Edd Jee
Сотворяющая
Мысли в голове стали вялыми, и вскоре Мирра заснула.
На следующий день похолодало, и в камере тоже стало холодно. Именно от того, что замерзла, Мирра и проснулась. Изо-рта валил густой пар, и оседал на железном панцире слоем инея. Из-за этой консервной банки Мирра не могла даже обнять себя за плечи, чтобы сберечь тепло. Поначалу, чтобы согреться, она вновь мерила свое узилище нагами, и это помогало. Но вскоре она выбилась из сил и присела отдохнуть. И уже не смогла подняться.
Уже замерзая и проваливаясь в кажущееся теплым и спасительным забвение, Мирра думала о том, что пусть будет хотя бы не холодно. Нет, пусть будет жарко.
И уже к ночи стало так жарко, что Мирра стала вспоминать о прежнем холоде как о благословении. И почти сразу стало холодать. Но вскоре температура стала комфортной.
Собрав силы, Мирра поднялась и некоторое время ходила из угла в угол. Не от холода на этот раз, но от желания почувствовать себя живой. Получалось не очень. Она чувствовала себя погребенной заживо.
Чуть позже, и не отдавая себе отчета в этом странном порыве, Мирра постучала в дверь. Только потом она поняла, что до этого услышала шаги где-то вдалеке, возможно у двери в караульную при темнице. Еще немного погода она принялась кричать.
– Выпустите меня! – закричала она.
Сначала это были робкие крики. Но позже Мирра во всю колотила, и кричала что было сил, вспоминая всех родственников тех, кто ее сюда посадил.
– Вы что, ждете, когда я сдохну? – кричала она время от времени, и все больше уверялась в том, что так оно и есть.
Время шло, и крики становились все тише, и все реже. К утру Мирра совсем выдохлась и улеглась на пол прямо под дверью. Хотелось плакать, но глаза были сухими. И во рту окончательно пересохло. Губы потрескались. Мирра пыталась их облизать, но распухший язык мало помогал в этом.
Перевернувшись на живот, она отползла в угол, где лежало гнилое сено. Перевернуться на спину сил уже не оставалось. И она просто лежала и думала о том, что уже никогда не встанет.
Порою тело охватывали мурашки, и тогда даже пошевелиться не получалось. И такое состояние накатывало все чаще.
Мирре казалось, что ей так плохо, что хуже и быть не может и теперь остается только умереть. Но оказалось, что может быть и хуже. Она как будто бы уснула, хотя четко осознавала, что продолжает лежать на полу в темнице. И в то же время ей снились кошмары.
В темницу, не открывая двери, кто-то входил и заводил с ней беседы, или бил ее, даже убивал. А потом исчезал. А сознание едва удерживалось на грани, чтобы не расправить крылья. Ведь как она их может расправить, если на ней металлический панцирь?
А еще, не смотря на забытье, жажда только усиливалась и теперь “гости”, посещавшие ее, дразнили ее, разливая воду на пол, или жадно глотая ее, и не оставляя ей ни капли, хотя она просила. Молила.
А потом мрак поглотил ее сознание.
Глава 19
Когда мрак поглотил сознание Мирры, она ничего не видела, и не слышала, и не ощущала. Мир будто бы прекратил свое существование. Ничего в тот момент не существовало, и разве что время осталось, бесконечное и безжалостное. Наверное поэтому она не слышала шагов и голосов, приближающихся к ее узилищу.
Нехотя сознание впустило в себя эти звуки, но поначалу это был просто шум, даже гром. Когда же стало понятно, что это голоса, и шаги, Мирра не собиралась верить в то, что это не сон. Сколько “посетителей” у нее уже было до того, как она уснула? Несчесть. Были и родственники и друзья из детства, и коллеги, и вовсе посторонние люди. И даже покойники приходили. А сейчас кто?
Мирра приоткрыла глаза, но ничего не увидела, кроме пляшущих вокруг нее размытых цветных пятен, некоторые из которых и вовсе светились. А потом мир перевернулся. То, что ее подхватили под руки и подняли Мирра сообразила уже тогда, когда ее волокли по галерее комнат и коридоров. Периодически ее пытались поставить на ноги, но они были словно чужими и тотчас подгибались под тяжестью тела. О том, чтобы она могла шагать и речи не было.
Голоса казались громом, и она совершенно ничего не понимала, а мир вокруг был каруселью в пустоте мрака.
Вдруг ее усадили. Потом одно пятно вплотную приблизилось к ее лицу, и даже уткнулось в него, а по подбородку и шее потекло что-то. Вода? Вода!
Приоткрыв рот, Мирра тотчас закашлялась, но все равно жадно глотала теплую и безвкусную воду, считая ее в тот момент самым прекрасным лакомством, которое когда-либо пробовала.
– Ну хватит ей, – оборвал прочий гомон грубый низкий голос. – Главное, чтобы по дороге не померла.
И вновь ее подхватили под руки и потащили по коридорам и тоннелям. Мирра все так же не могла толком пошевелиться, как ни пыталась, и ноги ее волоклись по полу. Но в голове все же прояснилось и вскоре она узнала комнаты, по анфиладе которых ее вели сюда, в подземелье темницы. Хотя если там было окно, пусть и такое крохотное, не подземелье это. Но как тогда назвать эти норы в скале?
Тряхнув головой, Мирра попыталась сосредоточиться на происходящем. Получалось с трудом.
Вскоре ее выволокли на улицу и уже знакомой дорогой поспешили вниз по склону, по тем же улицам и улочкам, как и в тот день, заполненным людьми. Как и тогда, сейчас Мирре было не до разглядываний архитектуры или чего еще. В прошлый раз поначалу она и вовсе не отрывала взгляда от собственных ног. А позже, когда они возвращались с площади, она никак не могла прийти в себя после того, как ее повели по эшафоту, мимо виселицы и гильотины. Сейчас же от обезвоживания мысли не желали шевелиться в голове, а перед глазами все плыло.
Но то, что и ранее безрадостная картина сейчас и вовсе была удручающей она заметила. Полуголодные и босые, уставшие и запуганные люди сейчас были в отчаянии.
То, что кроме людей ничего живого в этом мире не осталось, Мирра поняла когда они уже подходили к площади. Воздух был неподвижен, как в запертом помещении, в нем витал ненавязчивый пока запах разложений. И еще воздух был невероятно сухим. У Мирры почти сразу защипало глаза, и они бы заслезились, если бы в организме оставалось хоть немного лишней влаги.
Людей было все же меньше, по крайней мере тех, кто глазел на нее. Остальные же отлаженными движениями и будто пару поколений назад заготовленными досками и щитами заколачивали окна, заносили в дома мешки, коробки и корзины. Торговались о чем-то друг с другом, яростно при этом жестикулируя. Коробки и мешки, и прочий скарб подвозили на больших телегах без бортов, в которые были запряжены люди по четверо и даже по шесть человек.
Кроме мешков, коробок и корзин, на телегах стояли деревянные ящики и кадушки с землей, похожей на пепел, с едва живыми растениями. Мирра узнала помидоры и огурцы. В одной из телег, так же запряженной людьми, вплотную друг к другу стояли бочки с водой, от которых шел отчетливый болотистый запах.
Да и без телег, прямо на своих горбах, горожане волокли в дом все подряд. Все они были заняты, но для того, чтобы поглазеть на процессию, бросили свои дела и замирали. И выражения их лиц Мирре не нравилось.
Насколько Мирра могла понять, дома заколачивали те, у кого эти дома были. Люди эти выглядели вполне деловыми, занятыми важным делом. Прочие же растерянно жались к стенам, глазели по сторонам, и тоже о чем-то спорили друг с другом.
Чем ближе процессия с пленницей подходила к площади, тем больше становилось людей. И теперь Мирра стала понимать, что в прошлый раз народа было не так уж и много. Сейчас же они стояли настолько плотно друг к другу, что и правда напоминали рыбешек в консервной банке. А проход для процессии на этот раз был настолько узким, что двум конвоирам и висевшей между ними девушке едва удавалось протискиваться. И встречные люди были бы и рады посторониться, но было попросту некуда отступать.
Вели Мирру все к тому же эшафоту. И сейчас она не могла себя убедить, что ее всего лишь проведут по нему, как и в прошлый раз. Да и пусть.
Чем ближе к эшафоту, тем шире становился проход между людьми, но позади он схлопывался. И, оборачиваясь, Мирра отчетливо видела, что люди все прибывали и прибывали на площадь.
Проведя по расступившейся толпе прямо к эшафоту, ее подтолкнули в спину, и она коленями упала на нижнюю ступеньку. Теперь она смогла разглядеть место для казни куда лучше. Из плохо обработанных не очень толстых бревен был как из конструктора сложен помост. Чтобы бревна не раскатились, их связали грубой веревкой. Ступени и настил был сделан из половинок бревен. Мирра, хоть руки ее и были не связаны и не было колодок на ногах, с трудом взобралась на помост. И не смогла подняться на ноги и потому на стоявшего там мужчину пришлось смотреть снизу вверх. И он был самым толстым, из тех, кого она видела в этом мире. И если прежние здоровяки, которые изредка встречались, причем среди командиров, были скорее высокими и мускулистыми, то этот был именно толстым, и ростом выдающимся не отличался. Да и одежда на нем напоминала о костюмированных исторических фильмах про дворяд. Белая рубашка была явно накрахмалена, по жилетке из добротной крашеной ткани вилась вышивка. Кожаные штаны зауженного покроя. На голове красовался напудренный парик. Обувь была добротной, сшитой явно по его ноге. Только вот вид этого толстяка был далеко не опрятным. Ворот и рукава рубашки затерлись до серого, или даже до почти черного цвета. Жилетка была заляпана жиром. Коленки на штанах вытянулись до безобразных пузырей. Обувь была цвета пыли, а парик напоминал мочалку. Да и лицо мужчины было отвратительным, в уголках глаз скопился гной, и он постоянно облизывал синеватые губы.
– Поднимите ее, – бросил он, орудуя языком между зубами и время от времени что-то сплевывая в сторону. – И придержите. Пусть стоит и видит народ. Пусть посмотрит людям в глаза.
Мирра попыталась заглянуть в глаза людям, но затравленные взгляды были направлены куда угодно, но не на помост эшафота.
– Мои братья! – заговорил мужчина, и голос его оказался на редкость хорош, он раскатился над всей площадью, к тому времени заполненной оборванным народом до краев. – Мы ошиблись. Как ни больно это признавать, но мы ошиблись. И ошибка эта уже дорого обошлась нам, – он всплеснул руками, как бы подразумевая, что сейчас надо осмотреть окрестности и убедиться в этом, – и теперь приходится мириться с этми. Мы ошиблись, понадеявшись, что пленили именно Сфирью. Понадеялись, и прекратили охоту. И вот теперь мы опять на грани жизни и смерти. И нам теперь надо начинать все сначала. Искать ее, искать очаги изменений, надеяться, что новые жертвы этой твари доберутся до безопасного места живыми, чтобы знать, где ее подкарауливать.
Люди, все до единого, на сколько это могла видеть Мирра, молчали. Их взгляды были устремлены на мужчину, который видимо являлся кем-то вроде мэра, но никак не на нее.
– Я прошу у вас прощение за весь городской совет, что мы прекратили поиски. Хотя нет мне прощения. Но мы сделаем все, чтобы исправить ошибку, и наше незавидное положение. А всех виновных в нашей ошибке накажем.
Мирра, устав стоят на и без того слабых ногах, переступила с ноги на ногу, и тотчас на ее спину, закованную в броню панциря, опустилось что-то тяжелое с глухим стуком, и она упала.
– Эта шельма, – мэр указал на распростершуюся рядом с ним Мирру, – не Сфирья.
Он выдержал паузу, видимо ожидая от своей паствы какой-то реакции, но люди молчали, и даже кажется стало еще тише.
– Когда ее сюда привезли, – он вновь указал на Мирру, – стало как никогда хорошо. И по словам наших разведчиков, так было но многие километры вокруг. Грех было не подумать, что это она. Но к сожалению, это было лишь совпадение. Видимо настоящая Сфирья, никем не замеченная, была в это время в городе. Наверняка скрывалась под чьей-то личиной. А потом незаметно, вместе с другими переселенцами, ушла из Оплота. Это было восемь дней назад, и все это время мы искали ее среди тех, кто тогда вышел за городские стены, и не вернулся, когда все это началось, – теперь он поднял руки к небу, указывая на красные низко висящие тучи, клубящиеся так, будто бы там бушевал настоящий ураган.
Паузы в его речи становились все более продолжительными и театральными.
– В первый же день мы отправили поисковые отряды во все стороны, – повторился он, – больше, чем когда либо и, заметьте, все были добровольцами. Мы непрерывно поддерживаем с ними связь. Гонцы прибывают каждый день. Из их сообщений известно, что на многие километры, на десятки километров вокруг оплота безжизненная пустыня. Что в Приютах не известно. Оттуда еще не было отрядов. Плановое сообщение ожидается через несколько дней. Тогда мы будем знать точнее о нашем положении. Но, по тому, что мы наблюдаем отсюда, можно предположить, что Сфирья или погибла, или ушла из этого мира с намерением никогда не возвращаться.
На этих словах по плотным рядам людей пробежала волна шепотков.
– Но мы-то с вами знаем, что она не сможет уйти отсюда навсегда. Она вернется. Не она, так другая. Нам с вами, не опуская руки, надо лишь опять пережить это. Мы это умеем, мы переживем. Ждать мы умеем. Мы будем готовы и обязательно поймаем ее.
Сделав очередную паузу, он тяжелым взглядом осмотрел ропщущий народ.
– Она, – мэр в который раз махнул в сторону Мирры, которая все еще была не в состоянии подняться на ноги. – Эта женщина выдавала себя за Сфирью.
Люди зароптали громче, а Мирра, шокированная подобным заявлением, подняла голову и недоуменно посмотрела на мужчину.
– Эта тварь посягнула на святая святых нашего мира, на звание Сотворяющей, – голос мэра умело интриговал и заставлял верить себе. – “А все ради чего?” спросите вы. И я отвечу. Все это она, – скривившись, он указал на Мирру, – эта подлая тварь, затеяла, чтобы кормиться за наш с вами счет. И чтобы иметь надежную крышу над головой.
Мирра просто отказывалась верить своим ушам. Неужели кто-то поверит в такой откровенный бред – притвориться Сфирьей, чтобы тебя заперли в клетке и кормили через день? Назвать ту темницу крышей над головой. Мирра приподнявшись на локтях, вгляделась в плотные ряды людей, вплотную прижавшихся в ограждающему эшафот парапету. И поняла, что они верят тому, что говорит им мэр, не задумываясь над смыслом слов.
Потом Мирра перевела взгляд на мэра и ей показалось, что он и сам верит своим словам. Он произносил свою речь самозабвенно, и даже исступленно, неторопливо обводя взглядом собравшихся людей. Те смотрели на него хмуро и со страхом, на Мирру вовсе старались не смотреть. Но все чаще их взгляды устремлялись на багровое небо и низкие клубящиеся облака. Кроме ропота людей и голоса мэра ничего не было слышно, и от этого небо казалось еще более зловещим. При такой его активности должен был бы быть сильный ветер, и он бы завывал в крышах домов, хлопал бы ставнями и сбивал с ног. Но здесь, внизу, воздух был совершенно неподвижным.
Мирра еще раз посмотрела на толпу. Лица людей были разные. Горожане и беженцы были разного возраста и пола, разного телосложения, хоть все и были болезненно худыми, разных очень непохожих национальностей. Но на каждом застыло одинаковое выражение безнадеги. Совсем немного от них отличались молодые мужчины покрепче и с оружием. Почти что смешавшись с толпой, они окружали эшафот, не позволяя обывателям протолкаться ближе. Никто и не пытался.
И вот среди этих одинаково чужих людей взгляд Мирры вдруг выхватил лицо Адрия. Кажется, что за эти несколько недель он постарел на десяток лет, и стал похож на оживший скелет, хотя и раньше был истощен. Но все же Мирра вздохнула с облегчением. Она боялась, что его могли убить. Или он мог умереть от истощения. Только глаза на его лице казались живыми. Он внимательно слушал, что говорит мэр, и судя по его нахмуренным бровям, и по тому, как он качает головой, то, что он слышит, ему вовсе не нравится.
Он был совсем рядом, на углу эшафота, сразу за парапетом, и Мирре даже показалось, что заговори он, она бы услышала даже его шепот. На его шее виднелся прежний металлический ошейник, и от проушины на нем тянулась довольно толстая цепь, приковывающая его к высокому толстому столбу на углу ограждения. Цепь была очень короткая, а конец ее прицеплен к кольцу, располагающемуся на высоте больше двух метров и Адрий практически висел на ней. И разглядывая своего единственного друга в этом мире, Мирра пропустила несколько фраз мэра. Впрочем, риторики он не менял.
– Ее нужно наказать, – выхватил вдруг слух Мирры и она обернулась на мэра, – и потому даже речи нет о том, чтобы ее отпустить, ведь она наверняка продолжит свое притворство и еще кого-нибудь обманет. К тому же за эти дни на нее было потрачено немало провизии. Можно сказать, что она нас с вами обворовала.
Мирра засмеялась, тщетно пытаясь себе представить как она, будучи обычным человеком, ходит от города к городу, если они здесь еще имеются, представляется всем Сфирьей и просить посадить ее в камеру, и чтобы кормили жидкой баландой, и выводили помыться раз в месяц, и чтобы в качестве уборной был бы дальний темный угол.
– И убить ее мы не можем, – вздохнув, сказал мэр. – Это не гуманно.
Если бы у Мирры оставались силы, у нее случилась бы буйная истерика, а так она только еще раз рассмеялась. Неужели ее хоть немного пожалели?
– К тому же она не заслуживает быстрой смерти. Она заслуживает наказание, и смерть стала бы лишь спасением.
Мирра заинтересованно подняла голову. Неужели ее хотят пытать?
– Поэтому повелеваю бросить ее обратно в темницу. Ей не будет даваться ни еда, ни вода. У нас и так не много запасов, чтобы тратить их на эту… Пусть она сдохнет там от голода.
Мирра опять рассмеялась, удивляясь, что у нее остались на это силы. А ведь раньше чувства юмора у нее и вовсе не было.
По толпе, как рябь по воде, прошел громкий ропот, раздалось несколько оскорбительных выкриков, заверяющих, что это слишком гуманно для такой, как она. Мэр, договорив, сошел с помоста, попутно наступив Мирре на руку и сплюнув рядом. Следом из толпы послышался тоненький гадкий смешок, и словно что-то щелкнуло в ее голове. Завладевшее девушкой веселье разом испарилось, а в друше заклубилась злость, и Мирре даже показалось, что она видит, что та красного цвета, почти как небо над головой. И она едва удержалась, чтобы не броситься с кулаками, или на мэра, или на того, кто в толпе этих болванов захихикал. Впрочем сил у нее не было ни на что. Она бы даже уползти отсюда не смогла, чтобы спрятаться под каким-нибудь мостом.
– Отведите ее в темницу, – уже снизу послышался голос мэра. – И бросьте ее в самую темную камеру.
Глава 20
Глядя на закованную в странную кованую броню пленницу, Макс никак не могу узнать в ней свою коллегу. Пусть Мирра никогда не отличалась пышными формами, но все же настолько тощей никогда не была. За округлым панцирем сложно было что-то разглядеть, но вот руки и ноги, торчащие из него, были похожи на узловатые веточки. Чумазое лицо казалось болезненно черным. Глаза ввалились, а скулы обострились. Волосы были спутаны как если бы пару недель их расчесывали только пальцами.
– Отведите ее в темницу, – послышался голос мэра. – И бросьте в самую темную и самую маленькую камеру. И снимите с нее панцирь. Он нам еще пригодится. Одежду бы тоже снять. Ну да ладно. Потом снимем, с трупа. Нам не привыкать.
Несколько замковых охранников, стоявших группой с другой стороны помоста, направились к лестнице, чтобы подняться на эшафот, где лежала обессиленная девушка. Он начала подниматься еще до того, как ее поставили на ноги. Макс смотрел на нее и понимал, что с ней что-то не так. Только что, когда мистер Нивер еще не договорил и не сошел с помоста, она была простым затравленным и доведенным до истерики человеком. А сейчас она стала другой. Взгляд ее казался отрешенным и напоминал Максу что-то, но он никак не мог сообразить, что. Безучастность? Смирение?
Двое охранников поддерживали ее. Один под руку, другой и вовсе схватил за волосы. Двое других принялись срезать толстенную клепку, запирающую панцирь.
– Зачем они надели на нее эту железяку, а теперь снимают? – спросил Макс, наклонившись к Стиви. – Могли бы и так привести. Разве она смогла бы убежать. Ее ноги не держат.
Стиви пожал плечами.
– Так они сейчас и снимают, когда им велели, – сказал он, после короткой паузы.
– Ты хочешь сказать, что ее все это время держали в этом? – Макс кивнул в сторону помоста, где в этот момент на настил упали две половинки клепки. – Но зачем? Это же издевательство.
– Ну да, – отозвался Стиви. – А иначе она могла улететь. Ну то есть могла бы, если бы была настоящей.
– И что, ее и правда заморят голодом?
– Конечно, – подтвердил Стиви. – Чтобы другим было неповадно обманывать.
– Она выглядит так, будто ее и не кормили вовсе.
Стиви опять пожал плечами.
– Ее поймали почти что на моих глазах, – воскликнул Макс. – И никто не спрашивал ее, кем там она является. Посадили в клетку и все.
Стиви дернул плечом, показывая, что не хочет ничего слышать.
– Ты что, тоже как этот, – он с легко читаемым отвращением на лице, кивнул в сторону прикованного к столбу мужчины, почти старика. – Будешь как этот Сфирский прихвостень на цепи сидеть и парашу чистить.
Его злобную тираду прервал громкий стук, и они оба повернулись к эшафоту. Панцирь, который охранники сняли с Мирры, лежал на краю настила. Вторая его половина и вовсе скатилась по ступеням и лежала на мостовой. Сама Мирра, когда ее перестали держать, упала где стояла. И если бы ее глаза не были открыты, Макс бы подумал, что она умерла.
– Кто старший смены? – послышался голос Нивера, и он показался из-за помоста. – На две недели его в соседнюю с этой тварью темницу заприте, чтобы знал, как разбрасываться пракураторским имуществом. Вы двое, – он указал на стоящих рядом с втянувшим голову в плечи мужчиной, – отведите его. А вы, – пришла очередь двух других охранников вздрогнуть. – Отнесите панцирь в кузницу. Пусть его поправят и почистят. Ну а вы, – очередь дошла до последних двух охранников, – отведите эту тварь в ее гробницу. Хотя нет, подождите.
И он поднялся на помост и отошел в противоположный от того места, где лежала Мирра угол. Вынул заткнуты за ремень кнут и умело взмахнул им. Послышался свист.
Люди в толпе загомонили. Кто-то что-то выкрикнул.
Девушка вздрогнула, когда на ее спину опустился хвост плети.
Послышался еще один свист.
А Максу оставалось только сжимать кулаки.
***
Мирра услышала, как со звоном на камни упали половинки клепы, а потом донесся и глухой грохот панциря, одна половина которого скатилась по ступеням. Хватка на волосах ослабла и она упала навзничь рядом с другой половиной панциря. Следом послышался недовольный голос мэра. Он что-то говорил, распекая нерадивых охранников, но смысл слов не достигал сознания.
– Отведите эту тварь в ее гробницу. Хотя нет, подождите.
Слова, относящиеся к ней, Мирра отчего-то услышала отчетливо. Послышались шаги обуви с каблуками с набойками. Мимо промелькнули ноги мэра, обутые в добротные сапоги. А потом вновь открылся вид на почти безмолвный люд. Да, кто-то из них выкрикивал оскорбления. Но в основном это были запуганные люди. Почти все молчали, и только несколько человек, из тех, кого видела Мирра, что-то шептали. Возможно молитву. Да еще кричал ребенок, дергая оторопевшую мать за подол. Теперь никто из них не отрывал глаз от Мирры. Даже этот ребенок. Какой же он заморенный. Его Мать, так и не отведя взгляда от пленницы, подняла его на руки и прикрыла рукой глаза и стала что-то шептать на ухо, но он отодвинул ее ладонь прочь.
От созерцания всего этого Мирру отвлек свист. Люди, стоявшие в первых рядах, отшатнулись прочь, затравленно охая.
– Так ее, так ее, – слышался одинокий голос откуда-то со спины.
– Не жалейте тварь, мистер мэр, – присоединился к нему другой голос.
И почти в тот же миг спину Мирры обожгло ударом. Но боль эта не сразу достигла ее сознания. Послышался еще один свист и еще один удар плети обрушился на девушку.
– Вставай, чего разлеглась? – послышался отвратительный и надменный голос мэра.
Еще один удар обжег спину, только на этот раз свист хлыста дошел до слуха с опозданием. Голос не повиновался, именно поэтому Мирра не закричала и на этот раз. Слезы застилали глаза, они были обжигающими, и красноватый мир сквозь них казался искаженным. Слезы капали на руки, обжигали и их, смывая грязь.
Было так тихо, что могло бы показаться, что на площади нет никого, а прежняя толпа, до отказа забившая все подступы к эшафоту, была миражом.
Мирра подняла голову, которая оказалась непомерно тяжелой, и посмотрела на толпу, которая казалась смазанным пятном, десятком светлых пятен. Никто не радовался. Даже прежние крикуны, подначивавшие мэра, молчали.
И вдруг Мирра очень отчетливо увидела лицо Адрия. Особенно его глаза. В них была боль, словно сейчас кнут опускался на его спину. Следы от побоев были хорошо видны, будто бы не разделяли их сейчас около десятка метров. Некоторые синяки были свежими и кровавыми, другие почти черными. Некоторые пожелтели. Разбиты губа и нос. К ошейнику на шее Адрия была пристегнута цепь. Другой ее конец был прицеплен к вбитому в столб кольцу. Мирра отчетливо видела кованое кольцо, скрепляющие цепь и проушину на ошейнике, и такое же, приковывающее цепь к столбу. Она видела, где метал смялся, где растянулся. Чувствовала его напряжение.
Просвистел еще один удар, намного сильнее всех прежних. И на этот раз Мирра не смогла сдержать крик. Хотя она и прежде не пыталась этого сделать. И самое странное, что от крика ей стало немного легче, совсем чуть чуть.
И Мирра уже не могла прервать свой крик. Каким-то неведомым образом она знала, что если попробует замолчать, то ее просто разорвет на части от внутреннего напряжения.
Мирра стояла на четвереньках, кричала на одной высокой ноте, и смотрела на серые доски, на черные щели пустоты между ними. Чуть приподняв голову, возможно, чтобы еще раз посмотреть на Адрия, она увидела свои руки. И время словно остановилось, а мир раздвоился. Мирра видела свои руки, а так же те руки, на которых были острые когти. Сильные, жилистые руки.
Туман слез и злости застилал глаза и разум, а с губ срывался уже не просто крик, а почти рык.
Мирра подняла голову, все еще не в силах прекратить крик, и вдруг отчетливо увидела всю площадь, каждого отдельного человека, даже далеко позади, и все они показались ей безобразными куклами, которыми повелевает чужая воля. Некоторые лица были знакомыми. Охранники и те, кого она видела, когда ее в прошлый раз вели в темницу. Остальные же лица были совершенно чужими.
Вдруг лицо Адрия выделилось из всех прочих. Он качал головой, безмолвно моля Мирру ничего не делать. Он боялся, что будет только хуже. Осознав, что она все же Сфирья, ее схватят и потом уже никогда не оставят в покое. Мирра словно читала его мысли. Еще она считывала страх людей. Их ненависть.
Адрий, зная, что она Сфирья, не верил в ее силу, хотя лучше всех знал, какова она. Это разозлило Мирру. Он дергал приковывашую его к столбу цепь, тщетно пытаясь освободиться.
А небо между тем становилось все темнее. И без того неприятная погода, душная и от того склизкая, становилась еще отвратительнее. Подул ветер, приносящий пригоршни колючего песка и даже мелкие камни. Его резкие порывы, казалось, в любой миг могут посрывать крыши с домов. Люди загомонили, испуганно оглядываясь и шарахаясь из стороны в сторону.
Мирра не смотрела на того, кто бил ее плетью, или быть может кнутом, но видела его, как и всех на этой площади. И еще она видела приближающийся к ней хвост кнута. Она видела, как от него расходятся звуковые волны.
Не задумываясь, она вскинула правую руку и поймала его. А потом дернула на себя. И рука эта с каждым мгновением все больше была похожа на когтистую лапу демона.
Все это Мирра видела словно со стороны, и ей даже казалось в тот момент, что она может увидеть разом весь этот мир. И уничтожить его. Она может все, стоит только захотеть и подумать об этом.
Вскакивая на ноги, Мирра второй своей правой рукой отшвырнула прочь оторопевшего мэра, все еще не выпустившего из рук рукояти хлыста, и он, пролетев несколько метров, сшиб своих подчиненных как кегли. Толпа расступилась, и все они кучей упали на брусчатку, и долго не могли подняться.
Мирра продолжала кричать, вкладывая в этот крик всю свою обиду, и ярость, и крики вместе с раскатами далекого грома разносились ветром по всему городу. Ветер с утроенной силой принялся трепать одежду и волосы людей, швырял им в лицо песок. А затем прямо над голодом вспыхнула первая молния. Гром, сопровождающий ее раздался в то же мгновение. Вспышка была настолько яркой, что даже Мирре, с ее нечеловеческим зрением показалось, что этот мир раскололся на части и сейчас сгинет. Но почти сразу ее зрение восстановилось.
Выпрямившись, Мирра дернула кнут, хвост которого все еще сжимала, и поймала его за рукоять. И тотчас взлетела. Потоки воздуха от ее крыльев подняли в воздух клубы пыли, и они разошлись по земле подобно туману. С шелестом и стуком покатился прочь мусор.
Люди от порывов ветра, налетевшего вместе с сухой грозой, или же от того, что над ними пролетала Сфирья, падали наземь, и в ужасе расползались прочь, забираясь друг на друга, топча тех, кто оказался снизу. Они бежали прочь от гнева Сотворяющей. Мирру такое поведение людей должно было бы отрезвить, но она с трудом соображала что-либо. Не помня себя она кружила над площадью едва ли не касаясь ногами спин уползающих прочь людей, и истошно кричала.
На особенно высокой ноте крик переходил в звон. А может быть это звенели барабанные перепонки.
Никто не смел смотреть на Сфирью. Все спешили уйти, и мало кто это делал стоя, пригнувшись к земле. Остальные ползали на четвереньках. Никто не желал встречаться с Сотворяющей взглядом, кроме Адрия. Он единственный, кто не боялся ее. И когда она посмотрела в его сторону, их взгляды встретились.
Он не отводя взгляда, и даже будто не моргая, смотрел ей прямо в глаза и на какой-то миг Мирру это взбесило, но потом отрезвило.
Сделав последний круг над площадью, Мирра приземлилась рядом с Адрием. Против воли ее внимание привлекло то, как все, кроме него, закрывая головы руками, убегали, уходили и уползали прочь. Те, кто был совсем рядом ползли по пластунски. Те, кто был подальше, топтались по спинам друг друга, не обращая внимание на то, что могут кому-то навредить. А те, кто был у выходов с площади были уже далеко, убегая без оглядки.
Еще Мирра заметила краем глаза, но видя при этом все до самого укромного уголка между торговыми лавками по периметру площади, что люди подбирали камни и палки. Кто-то даже выхватил неизвестно откуда нож, и пращу, и кастеты. Но все они все равно бежали прочь. И разве что друг друга еще не били.
