Такой он ее и запомнил. Тревис быстро понял, насколько обманчив этот образ, но понять и принять – разные вещи. И хотя это именно он однажды сказал, что не хочет ее видеть, осознать ее уход до конца ему так и не удалось. Он продолжал надеяться на возвращение.

Сквозь эти мысли до него с трудом доносился голос из трубки.

– Имоджен упала в обморок на улице, сейчас без сознания, у нее высокая температура. Вы можете нам сообщить какие-то сведения о лекарствах, которые она принимает? Она в очереди на лечение, но…

– Она не умерла?

Звучит ужасно, но что делать, если Имоджен так обошлась с ним. Все эти манипуляции и вранье… он сам бы ее прикончил, если бы представилась возможность.

– И ее забрали в вашу больницу? Почему?

– Наверное, мы ближе всего. При ней не было телефона, из контактов – только ваше имя. Нам нужна информация по лечению и страховке. Вы можете предоставить данные?

– Свяжитесь с ее отцом, – отдал он команду секретарю. – Найдите информацию по отцу Имоджен Гантри. Издательский бизнес. Возможно, имя начинается на «У». Уильям? – Их брак оказался таким коротким, что он и о ней-то почти ничего не знал, а познакомиться с отцом и подавно не успел.

– Уоллес Гантри? Похоже, он умер несколько месяцев назад. – Секретарь развернула экран ноутбука и показала некролог. Там было написано, что его жена и старшая дочь умерли еще раньше, и теперь осталась только младшая, Имоджен.

Здравый смысл подсказывал, что не стоит снова связываться с этой женщиной, но что ему оставалось делать?

– Я приеду так быстро, как только смогу.

Последнее воспоминание – Имоджен сидит на бордюре. Не на тщательно промытом асфальте и даже не на аккуратно подстриженной траве под вязами, через цепочку других лужаек переходящей в мамин розовый сад.

Нет, это был холодный трущобный бордюр, покрытый шапками снега поверх чуть не метрового слоя жевательной резинки. Застывший в воздухе холод не заглушал запахов, идущих от решетки. Не самое удачное место – в лучшем случае ее обрызгают машины, а в худшем – проедутся по ногам.

Впрочем, это ее волновало меньше всего. Не в тот момент, когда половина лица словно раздулась в два раза, и ухо болит так нестерпимо, что не удержаться от крика.

Ей пришлось сесть, чтобы не упасть. Температура – естественный способ расправиться с вирусом, что же пошло не так? Да и кто вообще умирает от таких глупых вещей?

Перед глазами все плыло, одежда промокла, но Имоджен было слишком плохо, чтобы переживать по этому поводу. Она думала только о том, что умрет вот так. Здесь. И это ее вполне устраивало. Отец бы оценил – дочь погибала, как собака в канаве накануне Рождества. Даже Тревис, скорее всего, решит, что она получила по заслугам. Впрочем, вряд ли он узнает.

Смерть принесла бы ей облегчение. Слишком сложно бороться, когда заведомо чувствуешь себя проигравшей, тогда уж лучше сдаться. Почему она не сделала этого раньше? Ну хотя бы сейчас.

Она умерла и теперь осматривалась. На рай не похоже – впрочем, кто бы ее туда пустил? Ад? Самочувствие достаточно паршивое, чтобы это оказалось правдой. Тело ломит, в больном ухе словно вода плещется, а у второго чувствительность обострилась так, что слух режет даже шуршание одежды и отдаленные разговоры. Во рту сухо, невозможно сглотнуть. Имоджен застонала.

Шаги. Мужской голос:

– Она проснулась.

Имоджен узнала его, и грудь резко сдавило, все внутри съежилось. Она бы сбежала, но тело ей не подчинялось. Это точно ад.

Снова шаги, уже другие, более легкие и быстрые. Она открыла глаза, прищурившись от яркого цвета. Стерильная комната в спокойных цветах – в такой папа провел свои последние месяцы.

– Я…

– Вам пока не стоит разговаривать. – Медсестра улыбнулась и проверила температуру Имоджен. – Уже гораздо лучше.

Боковым зрением Имоджен все время видела его, но повернуть голову и посмотреть прямо было слишком страшно, слишком больно. Невыносимо.

– Как я сюда попала?

– Воды? – Медсестра поднесла к губам Имоджен стакан с соломинкой и дала сделать два глотка. Уловка, чтобы не отвечать. – Отдохните, а я пока скажу доктору, что вы проснулись. Потом я дам вам еще воды и, может быть, какой-нибудь еды.

– Как давно?

– Вы попали сюда вчера.

Полтора дня назад? И это когда ее банковский счет и без того словно выжженная пустыня?

Медсестра улыбнулась сидевшему рядом мужчине и вышла.

Имоджен снова закрыла глаза, понимая, что ведет себя как ребенок. И это не единственный ее недостаток. Может, отец был прав и она просто плохой человек?

Мужчина рядом пошевелился и раздраженно вздохнул. Имоджен чувствовала его взгляд на себе, он как будто знал, что она его избегает единственным доступным ей способом.

– Что ты здесь делаешь? – Голос был хриплым. В самых секретных мечтах эта встреча происходила на нейтральной территории – в кофейне, например, где она отдает ему чек с суммой, которая покрыла бы его выплаты по брачному контракту. И находит слова, чтобы объяснить все, что тогда произошло. Объяснить так, чтобы он понял – или хотя бы больше не презирал.

И все-таки он здесь. Может, ему не совсем все равно? Может, он беспокоится?

Она открыла глаза, услышав звук молнии, но тут же закрыла при виде маленькой красной сумочки, когда-то принадлежавшей матери. О нет.

– Ты роешься в моих вещах? – Там хранилось все ценное имущество Имоджен – водительское удостоверение, дебетовая карта, ключ от комнаты, единственное оставшееся фото с сестрой и матерью и свидетельство о браке с Тревисом.

– Медсестра искала твоих ближайших родственников.

Этот мужчина всегда умел выразить свое презрение, и сейчас его обычно такой теплый и глубокий голос буквально сочился им.

Как же часто она слышала презрение в свой адрес. Соседи. Учителя. Папочка. И теперь этот мужчина, которому хватило пары слов, чтобы глубоко ранить ее душу.

Его не волновало, что он остался в ее жизни единственным близким человеком. Если он вообще о ней думал, то в этих мыслях не было ничего хорошего.

– Это единственный документ, подтверждающий мою личность.

– А свидетельство о рождении?

Сожжено после ссоры с отцом много лет назад. Как по-детски.

Ей хотелось прикрыть глаза руками, но конечности словно налились свинцом, и к тому же к ним прикрепили какие-то трубки.

Она посмотрела на капельницу, потолок и, наконец, на него.

О боже, как можно было стать еще привлекательнее? Очарование его внешности стало проявляться ярче, как и исходящая от него властность. И едва ли не впервые на ее памяти – впрочем, она старалась не слишком часто возвращаться к воспоминаниям о совместном прошлом, – он был чисто выбрит.

А вот его теплота, наоборот, спряталась глубоко внутри под выглаженным костюмом и галстуком гармонирующих друг с другом оттенков серого. Губы были сжаты, а серые глаза смотрели на нее как на пустое место. Тогда как он…

Тревис.

Ну почему она всегда так ошибается? Почему всегда падает, создает хаос и отталкивает людей, когда ей всего-то и нужна толика любви?

Ну нет, жалость лишняя, нужно взять себя в руки.

– Я должен кому-то позвонить?

Когда-то его глаза запомнились ей своей теплотой и остротой, умением одним взглядом заполнить пустоту внутри ее. Но сегодня они были настолько же безэмоциональными и холодными, как и голубые глаза ее отца. Для Тревиса она никто. Пустое место.

– Ты сделал достаточно. – Наверняка это благодаря его стараниям она находится в этом роскошном месте.

– Еще бы. – Ничем не прикрытая насмешка.

Тревис ждет благодарности за то, что спас ее жизнь, окончательно разорив?

– Я не просила тебя ни о чем.

– Да-да, конечно. – Не голос, а одно сплошное презрение. – Это не имеет значения. Я допустил ошибку. И этой ошибкой стала ты, Имоджен. Единственной ошибкой. Ты знаешь об этом?

Глава 2

Безжалостные слова Тревиса явно попали в цель, но ему не было стыдно. Он сказал правду, а она не слишком-то оценила его помощь – и это при том, что он имел право повесить трубку даже при упоминании ее имени. А стоило бы. Имоджен Гантри – воплощенный стереотип избалованной нью-йоркской принцессы. Лживой, эгоцентричной и нахрапистой.

Конечно, сейчас она такой не выглядела. Что должно было произойти, чтобы она оказалась в реанимации с нехваткой персонала, не в силах позаботиться о себе?

– Радуйся, что я распорядился перевести тебя сюда. Ты знаешь, куда тебя забрали, когда смогли отодрать твое замерзшее тело от бордюра? Что ты вообще делала в той части города?

– Ты не поверишь. – Она поколебалась пару секунд, но решила промолчать и отвела глаза.

Когда Тревис впервые услышал, где ее нашли и в каком состоянии, то мог поклясться, что в деле замешаны наркотики. Это казалось единственным объяснением. Правда, анализ крови ничего не показал, да и абстинентный синдром не проявлялся.

У нее была высокая температура и ужасная ушная инфекция, которая, к счастью, положительно среагировала на антибиотики. Врач сказал, что нужно было вмешаться гораздо раньше – она рисковала потерять слух или заполучить менингит. Он смотрел на Тревиса так, словно это по его вине она так запустила болезнь.

Все это происходило уже после переезда в этот огромный и хорошо оборудованный частный госпиталь. Тревис пытался вспомнить дату ее рождения и искал личные подробности в Сети, но она словно существовала лишь во плоти. Он нашел только несколько очень старых фотографий – селфи с подружками в каких-то клубах, сделанные еще во времена их брака. За исключением бесполезных и скудных данных из некролога ее отца, никаких других недавних сведений в Интернете не было.

Дом ее отца оказался продан, так что пришлось записать свой адрес. Он вел себя как ее муж и подписал счет на предложенное лечение. Что еще он должен был сделать?

Под действием обезболивающего Имоджен практически сутки провела без сознания, и сейчас явно нуждалась во сне. Она плохо выглядела – синяки под глазами, бледное лицо, выступающие скулы.

Тревис не чувствовал ничего, кроме жалости и усталой злости, что снова связался с ней.

Медсестра привела доктора, который сказал, что Имоджен должна пропить курс антибиотиков и железа, поскольку у нее анемия.

– Вы истощены. Выгорели. Вам нужно несколько недель отдыха, хорошего питания и курса мультивитаминов, чтобы вернуть силы.

Интересно, отдохнуть от чего? Она в своей жизни не работала ни дня.

– Спасибо. – С натянутой улыбкой Имоджен свернула пополам листочек с предписаниями и жестом попросила Тревиса дать ей сумочку. – Значит, я свободна?

– Нет, конечно нет. Вас ждет еще одна доза антибиотиков и железа. О выписке мы поговорим завтра, но думаю, что нужно будет еще подождать…

– Я не могу этого себе позволить. Пожалуйста. Прошу вас отключить меня от этого, даже если придется заплатить. Меня тошнит.

– Миссис Сандерс…

– Гантри, – счел нужным поправить Тревис.

Врач казался озадаченным.

– Мой бывший муж не оплачивает мое лечение. Его оплачиваю я.

В отличие от этих слов следующие Тревиса не удивили.

– А я не могу этого сделать. Так что, пожалуйста, помогите мне выписаться как можно быстрее и с наименьшими затратами.

– Вы плохо себя чувствуете. Ее нельзя выписать. – Доктор обращался к Тревису, который чувствовал, как его бесстрастность отступает перед беспокойством.

Ну почему она так действует на него?

Рука казалась неподъемной, даже голова падала обратно на подушку.

– Значит, на безвозмездной основе?

Конечно нет. Имоджен прекрасно знала, что своим вопросом ставит Тревиса в затруднительное положение. Из-за него она здесь. Откажись она платить, ему придется за это отвечать.

– Я заплачу за ее лечение. – Словно презрения было недостаточно, он нанес новый удар. – Можешь вернуть мне эти деньги позже.

– Я заплачу сама. – Изо всех сил она пыталась сохранить достоинство, в еще больший долг влезать не хотелось. – Но с настоящего момента я хочу отказаться от всех платных услуг. Принесите документы, которые я должна за полнить, и вытащите иглу из руки. Где моя одежда?

– Я выкинул ее.

– Ты серьезно? Кто… ладно, это же отлично, не правда ли? Спасибо. – Она посмотрела на медсестру. – Мне понадобится пижама. И что-нибудь горячее из еды, раз уж я сегодня разбрасываюсь деньгами, как настоящая транжира.

– Как настоящая Имоджен Гантри. – Тревис поправил ее достаточно тихо, чтобы услышали только они двое.

– Не смею больше задерживать.

Он жестом попросил врача выйти с ним в коридор.

– Не вздумайте обсуждать меня, – бросила она им вслед и обернулась к медсестре: – Вы это видели?

– Давайте докопаемся, прежде чем вытаскивать иголку. Я принесу вам суп.

В ожидании медсестры Имоджен задремала, но после миски супа и стакана овощного сока почувствовала себя лучше. Только сейчас она поняла, что свою лепту внес голод.

Медсестра вытащила иглу, протянула Имоджен таблетки, помогла ей принять душ и надеть пижамные штаны и футболку с желтыми птицами.

После всех процедур Имоджен так устала, что не смогла даже причесаться, – просто выпросила у медсестры резинку и убрала влажные волосы в пучок. Сидя на стуле, она пыталась сделать вид, что идет на поправку, а не дрожит как осиновый лист.

Наверное, нужно быть благодарной Тревису, что тот выкинул ее лохмотья, но это осознание давалось с трудом. И даже одолженное одеяло вряд ли поможет. Снегопад продолжался, а дорога предстояла чертовски долгая – автобус ей не по карману, не говоря о такси.

– До свидания, – помахала она медсестрам на посту.

– Миссис Гантри, но вам и правда нужно отдохнуть.

– Как только доберусь домой, сразу так и сделаю. – Неправда. Сперва нужно заглянуть к одному из работодателей и убедиться, что за время отсутствия и пропущенной смены ее не уволили.

Автоматические двери распахнулись, и зимний ветер мгновенно отнял у нее 90 процентов той энергии, что еще оставалась. Дыхания едва хватало на то, чтобы медленно переставлять ноги одну за другой. Холод сразу же добрался до костей, но она упрямо шла к воротам – чем не выход из рая?

Имоджен присела на больничную скамейку перевести дух. Как трагично. Похоже, путь будет даже более долгим, чем она думала. Ладно, хорошо хоть, ухо уже не так болит.

Во всем есть хорошая сторона, нужно просто ее увидеть.

Но паника не сдавалась, как бы Имоджен ни пыталась успокоиться. Как она доберется до дому? Впрочем, других вариантов, кроме как двигаться шаг за шагом, не было.

Внезапно рядом остановилась черная машина, из которой вышел шофер, чтобы выпустить пассажира. Конечно, Имоджен попыталась придать лицу скучающий вид и не показать своего состояния. Даже рядом с отцом она не чувствовала себя так подавленно, как рядом с этим человеком в идеально отутюженных брюках, кожаных ботинках из Италии и подогнанном по фигуре пальто.

– Ты словно мафиози. Денег у меня нет, так что тебе придется переломать мне коленные чашечки.

– Эти коленные чашечки способны перебраться в машину или я и это должен за тебя сделать?

– Зачем тебе вообще заботиться обо мне?

– Я и не забочусь.

Больничные двери были слишком далеко, чтобы скрыться за ними. Придется выкручиваться – впрочем, как и всегда.

– Мы с врачом договорились, что если ты настоишь на выписке, то я доставлю тебя домой и удостоверюсь, что за тобой присмотрят соседи.

Наркобарон? О, было бы чудесно.

Она поплотнее закуталась в одеяло, не отрывая взгляда от коленей, на которых таяли снежинки. Не хватало еще, чтобы он заметил подступившие к глазам слезы.

– Я сама смогу добраться до дому.

Человек действия, Тревис подхватил ее в охапку и запихнул в машину, забравшись следом.

– Где ты живешь?

– В больнице тебе не сказали? А мне показалось, им хотелось рассказать обо мне все и даже больше. Кстати, какая у меня группа крови? Никогда не знала.

Он кивнул водителю, у которого выдержки было явно больше, чем у Тревиса.

Так он действительно планировал это сделать? Отлично. Может, он перестанет вести себя с таким высокомерием, когда увидит, что она уже понесла достаточное наказание.

Имоджен назвала свой адрес.

– Ты серьезно?

– Ты хотел знать, что я делала в том районе. Я там живу.

– Что за игры, Имоджен? Ты снова хочешь меня обмануть? Но я не позволю тебе этого.

– Значит, никакой поездки домой? – Она приготовилась выйти.

– А если я тебя туда отвезу, что ты сделаешь? Прыгнешь в постель к какому-нибудь бандиту, которого не одобрил твой отец? – Казалось, сама мысль об этом причиняла боль. – Он шлепает тебя так, как ты всегда в этом нуждалась?

– Ты с этим тоже хорошо справлялся.

Как же сложно смотреть ему в глаза на таком близком расстоянии, от которого в теле разгорается жар. Тревис отстранился, и только подергивание мышц на лице говорило о буре, которая бушевала у него внутри.

– Я планирую лечь в постель в надежде, что больше никогда не проснусь.

– Где ты живешь на самом деле?

– Я сказала тебе правду. – У нее не хватало сил даже на то, чтобы переживать по поводу их разговора. У нее и на собственную жизнь уже сил не осталось.

Она откинула голову на спинку сиденья и задремала, проснувшись, только когда они добрались до места.

– Мы приехали.

– О, спасибо. – Она пыталась понять, можно ли открыть дверь или движение слишком плотное.

– То есть ты продолжаешь разыгрывать свою партию. – Тревис выругался и вылез, чтобы она могла выбраться с его стороны.

Едва скрывая дрожь, Имоджен вцепилась в его руку. Как же хотелось прислониться к его груди, надежно защищенной шерстяным пальто, и умолять не бросать ее здесь. Но нет, нельзя показывать страх. Еще с детства она поняла, что свою слабость нужно скрывать, если не хочешь, чтобы она обернулась против тебя.

Правда, никогда она не была настолько слабой. Даже отпустить его руку казалось невозможным, настолько она нуждалась в опоре – и не только физической. Ей было очень одиноко.

Продолжая дрожать от холода, Имоджен вытащила ключ – бесполезный в этом пропахшем щами доме, где двери никогда не запирались.

Тревис с матом удержал ее. Его присутствие давило и одновременно успокаивало.

– Привет. – Мимо прошла одна из соседок в высоких сапогах, мини-юбке и бюстгальтере с бахромой под курточкой с искусственным мехом. – Никаких шалостей в комнате.

– Он просто привез меня домой.

– Не верь ему. – Женщина покачала головой. – Они все так говорят.

Имоджен старалась не смотреть на Тревиса, но даже так продолжала ощущать его присутст вие. Она повернула ручку и открыла дверь в свою комнату.

Здесь она только спала, но обстановка была такой депрессивной, что уж лучше бы и вовсе не появлялась. Она пыталась следить за чистотой, насколько это позволял ее тощий кошелек. Вещей в комнате почти не было – она продала всю одежду и аксессуары, которые могли принести ей хотя бы пару долларов.

На единственном стуле стояла маленькая супница, в которой обычно лежала пачка риса и макарон. Несколько дней назад она по глупости оставила ее на кухне – повезло, что хотя бы супница сохранилась. Это и послужило причиной голода – заплатить за работу ей должны были только завтра.

Имоджен села на тощий продавленный матрас и, слегка встряхнув промокшее одеяло, завернулась в сухое.

– Ты не мог бы уйти? Мне правда не до того, чтобы развлекать гостей.

– Так вот где ты живешь.

Он одним взглядом окинул все мелочи: потрепанную плетеную корзинку с шампунем, зубной щеткой и расческой (с ней она ходила в общую ванную); полотенце на дверном крючке; заводной будильник и бесплатный календарь из аптеки, в котором она отмечала свои смены.

– Да, на улице было бы более роскошно.

– Я пыталась спать на улицах. Оказалось, что тогда люди звонят твоему мужу, он приезжает и демонстрирует тебе, насколько ты на самом деле ничтожна.

Шутка ему явно не понравилась, но ответить он не успел – их разговор прервал стук в дверь.

– Никаких наркотиков и секса! Вон!

– Пожалуйста, уходи.

Тревис сердито распахнул дверь и столкнулся с арендодателем.

– Он не собирается оставаться. – Не слишком убедительно, если учесть, что она сидит на кровати.

– Мы уходим, – произнес он.

Она легла и повернулась спиной к обоим.

– Имоджен.

Снова эта ненавистная интонация, словно ее проклинают.

– Просто уходи.

– Это я возьму. – Его слова вынудили Имоджен снова повернуться к нему лицом. В руках он держал ее сумочку.

– Тревис, пожалуйста. У меня нет сил с тобой бороться. – И даже сдерживать слезы.

– Тогда ты должна остаться в больнице. Я отвезу тебя обратно.

Она опять отвернулась.

– Забирай, мне все равно. – Это была правда. Ей хотелось просто закрыть глаза и забыть о собственном существовании.

Он стянул с нее одеяло и подхватил на руки – с такой силой и осторожностью, что они казались несовместимыми. Ярость он излил на арендодателя, которого покрыл матом.

– Тревис, хватит, я потеряю все свои вещи.

– О каких вещах ты говоришь? Что вообще происходит, Имоджен?