Ефросиния Харис
Мытарства
Ласковой душе – железное платье,
Кровью на песке: «Все люди – братья».
Мне больше не нужны Твои
тайны бытия, просто посмотри мне
в глаза и скажи, что это воля Твоя…
«Песни нелюбимых»
Борис Борисович Гребенщиков (признан в Российской Федерации иностранным агентом)
1.Пленение творением
Март – долгожданный месяц. Когда вступает весна в свои права, мир начинает дышать, наполненный светом, жизнью. С закрытыми глазами и я вдыхаю свежий воздух. Бегу навстречу будущему. Вот оно, так близко, но это мираж. Недостижим без слова пока. И сотворен он в подобие этому весеннему настроению: столь же переменчиво, ласкает своей теплотой и манит, как легкий ветерок. У этого города нет будущего. Он сделал свой выбор, отказавшись от права бытия. А это наивное прозрачно – голубое небо по – прежнему раздаривало себя ему в третьей декаде марта…Нет. Снова мимо, снова ни о чём. Уж слишком заклишировано про весну получается. Меняй текст. О чём ты пишешь? О городе? О небе? Меняй текст.
– Кем ты хочешь стать?
– Когда вырасту?! Что за глупость, ведь я могу быть тем, кем захочу. А хочу пока тем, кого нет.
– Тебе точно это нужно?! Не проще ли выбрать себе занятие по душе?!
– Сейчас мысль закончится тем, что нужно много и долго учиться, потом упорно работать и страдать, выцарапывая на обочине жизни своё существование.
– Почему существование?
– Можно ли это назвать жизнью? Сколько бы ни было мне сейчас лет, очень хочется жить, видеть дальше, чем все.
– Знание ведёт к печали.
– А незнание – к глупости.
– Но кем-то быть всё равно нужно. Вот чем бы тебе в жизни хотелось заниматься?
– Я ничего не имею, ничего не умею. Всё, что есть, – иллюзии. Могут ли они служить?
– Чтобы найти ответ на подходящий вопрос, необходимо обратиться к себе. Прислушаться к внутреннему голосу. Ты слышишь себя? Начни с простого. Блокнот и ручка. Диктофон тоже вполне подойдёт.
– Главное ведь в другом: о чём хочешь сказать? В чём смысл извлечения мысли?
– Ты живёшь среди людей, дышишь, видишь. Что окружает тебя, что наблюдается? А люди сами разберутся, в чём дело. Однако следует учесть, что в большинстве своём, двуногие неблагодарны и очень часто растаптывают с трудом созданное, впрочем, до этого ещё далеко.
Что это? Диалог. Внутреннее собеседование? Необходимо внешнее выражение, атрибут. Идёт беседа о будущем. Хотя вполне возможно и так: ничем не примечательный человек (к примеру) в парке, на скамье, сам с собой беззвучно рассуждает. Человек рассуждает. И фантастическая возможность полёта человеческой мысли всё более и более убеждают меня во внутреннем диалоге. В одиночестве. Причём одиночества по причине полной разобщённости с внешним миром. Наверняка лицо такого одиночки задумчиво, не выдаёт никаких жестов или гримас. Одет он весьма просто, но достаточно небрежно. Пусть на нём выцветшая от времени толстовка с катышками повсюду, мятые джинсы и чёрные пластмассовые солнцезащитные очки. Его легко можно было принять за странствующего во времени путника, если бы он держал узелок в руках. Однако вместо узелка на скамье лежит раскрытая холщовая сумка, сверху – общая тетрадь (исключительно зелёного) цвета. На шее путника повисли вынутые из портативного устройства наушники. Чаще всего так выглядят подростки. Для одних это – способ самовыражения, для других – невозможность обеспечить себя подходящим гардеробом. Наивная молодость? В наше время возраст – вещь настолько условная…
О чём думается ему здесь, в парке? Наверняка размышляет об уникальности своего бытия. Стоит ли? Все данные есть: одиночество и душевный дискомфорт. Идеальная почва. Нет уверенности, сомнения, смятение в душе творятся, нет веры, страшно. Кто сможет идти по воде? Но не может не радовать факт, что контрацепции от внешнего мира здесь в избытке.
15 мая 2001 года
Здравствуй, дорогой Дневник. Пишет тебе Робинзон Крузо, выброшенный непонятно какими силами на этот берег, временно. Знаешь, дорогой Дневник, здесь довольно весело. В этих городских джунглях мир выглядит огромным, гипертрофированным. На самом же деле он сжимается, как и вся Вселенная. Мне очень неловко писать о себе. Довольно странно писать о том, что ты ещё кушаешь и совершаешь физиологические отправления. А что ещё? Ах да… посуда и полы вымыты, как просили уже неделю.
30 июня 2001 года
Очень я не люблю это дело. Помню, как в начальной школе у меня было столько негодования по поводу письма: изобрели ведь уже печатные устройства. Для чего брать в руки ручку? Писать стихи. Но их же обязательно нужно «вымучить». Кто придумал муки творчества? Ты обязательно цепляешься за ерунду, раздуваешь и начинаешь метаться, как будто вытесняют из собственного тела. Обязательно ли переживать такое? Особенно когда результат (читай: почти всегда) не ах. Чувство. Всего лишь чувство, но одиночество перерастает во всепоглощающую бездну. Лучше стать дураком, чем каждый раз корчиться в бесполезных потугах к ремеслу по душе.
18 августа 2001 года.
Сегодня очень трудно писать. Невозможно. Не только сегодня. Но я не хочу раствориться в бетонной растительности. Хотя и эти джунгли могут быть привлекательны. Ещё надеюсь найти себе тёпленькое место.
25 августа 2001
Всё чаще вижу, как очень многое низводится к пресловутому coitus. Самое жалкое, что есть у человечества. Когда мне говорят, что без любви жизнь невозможна, то возражаю тем, кто говорит, что это миф. Нет, не миф, а бред. Самая навязанная человеку иллюзия.
13 октября 2002 года
Раздражает ведение дневника. Поток мыслей не прекращается. Но это ещё полдела. Перечитывать дневник – та ещё забава. Прекрасно понимаю, почему сжигают произведения. Смешно, потому что глупо. С удовольствием брошу тебя, дорогой Дневник. Напоследок не забудь, пожалуйста, что я очень люблю погружаться вовнутрь. Это единственное место, где нет клоунов, и дышится в том ритме, каком можешь. Ныряй, я уже на дне!
Погожий весенний денёк. Солнце ещё не припекает, воздух свеж и прохладен. В парке, как обычно, на скамье уже знакомое нам лицо. Следует улыбка. Как красив улыбающийся человек, можно с ума сойти. И внутренний диалог выходит на новую сюжетную линию.
– Будем знакомы?
– Меня в детстве учили не общаться с незнакомцами.
– Это правильно, вот и Михаил Афанасьевич не рекомендует!
– Какой Михаил Афанасьевич?
– Скоро познакомитесь. Так следует начать? Нет, не гений, а именно мастер. Собственно, поэтому и припоминаем его.
– Что Вам нужно?
– Пусть буду немного хиромант, немного мистик, философ. Нужно разучить для публики пару приёмчиков. Ничего плохого. Как можно не замечать и проходить мимо? Такого уникального, но, увы, никем не оценённого?
– Браво! Наверно, это могла бы стать замечательная речь! Боюсь даже представить масштаб: сколько особей женского пола могли бы попасть на такую уловку? Эксперимент удастся?!
– Давай же представим меня. Свободный художник. Немного бунтарь. Удивляюсь. Думать можно, конечно, как угодно. А наша встреча запомнится – нет сомнений.
– Глупость и самомнение. Это всего лишь мысли, фантазия. Невидимый глазу самогон.
– Без вопросов. Наречение имени – удел творящего. Кого призываете в собеседники?
– Эта сцена до сих пор сидит в моей голове? Она видна другим людям, которые снаружи?
– Давай уже откровенно: ты позволяешь этим мыслям существовать и умышленно их удерживаешь в голове! Значит, им расти и развиваться в сюжет. Впрочем, и я вижу, как тебе хочется новой встречи.
– С чего это у нас будет новая встреча?
– Судьба....
Свободный художник – бунтарь. Кто это может быть? Главный герой? Наверно, из среды хипстеров или богемы – ни учится, ни работает.
А день был и вправду особенный. Запомнить бы ещё: двадцать пятое марта. Небо… Какое потрясающее небо! Прозрачное. Бывает ли такое? Оно кажется бездонным. Хочется прикоснуться, погрузиться и утонуть в нём. Что-то светлое, радостно-волнительное. В городе с таким небом обязательно должна быть потрясающе красивая история. Так и запишем: «В городе с бездонно-голубым небом…».
«Куда прёшь, жить, что ли, надоело?» – вот и очередной водитель на пешеходном переходе напомнил о себе. А куда ещё переть? К той, что в любую погоду стоит, ждёт. Скамья. Она особенно родственна в будний день. Здесь я всегда могу вернуться в город с бездонно-голубым небом. Кто может помешать? Разве только воплощённый художник-бунтарь. Но пока только в мыслях.
– Держу местечко, отгоняю всех, даже мух
– С чего мне общаться с тобой на ты?
– Ну как же… По завету Андрея Александровича: «Вы привлекательны, я чертовски привлекателен…». Хотя, честно сказать, творчество Шварца для меня довольно скучно.
– Признайся: тебе наверняка заняться нечем, зачем ты здесь? Каждый раз приходишь сюда, именно сюда. С тетрадкой зелёной…
– Может, устроить внутреннюю слежку за самим собой? Знаешь, а в этом даже что-то есть. Предположим, живу здесь рядом. И многое мне видно. Ведь я – свободный художник.
– Да-да, художник-бунтарь…
– Пусть нет необходимости учиться или работать. Жить по призванию может позволить себе человек из обеспеченной семьи.
– С чего вдруг меня должно интересовать материальное положение?
– Любовь и творчество. Запретная и неразделённая. Что у нас по сжигающей страсти? Бешеный ритм напряжения? Морщится в лице. Вот и я считаю, что ничего пошлее придумать нельзя.
– Но наверняка есть и чистые отношения между двумя любящими…
– Какие чистые? Всё заканчивается на койке. Скучно и неинтересно. А эти двуногие… дрова для крематория, да и только.
– Ты о ком сейчас?
– О людях, которых за таковых нельзя считать. Они возводят это всё до таких высот, до такого утончённого маразма, что не может не тошнить. И ведь пипл хавает. Литература, искусство, живопись. Весь эфир засоряют. Нам, в смысле – благородной публике.
– Тааак, продолжаем.
– Я полагаю, что настоящее искусство должно навсегда отвязаться от этой похабщины и создаваться на других, мировых, достаточно прочных основаниях.
– Но мы лишим себя буквально всего, выбросив её. Зигмунд Яковлевич писал об этом. Сублимация, художник, совсем не мастурбация. Да и какой смысл тогда творить?
– Творчество должно быть загадкой. Поверь уж художнику. Читателя надо держать в напряжении, страхе. Пусть мечется, сомневается, делает выбор. Мучительный выбор. Вот что заставит говорить и размышлять о тебе! Только таким путём обретается бессмертие.
– Страшно подумать: бессмертие. Но какая это должна быть тема, чтоб так могла зацепить в любом возрасте и абсолютно любого читателя?
– Ответ очевиден: смерть. Все смертны: и младенцы, и старики. Даже те, кто в утробе. Вопрос вопросов: кто из людей способен заглянуть по ту сторону?
– Возможно ли такое человеку…
– В том и суть. Страшно и невозможно. Но приоткрыть завесу и попытаться рассмотреть… Думаю, что это будет просто бомба.
Тем временем часы на колокольне пробили три. Пятнадцать ноль-ноль. Уже пора. Вот так идеи для размышлений. Без самогона точно не обойтись. Далее полагается раствориться в лучах солнечного дня, радостно потирая руки. Ведь только у такого художника-бунтаря может быть внутренний мир, как сокровищница…
В тот вечер заснуть так и не удалось. Художник бунтарь незримо присутствовал рядом. Когда удавалось остаться в одиночестве, беседы не заставляли себя ждать. Вот только отныне мысленный собеседник с большим комфортом расположится в сердце. Время прекратит своё существование для таких гостей. А душа, принимающая с теплыми объятиями новые идеи и мысли для вдохновений, еще долго потом не сможет согреться в объятиях другого человека. Но сейчас это были сладкие и упоительные моменты. Теория и наука о смерти. Смерть для всех. Повсеместна и универсальна. С чего начнутся твои исследования? Представь себя великим естествоиспытателем. Держа в одной руке глобус, ты можешь вращать его пальцем. И сквозь увеличительное стекло рассматривать уголки и окрестности планеты. Вот, он, под действием твоих рук вращается быстрее – быстрее. Полетели дни и месяцы. А ты склоняешься над ним и смотришь, где именно остановится взгляд. Какое это будет полушарие или меридиан? В любой точке мира расположился объект твоего исследования. Может, начать с составляющей человека? Дихотомия, трихотомия. Ну уж нет! Люди увлекаются описанием и изучением себя. Наша задача – дать им дорожную карту, описание или маршрут.
По ту сторону смерти, смерть как явление, как часть жизни… Мы конечны, но тем насыщеннее жизнь! Получается, что жизнь и зависит от смерти. Ну конечно, это же основа всего. Мир творится из ни-че-го, пустоты. И христианство утверждает, что смерть – ноль, ничего и есть. Ребёнок, появляющийся на свет, – он же умирает для жизни в утробе. Куколка, превращающаяся в бабочку! Все ответы на поверхности. Вот только нужно сориентироваться, где бы найти.
