Дэйв Хатчинсон
Осень Европы

Полная версия

Dave Hutchinson

EUROPE IN AUTUMN

© 2014 Dave Hutchinson. All rights reserved.

© Сергей Карпов, перевод, 2018

© Татьяна Веряйская, иллюстрация, 2018

© ООО «Издательство АСТ», 2018

* * *

 
Ты не забудешься, поющее ребро
В боку моего сна, всегда со мной.
 

Алан Льюис

Постскриптум: для Гвено

Часть первая. Осень Европы

Кузен Макса

1

Венгры пришли в ресторан около девяти вечера – восемь крупных мужчин в роскошных костюмах, сшитых на заказ, в обуви ручной работы и с прическами на сотню злотых. Михаль, метрдотель, пытался объяснить, что свободных мест нет и нужно бронировать заранее, но они просто выбрали один из больших столов и сели. Один взял со скатерти карточку «Зарезервировано» и с наглой ухмылкой ловко метнул через весь зал так, что остальным посетителям пришлось пригнуться.

У Макса, владельца, был договор о крышевании с Wesoły Ptak, но, вместо того чтобы позвонить им или в полицию – а и то и другое наверняка кончилось бы кровавой баней, – он взял блокнот и отправился через зал принимать у венгров заказ. Несмотря на такую демонстрацию смелости, немало посетителей в панике потребовали счет.

Венгры уже были навеселе и, пока Макс пытался принять заказ, кричали и хохотали, то и дело передумывали, приходилось записывать заново. Наконец он вернулся от столика к бару, где застыла от страха Гося.

– Шесть бутылок «Зубровки», за счет заведения, – на ходу промурлыкал он девушке, после чего спокойно прошел на кухню. – И чтобы одна нога здесь – другая там.

Руди, который стоял в дверях кухни и с интересом наблюдал за происходящим, сказал:

– Будет что-то ужасное, Макс.

– Готовь, – ответил Макс, передавая заказ. – И готовь быстро.

К десяти часам венгры ослабили галстуки, скинули пиджаки, пели, кричали друг на друга и смеялись над непереводимыми шутками. Они просидели уже три перемены блюд из пяти. В ресторане больше никого не осталось. Когда ужин подошел к концу, Руди отпустил домой и поваров.

В какой-то момент один из венгров – огромный мужчина с лицом цвета борща – начал орать на остальных. Он стоял, слегка покачиваясь, и кричал на своих соотечественников, а те добродушно кричали в ответ, требуя, чтобы он сел и успокоился. Скандалист вспотел, схватил за спинку стул у соседнего стола и одним легким движением швырнул с разворота через все помещение. Стул врезался в стену, разбил подсвечник и уронил зеркало.

На миг воцарилась тишина. Венгр стоял, глядя на вмятину и обои, хмурился. Потом сел, и один из друзей налил ему, хлопнув по спине, а Макс подал следующее блюдо.

Чем позже становилось, тем сентиментальней вели себя венгры. Они обняли друг друга за плечи и начали распевать песни, всё более грустные с приближением полуночи.

Руди, закончив готовить и убрав на кухне, стоял в дверях и слушал. Голоса у венгров были красивые. Слов он не понимал, но мелодии звучали пронзительно и одиноко.

Один из них увидел, что за ними наблюдают, и начал махать Руди. Остальные обернулись посмотреть, что происходит, и тоже начали его звать.

– Иди, – сказал Макс со своего поста за стойкой.

– Ты шутишь? – сказал Руди.

– Нет. Иди и узнай, чего они хотят.

– А если они хотят меня избить?

– Скоро им наскучит.

– Ну спасибо, Макс, – сказал Руди, направляясь через ресторан.

Стол венгров выглядел так, словно пять перемен блюд на него уронили с потолка. На полу вокруг хрустело под ногами битое стекло и расколотая керамика, ковер был липким от соусов и раздавленной еды.

– Ты повар? – спросил один из них на ужасном польском, когда Руди подошел.

– Да, – сказал Руди, покачиваясь на пятках на случай, если придется спешно отступать.

Польскоговорящий венгр выглядел как кусок говядины, зашитый в новый костюм от «Армани Возрождение». Лицо у него было бледное и потное, в глаза бросалась наплечная кобура, из которой торчала рукоятка исполинского пистолета. Он поманил пальцем размером с сосиску. Руди наклонился, пока их лица не оказались в паре сантиметров друг от друга.

– Уважение! – проревел венгр. Руди поморщился от смачного резкого запаха алкоголя и табака изо рта. – Мы идти везде, но этот сраный город – нет уважение!

Это заявление как будто требовало ответа, так что Руди сказал:

– Да?

– Нет уважение, – сказал венгр, грустно качая головой. Потом вдруг обрадовался. – Здесь, «Ресторан Макс», есть уважение!

– Мы всегда уважаем своих клиентов, – промурлыкал Макс, бесшумно подходя к Руди.

– Да на хрен! – громко сказал венгр. – Да на хрен. «Ресторан Макс» – много уважение.

– А ваш ужин? – поинтересовался Макс с улыбкой.

– Хороший сука ужин, – сказал венгр. За столом закивали. Он посмотрел на Руди и отрыгнул. – Хороший сука повар. Польская еда для свиней, но повар сука хороший.

Руди улыбнулся.

– Спасибо, – сказал он.

Глаза венгра вдруг сфокусировались.

– Хорошо, – сказал он. – Мы уходить.

Он что-то рявкнул, и все остальные поднялись из-за стола, кроме того, кто бросил стул, – он лежал, прижавшись щекой к скатерти, и тихо храпел. Двое друзей подхватили его за плечи и локти и подняли. К его лицу пристала еда.

– Хороший ужин, – сказал польскоговорящий, все еще обращаясь к Руди. Снял пиджак со спинки стула и втиснулся в него. Сунул руку в нагрудный карман и достал визитку, зажав двумя пальцами. – Хотеть работа – звонить.

Руди взял визитку.

– Спасибо, – повторил он.

– О’кей. – Венгр поднял обе руки к лицу и провел назад, волшебным образом одновременно пригладив волосы и как будто протрезвев. – Мы уходить, – он посмотрел на Макса. – Умный сука поляк. – Залез во внутренний карман и достал кошелек размером с кирпич. – Сколько?

– За счет заведения, – сказал Макс. – Подарок.

Руди посмотрел на своего начальника и спросил себя, что там творится в этом бритом черепе.

Венгр окинул взглядом ресторан.

– Мы много ломать.

Макс беззаботно пожал плечами.

– О’кей, – венгр извлек из кошелька пачку злотых толщиной в сантиметр и протянул. – Ты брать, – сказал он. Макс улыбнулся, слегка поклонился и принял деньги, после чего венгры направились к выходу. Последний всплеск разгульного пения, последний полетевший через ресторан стул, порыв холодного воздуха в открытую дверь – и они исчезли. Руди слышал, как Макс запирает за ними.

– Ну, – сказал Макс, спускаясь назад по лестнице, – интересный выдался вечер.

Руди поднял перевернутый стул, поставил и сел за стойкой. Он обнаружил, что его поварская форма пропотела насквозь.

– Кажется, – сказал он, – тебе пора пересмотреть договор с Wesoły Ptak.

Макс зашел за стойку. Наклонился и поискал на полках.

– Если бы сегодня появился Wesoły Ptak, половина посетителей оказалась бы в морге, – он выпрямился с бутылкой «Старки» и двумя рюмками.

Руди достал из кармана зажигалку и портсигар с маленькими сигарами. Закурил одну и оглядел ресторан. Если быть объективным, ущерб был не такой уж серьезный. Просто много бардака для уборщиков, но в ресторане принимали и свадьбы пострашнее.

Макс наполнил две рюмки водкой и поднял одну для тоста.

– Хороший сука ужин, – сказал он.

Руди посмотрел на него. Затем поднял вторую и осушил залпом. Оба рассмеялись.

– А если они вернутся? – спросил Руди.

Но Макс все еще смеялся.

– Хороший сука ужин, – покачал он головой и снова наполнил рюмки.

* * *

Венгры не вернулись, словно подтверждая мнение Макса, что они просто загуляли, а не намеревались отбивать территорию у Wesoły Ptak.

Wesoły Ptak – или «Веселая птица» – был очень разноплановой организацией. Ее подразделения курировали проституцию, наркотики, вооруженные ограбления, производство паленого алкоголя на окраине Кракова, автобусный транспорт, неопределенное число игровых притонов без лицензии и занимались рэкетом, в основном на Флорианской улице, рядом с Рыночной площадью в бывшей столице Польши.

Вообще, они не славились жестокостью, предпочитали применять силу с хирургической точностью, а не широкими мазками. Например, ресторатор или владелец магазина, который пытался организовать соседей против этой банды, оказывался в больнице с самыми современными протезами суставов в ногах. Другие бунтари понимали намек, и восстание заканчивалось. Другая банда начала бы кампанию устрашения, забросала бы смутьянов гранатами или организовала волну зрелищных кровавых убийств, но «Веселая птица» довольствовалась подходом «лучше меньше, но лучше».

После посещения венграми «Ресторации Макса» некоторые другие заведения начали вслух интересоваться, за что же они платят Wesoły Ptak. Это продолжалось примерно день, а потом с сыном одного из владельцев произошел несчастный случай в школе. Ничего опасного для жизни: пара шишек и царапин, но после этого ропот на Флорианской затих.

Примерно через неделю «Ресторацию Макса» посетил перед закрытием Дариуш, представитель Wesoły Ptak. Все работники, кроме Руди и Михаля, уже ушли домой. Макс попросил Руди приготовить два стейка по-татарски, а сам с Дариушем взял бутылку «Выборовой», пару рюмок и занял столик в самом темном углу опустевшего ресторана.

Когда Руди показался из кухни с ингредиентами для стейка по-татарски на подносах, Макс и Дариуш углубились в разговор, их окутывал сигаретный дым, слабо подсвеченный маленьким канделябром над столиком.

Заметив подходящего Руди, Дариуш поднял взгляд и улыбнулся.

– Ужин, – сказал он.

Руди поставил на стол подносы с анчоусами и нарезанным луком, мисочки с маринованными огурцами, специи, тарелки с ржаным хлебом, масленки с несоленым маслом, две тарелки говяжьего фарша с желтком в ямке сверху.

– Мы обсуждали посетителей за прошедший месяц, – сказал Дариуш.

– Вечер был насыщенный, – согласился Руди, меняя пепельницу на столе. – Приятного аппетита.

– Может быть, присядешь и выпьешь с нами? – спросил Дариуш.

Руди взглянул на Макса, который сидел на другой стороне, как лощеный и благоденствующий силезский Будда, сложив руки на обширном животе. Макс мягко улыбался, воззрившись в какие-то далекие дали, но еле заметно кивнул.

Руди пожал плечами.

– Ладно, – поставил поднос и грязную пепельницу на соседний стол, подтянул стул и сел.

– Оживленный день, – пророкотал Макс, поднимая вилку.

Руди кивнул. Сразу после визита венгров посещаемость на несколько дней снизилась, но теперь она восстановилась. В начале этой недели Макс даже что-то промурлыкал о прибавке, но Руди знал его слишком долго, чтобы принимать это всерьез.

– Я тут думал о Владеке, – сказал Макс.

Владек был последним из длинной череды поваров, которые устраивались в «Ресторацию Макса», но вскоре понимали, что им слишком мало платят за многочасовую тяжелую работу.

– Вроде бы опытный, – сказал Руди, наблюдая, как Макс размазывает вилкой по тарелке яйцо и говядину.

– Все они сперва вроде бы опытные, – согласился Макс. – А потом становятся жадными.

– Это не жадность, Макс, – ответил Руди. Макс покачал головой.

– Они думают, что могут приехать сюда и уже через месяц открыть собственный ресторан. Они не понимают этот бизнес.

Философия ресторанного бизнеса в понимании Макса имела немало общего с дзен-буддизмом. Руди, которому была больше интересна готовка, а не философия, ответил:

– Это распространенное заблуждение.

– В моем бизнесе так же, – сказал Дариуш. Руди почти забыл, что маленький человек по-прежнему оставался за столом, но вот он – с простодушной целеустремленностью перемешивает анчоусы и нарезанный лук с говядиной. – Вы бы видели некоторых наших новобранцев, особенно в последние дни. Думают, что уже через год будут заправлять городом, – он печально улыбнулся. – Вообразите их разочарование.

– Да, – сказал Руди. – Только разница в том, что сушефам проще покинуть ресторан, чем некоторым – Wesoły Ptak.

Макс бросил на него взгляд, оторвавшись от тарелки, вздохнул, покачал головой и продолжил разминать еду вилкой.

Если Дариуш и обиделся, то никак это не показал.

– Это такой же бизнес, как и любой другой, – сказал он.

– Не совсем, – ответил Руди.

Макс снова посмотрел на него. На этот раз чуть нахмурился, прежде чем вернуться к стейку.

Дариуш тоже нахмурился, но морщинки на лбу были почти незаметны и уже через миг разгладились.

– Ну, готовим мы меньше, это правда, – сказал он и рассмеялся. Макс улыбнулся и покачал головой.

Руди откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. Wesoły Ptak был вполне заурядным явлением; он встречал подобные организации и в Таллине, и в Риге, и в Вильнюсе, и все они были одинаковые, но Дариуш мало походил на их представителя. Он казался заурядным – худой мужчина средних лет с дешевой прической и морщинками от смеха вокруг глаз. Если и был вооружен, то невзрачный и дешевый деловой костюм это великолепно скрывал.

– Стоит волноваться из-за венгров? – спросил Руди.

Дариуш оторвался от еды, с удивлением подняв брови:

– Волноваться? Зачем вам волноваться?

Руди пожал плечами, наблюдая, как Макс трудится над стейком. Руди ненавидел стейк по-татарски. Клиент готовил блюдо сам и при этом занимал место надолго. Особенно поляки, которые рассматривали это блюдо как повод для общения. Они сидели над ним целую вечность, пробуя снова и снова, добавляя крошки специй. Когда он откроет свой ресторан, стейка по-татарски в меню не будет.

Дариуш дотронулся до руки Руди. Тот заметил его обкусанные ногти.

– Волноваться не надо, – сказал Дариуш.

– Ладно, – сказал Руди.

– Такое случается все время.

– Со мной – нет.

Дариуш улыбнулся:

– Думай о нас как о государствах. Поляки и венгры – криминальные правители Европы.

– И болгары, – добродушно вставил Макс. Дариуш пожал плечами.

– Да, стоит включить и болгар. Мы обязаны все время посещать друг друга, проведывать, держать руку на пульсе, – объяснил он. – Это вопрос дипломатии.

– То есть то, что случилось в ту ночь, – дипломатический инцидент? – спросил Руди.

– Это было бы дипломатическим инцидентом, если бы не возобладал здравый смысл, – Дариуш кивнул на Макса.

– Ты не пьешь, – заметил Макс. Он посмотрел через весь ресторан на Михаля, который отреагировал как метрдотель-телепат и принес на стол чистую рюмку для Руди, после чего удалился за стойку. Макс наполнил рюмку водкой и сказал:

– Они просто хотели хорошо провести вечер, но не могли, потому что их все боятся.

– И я могу это понять, – сказал Дариуш. Он попробовал стейк, поморщился, взял бутылек с табаско и стряхнул на мясо пару капель. – Банда пьяных венгров, вооруженных до зубов, вваливается в рестораны и бары. Что еще остается думать?

– Верно, – согласился Макс.

– Если бы кто-то отреагировал слишком бурно, виноваты были бы только они сами, – продолжал Дариуш. Он снова попробовал стейк, и в этот раз мясо пришлось ему по вкусу. Он даже поднял вилку ко рту и с довольным видом начал жевать.

– А это никому не нужно, – сказал Макс. Видимо, его стейк тоже оказался удовлетворительным. Он приступил к еде.

– Вот именно, – сказал Дариуш. – Из-за такого пустяка может начаться война, – он посмотрел на Руди и наклонил голову набок. – Ты из Таллина, да?

– Я родился в Таэваское, – ответил Руди. – Но жил в Таллине.

– Никогда там не был, – Дариуш посмотрел на свою рюмку, но она была пуста. – Как там?

Руди наблюдал, как Макс наполняет рюмку Дариуша.

– Нормально.

– Для эстонца ты очень хорошо говоришь по-польски.

Руди поднял свою и осушил одним глотком.

– Спасибо.

Дариуш отложил вилку и разразился смехом. Он потянулся через стол и хлопнул Макса по плечу.

– Я же говорил! – сказал он. – Я же говорил?

Макс улыбнулся, кивнул и продолжал есть. Руди открыл «Выборову» и налил себе еще. Михаль рассказал ему, что Wesoły Ptak взял название из песни Евгениуша – одного из представителей богатой польской традиции социально-политического стихосложения, из числа тех, которые ненадолго приобретали известность, прежде чем спиться или получить пулю от ревнивого мужа или разгневанного любовника. Птица поет в клетке, и хозяева думают, что она счастлива, объяснял ему Михаль, но птица все равно сидит в клетке. Этот экскурс в историю поставил Руди в тупик.

– Мы обсуждали геополитику, – сказал ему Дариуш. – Интересуешься геополитикой?

– Я повар, – ответил Руди. – Не политик.

– Но у тебя же должно быть свое мнение. У всех есть мнение.

Руди покачал головой.

Дариуш с недоверием посмотрел на него. Поднял рюмку и сделал глоток.

– На прошлой неделе я видел по новостям, что в этом году в одной только Европе появилось двенадцать новых народов и суверенных государств.

– А через год большинства из них уже не будет, – сказал Руди.

– Вот видишь? – Дариуш с триумфом показал на него. – У тебя есть мнение! Я так и знал!

Руди вздохнул.

– Я знаю только то, что вижу по новостям.

– Европа напоминает мне ледник, – проговорил Макс, – от которого откалываются айсберги. – Он набил рот стейком по-татарски и жевал с довольным видом.

Руди и Дариуш долго смотрели на него. Затем Дариуш снова перевел взгляд на Руди.

– Неплохая аналогия, – сказал он. – Европа раскалывается на всё более и более маленькие государства.

– Квазинациональные образования, – поправил Руди. – Политии.

Дариуш фыркнул.

– Санджаки. Маркграфства. Принципалитеты. Земли. Европа проваливается обратно в восемнадцатый век.

– Тем больше территорий для вас, – заметил Руди.

– Территория все та же, – сказал Дариуш. – Больше бюрократии. Больше ограничений. Больше границ. Больше пограничников.

Руди пожал плечами.

– Взять для примера Гинденберг, – сказал Дариуш. – Интересно, как им было? Ложишься спать во Вроцлаве, а просыпаешься в Бреслау. Как им было?

Только это случилось не за одну ночь. То, что произошло с Вроцлавом, Ополе и городишками и деревеньками между ними, тянулось долго и тяжело, и, если следить за новостями, любому было очевидно, что для поляков вопрос еще не закрыт.

– Взять время после Второй мировой войны, – сказал Руди. – Встретились в Ялте Черчилль, Рузвельт и Сталин. Засыпаешь в Бреслау, а наутро просыпаешься во Вроцлаве.

Дауриуш улыбнулся и показал на него вилкой, словно уступая.

В разговоре возникла короткая пауза.

– У меня в Гинденберге живет кузен, – произнес Макс. Дариуш посмотрел на него.

– Раз уж мы об этом заговорили, – сказал он, – почему ты сам там не живешь? Ты же силезец.

Макс хмыкнул.

– Часто видишься с кузеном? – спросил Дариуш. Макс пожал плечами.

– Путешествовать трудно. Визы и так далее. У меня польский паспорт, он – гражданин Гинденберга.

– Но он тебе звонит, да? Пишет имейлы?

Макс покачал головой и пророкотал:

– Политика польского правительства.

Дариуш показал на Руди:

– Вот видишь? Видишь, какую боль это причиняет?

Руди налил себе еще, подумав, что разговор вдруг принял очень специфический оборот.

– И как, – сказал Дариуш Максу, – давно ты выходил на связь со своим кузеном?

– Давно, – задумчиво согласился Макс, словно это не приходило ему в голову. – В наши дни даже почте нельзя доверять.

– Возмутительно, – пробормотал Дариуш. – Возмутительно.

Руди допил и встал, решил посмотреть, что случится.

Случилось только то, что Дариуш и Макс продолжали смотреть куда-то вдаль, задумавшись о несправедливости ситуации с Гинденбергом и отношения Польши к нему. Руди снова сел и взглянул на них.

– И вот они мы, – сказал он наконец. – Два человека с польскими паспортами, которым трудно получить визу, чтобы попасть в Гинденберг. И один эстонец, который может перейти границу практически без помех.

Дауриш как будто пришел в себя. Его лицо просветлело.

– Ну конечно, – сказал он. – Ты же эстонец, верно.

Руди втянул воздух сквозь зубы и налил себе еще.

– Руди – эстонец, Макс, – сказал Дариуш.

Руди потер глаза.

– Что у вас там, – спросил он, – наркотики?

Дариуш посмотрел на него, и на миг Руди показалось, что в нужных обстоятельствах маленький мафиозо может быть очень страшным человеком.

– Нет, – сказал Дариуш.

– Радиоактивные материалы?

Дариуш покачал головой.

– Шпионаж?

– Тебе лучше не знать, – сказал Макс.

– Одолжение, – честно ответил Дариуш. – Ты сделаешь одолжение нам – мы сделаем одолжение тебе, – он улыбнулся. – Разве это так уж плохо?

Это могло быть плохо по сотне непредвиденных причин. Руди молча отругал себя. Надо было просто подать еду и отправляться домой.

– Как будет проходить доставка?

– Ну, – сказал Дариуш и почесал в затылке, – это зависит скорее от тебя. И это не доставка.

* * *

Позже тем же вечером, выходя из душа, Руди бросил взгляд на зеркало, висевшее над раковиной. Он снял полотенце и посмотрел на свое отражение.

Ну, вот он. Чуть ниже среднего. Худой. Короткие блеклые русые волосы. Простое безобидное лицо: не славянское, не арийское – на самом деле никакое. Ни следа лопарской родословной, которой всегда хвастался его отец. Карие глаза. Тут и там шрамы – награды за службу поваром. На предплечье – от перевернутого вока в Вильнюсе, а выше над ним – из-за того, что он поскользнулся на кухне у одного турка в Риге, а его фруктовый нож каким-то образом перевернулся в воздухе и прошел прямо через рукав формы, кожу и мышцы.

– Не бегать на моей кухне! – заорал на него турок. Потом перевязал Руди и вызвал скорую помощь.

Руди поднял правую руку над головой, чтобы увидеть длинный кривой шрам, начинавшийся над подвздошной костью и кончавшийся у правого соска. Это уже не несчастный случай на кухне. Это скинхеды – когда он пытался найти работу в Варнемюнде. Он до сих пор не знал, хотели они его убить или только напугать, и сомневался, что они знали сами. Он увидел в этом знак, что его скитания по Балтийскому побережью подошли к концу, и направился вглубь континента – сперва в Варшаву, потом в Краков.

Первым делом после собеседования Макс протянул швабру.

– У меня есть опыт, – запротестовал Руди, показывая на конверт со своими рекомендациями, который Макс держал в другой руке. – Рига, Таллин…

– Хочешь работать на моей кухне – сперва приведи ее в порядок, – ответил Макс. – А потом посмотрим.

Руди действительно думал тогда же развернуться и уйти из «Ресторации Макса», пройти по Флорианской, вернуться на вокзал, сесть на поезд и уехать подальше от этого грязного городишки, но он был на мели, а к работе прилагалась тесная комнатушка в десяти лестничных пролетах над рестораном, и он уже устал путешествовать, так что он взял швабру, сказал себе, что это временно и что, как только он накопит достаточно, он снова отправится на поиски кухни, где его оценят по достоинству.

Он горбатился со шваброй восемь месяцев, прежде чем пани Стася, грозный шеф-повар Макса, позволила ему хотя бы приблизиться к еде. К этому времени он уже по уши увяз в войне характеров с этой сморщенной теткой и покинул бы кухню Макса только ногами вперед.

Оглядываясь назад, он поражался, что продержался так долго. Так же у него было и с Сергеем в Таллине, и с турком, и с Большим Роном в той жуткой кухне в Вильно, но с пани Стасей это стало чем-то личным, как будто она поставила своей целью сломать его. Она постоянно кричала: «Подай то, подай это. Помой здесь, помой там. И это ты называешь чистотой, балтийский урод? Быстрее, быстрее. Не бегать на моей кухне! Скорее! Скорее!»

Он отнюдь не был единственным членом команды, вызывавшим гнев пани Стаси. Она ко всем относилась одинаково. У нее был деформированный тазобедренный сустав, так что перемещалась она с помощью черной лакированной трости из углеродного волокна, тонкой, как карандаш, и мощной, как балка. Все, даже Макс, рано или поздно слышали свист трости пани Стаси, которая описывала дугу к их икрам.

В этом бизнесе принято, что великие шефы могут быть жестокими и темпераментными, и, если желаешь учиться у них, приходится терпеть всевозможные оскорбления и физическое насилие. Турок – выдающийся повар – однажды отправил Руди в нокаут одним ударом за то, что тот передержал порцию спаржи. Пани Стася не была выдающимся поваром. Она была компетентным поваром в маленьком польском ресторане. Но что-то в ее ярости разожгло в нем дремлющее сопротивление, которое вдруг твердо заявило, что эта скверная старушонка не выдавит его с кухни, не победит.

И он убирал, чистил и мыл, и кожа на его руках краснела, трескалась и кровоточила, а ноги болели так, что иногда по ночам он едва мог добраться до своего закутка на чердаке. Но он работал и отказывался сдаваться.

Пани Стася, почувствовав на своей кухне неожиданное движение сопротивления в количестве одного человека, сосредоточила все внимание на Руди. Так он стал популярен среди других работников, которым теперь доставалось меньше.

Однажды за какую-то выдуманную оплошность она прогнала его с кухни в припадке гнева, необычном даже по ее стандартам: удивительно быстро хромала за ним и дубасила по голове и плечам тростью. Один свистящий удар рассек его левую мочку и оглушил на несколько часов. Один из поваров побежал в ресторан и сказал Максу, что пани Стася убивает Руди, а когда Макс ничего не сделал, пошел ко входу и вызвал полицию, которая решила, что в тот вечер ее присутствие требуется где-то в другом месте, и не потрудилась ответить на вызов.

Через какое-то время Макс нашел Руди: он сидел в переулке за рестораном с окровавленными плечом и рукавом формы.

– Тебе лучше уйти, – сказал Макс.

Руди поднял взгляд на хозяина и покачал головой.

Макс молча смотрел на него пару секунд, затем кивнул и протянул руку, чтобы помочь подняться.

Так продолжалось и дальше, но однажды ночью после закрытия, когда он мыл пол, пани Стася почти бесшумно подкралась и занесла трость, а он обернулся и поймал ее на лету, и почти минуту та визжала, боролась, ругалась и пыталась вырвать трость из его хватки. Наконец она прекратила бороться и ругаться и пронзила его горячими злыми глазами.

Он отпустил трость, она вырвала ее и еще какое-то время смотрела на него. Затем развернулась и проковыляла через кухню на выход.

На следующее утро Макс встретил его новостью о прибавке и повышении.

Не то чтобы он заметил существенную разницу. Ему по-прежнему приходилось мыть, чистить, носить и подавать, по-прежнему приходилось терпеть гнев пани Стаси. Но теперь она ожидала, что он будет еще и готовить.

Она наказывала за каждую оплошность, даже маленькую. Однажды, засыпая на ходу от усталости, он положил в миску с салатом, уже пролежавшим несколько минут, свежую порцию, и за это она чуть не выбила из него дух.

Но он учился. Первое, что он выучил: если он хочет остаться на кухне пани Стаси, ему придется забыть свое четырехлетнее странствие по Балтийскому побережью. Все, что он узнал у турка и других поваров, для этой старушонки не значило ровным счетом ничего.

Мало-помалу, месяц за месяцем ее припадки недовольства становились все реже и реже, пока однажды, почти полтора года спустя после того, как он впервые вошел в «Ресторацию Макса», она позволила ему приготовить блюдо.

Но не позволила подать. Она приготовила такое же и отправила его в ресторан, а затем сняла пробу со стараний Руди.

Пока Руди следил за ней, он заметил, как вся кухня затихла. Он огляделся и обнаружил, что оказался в типичном киношном моменте. Все на кухне следили за пани Стасей. Даже Макс, стоявший в распахнутой двери, ведущей в ресторан. Это тот момент в фильме, подумал Руди, когда зеленый новичок наконец заслуживает ворчливое одобрение ментора. А еще он знал, что жизнь не похожа на кино и что пани Стася сплюнет еду на кафель и потом забьет его до потери сознания.

В итоге жизнь и кино встретились, и пани Стася обернулась, облокотилась на трость и взглянула на публику. Она готова подумать, объявила она наконец, о том, чтобы подать стряпню Руди своей собаке.

Повара зааплодировали. Руди их даже не слышал. Позже ему казалось, что только он один из всех заметил, какой старой выглядела в этот момент пани Стася.

Она умерла тем же летом, и Руди просто занял ее место. Макс не делал никаких формальных объявлений, не заключал новый договор – ничего. Даже не повысил зарплату. Руди просто унаследовал кухню. На похоронах присутствовал только он с Максом.

– Я так ничего о ней и не узнал, – произнес он, глядя, как гроб опускают в землю.

– Это была моя мать, – сказал Макс.