Егор Летов
Калейдоскоп. Прямая речь, интервью, монологи, письма. 1997-2004
Егор Летов: «Футбол – это не спорт, это – война…»
«Русский фан-вестник» № 13, июль 1997 года
По старой памяти и по протекции знакомых представитель «РФВ» встретился с Егором Летовым, лидером «ГО» и всего сибирского социального панк-рока, дававшем в Москве серию концертов.
Но не концерт волновал представителя, ибо не всегда разделял он музыкальную концепцию Летова, а сам Летов, Летов как личность, интересовал больше. Тем более разговор шел о футболе, фанатизме, о загрузах по философии и невыходе из нее.
Все, что приводится в данном интервью, является исключительно личной точкой зрения знатного сибиряка.
– Привет, Егор! Насколько я знаю, и ты, и вся ваша группа любите футбол и при случае посещаете матчи, а Джеф (гитарист) так вовсе здесь в Москве посещает все матчи «Динамо». Ты часто видишь фанов. Как ты относишься к фан-движению?
– Ну, конкретно о фан-движении я знаю мало. На футбол мы ходим, а вот с фанами общаться не приходилось. Но я их часто видел и слышал. Видел, как они громили метро. Мне кажется, они люди хорошие, но очень агрессивные и не управляют своей энергией. Знаю про армейцев, но они, с моей точки зрения, как-то недавно поднялись.
– За кого ты болеешь?
– Ну, если смотреть в глобальном масштабе, то я болею за индейцев, за негритосов, за страны третьего мира, потому что там осталась культура, которая представляет собой истинно арийские ценности, как это не парадоксально звучит. С возникновением Америки идет тотальный конфликт, война между так называемыми Вавилонской и Американской системами ценностей – Америка, ЕЭС, покорившаяся их интересам Европа, где во главу угла поставлены доллары, деньги, доносительство друг на друга и частная личность. И между другой системой ценностей – коллективной, огненной, воинственной, душевной, которая еще осталась у «народов на отшибе». К их числу сейчас относится и Россия, государство, опустившее само себя. Мы сейчас внутренне просрали эту войну, но, я думаю, в будущем все будет лучше. Мы – государство № 1 в мире, а не какая-то ебаная Америка!
– За кого конкретно ты болел на ЧМ-1990 и ЧМ-1994?
– На ЧМ 1990 года я болел за Камерун, в 1994 – за Нигерию. Понимаешь, они еще не испортились, их не испоганил мир денег, или как раньше любили говорить «мир чистогана и наживы». Они играют как дети, как животные, в хорошем смысле этого слова. А я зверей люблю, потому что они лучше, добрее и преданнее, чем человеки. За ними будущее, так как у них есть дух, идея. Они знают, за что воюют и умирают. Для них футбол – не спорт, а война. А в российском чемпионате я люблю «Аланию», как сборную СНГ (у них там уже 11 национальностей играет). Раньше мне нравился московский «Спартак». Сейчас же он оборзел, стал слишком буржуазным. Продался. Делает тупые политические заявления в пользу Черномырдина. Ну что это такое?
– Вот ты сказал про войну. Чем, по твоему мнению, обусловлено постоянное экстремальное состояние тех же фанов?
– Насчет войны я скажу так: война – нормальное состояние нормального общества.
– Как ты относишься к национальным проблемам?
– Я – за имперское мышление. Узколобый национализм мне не нравится. Национализм держится до тех пор, пока есть внешний враг. Есть национализм по крови – это скиновская хуйня. Есть национализм по территории, то есть имперское мышление. В той же Германии, Франции там же есть только узколобый расизм, а если бы у них было имперское сознание, то они бы всех этих черных, арабов и прочих цветных заставили бы работать на себя, на государство, а их излишнее число ограничивали бы с помощью иммиграционных законов.
– То есть скинхедов ты не любишь?
– Они же находятся совсем с другой стороны. Они провокаторы, либо тупые люди. Они вторгаются в идеологию и движения, и идею национализма они нивелируют до полной хуйни. Скины как враги ничем не отличаются от украинского УНО-УНСО или от дудаевцев, хотя дудаевцы для своей родины делают много. Скины не ищут себе достойных соперников, забить студента-негритоса может любой гопник, а тех же кавказцев они не трогают. Они говорят – негры у нас отнимают работу. А кавказцы что, ее не отнимают!? Всех пришельцев если и пускать к нам, то только для того, чтобы они работали на нас. Если Америка страна пассионарная (прим.: агрессивная), которая все и всем навязывает, те же турки и арабы, и персы работают и живут там на равных со всеми. А в Европе все пришельцы занимают демонстративно униженное положение в обществе по причине слабости той нации, которая находится у власти, потому что, когда начинается поиск национально-внутреннего врага, это говорит о слабости коренных. Те же литовцы, эстонцы, поляки, чехи, да весь соцлагерь почему так круто наезжает на русских – потому что сами они собой ничего не представляют, они – вечные рабы и сателлиты, своим тявканьем они пытаются скрыть комплекс неполноценности по отношению к великой нации.
– Кто же ты по убеждению?
– Я националист, но советский националист. Я считаю, что за 70 лет Советской власти возникла уникальная нация – советская, которая является сплавом национальностей.
– В таком случае ты – интернационалист?
– Нет. У каждой нации есть свои личные интересы, которые не пересекаются с другими. В настоящее время возникла новая супернация – американская, которая является нашим лютым врагом. И с ними надо бороться вплоть до войны. Сейчас идет навязывание их идеологии, она – враг.
– Ты знаешь, что объединяет даже самые враждующие меж собой фан-банды – ненависть к кавказцам!
– Это внедрение расизма и наша слабость. Ведь пили мы хорошие кавказские вина, отдыхали на их курортах.
– Футбол, с твоей точки зрения, это тоже война.
– Футбол – это не спорт, это война, политика на протяжении лет 20. На стадионах сталкиваются интересы стран, национальностей, городов и районов. Каждая команда – это больше, чем спортсмены, деньги в них вложенные и тренер – это мышление определенных интересов. Вот почему так много вражды между фанатами, иначе быть не может, иначе футбол потеряет смысл. Все как на войне – не будешь же ты оценивать боевые действия соперника в объективном ракурсе – мочить его надо со всей жестокостью. Так и в футболе, и во всех динамичных видах спорта, и это нормально.
– За кого болеет остальная группа?
– Вся «Гражданская Оборона» – это футбольные фаны. Мы все болеем. Правда, когда я жил в Омске, я за местный «Иртыш» ни хрена не болел. Там просто нет нормального футбола. А остальные все шизят. Махно, гитарист – за «Спартак», Джеф, лютый гитарист – за «Динамо», я за «Аланию». Правда, вот не знаю точно за кого болеет барабанщик Андрюшкин.
– Для наших поклонников ваших талантов…
– Если о музыке, то у нас сейчас вышло два новых альбома под названиями «Новый день» и «Солнцеворот», а в следующем году сделаем отдельный проект «Христосы на паперти». Звучанье будет как у «Ministry» и «Butthole surfers», то есть очень тяжело и мощно. Собираюсь подключить брата, авангардиста-саксофониста.
– Чтобы бы ты пожелал ЦСКА?
– Команда хорошая, агрессивная, хочу, чтобы играли еще более атакующе, чтобы были достойны армии нашей заебательской, чтобы играли в Е.К.
– А фанам ЦСКА?
– А фанам хочу сказать, чтобы мочили только тех, кто этого заслуживает, а не тех, кто свои по сути и по духу.
Летов всю свою жизнь оставался заядлым футбольным болельщиком, меняя разве что время от времени команды, которые поддерживал. Вплоть до того, что он мог перенести гастроли или сделать перерыв в студийных сессиях из-за чемпионата мира по футболу, к примеру. Так что интервью для фанатского фанзина было вполне в его духе.
Жаркое лето поэта Егора Летова
Кирилл Горелов «Альянс» № 5, 1997 год
В конце 1980-х, когда помирала перестройка, демократы считали его своим. Еще бы – ведь он пел такие песни, от которых режим, казалось, ощутимо расшатывался. Но в 1993 году он защищал Белый Дом под танковым огнем и был по другую сторону. Его обвинили в предательстве и мимикрии. В ответ он только смеялся. Затем он участвовал в рок-движении «Русский прорыв», и коммунисты думали, что он у них в кармане. Но от Зюганова он так же далек, как от Чубайса. Его называли панком в обличье хиппи. Но он ни тот, ни другой. Действительно, разве дело в длине волос, музыкальной агрессии или политических играх? Ну а в чем же тогда, собственно, дело? Что же тогда важно? Для него, Егора Летова, для которого однажды утром в Вавилоне пошел густой снег.
Где-то в середине 1930-х годов была прервана русская поэтическая традиция. Казалось, окончательно и бесповоротно. Погибли Гумилев, Маяковский, Введенский, Есенин, мучительно доживал свою жизнь Хармс. Заболоцкому и Брюсову удалось стать конформистами. Они выжили, но от творчества не осталось и запаха. Вернее, запах остался, но это был запах морга, Вольный-раздольный напор Вознесенского и Евтушенко оказался карнавальным огнем: блескучим и фальшивым. Ловушка для доверчивых иностранцев. Напор очень скоро превратился в запор. Интеллигентских кумиров – Галича и Окуджаву – оставим без комментариев: их влияние было клановым и узконаправленным. Настоящим глотком воздуха был, пожалуй, лишь Высоцкий. Он стал той точкой, от которой и берет свое начало новая русская поэзия. Традиция не была уничтожена, она оказалась всего лишь дискретной. Через 50 лет в России снова появились НАСТОЯЩИЕ поэты. Они возникли в рок-среде, самом живом, самом реальном срезе культурного пространства. Первый из них – Александр Башлачёв, второй – наш сегодняшний герой Егор Летов.
Из маститых рок-критиков Летова не понял почти никто: Артем Троицкий думал, что он обличитель гопников-люберов, Николай Мейнерт и Илья Смирнов видели в нем борца с тоталитаризмом. Для угрюмых московских идеологов контркультуры под предводительством Сергея Гурьева Летов был певцом экзистенциального дна, безысходности и мрака. Интеллектуалы-радикалы считали, что Летов – олицетворение анархического бунта. Все были правы, и никто не был прав. «Когда я умер, не было никого, кто бы это опроверг»…
«Мне все говорят – у тебя, мол, одна чернуха, мракобесие, депрессняк… Это говорит о том, что ни хрена никто не петрит! Я совершенно трезво и искренне говорю – все мои песни (или почти все) – именно о любви, свете и радости. То есть о том, каково, когда этого нет!» (Из интервью Егора Летова журналу «Контр Культ УР’а», 1991 год).
Все, кто пытался разобраться в Летове и его творчестве, допускали одну ошибку: они рассматривали Егора со своих классовых или цеховых позиций. Смотрели на него как на солнечный свет, разложенный на спектр. И видели только одну составляющую часть, один цвет. Но ведь «Каждый Охотник Желает Знать Где Сидит Фазан»… Чтобы понять Летова, нужно уразуметь, кто он прежде всего. Летов – прежде всего Поэт. Об этом не помнит почему-то никто. Не помнят и любуются небом через соломинку.
Давайте на минутку забудем, что Франсуа Вийон был Поэтом. Кто он тогда будет? Уголовник, приговоренный к смертной казни за разбой. Артюр Рембо будет защитником Парижской Коммуны; Шарль Бодлер – наркоманом, умершим от мозгового разжижа; Александр Пушкин – пьяницей и бабником, не раз лечившимся от венерических заболеваний; Михаил Лермонтов – кровожадным гусаром, беспощадно рубившим головы чеченцам. Но они – Поэты, и их не измерить нашими заскорузлыми и чахоточными мерками здравого смысла и благоразумия. Они – вне этого здравого смысла. И Егор Летов, отринувший рамки повседневности и сугубого улиточного проживания жизни, живой и яростный,
Везучий, как зеркало, отразившее пожар
Новогодний, как луна, потно зажатая в кулаке
Долгожданный, словно звонкое змеиное колечко
Единственный, словно вскользь брошенное словечко
Замечательный, словно сто добровольных лет
Одиночества вместе с ними.
Предлагаем вниманию читателей «Альянса» ответы Егора Летова, данные им новосибирским журналистам на пресс-конференции, состоявшейся 19 июня в кинотеатре им. Маяковского.
– Егор, кто для тебя люди, собирающиеся на твои концерты?
– Такие же люди, как мы. Бойцы, вояки.
– Что за последнее время ты можешь отметить, как позитивные события?
– Ну вот Лукашенко подбил американский шарик. И Лужков дал отмашку Западу. Больше мне вспомнить нечего. В Чечню нас не пустили, в Боснию тоже. Какого-то сраного Шевчука в Чечню, конечно, пускают…
– Что ожидает Россию?
– Нас ожидает югославский вариант – анархия и хаос. Есть возможность этого избежать, но я о ней вам не скажу перед включенными камерами.
– Ты как-то назвал Лимонова слишком мягкотелым…
– Не было этого. Лимонов – это человек с комплексом Юкио Мисимы. Только такой, русско-советский Юкио Мисима, ненастоящий, ненатуральный. Я очень хорошо его знаю. У нас с ним хорошие отношения, между прочим. Но только такие, мы с ним встречаемся, выпиваем.
– Положительные герои есть для тебя?
– Конечно. Много. Начиная от Бердяева, заканчивая Христосом. Прометей, Платонов, Маркузе. Да много, много.
– С кем Летов сейчас?
– С Русским национальным единством, РНЕ. Ситуация сейчас такая, что все идеологии не работают. И дело не в идеологиях. Работают только те организации, которые что-то умеют делать. Поэтому с кем я сейчас буду сотрудничать? Я буду сотрудничать с ОМОНом, с РУОПом, с ментами, баркашовцами. Потому что все остальные – говно, если называть своими именами. А те, кого я назвал, – это люди классные.
– В прошлом году Шевчук обвинил тебя в пропаганде фашизма…
– Господи… Я коммунист, я фашист, я советский человек, я патриот, блин. Я русский человек, я сибиряк, я живу на этой земле, я казак. Я не могу понять, почему вас удивляет, что я такой? Мы любим свою землю и воюем за нее, собственно говоря. Я занимаюсь тем, что защищаю свое детство. А детство было очень хорошее и очень правильное. Если с тобой что-то случалось, можно было позвонить в любую дверь и сказать: помогите. И помогали. Мы защищаем советскую систему ценностей. Все было по-доброму, все было здорово.
Но ничего никогда не возвращается. Должен произойти какой-то виток, очень большой и, по-видимому, страшный. Никакого пирога с неба не будет. А что делать, история – реальный процесс. Почему я коммунист? Потому что коммунизм – это христианство, которое было воплощено в реальность. Наконец-то, слава тебе, Господи, за 2000 лет. Это была попытка дурацкая, конечно, грязная, с кучей ошибок, но эта попытка была правильная. И не последняя, это будет дальше… А про немецкий фашизм я и не говорю вообще – у нас такого, чтобы подушки женскими волосами набивали или перчатки делали из человеческой кожи, просто быть не могло. А в Германии случилось, потому что там Гегель был, и так далее. Вся германская цивилизация, начиная с Гете, строилась на очень умозрительном отношении к личности, к человеку. У нас такое невозможно.
– Как ты относишься к современным средствам массовой информации, в частности, к телевидению?
– А как к нему относиться? А как я к микрофону этому отношусь? Другое дело, что телевидение показывает кино, а кино – дело хорошее. А вообще-то то, что представляет собой московское, центральное телевидение – это из области не просто вредоносной, а сатанинской, подоночной…
Я, между прочим, сейчас собираюсь фильм снимать. Я хочу снять «Игру в классики» Кортасара, связаться с Кирой Муратовой и с ней вместе это сделать. Но это стоит чудовищные деньги… Зря я об этом рассказал. Я человек суеверный, теперь, может, и не сбудется…
Летов и кино – это, как и в случае с музыкой, или тем же футболом, тема для отдельного разговора. И сам Егор, и Кузьма, Константин Рябинов, его соратник по «ГО» с самого начала, не просто любили и знали мировой кинематограф, они в нём прекрасно разбирались, и могли дать фору многим кинокритикам. Можно лишь представить, что бы произошло, если бы планы Летова поработать с кино воплотились в реальность.
1998
Егор Летов: «Панк – это слава России!»
Фёдор Волков, Евгений Соловьёв Москва, 4 мая 1998 года
1 мая, в День транспортных рабочих, легендарная «Гражданская Оборона» во главе с Егором Летовым выступала в Москве.
Утром Егор поучаствовал в праздничном митинге, организованном «Корпорацией Транспортных Рабочих», Национал-Большевистской Партией и Союзом Офицеров, а вечером в «Крыльях Советов» на Белорусской состоялся мощный сейшн «Гражданской Обороны», которым группа Летова открыла свой тур-98 по городам Российской Империи. Народу на концерте было столько, что зал не вместил всех желающих и многие остались на улице. Вначале со сцены прогнал телеги Эдуард Лимонов, потом начался угар. Летов прыгнул в толпу и его чуть было не разорвали на куски.
– Егор, как тебе Москва в этот приезд?
– Честно говоря, очень странное впечатление… Я Москву, по большому счёту, не узнал. Она стала какая-то «пряничная», бутафорская. Вроде бы всё чистенько, красиво, но при этом такое ощущение, что всё это ненастоящее, а картонное какое-то… Я жил в Москве в 82-м, в 83-м, в 85-м годах, иногда застревал надолго. Тогда Москва была живая, грязная, быстрая. Сейчас такое впечатление, что это чужой город, с чужим, нерусским менталитетом. Как какой-нибудь западноевропейский мегаполис.
– После концерта, на пресс-конференции, ты не раз упоминал имя Юрия Лужкова. Как ты к нему относишься?
– По большому счёту – хорошо. Если на будущих президентских выборах придётся выбирать между Лужковым и кем-то ещё, я лично буду голосовать за Лужкова. Это очень хороший, крепкий хозяйственник. Он реально доказал, что хочет и умеет что-то делать, навёл в городе хоть какой-то порядок. Другое дело, что он слегка переборщил со своим хозяйством, но об этом я уже всё сказал.
– Кого ещё из видных политических деятелей ты поддерживаешь?
– Ещё Лукашенко. Он отличный политик, хороший президент. Очень жёсткий. Он навёл порядок в Белоруссии, народ его действительно любит. Мне пришлось там прожить несколько недель, поэтому я знаю ситуацию. Как в Москве любят Лужкова, так в Белоруссии – Лукашенко. Его по-настоящему поддерживают люди. Не просто выбирают, а именно поддерживают.
– Последнее время ты часто говоришь о порядке. Но как ты сочетаешь твоё стремление к порядку со своими революционными убеждениями?
– Я считаю, что революция – это и есть установление нового порядка.
– То есть для тебя это способ перехода от хаоса к порядку?
– Вообще, революции происходят тогда, когда наступает хаос. Это, как мне кажется, просто инстинктивное стремление народа к естественному порядку, обусловленному национальной культурой, традиционным укладом, географией…
– Как ты считаешь: сейчас Россия находится в достаточном хаосе для революции, или надо ещё подождать?
– Надо подождать. Я, наверное, за последние полтора-два года неожиданно для себя ощутил, что, похоже, впал в пессимизм, хотя всегда считал себя оптимистом. Была какая-то духовная иерархия, система ценностей, за которую стоило чем-то пожертвовать, даже умереть. Но в последние годы я с глубоким прискорбием могу констатировать, что менталитет нации изменился до такой степени, что люди свыклись, примирились со своим поражением. Многие просто деградировали. Я могу привести огромное количество примеров. Однажды я пошёл в лес и наткнулся там на груду растерзанных, разорванных то ли щенят, то ли котят. Причём они были именно разрублены на части самым зверским, сатанинским образом. Кто это сделал? Разве это человек?! Нет, это уже не человек! Или вот ещё: иду я по кладбищу. Все надгробные плиты исписаны матерными словами, «хуями» всякими и т. д. Какая гнида это сделала?! А через кладбище народ шёл, с завода возвращался. Идут, смотрят на эти осквернённые могилы и хохочут. А ведь это могилы их дедов, отцов, матерей… Так что менталитет нации изменился радикальным образом. И никого это не пугает, что самое страшное!
– То есть ты считаешь, что нация частично сошла с ума?
– У меня ощущение, что крыша съехала у большинства населения. Люди сходят с ума от голода, от безысходности, лезут в петлю. Огромная страна голодает. Солдаты стреляются… А в Москве в это время выстраивается эта вот подземная хренотень, торговый комплекс на Манежной площади. На это ведь ухлопаны просто чудовищные деньги! Зачем это нужно? У нас в Сибири, например, дело уже идёт к тому, что в будущем возможно несколько крупных сибирских городов просто-напросто отделятся от Центра, потому что Москва Сибири не нужна. У нас и так всегда было хорошо. Я просмотрел массу архивных документов дореволюционной поры. В Сибири люди жировали всегда, колёса маслом мазали и прочее… Поэтому революцию в Сибири поддержали отнюдь не из экономических соображений. У нас никогда не было такой ситуации, которая была бы объективно обусловлена с точки зрения Маркса. Революция победила, потому что была идеологически правильной, необходимой.
– Егор, на куртке у тебя значок «кельтский крест», который является символом движения «White Power». Как ты относишься к скинхедам?
– По большому счёту, хорошо. Честно говоря, я понять не могу, почему происходит война между панками и скинхедами. Я считаю, что у нас движение одно, дело общее и делить нам нечего. У меня были встречи с украинскими бритоголовыми, со скинхедами Прибалтики. И всегда у нас были идеальные отношения, я у них неоднократно вписывался, жил… С сибирскими скинами тоже никогда не возникает никаких проблем. А вот в Москве происходит эта странная, нелепая, дикая совершенно война между панками и скинами. Зачем это нужно?! Что нам делить?! Если вы действительно скинхеды, очень хорошо. Слава России! Но мы делаем то же самое. Я считаю, что в данный момент «панк» – это и есть слава России. Это очень здорово! Мы делаем одно общее дело. У нас одна Родина, одна нация. Мы должны быть вместе!
– 1 мая на концерте перед «Гражданской Обороной» играла бритоголовая группа «RAF». Расскажи об этой команде.
– Эта группа из Череповца. У нас хорошие отношения. Пару лет назад мы вместе играли в Череповце. Мне лично в них одно не нравится: почему они поют по-немецки? Это несколько курьёзно. По-русски надо петь. Если ты действительно настоящий русский скинхед, то должен отстаивать РУССКИЙ ПОРЯДОК! При чём тут немецкий язык? Мы немцев разгромили, дали им пиздюлей. Теперь этой нации, по большому счёту, не существует. Это был, в принципе, достойный противник, которого можно было уважать. Но они нам доставили хлопот изрядно, и мы их разгромили, конкретно совершенно. Пошли они в жопу все! Не американцы, не Европа, а именно мы, русские! Мы просто указали им то место, которое они должны занимать. И всё. Поэтому мне очень не нравятся все эти излишне германофильские тенденции, которые зачастую встречаются среди русских националистов. Как можно уважать какого-то там германца, если ты его уже победил? Ты его удавил, унизил… Они уже не могут подняться, это побеждённый народ, униженный и опущенный. А вообще, один немецкий крайне правый журнал назвал мою песню «Прыг-Скок» хитом года. И они пригласили «Гражданскую Оборону» в Германию. Мы с удовольствием съездим, поиграем. Ну подрались мы с немцами, побили их, чего не случается между друзьями (смеётся). Теперь всё нормально… Ещё нас приглашали во Францию, в Америку, но мы туда не поедем. Это не нации.
– А как музыканты «ГО» относятся к футболу? Вы болельщики?
– Да! Практически все мы – ярые футбольные фанаты. Болеем за разные клубы и иногда даже ругаемся по этому поводу, чуть ли не дерёмся (смеётся)… Да и сами любим поиграть в футбол.
– Как складываются ваши отношения с милицией?
– Когда мы только начинали, нас часто винтили после концертов, преследовали всячески. Но это всё ерунда. Сейчас, конечно, таких проблем уже нет. Хотя, как раз вчера меня арестовали здесь, в Москве. Вообще, у вас менты, по всей видимости, более злые, нежели в Сибири или где-то ещё. Так вот, я впервые за много лет почувствовал такой дискомфорт, испугался даже… Хорошо, что один милиционер меня узнал, иначе всё могло закончиться гораздо хуже…
– Как известно, «Гражданская Оборона» была основана 8 ноября 1984 года. А когда состоялось первое выступление «ГО»?
– Трудно ответить. Дело в том, что впервые «Гражданская Оборона» выступала не под этим названием, а под другим, условным. Я уже сейчас и не помню. Произошло это примерно через год после основания. Мы просто импровизировали абсолютно со всем: с названиями, с музыкой и т. д. Именно импровизация тогда была для нас главным. Потом уже пошли альбомы и концерты собственно «Гражданской Обороны».
– Ваш тур-98 приурочен к новой программе, альбому или же это обычные гастроли?
– Возможно, мы сыграем песни, которые ни разу не исполнялись на концертах. Хотим, например, сделать новую версию «Прыг-Скок». Одно могу сказать точно: оружия складывать мы не собираемся!
– Что бы ты пожелал нашим читателям?
– А что можно кому-то пожелать? Если у человека всё в порядке, то ему и желать нечего. Если нет, он сам знает, что ему делать.
«Корпорация Транспортных Рабочих», фигурирующая в предисловии – это не что иное, как небезызвестная «Корпорация Тяжелого Рока», «молодёжная федерация», организованная лидером группы «Коррозия Металла» Сергеем «Пауком» Троицким.
1 мая 1998 года, как и за четыре года до этого, в 1994 году, Егор сотоварищи пошел на шествие и митинг, посвященные празднику 1 мая. В 1990-е годы в них традиционно участвовала патриотическая оппозиция, это были многолюдные собрания с весьма разношерстной публикой самых разных взглядов и убеждений, объединенных противостоянием системе и действующей власти. Собрания при этом разрешенные, «санкционированные», как их тогда было принято называть, и поэтому на удивление мирные, несмотря на зачастую отчаянные по нынешним меркам лозунги. Были там люди идейные, были просто зеваки, многие приходили, узнав о том, что там будут Егор Летов, Эдуард Лимонов и другие известные люди. Ну и без традиционных городских сумасшедших эти гуляния тоже не обходились.
А вечером того же дня состоялся первый после большого перерыва электрический концерт «ГО» в Москве. Именно на нём с группой на сцену впервые вышла Наталья Чумакова, новая бас-гитаристка «Обороны» и верная спутница Егора на всю оставшуюся жизнь. Слухи о том, что у Летова на басу теперь будет играть девушка, ходили давно, теперь все в этом убедились. Егор и Янку Дягилеву в своё время пытался приучить к бас-гитаре, но тогда дело не задалось. А тут всё получилось чудесным образом, благо, Наталья до близкого знакомства с Летовым уже успела поиграть на басу в новосибирских пост-панк группах, в том числе с будущим барабанщиком «ГО» последнего состава Павлом Перетолчиным. И мы все с ней познакомились на этом концерте, что вылилось в многолетнюю дружбу и сотрудничество, продолжающиеся по сей день.
Лимонов в тот вечер сам напросился побыть охранником вместе со своими соратниками из НБП и с очевидным удовольствием скидывал обратно в зал особо ретивых панков, прорывавшихся на сцену. Летов осуществил свою давнюю мечту, прыгнув со сцены в толпу, продолжив, таким образом, традиции стейдждайвинга в духе Игги Попа.
Яркий получился концерт, запоминающийся. До этого мы почти год не виделись с Егором, основательно повздорив в конце мая 1997 года, но ссора закончилась, извинения были принесены, встреча вышла радостной, история продолжилась. И слава богу.
