Екатерина Бердичева
Фиолетовый снег
– Ну, тогда я весь внимание!
– Иннокентий Кириллович, миленький, нам нужен… саксофон.
Ванька округлил глазищи и с удивлением уставился на меня. Я придержала его за рукав. – Не простой, не ширпотреб, а что-нибудь стоящее, настоящее! Может быть, чисто случайно…?!
– А к чему тебе такая вещь? – Ворчливо поинтересовался бывший музыкант. – Ты у нас – пианистка. А молодому человеку такими вещами распоряжаться рано. Не дорос еще.
– Нет, Иннокентий Кириллович! – Качнула я головой. – Это – подарок. Подарок Ваниному отцу. Понимаете, я играла с ним вместе. Он – настоящий виртуоз!
Кирилыч еще раз смерил Ваню взглядом. Тот хлопал ресницами, улыбался и молчал.
– А ты на чем играешь? – Вдруг спросил он моего ученика.
– На гитаре, пианино – но не мастерски. На флейте – с пяти лет.
Старый музыкант отвернулся, порылся под стеллажами, и достал флейту в коробочке. Открыл и протянул Ивану:
– Сыграй!
Ваня аккуратно взял инструмент и приложил к губам. Маленький захламленный магазин наполнился чарующей мелодией из Орфея и Эвридики Глюка. Иван не просто выводил ноты, а импровизировал, наполняя известную музыку новым звучанием. Старый музыкант прикрыл глаза и слегка покачивал рукой.
– Джаз по Вам плачет, юноша. – Объявил он, когда Ваня закончил.
– Я немного играл в джазовом коллективе. – Скромно поделился Иван маленькой тайной.
– Так что там про саксофон? – Вернула я их на землю.
– Экая ты прыткая. Все бегом, бегом. Вы, молодой человек, не стесняйтесь, заходите в любое время. – Пригласил Ваню впечатленный Иннокентий Кириллович.
– Обязательно. – Согласился парень.
– Подождите. Я сейчас. – И бессменный продавец и хозяин магазинчика пошел куда-то внутрь. Мы присели на подоконник.
– Хорошая флейта. – Погладил Ваня инструмент и снова прижал к губам.
Я сидела и слушала необычную и очень мягкую обработку мелодий The Beatles. Мои четкие мысли смазались и превратились в поток сознания, который неотвратимо уносило в океан образов и чувств. Из мира грез нас вырвал Иннокентий Кириллович. Шаркая ногами и протискиваясь сквозь стеллажи, на которых что и где лежит, знал только он сам, старый музыкант нес сильно потертый футляр. Ваня опустил флейту и посмотрел на мастера. Наконец застежки щелкнули, и мы увидели Его: старый, но все еще сияющий саксофон. Сбоку стоял логотип одной очень известной фирмы. Ванька не выдержал и потянулся к нему пальцами.
– Можно? – Хрипло спросил он.
– Нужно. – Ответил Иннокентий Кириллович.
Парень осторожно вытянул его из футляра, кашлянул, поднес к губам и заиграл.
Никогда до этого дня я не слышала Ваниной музыки. Но, положа руку на сердце, могу сказать: все, что он здесь творил, было просто… бесподобно. Ведь это – блюз. Настоящий американский блюз. Властелин музыкальных сокровищ молча вытирал слезы, текущие по морщинистым щекам…
Пока я доставала деньги, Ваня убрал инструмент и крепко обнял футляр. Похоже, разлучить их было невозможно. Посмотрев на прижмурившегося парня, Иннокентий Кириллович вдруг сказал:
– Я – одинокий и больной старик. Все, что держит меня за землю – мой магазин и мои инструменты. Но эти ценности, к сожалению, туда, – он показал пальцем в небо, – не возьмешь. А музыка – она прекрасна здесь. Но там, думаю, прекрасней стократ. Мальчик! Я хочу подарить тебе эту флейту. Ты ее достоин. А она – достойна тебя.
– Но это очень дорогой подарок! – Покраснел Иван, глядя на меня.
– Это ты, мой мальчик, сделал мне бесценный подарок. Заходи иногда к старику. А флейта – она твоя!
***
Из магазина Ваня вышел довольный, с красными щеками и в обнимку с двумя потрясающими музыкальными инструментами.
– Спасибо Вам! – Было первое, что он сказал, устраиваясь на сидении рядом. Я завела двигатель.
– Не мне, Ваня. Это тебе спасибо. Ты приносишь людям столько радости!
– А Вам? – Снова непонятно чего хотел он выпытать из меня.
– Где ты живешь?
– Новый микрорайон у госпиталя. Я покажу, как подъедем. Вы не ответили.
– Вань. Ты – взрослый человек. Умный человек. А задаешь вопросы, на которые практически невозможно ответить, не затронув чужих интересов.
– Глупости. – Сурово отрезал он. – Вы не правы.
– Чем мы дольше живем в этом мире, тем больше условностей нас связывают. И через некоторые из них мы перешагнуть не в состоянии.
– Вот Вы, взрослая женщина… – Завелся он. – Через чего Вы боитесь перешагнуть? Через фальшивую любезность? Может, через свои страхи? Вы знаете, что можно внезапно потерять человека, которого очень любишь, и не успеть ему об этом сказать? А он всю оставшуюся жизнь будет мучиться, считая себя виноватым, что в силу тех же страхов оттолкнул Вас! Вы так боитесь быть искренней! А вдруг кто-то что-то скажет? Общество не прощает свободным их волю…– Ванька шмыгнул носом и отвернулся. Мы ехали и молчали.
– Там, за домом поворот направо.
Я повернула и через пятьдесят метров остановилась около их подъезда. Джипа на стоянке, слава Богу, не было.
– Вань, ты иди, спрячь подарок. Я подожду тебя и снова отвезу в центр.
Ванька посмотрел мне в глаза, и на его лице засияла улыбка:
– И все-таки Вы меня любите, Светлана Васильевна!
– Иди, балбес малолетний! – Вздохнула я. Ванька хлопнул дверью.
***
Весь оставшийся вечер я посвятила гитаре. Разрабатывала пальцы, вспоминая несложные пьесы, и все время видела перед собой одухотворенное лицо Ваньки, играющего на флейте. Вечером, около двенадцати, опять болтала с Жаном. Сказал, что вышел на работу, и будет звонить позднее. Я умоляла не делать этого каждый день. Часовые пояса, однако. Муж отключил телефон и опять не пришел домой. С досадой пришлось признать наличие у благоверного вероятной любовницы. Было неприятно: снова сделала в жизни что-то не так. Собравшись спать, постелила себе на диване в гостиной.
***
А дни летели один за другим. После зимы, как всегда, пришла весна. Наши хронически нечищеные дороги, заполнив ямы в асфальте растаявшими сугробами, коллективно ушли под воду. Машины катерами рассекали грязную сырость, окрашиваясь в цвета камуфляжа. Кто-то, жалея свой транспорт и пешеходов, двигался аккуратно. А кто-то воображал себя крейсером. Проезжает мимо такая штука – ты мокрый с ног до головы. То-то радости водителю! Целый день хорошее настроение.
Солнышко появлялось на небе все чаще. На теплых веточках сирени откровенно веселились воробьи, бросая какую-то дрянь на облезлого кота, пробирающегося внизу. Люди счастливо улыбались и говорили друг другу: лето не за горами!
А мы вовсю готовили выпускные классы к ЕГЭ. Галина Аркадьевна, наш светоч в мире русского языка и литературы, плакала над сочинениями. Я как-то спросила:
– Что, так все плохо?
Она ответила:
– За всю мою жизнь, Светочка, так чудесно еще ни разу не было!
Я вздохнула и мысленно перекрестилась. Наши бессменные лидеры Бортников и Кузнецов так прижали все три класса, что народ кряхтел, пыхтел, ругался на всех доступных языках, но не сдавался. Это было хорошо. Директора в отделении Департамента хвалили и ставили в пример остальным.
Скоро потеплело окончательно, и после первомайских дождей на свет вылезла яркая сочная зелень.
Наша подзаборная ива немыслимо распушилась и снова начала прикрывать своими плакучими ветвями любителей подымить. Может быть, именно от этого она плакала?
Желающих сдавать английский в этом году нашлось только четверо. Они хотели подать документы в областной пединститут на языковой факультет. Заодно мне отдали и немцев, поступающих туда же. Вторую учительницу английского и обеих немок благополучно отпустили к любимым грядкам сажать рассаду. У меня одной не было дачи, поэтому страдала каждый год на экзаменах именно я.
Ванька в придачу к основным предметам сдавал биологию и химию. Разговаривала теперь я с ним редко и по существу. Но каждый день у колонны внизу он ждал моего прихода. Двухсекундный зрительный контакт – и я знала, что у него все в порядке.
Еще я чувствовала, что в этом году круто поменяется моя жизнь. Раньше она делилась на три простых этапа: папа, после папы, Семен. Теперь она поделилась на два: до Вани и вместе с Ваней. Я просыпалась, вспоминая его мордаху, и засыпала, представляя фигурку с флейтой. Папа теперь спокойно занял свое место, отведенное ему в моем сердце. Семен? Я прочно обосновалась в гостиной. Мы практически не разговаривали. Он приходил – я спала. Я уходила – спал он. Закончатся экзамены, буду искать квартиру. Деньги у меня были. Часть оставил папа – он лично клал их на мой счет. Что-то заработала и отложила я, пока жила у Семена.
Свою маленькую новогоднюю елочку в горшочке я отдала Ваньке. Так случилось, что в один из будних дней он меня отловил уже на выходе.
– Светлана Васильевна, подождите! – Догнал он меня. – Нас сегодня отпустят пораньше. Быть может, если Вы не заняты, съездим к нам на дачу? Вы ее помните? Это недалеко. Мне сумку оттуда надо забрать! – Он улыбнулся нахальной улыбкой ребенка, который точно знает, что отказать ему невозможно.
Я подумала, что как раз сегодня утром размышляла о судьбе моей зеленой питомицы. Точно! Ей пора в лес!
– Поедем, Ваня. – Ласковым оскалом улыбнулась я ему. – Надеюсь, твой папа там отсутствует?
– Да на работе он. Допоздна! – Ванька даже треснул по стенке кулаком. – Высох весь, один нос торчит! И что вы за люди такие?
– Я-то тут причем? – Удивилась я. – Проблемы на работе твоего папы меня не касаются. Своих выше крыши.
– То-то и оно. – Уныло подытожил Иван. – Подъезжайте через два урока, я приду на стоянку.
Съездив домой, я вынесла елочку и поставила ее на заднее сидение. На всякий случай прихватила маленькую раскладную лопатку автомобилиста – ямку рыть.
Ванька прибежал сразу после занятий и, приземлившись на сидение, изумленно посмотрел назад:
– Это что?
– Это, Ваня, мой маленький лохматый друг – Новогодняя елка! И я посажу ее на вашем участке!
Ванька заржал:
– А снега прошлогоднего в холодильнике не припасли?
Я пожала плечами.
– Что ж так опрометчиво? Говорят, хорошо влияет на мозговую деятельность!
– Бег с препятствиями за машиной тоже хорошо влияет на мозговую деятельность. Перед экзаменами самое оно. – Не удержалась я.
– А, – махнул рукой Иван. – Экзамены мы сдадим. А вместо бала мы с ребятами решили ехать в Питер всеми тремя классами. А потом раскинет нас судьба по далям и весям…
– Дружочек, мозгами пораскинь на досуге: гостиницы к этому мероприятию бронируют перед Новым годом. Сейчас уже май!
– Я все продумал! – Заложил руки за голову этот малолетний аферист. – У нас под Питером большая дача. Места хватит всем. Деда уже предупредил и согласие тоже получил! А потом, едем-то мы всего на три дня!
– Значит, выпускного бала не будет?
– Зачем? Вы же выступать все равно откажетесь! А без Вас – совсем не то.
– Ваня! Не нарывайся на порку!
Он смерил меня с головы до пят и изрек:
– Метр с кепкой против Мохаммеда Али.
– Вот чертенок! – Не удержалась я.
Весенняя дорога в обрамлении елочек и покрытых молодой листвой берез была прекрасной. Небо радовало глубокой синевой, а солнышко – теплыми лучами. Вопросы вызывало лишь асфальтовое покрытие… Но бодаться с ремонтными службами – дело безнадежное. При въезде в поселок я вдохнула полной грудью сосновый смолистый воздух. Все было чудесно… Но волшебный теремок встретил нас запустением и грустью.
– Вань, ты бы сказал отцу, что дом любит человеческое тепло. Пусть приезжает сюда хоть в воскресенье!
– Он не был здесь после Нового года ни разу. – Ванька вылез и помог вытащить мою подросшую елочку. – Работает почти без выходных.
– Почему? – Удивилась я. – Даже если так, ехать сюда недалеко, а сосны здорово расслабляют после напряженных будней! Вот я бы с удовольствием здесь поселилась!
В Ванькиных серых глазах промелькнул хищный огонек. Или мне показалось?
Посадив у домика елочку, мы полили малышку водичкой.
– Расти большая. – Пожала я зеленую лапку. – Радуй своего хозяина и будь умницей.
Появившийся из дома Иван громко фыркнул. Приподняв дверцу багажника, он осторожно поставил тяжелую сумку внутрь. Машинка ощутимо просела.
– У тебя там кирпичи? – Поинтересовалась я.
– Инструменты. Хочу в прихожей плитку у двери положить. Ну, и собственно, плитка.
Скоро мы вернулись в город. Я довезла мальчишку до дома, почему-то пожалев о том, что отец не может помочь сыну донести тяжелую поклажу. Знакомого джипа на стоянке снова не было.
– Работает. – Перехватил мой взгляд внимательный Иван и традиционно поцеловал меня в щеку. Я, бестолочь здоровая, оттолкнуть его не смогла.
***
Наконец, последний звонок и все экзамены остались позади. Ребята собирались в Питер, а мне подписали отпуск. Теплый и солнечный июньский день радовал ласковым ветерком и беззаботным настроением. Хотелось одновременно и отоспаться, и куда-нибудь уехать. Но вначале необходимо было переделать текущие дела. Может, потом прокачусь к бабушке? Посмотрим. Мы с Иваном, наконец, обменялись телефонными номерами. Он, как кот валерьяну, обхаживал меня целую неделю, чтобы выудить мой номер. Я недолго посопротивлялась и сдалась. Ваня обещал каждый день звонить. А я… пыталась научиться жить без него.
Оставив позади школьные ворота, я зашла за угол и с удовольствием прыгнула в маленькую красную машинку. Свобода! Домой! Долой все наваждения! Я – умная и самостоятельная женщина в отпуске.
Лихо зарулив на стоянку своего дома, я неожиданно увидела автомобиль Семена. Странно. Давненько мы не встречались. В смысле, с Семеном и его мерседесом. Послушаем, что скажет. Семен, естественно, не машина.
Я поднялась на этаж и, открыв квартиру, застыла на пороге. Все было, как в пошлом голливудском фильме: ботинки мужа, рядом туфли-лодочки размера этак сорокового. В голове хихикнула пьяная мысль: может, это тоже мужчина? Уж больно обувка большая. Дальше по коридору валялась голубая кофточка. Я ее машинально подняла. Еще дальше – юбка этой гренадерши и рубашка Семена. Интересно, она выше его? Или он ее? Впрочем, в постели все равны. И я пошла в спальню, из которой доносились вполне понятные звуки. Дверь была немного прикрыта. Я распахнула ее посильнее и остановилась на пороге. Ну что могу сказать? Смотреть намного хуже, чем участвовать. Неэстетично как-то. Муж извивался внизу, а наверху темпераментно скакала какая-то блондинка. Я покашляла и сказала:
– Вот в гостинице я бы не увидела. А так ничего. Динамичненько. Вы не стесняйтесь, продолжайте.
И двумя пальцами бросила их одежду к кровати.
Муж тут же дернулся и посмотрел на меня с перекошенной физиономией. Похоже, удовольствие сменилось резким разочарованием. Странно. Вроде я им не мешала… А блондинка, не слезая, развернулась. М-да… Такого я предположить не могла. На меня, сверкая глазами, смотрела сестра Марина.
– Не так уж я была не права. – Отмерла от удивления я. – Ты под каждое начальство ложишься?
– Ты! – Завелась сестра. – Ты всегда лучше всех! Самая умная, самая честная, самая справедливая! Но меня, а не тебя, недотепа, любит мой Сенечка! – Маринка растянула в плотоядной улыбке свой большой рот.
– Сенечка, ты любишь ее? – Как к душевнобольному, обратилась к мужу.
– Света, это не то, что ты думаешь! – Пытался скинуть ее с себя Семен.
Мой когда-то красивый и безупречный идол. Я смотрела на него и не понимала, что же такого когда-то нашла в нем, кроме внешности? Одни Игнатьевы чего стоят! Кажется, нервы сдали, и я рассмеялась. Похоже, с моих глаз спала пелена, и стало легко до тошноты.
– Что ты смеешься? Это ты виновата со своей дурацкой школой! Сидела бы дома, как Тамарка! И ничего бы этого не было! – Закричал Семен.
– Слышишь, Мариночка, Тамаре Игнатьевой соответствовать сможешь? Губы силиконовые хочешь? А попу? – Меня все еще душил смех. Истерика, наверное.
Маринка вскочила с кровати и подлетела ко мне:
– Чего тебе еще надо, малявка? Чтобы он перед тобой ползал, вымаливая прощение? А вот не будет этого! Он подает на развод!
Я отодвинула ее рукой и посмотрела на Семена:
– М-м-м… У предпринимателя и крутого бизнесмена свое мнение есть? Хотелось бы услышать.
– Не слушай ее, Сенечка! – Маринка снова запрыгала по кровати, но теперь вокруг любовника. – Она хочет разрушить наше счастье! Я не отдам тебе его! – Она снова повернулась ко мне. – Он – мой!
Мне хотелось побыстрее закончить эту мелодраму.
– Семен. Я жду ответа. – Лаконично сказала я.
Тот встал, надел трусы, подумал и выдал:
– Девочки, вы же сестры! Не надо ругаться. Давайте жить втроем.
– Чего? – Одновременно сказали мы.
– Семен. Извини, но жить с тобой после нее, – я показала на Марину, – все равно, что использовать чей-то грязный презерватив. Негигиенично и мерзко.
Маринка судорожно натягивала белье. Семен молчал.
– Я сама подам на развод и буду искать квартиру. Но несколько дней, голубки, вам придется побыть порознь. Пока здесь живу я. Уйду – делайте, что хотите. – Я вышла из спальни и обернулась. – Но пока я здесь – чтобы духу твоего, Марина, не было!
Ответом мне стала хлопнувшая входная дверь. В квартире стало тихо.
Я поставила чайник и достала конфету. Есть ничего не хотелось. Подумав немного, вытащила из сумки телефон. Я – учительница. И у меня много учеников. Посмотрев страницы записной книжки, нашла искомое. Вот. Семеновы Игорь и Алексей. Братцы – риэлторы. Им и позвоню.
Вопрос с квартирой решился на удивление быстро. Мне на выбор предложили две однушки: потрепанную жизнью и людьми с газовой горелкой в старой постройке где-то в моем бывшем районе, и совершенно новую, но на первом этаже в госпитальном поселке. Первая находилась близко от матери и Марины. Район я любила, но встречаться с ними в магазинах и слушать дурацкие вопросы соседей не хотелось. Минус второй квартиры был в ее удаленности от школы. Еще я думала о Бортниковых и огорчалась еще больше. Но Алексей приехал и уговорил «хотя бы посмотреть». Сам дом и планировка в госпитальном поселке мне понравились. Но… отца моего бывшего ученика видеть не хотелось. Ваня же скоро уедет. А я, возвращаясь домой, буду думать о нем. Грустно, с какой стороны ни посмотри. Только в рухляди без капитального ремонта жить не хотелось совсем. Поэтому, снова взвесив все за и против, я купила однушку на первом этаже. В пятидесяти метрах от дома колыхался елками лес. За лесом был аэродром и военная часть. Здесь живут семьи офицеров, обслуживающего и медицинского персонала, пояснил Алексей Семенов. Чужие сюда не забредают, ибо далеко. Свои не бузят. Даже школа тут имеется. Может, со временем, перевестись сюда? Интересно, почему Ванька тогда ездил к нам? Ведь ни разу не спросила!
Семеновы скоренько все оформили, и через два дня я перевозила мебель: пианино, диван из гостиной, гитару, компьютер и книги. Остальное было не моим.
Иван писал мне несколько раз в день. Где они были, что видели, во что вляпались. Им было хорошо, и я радовалась. Те, кто хотел учиться в Питере, съездили в выбранные учебные заведения и подали заявления. Думаю, Иван поступит на бюджет. Уже завтра я его увижу… И будет ему сюрприз!
В промежутках между беготней по оформлению квартиры и переездом, заехала в ЗАГС и подала заявление. Детей у нас с Семеном не было. Делить нечего. Марчик был куплен еще до свадьбы. Квартира его. И я на нее не претендовала. Мать мне не звонила месяца три. Интересно, она в курсе приключений любимой дочушки? В любом случае, она ее будет оправдывать. Семен попытался пару раз поговорить со мной и объяснить, что в их среде разводы отрицательно сказываются на бизнесе: типа если партнер не состоятелен, как муж, то и в делах может… Я ответила, что мне нет дела до его дел, но, если он хочет прояснить отношения, можем пересечься на нейтральной территории. В кафе, например.
Через два часа я сидела под тентом летнего кафе недалеко от Семенова офиса. Мой прекрасный, почти бывший, муж был, как никогда, пунктуален. Трезвый и бритый. Черные глаза непривычно светились радостью.
– Привет, Светуль. – Он нагнулся и поцеловал меня в щеку. Я немного поморщилась. Что ни говори, и как не думай, было обидно. За пять лет нашей совместной жизни у нас с ним случилось много хорошего. Сел рядом за столик – такой родной облик, но уже чужой мужчина!
Я улыбнулась:
– Здравствуй, Семен!
– Ты прекрасно выглядишь в этом летнем сарафане!
– Пошла в отпуск на днях. Отдыхаю и душой, и телом.
– Свет, прости меня. Мне кажется, ты погорячилась! – Он нагнулся ко мне и прошептал, чтобы не слышали окружающие. – Все мужики ходят налево, понимаешь?
– Только не все водят домой своих баб. Пойми, Семен, дом – это территория жены. Несанкционированный доступ чужим, не приглашенным хозяйкой, дамам туда строго запрещен. Задача мужчины – охранять покой своей женщины и ее ареала обитания. Ты нарушил это правило, и мне, в силу женской психологии, оставил всего два выхода. Первый: драться за свое место. Второй – уйти. Семен, куча самок бывает в стае, но не в человеческой. И делить территорию, а тем более, драться за нее, выполняя мужские обязанности и портя себе нервы, я не хочу.
– Но мы же любили друг друга!
– Любили – слово ключевое и стоит в прошедшем времени. Ты не заметил?
– Свет, чего тебе надо? У тебя куча украшений!
– Я оставила их в сейфе. Отдашь очередной пассии. Может, она лучше сумеет соответствовать тому статусу, к которому ты стремишься.
– А ты не стремишься? Или хочешь быть бедной, но честной дурой?
– Семен. Что ты хочешь от меня?
Он отвалился на спинку стула и оглядел меня с головы до ног.
– Хочу, чтобы у меня была самая красивая жена, которая вращается в светском кругу, а не бегает за оболтусами по школе, заставляя их сдавать контрольные.
– Семен, мы обсуждали этот вопрос пять лет тому назад.
– У меня поменялся статус! Я вхож в топ-двадцать самых успешных предпринимателей нашего города!
Я встала:
– Прости, Семен. Ты красивый и успешный мужик. Любая женщина будет рада тебе соответствовать. Но не я. Не мое это. Прости еще раз. – Я грустно улыбнулась. – Просто я – это не то, что тебе требуется на данном этапе твоего пути. Только поэтому мы расходимся. И, знаешь, я всегда буду тебе благодарна за вечерний фиолетовый снег в закатных Альпах. Это самое потрясающее, что я видела в своей жизни.
Семен тоже встал и взял меня за руку:
– Мне очень жаль, что ты не хочешь быть со мной. Я это давно почувствовал. Наверно поэтому и проводил время с другими. Ты закрылась. Ушла в сторону. Мне было очень… досадно. Я делал для тебя все, что мог.
– Семен, я этого не заметила. Ты делал то, что считал выгодным для себя. А интересует ли это меня, никогда не спрашивал. Ты заставлял меня принимать участие в мероприятиях, которые казались просто пародией на жизнь, глупым фарсом. Наряжал в безделушки, как новогоднюю елку, даже не спросив, нужно ли мне все это.
– Свет, ты не говорила.
– Говорила, но ты не хотел замечать. Мы жили рядом, но друг друга никогда не слышали.
– Свет, давай ты меня простишь, и мы снова попробуем… Возвращайся! Мне тебя так не хватает!
– Нет, Семен. Все зашло слишком далеко. Марина…
– Я ее уже уволил. Мне не нужна подстилка.
– Семен, из памяти это не вытряхнешь. Тебе не понравится еще что-нибудь, и ты притащишь Наташу или Машу…Прости, Семен, но – нет.
– Свет, давай поступим так. – Он потер в раздумье нос. Такой до боли родной жест! Сердце сделало скачок. – Поживи одна. Можем даже развестись. Остынь, подумай. Все взвесь. Надумаешь – возвращайся, обсудим взаимные условия. Можем даже расписать в подробностях.
Сердце упало в пропасть, и место в моей душе, которое до сих пор и вопреки всему, занимал Семен, стало свободным.
– Прощай! – Я улыбнулась, оставила на столике деньги за свой кофе и, не оборачиваясь, пошла к машине. Он опять меня не услышал. Где там моя квартирка? Захотелось поплакать.
***
Следующий день встретил меня ярким и теплым солнцем, бьющим в незанавешенное окно моей комнаты. Надо на днях обзавестись какой-нибудь мебелью и чем-то солнцезащитным. Настроение было замечательным! Ванька написал, что поезд подъезжает к нашему городу. И, самое главное, все три класса были в полном составе! Не потеряли ни одного бойца. Я спросила, надо ли его встретить, поскольку от вокзала до поселка госпиталя достаточно далеко. Он ответил, что приедет отец, и спрашивал, когда увидится со мной. “Освободишься, сообщи”. – Написала я ему. Надо купить тортик. Все равно Ванька узнает, где моя квартира и увяжется за мной посмотреть. Так хоть заодно новоселье отпразднуем. С этим радужным настроением я дошла до магазина и накупила каких-то не требующих приготовлений полуфабрикатов. Увы, плиты и духовки у меня еще не было. Только электрический чайник, две старые чашки и одна тарелка. Завтра с утра займусь покупкой бытовой техники, посуды и мебели. Вот только встречу Ваню…
Иван позвонил мне в два часа дня:
– Светлана Васильевна! – Раздался в трубке ликующий голос, как будто не виделись сто лет. – Заезжайте, я стою около дома и жду Вас!
– Жди, Ванечка! – Ехидно отозвалась я. И пошла пешком. Два дома пройти – это не долго.
Высокого Ивана в стильных солнечных очках, в серой майке и светлых льняных брюках я увидела сразу. Какой же он красивый мальчик! Все тетки и девчонки оборачиваются! Я даже загордилась. Он стоял ко мне спиной и смотрел на дорогу. Подойдя сзади, я слегка дотронулась до его локтя. Он резко развернулся. Словно неверя своим глазам, сдернул очки:
– Светлана Васильевна… – Выдохнул он и неожиданно прижал меня к себе. – Я так соскучился!
– Вань, ты чего? Ты чего? – Пыталась выдернуться я из его сильных ручек. Не выдралась. Ручки оказались сильней и настойчивей. Он прижал мою голову к своей груди, и я услышала, как часто бьется его сердце.
– Вань, отпусти! Люди смотрят! Неудобно! – Промычала я.
Он, не выпуская моих рук, отстранился:
– Вот все Вам неудобно, все не по правилам! Светлана Васильевна! Я же скучал! И Вы по мне тоже! Я знаю. – Он погладил меня по голове, как маленькую. – А где Ваша машинка?
– Через два дома, на стоянке.
Ванька поднял брови:
– Почему? Мы никуда не едем?
– Мы, Ваня, идем. Я хочу тебе кое-что показать.
И мы пошли. Руку мою он так и не отпустил.
Пройдя один дом и половину другого, я завела его в подъезд, подошла к двери и открыла ее своим ключом:
– Вот здесь я теперь живу. Проходи.
У Ивана на лице расцвела счастливая улыбка:
– Правда?
– Да Ваня, правда.
– А муж? – Аккуратно поинтересовался он.
– В процессе развода.
– О, да! – Прищурил парень свои необыкновенные глаза. – Значит, еще немного, и Вы свободны?
– Типа того. Я тут тортик на новоселье купила…
Договорить не успела, так как была схвачена, подброшена под потолок, поставлена на ноги и поцелована в макушку.
– Так это все дело меняет! – Серебрился глазами Иван. – Вы даже не представляете, насколько!
Он быстро оглядел мои три с половиной предмета обстановки.
– Я только позавчера переехала… – Стала оправдываться я. – Ничего купить не успела. Вот, завтра собралась…
– Так. – Ванька что-то соображал. – Сидите дома, никуда не уходите. Я через час вернусь. Обещаете?
– А ты чего задумал? – С подозрением спросила я. – Не надо ничего делать!
– Вы обещаете никуда не уезжать? Или мне ключик забрать? – Парень протянул руку к висящему на крючке автомобильному ключу.
– Обещаю. – Сдалась я.
– Я быстро! – Сказал Иван и скрылся за дверью.
Прождала я минут сорок, когда услышала громкий стук в дверь. Звонок… Его тоже еще не купила. Надо не забыть вместе со светильниками посмотреть в электротоварах. Распахнув дверь, я увидела огромный куст белых роз. Иначе, наверно, не скажешь. Куст протиснулся в дверь, и за ним я узрела… Бортниковых. Обоих. Розы были в руках Александра Ивановича, огромная ваза – у Вани. Они оба смотрели на меня своими чудесными глазами и улыбались.
– Проходите… – Прижалась я к стенке. – Только смотреть еще не на что. И сидеть не на чем. Тортик на новоселье есть и его надо съесть.
Александра Ивановича я не ждала, но не хотелось портить Ване настроение своими капризами. Да и ни к чему это.
Ванин отец, не отрываясь, смотрел на меня. А он действительно похудел. Даже лицо осунулось. Только глаза остались прежними: острыми и пронзительными.
– Ничего, – наконец хрипло проговорил он. – Вы давно здесь живете?
– Два дня. – Сказала я. – Все так скоропостижно получилось, что даже ничего не успела приобрести. Завтра поеду.
– Сказали бы мне, я бы помог.
– Мы не настолько близко знакомы, чтобы я со своими просьбами обращалась к Вам. К тому же бывшие ученики помогли. Перевезли вот.
– Пап. Она всегда такая! Я ей так обрадовался, а она пищит: «неприлично!». Светлана Васильевна, розы я поставил в воду, а новоселье справлять у Вас действительно не на чем. Идемте к нам!
Я беспомощно посмотрела на отца этого, не замороченного предрассудками, юноши. Но тот, к моему изумлению, обрадовался:
– Да, идемте, идемте к нам!
Пришлось брать тортик. Ключи у меня отнял Иван:
– Вы идите, а я закрою и догоню!
Мы вдвоем с Александром Ивановичем вышли из подъезда на улицу. Дул теплый, уже июльский, ветер. По голубому небу бежали легкие белые облака. Березки на газоне шумели зеленой листвой.
– Как живете, Светлана Васильевна? – Неожиданно спросил Бортников-старший.
– Хорошо. – Улыбнулась я. – Лето, тепло, отпуск. Что еще желать от жизни? А Вы?
Он посмотрел мне в глаза:
– Я прошу прощения за свою грубость в Новогоднюю ночь. Я… был неправ. Вы меня простите? Скажите, я могу надеяться, что однажды вы позабудете о моем глупом поведении? – Он осторожно взял меня за руку и поднес к губам. Мы остановились.
– Александр Иванович! Я не буду ничего обещать, но попытаюсь.
– Вы мне не доверяете?
– Я не доверяю никому.
– Почему?
– Все, кому я доверяла, в конце концов, меня обманывали. Не хочу разочаровываться опять.
– Я не собираюсь от вас ничего требовать, и заставлять мне верить. Просто… не отталкивайте. Вы согласны?
У меня закружилась голова от этих бездонных прозрачных глаз. Я смотрела в них и падала, падала…
– Попробую. – Выдавила из себя я хриплым шепотом. Меня затрясло от этого невысказанного напряжения. Александр Иванович поцеловал мою ладонь и приложил к своей щеке, как когда-то сделал его сын на Новогоднем балу.
– Спасибо за надежду, Светлана Васильевна!
Ванька нас нагнал, когда мы уже подошли к их подъезду. В руках у него была моя гитара.
***
На стол я собрала быстро. Кое-чего Иван докупил, сбегав в ближайший магазинчик. Александр Иванович порылся в кухонном шкафу и вытащил на свет бутылку крымского белого вина. Уже свечерело, пока мы бегали туда-сюда, но солнышко, опускаясь все ниже к горизонту, еще ярко освещало наш двор и ближайший лесок. Жара уже ушла, и от зеленых деревьев веяло прохладой. Мы расположились за широким деревянным столом с фигурной столешницей на кухне у раскрытого окна.
