Дэниел Коул
Палач
Женщины нервно переглянулись, в то время как Руш сел, самоотверженно выбрав место как можно ближе к подозреваемому.
Несмотря на цепи, не позволяющие покинуть камеру, не он, а Бакстер почувствовала себя в ловушке, когда за ними закрылась тяжелая дверь и она села напротив человека, который хоть и был лишен свободы, но по-прежнему представлял для нее угрозу.
Когда Масс увидел, как она оглядывает камеру, старательно избегая встречаться с ним взглядом, на его обезображенном лице проступила косая ухмылка.
Глава 5
Среда, 9 декабря 2015 года,
11 часов 22 минуты утра
– Я же говорила вам, что это пустая трата времени, – вздохнула Бакстер, когда они вышли во внутренний дворик крыла усиленного режима.
Во время получасового монолога Кертис Масс не предпринял ни малейшей попытки ответить хотя бы на один ее вопрос. У Эмили было такое ощущение, что она была в зоопарке и смотрела на какое-то животное в клетке – от злодея осталось одно лишь имя, порабощенная, сломленная тень чудовища-садиста, до сих пор заставлявшего ее вскакивать по ночам, питавшаяся жалкими остатками печальной репутации, которой он больше не соответствовал.
Волк уничтожил его раз и навсегда – тело и душу.
Она не могла сказать наверняка, почему он то и дело поглядывал на нее, – то ли знал, что она совершила, то ли просто понимал, что перед ним женщина, прославившаяся после его ареста. Так или иначе, она была рада, что все уже позади.
Розенталь поджидал их в «пузыре», зоне безопасности для персонала в дальнем конце блока. Теперь он уже шел им навстречу.
– Нам надо будет тщательно обыскать камеру Масса, – сказала Кертис.
На лице надзирателя, совсем еще неопытного, отразилось замешательство.
– Я… э-э-э… а начальник тюрьмы в курсе?
– Вы шутите? – в отчаянии спросила Бакстер.
– Я хочу выразить согласие с Бакстер в этом вопросе, – сказал Руш, – хотя и в более вежливых выражениях. Масс не имеет к нашему делу никакого отношения. Мы могли бы направить усилия на что-нибудь более полезное.
– Исходя из того, что мы только что увидели, я разделяю ваше мнение, – дипломатично начала Кертис, – но мы обязаны следовать строгому протоколу, и я не уеду отсюда до тех пор, пока мы не исключим малейшую возможность того, что Масс причастен к новым убийствам.
Потом повернулась к Розенталю и сказала:
– В камеру Масса… пожалуйста.
Доминик Баррелл, которого другие заключенные и надзиратели больше знали как Хвастуна, оказался в тюрьме после того, как избил до смерти совершенно незнакомого человека только за то, что тот на него «странно» посмотрел. Большую часть своего срока он отсидел в первом блоке, однако недавно, совершив два нападения на надзирателей, ничем не спровоцированных с их стороны, был переведен на строгий режим. С учетом его репутации и увлечения бодибилдингом, превратившегося в навязчивую страсть, его по возможности старались избегать, несмотря на невзрачную фигуру и 167 сантиметров роста.
Сидя на своих нарах, он увидел, что в пустую камеру Масса, располагавшуюся аккурат напротив его собственной, в сопровождении охраны вошли три человека. Когда они начали обыскивать помещение два на три метра, он совершенно утратил к ним интерес и продолжил разрезать свой матрац на длинные полоски ткани при помощи острой как бритва пластмасски, отломанной от какой-то упаковки.
Услышав, что надзиратели открыли дверь первой камеры, чтобы построить заключенных на ланч, он перевернул матрац и намотал длинную отпоротую полоску ткани на талию, спрятав ее под одеждой. Выйдя на галерею, Хвастун увидел, что от стоявшего впереди Масса его отделял только один человек. Когда надзиратель отправился дальше, он оттолкнул стоявшего между ними заключенного, и тот, вероятно, зная о репутации Баррелла, безропотно отошел в сторону.
Потом встал на цыпочки и прошептал знаменитому убийце на ухо:
– Летаниэл Масс?
Тот кивнул, но продолжал смотреть перед собой, чтобы никто не обратил на их разговор внимания.
– Мне нужно передать тебе привет.
– К-к-кой прив-вет? – с трудом вымолвил Масс.
Глянув вперед, чтобы проверить, где сейчас надзиратель, Баррелл положил Массу на плечо тяжелую руку и притянул его к себе так близко, что даже коснулся губами тоненьких волосков у того на ухе.
– Ты…
Масс повернул к нему голову, и в этот момент Хвастун обхватил его могучей рукой за шею и потащил в одну из пустых камер. Согласно неписанным тюремным правилам, заключенные, шагавшие впереди и позади него, сомкнули строй, не вмешиваясь в происходящее и не предпринимая попыток предупредить охрану.
Сквозь открытую дверь Масс поймал взгляд одного из заключенных, который просто стоял и бесстрастно смотрел, как того душат. Масс попытался крикнуть, но его искалеченная челюсть издала лишь какое-то бульканье, неспособное привлечь внимание тех, кто мог бы помочь.
Здоровяк разорвал на Массе верх комбинезона, Масс было подумал, что его хотят изнасиловать, но в этот момент почувствовал жало вонзающегося в грудь клинка и понял, что сейчас умрет.
До этого Масс только раз в жизни сталкивался с этим незнакомым чувством страха, к которому сейчас примешалось извращенное удовольствие – он наконец испытал то, что испытывали в последние мгновения жизни его бесчисленные жертвы, совершенно беспомощные в руках убийцы.
Кертис, Бакстер и Рушу дали понять, что они должны закончить бесплодный обыск камеры Масса до того, как заключенных поведут обедать. Когда двери второго этажа открылись, Розенталь проводил их на первый уровень, и они зашагали по дворику. Но не успели они дойти до красных железных ворот, как тишину над их головами рассек первый свист.
Трое надзирателей бросились вперед, пытаясь пробиться куда-то через вставших стеной заключенных, но сказать точно, что происходит, было нельзя. Опять кто-то свистнул, послышались панические призывы о помощи, а когда к всеобщему гаму присоединились и обитатели камер первого этажа, по пустому железному зданию нарастающим оглушительным эхом полетели возбужденные вопли.
– Надо вывести вас отсюда, – сказал Розенталь, вкладывая в свои слова всю храбрость, на какую только был способен.
Потом повернулся и вставил пластиковую карточку в щель электронного замка на стене. В ответ мигнул красный сигнал. Он повторил попытку.
– Черт!
– Похоже, у нас проблемы? – спросила Бакстер, следя одним глазом за тем, что происходит наверху.
– Система заблокировала все входы и выходы, – объяснил надзиратель, явно начиная паниковать.
– Отлично. И что полагается делать в подобной ситуации? – спокойно спросил Руш.
– Я н-н-не… – стал заикаться охранник.
Свист наверху приобрел какой-то отчаянный характер, вопли стали еще громче.
– Может, укрыться в «пузыре»? – предположила Бакстер.
Розенталь посмотрел на нее широко открытыми глазами и кивнул.
Гам перерос в крещендо, наверху подняли какого-то человека и швырнули его через ограждение галереи в пустоту. Обнаженное по пояс тело прорвало сетку у стены и рухнуло лицом вниз буквально в нескольких метрах от детектива и агентов.
Кертис вскрикнула, чем привлекла внимание заключенных наверху.
– Бежим! Быстрее! – сказала Бакстер, но застыла на месте, когда труп вдруг как-то неестественно дернулся в их сторону.
Ей понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что веревка из связанных кусков ткани, свисающая с разодранной сети под потолком, обмотана вокруг окровавленной шеи жертвы. В этот момент самодельная бечевка туго натянулась, тело подпрыгнуло, а рядом с ним упало второе, более мускулистое.
– Он еще жив! – в ужасе воскликнул Розенталь, когда вторая жертва, выступавшая в роли противовеса, отчаянно заметалась, но совсем скоро затихла, задушенная трухлявой петлей.
– Вперед! Бегом! – скомандовала Бакстер, подталкивая Кертис и Розенталя за Рушем, который уже подбегал к двери «пузыря».
– Откройте! – завопил он.
Бунт набирал обороты, свист затих. Где-то наверху раздался жуткий крик, и во внутренний дворик полетел горящий матрац. Хаос подогревал возбуждение заключенных, действуя, как вкус свежей крови на акул.
Когда четверка подбежала к бронированной двери в «пузырь», первый арестант спустился вниз, цепляясь за порванную сетку.
– Откройте! – опять заорал Руш, бешено колотя по железной створке.
– Где ваша карточка? – спросила Бакстер Розенталя.
– Ничего не получится. Дверь надо открыть изнутри, – ответил тот, с трудом переводя дух.
Опасный спуск на их уровень совершили еще несколько заключенных, в то время как первый бросился великодушно открывать наугад камеры на первом этаже окровавленной магнитной картой.
Руш бросился к передней стене «пузыря» и увидел укрывшегося там надзирателя.
– Мы полицейские! – крикнул он через пуленепробиваемое стекло. – Открой дверь!
Насмерть перепуганный охранник покачал головой, сказал одними губами: «Я не могу, простите!» – и в отчаянии махнул на приближавшуюся группу самых опасных во всей стране злодеев.
– Открой, черт возьми, дверь! – закричал Руш.
Рядом с ним у окна выросла Бакстер.
– И что теперь? – как можно спокойнее спросила она.
Бежать было некуда.
Сверху спрыгнул здоровенный арестант, облаченный в абсурдно маленькую для него форму тюремного надзирателя. Брюки не доходили даже до щиколоток, из-под рубашки выпирал живот. Картина могла бы показаться комичной, если бы не глубокие свежие царапины, тянувшиеся через все его лицо.
Кертис молотила в дверь, отчаянно умоляя о помощи.
– Он не откроет, – сказал Розенталь, сползая на пол, – он боится, что они тоже войдут.
Бунтовщики двинулись на них, с ненавистью поглядывая на Руша с Розенталем и с жадным вожделением – на женщин. Руш схватил Бакстер за руку и толкнул в угол за своей спиной.
– Эй! – закричала она, пытаясь его оттолкнуть.
– Не дергайтесь, мы сами разберемся! – крикнул он им с Кертис.
Розенталь от этого «мы» явно пришел в замешательство, из которого его тут же вырвал Руш, рывком поставив на ноги.
– Целься в глаза, – заорал он окаменевшему молодому человеку за несколько секунд до того, как их накрыла волна бунтовщиков.
Бакстер неистово отбивалась. Повсюду мелькали руки и лица. Чья-то могучая рука схватила ее за волосы и протащила пару футов за собой, но тут же отпустила, когда на ее обладателя набросился другой арестант, тоже желавший заполучить женщину. Эмили с трудом протиснулась к стене и стала выискивать Кертис, но вновь столкнулась все с той же рукой. Вдруг откуда ни возьмись вынырнул Розенталь, прыгнул бунтовщику на спину и глубоко вонзил пальцы в татуированный глаз арестанта.
Внезапно погас свет.
Остались лишь неясные отблески потрескивающего во внутреннем дворике пламени – последние следы «охоты на ведьм». Над догорающим матрацем висели два силуэта.
Послышался громкий хлопок. Все пространство дворика заволокло дымом. Потом громыхнул еще один.
В железные ворота на противоположном конце дворика влетел отряд бойцов спецназа в полном боевом снаряжении и противогазах. Закрывая лица руками, бунтовщики бросились врассыпную, будто гиены, на которых объявили отстрел.
Бакстер увидела Кертис, лежащую без сознания в нескольких метрах от нее, подползла к ней и запахнула на ней разодранную юбку. На голове агента ФБР красовалась приличных размеров шишка, но других повреждений не наблюдалось.
Бакстер почувствовала жжение во рту и в носу – до этой части дворика тоже добрался слезоточивый газ. Сквозь затянувшую глаза пелену Эмили увидела, как призрачные силуэты вокруг огня превратились в одно сплошное размытое пятно, и вдохнула обжигающую боль, означавшую, что она еще жива.
После сорокаминутной промывки глаз в медицинском блоке Бакстер наконец разрешили присоединиться к Рушу и начальнику тюрьмы Дэвису. Руш, придя в себя быстрее других, уже ввел ее в курс последних событий, пока она, чертыхаясь, проходила процедуры.
Как оказалось, во время бунта погибли два человека. Первым был заключенный по имени Доминик Баррелл, вторым – что тревожило гораздо больше – Масс. Записи камер видеонаблюдения подтвердили, что Баррелл сначала убил Масса, а потом покончил с собой.
Кертис очнулась, но все еще не могла оправиться после пережитого. Розенталю сломали ключицу, но держался он бодро.
Теперь, когда к Бакстер вернулось зрение, она начала подозревать, что Руш пострадал сильнее, чем хотел показать. Он хромал, как будто нарочно старался не дышать глубоко, а когда думал, что его никто не видит, хватался за грудь и кривился от боли.
Начальник тюрьмы заверил, что, когда заключенных развели по камерам, на месте преступления никто ничего не трогал. Затем как можно вежливее объяснил, что, поскольку девать заключенных больше некуда, крыло усиленного режима функционирует как обычно, просто с двумя трупами, болтающимися на перекинутой через балку веревке. Поэтому чем быстрее они проведут все необходимые мероприятия, тем будет лучше.
– Я готова, а вы? – произнесла Бакстер; с воспалившимися и налившимися кровью глазами она выглядела слегка безумно, – Кертис будем ждать?
– Она просила начинать без нее.
Бакстер несколько удивилась, что агент ФБР добровольно отказывается осмотреть место совершившегося прямо на ее глазах преступления, но развивать эту тему не стала.
– Тогда вперед.
Бакстер и Руш подняли глаза на два тела, болтающихся в шести футах над их головами. Она заметила, что агент ЦРУ опять схватился за грудь. Им удалось убедить возглавившего расследование детектива и его команду дать им пять минут наедине с местом преступления.
Защищенные многочисленными бронированными дверями, без единого дуновения ветерка за отсутствием открывающихся окон, тела висели пугающе неподвижно на противоположных концах самодельного каната, перекинутого через перила второго этажа.
Бакстер была слишком взбудоражена этой зловещей картиной, чтобы почувствовать, как с ее души упал камень: знал что-то Масс или нет, теперь это не имело никакого значения.
Ей больше ничего не угрожало.
– Что же это получается, мы с вами заверили Кертис, что совершенное в Америке преступление не имеет ко мне никакого отношения, а оказалось, что еще как имеет! – беспечно бросила Бакстер.
Затем оглядела неряшливо начертанные буквы на груди Масса, совершенно почерневшие от запекшейся крови, и прочла вслух:
– «Наживка». Так же, как и на первом трупе.
Она отошла в сторону, подняла глаза на мускулистое тело Доминика Баррелла, тоже до пояса обнаженное, и увидела, что у него на груди тоже вырезана надпись.
– «Кукла», – прочла Эмили. – Такого еще не было?
Руш лишь неопределенно пожал плечами.
– Не было? – спросила Бакстер.
– Думаю, нам надо поговорить с Кертис.
Вернувшись в медицинский блок, Бакстер и Руш обнаружили, что Кертис чувствует себя значительно лучше. По сути, она уже вовсю допрашивала какого-то красавца под сорок в гражданской одежде и со слегка не по возрасту длинными прямыми волосами.
Не желая вмешиваться в их разговор, Руш пошел сделать еще кофе. Бакстер без колебаний вошла в комнату.
– Все в порядке? – спросила она Кертис, которая, похоже, была не очень довольна, что ее перебили на середине фразы.
– Да, спасибо, – ответила Кертис, пытаясь как можно вежливее отделаться от Бакстер.
Вопросительно махнув рукой на привлекательного молодого человека, Бакстер вдруг осознала, что стоит перед двумя топ-моделями, – и это еще она не могла его толком разглядеть с расстояния трех метров.
– Это… – с явной неохотой начала Кертис.
– Алексей Грин, – улыбнулся мужчина, встал и твердо пожал ей руку, – а вы, надо полагать, прославленный детектив Эмили Бакстер. Весьма польщен.
– Взаимно, – ответила Бакстер невпопад.
Она не могла оторвать взгляд от его идиотских скул.
Детектив покраснела, быстро извинилась и пошла за Рушем.
Пять минут спустя Кертис все еще была поглощена допросом. Точнее, если Бакстер, конечно, не ошибалась, эта чопорная женщина, специальный агент ЦРУ, банально флиртовала.
– А знаете что? – обратился к Эмили Руш. – Пошло оно все к черту. Нам надо ввести вас в курс дела. Пойдемте поговорим.
Они вышли на улицу в морозный, но солнечный день. Бакстер опять надела на голову шапочку с помпоном.
– С чего бы начать? – без особой уверенности в голосе сказал он. – Банкир Вильям Коукс, которого повесили на Бруклинском мосту…
– Если вы не против, давайте с этого момента называть его просто Банкиром, – попросила Бакстер.
– Конечно-конечно… Мы полагаем, что одна его рука болталась свободно только потому, что убийце помешали довести дело до конца. В пользу этого говорят и показания свидетелей, видевших, как с моста в Ист-ривер что-то упало.
– А можно ли выжить после такого падения? – спросила Бакстер, натягивая шапочку ниже в попытке получше закрыть замерзшее лицо.
– Нет, – решительно ответил Руш, – во-первых, высота моста примерно сорок метров. Во-вторых, в ту ночь в Нью-Йорке было минус девять и река покрылась толстым слоем льда. В-третьих, что еще важнее, на следующее утро труп выбросило на берег. Ни за что не догадаетесь, что было написано у него на груди…
– «Кукла»! – хором воскликнули они.
– Таким образом, – обобщила Эмили, – у нас есть две жертвы с одинаковыми надписями на груди и двое мертвых убийц, тоже с одинаковыми надписями, причем оба преступления совершены на противоположных концах Атлантики, так?
– Нет, – возразил Руш, засовывая подмышки озябшие руки, – вы забываете о случае, упомянутом вчера Кертис, том самом, который мы пока держим в тайне и в расследовании которого просим помочь вас.
– То есть у нас есть еще третий комплект.
– Тоже убийство плюс самоубийство, как и сегодня, – добавил Руш.
Бакстер его слова, казалось, удивили.
– Какие-нибудь версии есть? – спросила она.
– Только смутное ощущение, что, пока мы будем разбираться, ситуация станет гораздо хуже. Как ни крути, но мы, согласитесь, охотимся на призраков.
Руш вылил на землю остатки безвкусного кофе, который зашипел и покрылся паром, будто кислота. Потом закрыл глаза, подставил солнцу лицо и задумчиво произнес:
– Как ловить убийцу, который уже мертв?
Глава 6
Среда, 9 декабря 2015 года,
7 часов 34 минуты вечера
Бакстер одним подбородком открыла дверь дома Томаса и ввалилась в коридор, в одной руке сжимая корзину для переноски кошек, в другой – пакет из супермаркета.
– Это я! – крикнула она, но ответа не дождалась.
Поскольку на первом этаже горел свет, Эмили поняла, что Томас дома. Оставляя грязные следы, она пошлепала на кухню, где что-то тихо бормотал телевизор, поставила кота и пакет на стол и налила себе большой бокал красного вина.
Потом рухнула на стул, сняла сапоги и стала растирать натруженные ноги, бездумно глядя на утопавший во мраке сад. В доме царила благословенная тишина, если не считать едва слышного уютного гула радиаторов отопления да приглушенных струй воды, бивших в пол душевой кабинки на втором этаже.
Эмили вытащила из пакета с покупками огромные упаковки снеков и молочного шоколада, но в этот момент ее внимание привлекло собственное отражение в темном окне. Осознав, что сейчас ей приходится впервые лицезреть себя с момента происшествия в тюрьме, она подсчитала многочисленные царапины на шее и лице и решила, что всерьез назвать повреждением можно только одну – сочащуюся сукровицей ссадину на лбу. Она вспомнила руки, схватившие ее и потащившие по полу, вспомнила беспомощность, охватившую ее, когда она лупила по сменявшим друг друга злобным рожам, и по ее телу прокатилась волна противной дрожи.
Перед тем как выйти из своей квартиры, Бакстер дважды приняла душ, но так и не смогла избавиться от ощущения грязи. Она устало потерла лицо, провела руками по влажным волосам и опять наполнила до краев бокал.
Десять минут спустя на кухню в домашнем халате вошел Томас.
– Привет, не думал, что ты при… – начал он, но в этот момент увидел украшавшие ее лицо порезы, осекся, подбежал и сел рядом. – Боже праведный! С тобой все в порядке?
Затем взял ее твердую, шершавую руку в свои ладони и нежно сжал. Бакстер выдавила из себя благодарную улыбку, отняла руку и подняла бокал как предлог, чтобы к ней не прикасались.
– Что случилось? – спросил он.
Вообще-то Томас был очень деликатным человеком, но в своей заботе о Бакстер он переходил все границы, стремясь опекать ее даже там, где не надо. В последний раз, когда она вернулась домой с разбитой губой, он использовал все свое влияние в адвокатской среде, чтобы пребывание ее обидчика в тюрьме стало максимально несносным, и не успокоился до тех пор, пока тот не получил за совершенное им преступление максимальный срок.
На секунду Эмили задумалась, не рассказать ли ему все.
– Ничего, – она слегка улыбнулась, – в офисе подрались двое сотрудников, я бросилась их разнимать. Наверное, не стоило вмешиваться.
Бакстер увидела, что Томас немного расслабился, ему было приятно знать, что никто не собирался умышленно причинить ей вреда.
Отчаянно желая узнать подробности, но видя, что Эмили не настроена развивать эту тему, он взял горсть чипсов.
– Закуска, основное блюдо или десерт? – спросил он, показывая на пакет с покупками.
Она коснулась откупоренной бутылки вина и ответила:
– Закуска.
Потом указала на огромный пакет попкорна и сказала:
– Основное блюдо.
После чего потрясла пакетом шоколадного печенья и добавила:
– Десерт.
Томас тепло ей улыбнулся и вскочил на ноги.
– Давай я тебе что-нибудь приготовлю.
– Не надо, мне и так хорошо. Я не особенно хочу есть.
– Всего лишь омлет, это пять минут, – ответил он и встал за разделочный стол, чтобы быстренько соорудить ужин. Он бросил взгляд на корзину для переноски кошек и спросил: – Что там?
– Кот, – автоматически ответила Бакстер в надежде, что так оно и есть: с момента появления в этом доме Эхо вел себя непривычно тихо.
Бакстер вдруг пришло в голову, что вообще-то сначала надо было спросить, готов ли он присматривать за ее питомцем, пока она будет в отъезде, и только потом с ним сюда заявляться. Тут она вспомнила, что еще ни словом не обмолвилась ему о своей командировке.
Больше всего ей не хотелось вступать ни в какие споры.
– Я всегда рад видеть Эхо, – начал Томас; его тон был уже не таким милым, – но как это он решился в такой холодный вечер проделать путешествие через весь город?
Бакстер решила поскорее с этим покончить:
– Меня на неопределенный срок откомандировывают работать вместе с ФБР и ЦРУ над одним громким убийством. Утром я улетаю в Нью-Йорк и понятия не имею, когда вернусь обратно.
Бакстер дала Томасу несколько секунд, чтобы он мог переварить услышанное.
Он вдруг стал подозрительно спокоен.
– Что-нибудь еще? – спросил он.
– А, точно. Я забыла для Эхо корм, поэтому тебе придется купить его самому. Да, и не забывай давать ему таблетки.
Она пошарила в сумке, вытащила две коробочки, взяла их в две руки, потрясла ту, что была в правой, и сказала:
– Эти в рот.
Показала другую:
– А эти в задницу.
Томас стиснул зубы и с грохотом поставил сковородку на железную конфорку. Масло выплеснулось за пределы антипригарного покрытия и зашипело.
– Мне надо позвонить, – сказала Бакстер и встала.
– Вообще-то я готовлю тебе ужин! – резко бросил Томас, швырнув на сковородку горсть тертого сыра.
– Не хочу я твой долбаный омлет, – рявкнула ему в ответ она и направилась на второй этаж поговорить с Эдмундсом так, чтобы ее никто не слышал.
На Эдмундса только что написали. Пока Тиа меняла подгузник, он надел чистую рубашку, сунул грязную в стиральную машину, и в этот момент у него зазвонил телефон.
– Бакстер? – ответил он, моя руки.
– Привет, – сказала она непринужденно, – есть минутка?
– Ну конечно.
– Э-э-э… у меня выдался интересный денек.
Бакстер стала рассказывать во всех подробностях о событиях в тюрьме, Эдмундс внимательно слушал. Потом она поделилась с ним некоторыми сведениями, которые сообщил ей Руш на улице.
– Ритуальное убийство? – здраво предположил Эдмундс, когда она закончила.
– Такое объяснение и в самом деле представляется самым правдоподобным, но у американцев есть куча подразделений, отслеживающих деятельность последователей всевозможных культов и религиозных сект. По их словам, эти убийства нельзя подогнать ни под одну из групп, которые находятся в зоне их внимания.
– Мне совсем не нравится эта тема с «Наживкой». Убить тезку Волка – это одно, но вот добраться до Масса – совсем другое. У меня складывается ощущение, что этот посыл адресован тебе, а если так, то ты теперь в игре. И ты ведешь себя в точности так, как они хотят.
– Согласна, это возможно, но что мне остается делать?
– Алекс! – позвала его из спальни Тиа.
– Сейчас приду! – крикнул Эдмундс.
Сосед Эдмундса громко застучал в стену.
– Она теперь и меня описала! – завопила Тиа.
– Да иду я, иду! – ответил Эдмундс.
Сосед опять заколотил в стену, отчего с полки упала семейная фотография.
– Извини, – сказал он Бакстер.
– Я могу позвонить тебе, когда еще что-нибудь узнаю? – спросила она.
– Разумеется. И будь осторожна.
– Не волнуйся – эта Кукла не застанет меня врасплох, я буду начеку круглые сутки, – заверила она его.
– Вообще-то, – серьезным тоном ответил Эдмундс, – нам больше надо опасаться того, кто дергает ее за ниточки.
Спустившись на первый этаж, Бакстер поняла, что ссоры с Томасом не избежать. На экране телевизора застыла Андреа с раскрытым на полуслове ртом, внизу экрана красовалась строка:
МАНЬЯК, ОСУЖДЕННЫЙ ПО ДЕЛУ «ТРЯПИЧНОЙ КУКЛЫ», МЕРТВ.
ВИЗИТ СТАРШЕГО ИНСПЕКТОРА
Как же она ненавидела эту женщину.
– Ты сегодня ездила в тюрьму к Летаниэлу Массу? – тихо спросил Томас из глубины комнаты.
Бакстер сердито фыркнула и вошла в гостиную. Томас сидел в кресле с недопитой бутылкой вина.
– Угу, – кивнула головой Бакстер с таким видом, будто это был совершеннейший пустяк.
– Ты мне не рассказала.
– Не знаю, что тут рассказывать, – пожала плечами она.
– Да, что тут рассказывать. Что тут рассказывать! – закричал Томас, вскакивая на ноги. – И о бунте заключенных тоже нечего рассказывать?
– Я его не застала, – солгала она.
– Херня полная!
Бакстер была слегка ошарашена. Она никогда от него не слышала подобных ругательств.
– Ты заявляешься сюда вся в крови…
– Подумаешь, всего-то пара царапин.
– …тебя могли убить разбуянившиеся арестанты, ты рисковала жизнью только для того, чтобы повидать самого опасного человека во всей стране!
– У меня нет времени на препирательства, – ответила она, надевая пальто.
– Ну конечно! – в отчаянии воскликнул Томас, выходя за ней на кухню. – О том, что завтра ты улетаешь в Нью-Йорк, ты тоже не сочла нужным мне сообщить.
Потом немного помолчал и, уже тише, добавил:
– Эмили, я не понимаю, почему ты думаешь, что мне нельзя доверять?
– Давай продолжим этот разговор после моего возвращения, – попросила она, подделываясь под его спокойный тон.
Томас долго на нее смотрел, а когда она натянула сапоги, лишь кивнул, признавая свое поражение.
– Присмотри за Эхо, – сказала Эмили.
Поднялась и вышла в коридор. Томас улыбнулся, увидев, что она надела его смешные шапочку и перчатки. Для него было непостижимо, что эта женщина с помпоном на голове, усиленно пытающаяся сдуть с глаз волосы, заслужила столь удивительную репутацию среди коллег – по крайней мере тех немногих, с которыми она соизволила его познакомить.
Детектив подошла к двери.
– И чем, черт бы их всех побрал, ты можешь помочь в этом деле? – бросил он.
Они оба прекрасно понимали, что это был отнюдь не вопрос мимоходом: это была мольба все ему рассказать перед тем, как она уедет; возможность показать, что с этого момента все будет по-другому; вопрос о возможности совместного будущего, наконец.
Эмили чмокнула его в щеку.
За ее спиной щелкнул дверной замок.
Руша разбудили звуки песни «Эйр Хостесс» в исполнении группы «Бастед», лившиеся из динамика его телефона. Он быстро взял трубку, чтобы не слышать противный рингтон, и хриплым шепотом ответил:
– Руш.
– Руш, это Кертис.
– Все нормально? – встревоженно спросил он.
– Да-да, все хорошо. Я ваших домочадцев не потревожу?
– Нет, – зевнул он, спускаясь по лестнице на кухню, – не волнуйтесь, их и из пушки не разбудишь. Что случилось?
– Просто я забыла, когда за вами утром надо заехать, в семь или в половине седьмого.
– В семь, – бодро ответил Руш и посмотрел на часы.
Стрелки показывали 2 часа 52 минуты ночи.
– Понятно, – невнятно ответила она, – а мне почему-то казалось, что в половине.
Руш подозревал, что для звонка в столь странное для светской болтовни время на самом деле была другая причина. Когда агент ФБР замолчала, Руш уселся как можно удобнее на холодном полу и сказал:
– Кошмарный день. Было здорово вернуться домой и поговорить с близкими о случившемся.
Он умолк, дав повиснуть тишине, чтобы коллега ухватила намек, будь у нее такое желание.
– Э-э-э… честно говоря… я совсем одна… – наконец, призналась агент.
Женщина говорила так тихо, что он с трудом разбирал ее слова.
– Да, ваш дом далековато, – ответил он.
– Дело не в этом… в Штатах у меня тоже никого нет.
Руш ждал продолжения.
– Это все работа, которая у нас в приоритете над всем остальным. Чтобы поддерживать с кем-то отношения, требуется время, а у меня его нет. Я перестала общаться практически со всеми друзьями.
– А что по этому поводу говорят ваши родственники? – спросил он, надеясь, что не наступит этим вопросом на больную мозоль.
Кертис тяжело вздохнула. Руш вздрогнул.
– Что у меня правильные представления о трудовой этике. Просто я выбрала не ту профессию.
Руш подтянул к подбородку колени, чтобы немного согреться, и ударился о сломанную дверцу буфета, которая отлетела и сшибла на пыльный пол стопку керамических плиток.
– Черт.
– Что такое? – спросила Кертис.
– Прошу прощения, мы устроили на кухне ремонт, поэтому здесь небольшой беспорядок, – сказал он ей, – расскажите мне о вашей семье.
Они говорили долго, до тех пор, пока едва слышный голос Кертис не сменился молчанием. Руш несколько мгновений прислушивался к ее тихому посапыванию и мерному дыханию – для окончания столь напряженного дня этот звук показался ему подозрительно мирным.
Наконец он дал отбой.
Руш слишком устал, чтобы совершать изматывающее восхождение наверх. Он прислонился головой к буфету, закрыл глаза и уснул среди строительного мусора и стен с ободранной штукатуркой.
