– Вот и хорошо. Мне и так ладно, – ответила ей вслед.
Столоваться мы пошли туда, где я уже бывала. И кормили там не хуже, чем сутра. Наелась вдосталь, не тужа о взглядах со всех сторон, откинулась на спинку стула и протянула довольно:
– Хорошо у вас тут. Вольно. И работать нет нужды.
– Это ты ещё учиться не начала, – хмыкнула Перла. – Вот как занятия пойдут, так и завоешь.
И как сглазила же ведь, языкатая!
В столовую вошла матушка Евдора, поглядела на меня прямёхонько, да поманила пальцем.
– Иди, иди, деревня. Сейчас опростоволосишься, и выгонят тебя, – пожелала мне вдогонку Златания.
– Вредная ты девка, да больно щуплая, плевком перешибёшь, – ответила я ей и пошла за Евдорой.
А княжеская дочка-то всё пыхтела мне вослед. Оглянулась и увидала, с чего сопение её слышу. Следом, как собачонка, побежала ведь.
Так мы и вышли из столовой, все разом: я, Евдора, да Златания вредная.
– Матушка Евдора, я не потреплю такого отношения к княжескому роду! – заголосила дочка княжеская, как мы в зале очутились.
– Вот и не терпи, но молча, деточка, – улыбнулась ей Евдора. – Твой отец ясно дал понять, что ты здесь обучаешься на общих условиях. Ещё одна такая выходка и я буду вынуждена отправить князю донесение о твоем неподобающем поведении.
Златания скукожилась вся, как лист сухой покосилась, побелела да и юркнула обратно в столовую.
– Не с того ты начала, Веся, – покачала головой матушка Евдора. – Зачем княжну дозоляешь?
– Она сама начала! – принялась оправдываться я.
– Она начала, а ты подхватила, – наставительно проговорила матушка. – Будь мудрее, не отвечай. Я Златанию держу, но она же может и самому князю нажаловаться, если ты весомый повод дашь. А князь не потерпит неопределённую ведьму в одной комнате со своей младшей дочерью. Да и вообще, не стоит тебе внимание привлекать пока.
– Буду стараться, – опустила я голову.
– Ты не обижайся, Весения. Пойми главное – я тебя приняла, пожалела, но поручиться за тебя не могу. Потому, как сила твоя неизведанная, от того и опасная, – тихо заговорила Евдора. – Пока новый магистр тебя не проверит, нет уверенности, что ты здесь останешься. А ну как заберут? И я заступиться не смогу. Сама я такого не видывала, но магистр Матфий рассказывал, что странных ведьм забирает князь, и потом их уже никто не встречал. На моём веку ты первая такая, неопознанная, и я за тебя буду стоять. Но и сама ты не глупи, сиди тихо. Неизвестно, в какую сторону твой дар повернётся.
Я совсем напужалась от таких речей и дальше плелась за матушкой, едва глядя под ноги. Куда ж ты меня спровадил, батюшка? На что ж подвёл? А ежели неугодна буду, да князь заберёт?
– Погодьте, так князь вас моложе должен быть, – понимание меня остановило. – Как же он кого забирал-то на вашем веку?
– А какая разница? Этот князь моложе, так отец, дед и прадед его были раньше. А за князьями сила стоит большая. Там маги, нечета ведьмам, советниками служат. И маги видят то, чего нам не дано, – шёпотом проговорила Евдора. – Маги – сила нашего княжества. Кабы не они, ведьм до сих пор камнями забивали бы. Только маги нашу судьбу и решают. Я весточку получила только вот, что новый магистр сегодня к вечеру будет. Потому тебя и позвала, готовиться к встрече будем.
Так, за разговорами, мы и поднялись по лесенке цветастой, прошли по широкому светлому проходу и остановились у дверки неприметной.
– Заходи, Весения, – отворив дверку, велела матушка Евдора. – Здесь мой кабинет, запомни дорогу, и если что, приходи.
Я только головой покачала, тряслась вся от страху, нагнанного речами матушкиными, как травинка на ветру. Настращала меня Евдора, теперь думай думу – когда придут и уведут неведомо куда и зачем.
– Ты раньше времени не бойся, – улыбнулась мтушка Евдора. – Сейчас я тебя проинструктирую. Будешь знать, что и как магистру говорить. Я бы тебя вообще скрыла, да знаю, что есть здесь те, кто доложит. Ты пришла не ко времени, и проявила силы недюжинные, а за это ответ держать придётся.
Комнатка, в которую матушка меня привела, была маленькой да такой родной, прямо по сердцу. Половички тканые по полу, занавески простенькие вышитые на окне, скамья, плетёнкой застеленная, и стол добротный посреди. Евдора указала мне на скамью, отодвинула в сторонку стул с мудрёными витыми ножками, который стоял тут же, посередь комнатки, уселась за стол и сложила руки.
– Слушай меня внимательно, Веся, – тихо заговорила она. – Когда магистр тебя расспрашивать начнёт – не бойся. Не трясись и не думай о батюшке с его изводом. Смотри магистру прямо в глаза и отвечай на все вопросы честно. Ничего не утаивай, но и как есть не говори. К примеру, спросит он тебя о проявлении сил твоих, так расскажи, что по зиме цветы заставила расцвести, но не упоминай о горе, которое тебя на это подвигло. Говори – само так вышло, не думала – не гадала, а зацвели. Или вот с крышей, скажи, что просто растерялась, осерчала и взлетела, да про желание духом улететь не упоминай. А про первый выплеск силы так скажи – напугалась, крови и смерти раньше не видала, вот и пожелала, чтобы исчезло всё это. Поняла?
– Поняла, – прошептала я.
– Ты на меня смотри! – прикрикнула матушка Евдора. – Я себя неведомо подо что подвожу, тебя укрывая. Нехорошая у тебя сила, со смертью связанная. Держи себя, девочка, иначе несдобровать нам обеим. Поняла?
– Да поняла я! – выкрикнула, едва слезам волю не давши. – Не хочу ведьмой быть! Не хочу всего этого, за Тарася даже пошла бы. Не сподручны мне силы такие.
– Поздно, деточка, поздно, – покачала головой матушка. – И никто нам не поможет, если сами не сробимся.
– А вы вот вообще какая ведьма? – испросила я, утирая слёзы. – Ментальная, да?
– Вижу, соседки тебе порассказали, – улыбнулась Евдора. – Но нет, я не ментальная, я ведьма огненная, была когда-то. Да только это разделение не для всех существует. Если захотеть, то со временем, можно в себе развить и другие распространённые способности. Не все, конечно, но половину так точно. Мне уже десятый десяток пошёл, было время обучиться основам всех сил ведьминских. Не всем это дано, но и не каждая захочет. Ведьма одной силы два столетия в молодости прожить может, если беречь себя будет да с умом дарами природы пользоваться, а потом ещё и закат её сил будет вековой. Но это только если она во благо дар свой пользует. А коли захочешь во многом умелицей стать, так и плата большая. Я вот решила пойти в услужение школе, спасителем моим основанной, потому и стара уже так. Ведьма она как дерево, землёй питается, коли благодатная почва да благоволит ей природа, так и рост будет. А коли допустишь червоточину в себе, так и съест она, и никакая сила не поможет. Супротив природы назначения идти никогда добром не кончится. Мы не маги, это они силу свою при себе держат, природы не касаются, да подольше живут. А нам, при хорошем раскладе, и два столетия на расцвет дар бесценный.
– Так и два столетия? – не поверила я.
– А ты про свою прабабку что знаешь? – улыбнулась матушка.
– Да мало чего, – пожала я плечами. – Тётка Паласья сказывала, мол, она в слободу пришла уже не девкой. Охмурила прадеда моего, родила сына и сгинула родами, говорят, страшно мучилась да кричала. И невзлюбили её за то, что вся скотина в округе в тот год полегла.
– Прабабка твоя, скорее всего, была тёмной ведьмой старой закалки. Обучала её мать, или бабка. И в слободу вашу она пришла не просто так, а для того, чтобы силу передать. Родила сына вместо дочки, силу передать ему не смогла, потому и умерла в муках, да в род вложила наследие. У деда твоего тоже только сыновья были? – испросила Евдора.
– Ну да, – кивнула я. – Дед только один и народился, бобылём рос, без отца, матери. Бабку взял из семьи многодетной. Да и она, как батюшку народила, померла.
– Это от силы невостребованной. В тебе сила возродилась, теперь в роду вашем не будет ведьм, кроме тебя, – с печалью затаённой улыбнулась матушка Евдора.
– Значит брат мой, Ясень, нормальным будет? – спохватилась я.
– Он-то точно, силы ведьминские только девочкам даются. Но теперь и дочки его будут обычными, – кивнула Евдора.
– Да пусть ваши слова будут истиной, – с облегчением вздохнула я.
Такой доли, как меня постигла, я своим родичам не желала.
– Зря ты так, Весения. Сила не наказание, а дар, – покачала головой матушка Евдора.
Да сколько ж можно головой-то мотать? Как болван ярмарочный, всё качает да качает. Чисто знает чего, да жалеет меня, себе только и сокрушается.
– Ты на мою голову не смотри, лучше запоминай наущения мои, Вес…
Матушка Евдора замерла, не договорив, закрыла глаза и прицокнула языком.
– Чего опять? – насторожилась я.
– Магистр явился раньше срока, – всплеснула руками старушка. – Беги в комнату и до поры не показывайся. Как время придёт, позову.
– Как магистр? Куда? – оторопь меня взяла.
– Живо в комнату! – прикрикнула Евдора.
Я сорвалась с места, вылетела из комнатки, пробежала по проходу, едва не сковырнувшись пролетела по лесенке, и со всего маху врезалась в кого-то.
– Ох ты ж чурбачки-корячки, – выругалась, на пол со всего маху брякнувшись.
– Прям таки и чурбачки? – посмеиваясь, спросил кто-то.
– Корячки ещё те, – пропыхтела, потирая зад, которым больно сильно приложилась об пол.
– Куда ж вы, послушница, так торопитесь? – вопросил виновник моих страданий тяжких.
– Да уж точно не к тебе, встал тут, – взбеленилась я.
Подняла взгляд и напужалась до икоты. Стоит весь такой уверенный в себе, в камзоле синем с золотистыми узорами, рубаха белая такая, что глаз застит, сам высокий, волосы чёрные с хвост кобылий собраны, а на ногах сапоги из кожи бычьей, блестящие, хоть смотрись. Сразу видать – столичный мужик, нечета нашим. Этот точно рыгать, как Тарась, не будет. Да и воняет от него не кузней и потом, а какой-то столичной гадостью, резкой такой, что слезу выбивает с непривычки.
– Здравы будьте, – поздоровалась я. – Ну и воняет от вас, как от торгаша бабского в Приточном.
– Учту, – скис мужик.
– Ага, не воняйте, – пожелала я ему и учесала в свою спаленку.
Прибежала, бухнулась на кровать, и тут меня как накрыло уразумением стршным! Это ж магистр, видать, новый был! Мужиков здесь больше не водится. Девки сказывали, что тут только ведьмы-наставницы, мы – послушницы, и бабы, которые нас кормят-обихаживают. Домовые не в счёт, тут ещё проверить надобно – правда, али набрехали. Да и духи, по всему, только ночью кажутся. Ох я и наворотила! Чую, дорога мне в служки при пекаре, если вообще отсюда выпустят. А то и заберут неведомо куда, так и сгину…
Ногти все изгрызла, пока соседок дожидалась. А как пришли, да меня такую пришибленную увидали, так и полезло, из кого что.
– Никак отругали нашу голодранку, – развеселилась Татинка.
– Да нет, за тупость пристыдили, скорее всего, – ощерила зубки свои мелкие да кривенькие Златания, чисто хорёк.
– Веся, что приключилось-то? – всплеснула руками Фатия.
– Ох, я вам так скажу, не приучена я с мужиками вашими столишными раскланиваться, – пожалилась я. – А тут этот, воняет, аки бочка дегтярная, я и растерялася.
– Ничего не поняла, – пожала плечами Перла.
– Ты магистра нового видела? – отпихнула её Златания. – И как он? Представился? Как выглядит? Хорош?
– Ну ладный мужик, – пожала я плечами. – Воняет только знатно. И разодет, как петух дворовый.
– Веся, а ты вообще читать-писать умеешь? – спросила Фатия, виновато улыбаясь.
И эта в ту же сторону клонит, Марса с ходу припомнилась.
– Ну умею, – ответила я. – Да причём же здесь это-то? Налетела я на магистра этого вашего и вонючкой окрестила. Ой, что теперь будет-то! – за голову схватилась.
Златания и Татина принялись ржать, аки кони, Перла выпучилась, будто впервораз увидала, а Фатия пристроилась на мою кроватку скраешку и рядом рукой похлопала.
А как я села, тихонечко так заговорила:
– Ты, если грамоте обучена, то читала, небось, что-то. Помнишь, какой речью там написано было?
– Да умею я по столичному говорить, – всплеснула я руками. – Матушка моя отсюда, обучила.
– Вот и старайся за речью следить, – кивнула Фатия. – Не мужик то был, а магистр, мужчина, господин. Постарайся изъясняться иначе. Я тоже долго переучивалась, но без этого никак. Совсем заклюют, а то и того хуже – сболтнёшь чего не так и накажут. Что для нас обычные речи, для них оскорблением может показаться. Понимаешь?
Я только кивнула. Понимаю всё, да от того не легче, наболталась уже вдосталь.
– Ах, как же я хочу магистра увидеть. Только бы это был он! – мечтательно сложив ручонки на тщедушной груди, простонала Златания.
– Ты мне это брось, – погрозила ей кулачонком Татина. – Князь ясно сказал – никаких любовей, пока не отучишься. И вообще, не до того нам.
– Цыц, поганка, – зыркнула на неё княжна. – Князь там, а я здесь.
Татинка насупилась и отошла к своей кровати. Так и пыхтела минут десять, вороша какие-то тряпки. Нелегко ей с этой девкой знатной, оказывается. Это же какая каша вокруг – князь одно приказывает, дочка его другое. А ей хоть рвись надвое. Ну её, эту службу княжескую! Обучусь и домой вернусь королем, если сложится с обучением-то…
И тут под кроватью топот какой-то почудился. Вскочила, на коленки бухнулась, заглянула – а нет никого. А как из-под кровати вылезла, глядь, на покрывальце одёжка какая-то лежит. И перья с бумажонками стопочкой.
– Это домовые тебе канцелярию и форму доставили, – посмеиваясь, пояснила Перла.
– И вправду домовые, – прошептала я, стоя на коленках пред кроватью.
– Вот там тебе и место, бродяжка, на коленях в полу ползать, – задрала сизый нос Златания. – А я к встрече готовиться буду. Идите все отсюда вон!
– Пошли, – шёпотом позвала меня Перла.
– Куда? – охнула я. – Здесь же наше место.
– Пошли вон! – заверещала Златания, чуть не стуча зубами от злости.
– Идём, Веся. В саду погуляем пока, – потянула меня за руку Фатия.
– Ну пошли, раз такое дело, – покосилась я на припадочную княжну.
Эк её скрутило-то. Посерела вся, ручонки трясутся, к сундуку бросилась, тряпьё перетрясает. Даже Татинка повздыхала, да и ушла. А мне и подавно нечего на это смотреть. Пожала плечами, да и пошла за девками-соседками. Им виднее, когда тикать надо.
Вышли мы из спаленки, а там, в проходе, что творится-то! Девки в платьях чёрных носятся, лягухи по полу скачут, ветер воет, лужи, куда ни глянь. Мимо пронеслась табуретка оглашенная, вереща, как порось молодой. Откуда ни возьмись жаром пыхнуло, да так, что у меня волосёнки скукожились на руках. За косу ухватилась – цела! Ведьмы бегают, гомонят, причитают.
– А чего делается-то? – спросила шёпотом, уцепившись за Фатию, как за подругу сердешную.
– Никак аттестацию новый магистр назначил, – испуганно прошептала она в ответ.
– Да как же так? Только горе такое пережили, а тут ещё и проверка! И знают же, что мы – ведьмы, больно на эмоции слабые, а всё равно, – покачала головой Перла. – Пошли отсюда, пока не случилось чего. Когда надо будет, позовут.
И мы пошли, когда перескакивая через лужи и живность всяку-разну, а когда и припуская стрекача. Чуть добрались до лесенки живьём. Сбежали мы вниз, а там будто и нет ничего. Ни криков не слыхать, ни другого какого гомону. Будто и нет непорядку на верхах.
– Ты не удивляйся, второй этаж защищён от погромов и бедствий. Если что, духи умерших впитают излишки энергии, – поведала мне Перла.
– Да я и не боюсь, – соврала я.
– Вот и хорошо, пошли пока в сад, там, скорее всего, никого нет. Окна учебных классов и наставничьих комнат туда выходят, – улыбнулась Фатия.
– А не приметит ли нас там магистр новый? – вдруг забеспокоилась Перла.
– Коли и приметит, что с того? Мы правила не нарушаем, – пожала плечами Фатия.
А мне больно не охота было магистру этому на глаза опять казаться. Матушка Евдора сказывала сидеть тихо в спаленке. А ну как покажусь, и плохо будет?
– А может, я тут обожду? – испросила, оглядывая залу эту огроменную, в которую они всех принимают.
– И что, так и будешь стенку подпирать, пока не позовут? – усмехнулась Перла.
– Да хоть бы и подпёрла, мешаюсь кому что ли? – надулась я.
– Оставь её, Перл, видишь – волнуется сильно, – потеребила за рукав подруженьку Фатия.
– А я что? Пусть стоит, – пожала округлыми плечами Перла.
– Ты только не ходи никуда, хорошо? – нахмурилась Фатия.
– Да куда ж я пойду-то? – всплеснула руками. – Здесь обожду.
Так и осталась столбом стенку подпирать, а девчонки ушли, перед окнами хозяйскими крутиться. И пусть вертятся, да глаз магистра на себя оттягивают! Я про магистров этих мало чего ведаю, да не дура, смекнула – коли маг, да ещё и такой высокий, что за школой смотреть приставили, значит видать сильным колдовством владеет. Мужик же он как дитё, если чего в руки попало, будет вертеть, покуда всем худо не станет. А тут аж магистр да такую затею в свои руки заполучил, целую школу ведьминскую, знамо дело – остеречься надобно. Посижу покуда здесь, пережду до вечеру. А там, глядишь, и утихнет всё. С такими думами и уселась на полы начищенные, привалилась к стеночке и глаза прикрыла. Так и не приметила, как сморило меня.
– Послушница. Послушница! – У вас угла своего здесь нет что ли?
Охальник какой-то прицепился и принялся пинать меня в тапку. Я ногой дёрнула, отмахнулась и глаза отворила, уже собираясь ответить, как полагается, да тут же язык и прикусила.
Надо мной стоял давешний мужик, который мужчина, магистр, господин и бесы пойми кто ещё. Стоит, щурится, недовольством пышет. И чем я ему тут не угодила, спрашается? Места пройти что ли мало?
И тут, что гусыня по болото, выплывает из прохода Златания. Увесилась вся побрякушками, того и глянь, посыплется всё. Сама выступает, будто пава. Платье нацепила красное, длинное в пол, рукава клешоные. А волосёнки-то как закрутила, аж кожа на лице натянулась вся. Губёнки тонкие намалевала краской, надухарилась, не хуже того мужика, и ступает величаво, только служек с метёлками у ног и не хватает.
– Эк тебя распёрло-то, – покачала я головой.
Княжна с шага сбилась, на подол наступила, да и чуть не сковырнулась. Благо, магистр прыткий оказался, подхватил за шкирку и поставил, как стояло. Златания зарделась, засмущалась, ножку отставила и молвит голосочком тонюсеньким:
– Вы мой герой, магистр Дарлат! Сегодня же отцу весточку отправлю, что вы меня от гибели спасли, и потребую для вас титул.
– Вам ли не знать, послушница Златания, что маги в титулах не нуждаются, – как ледышкой по носу мазнул, ответил магистр.
Княжна посерела вся, плечики узенькие расправила, да и говорит величаво:
– Княжна Златания.
– Здесь вы послушница, – улыбнулся магистр, ласково так, как дитю неразумному.
А потом и вовсе ко мне повернулся. Я глаза в пол, сижу, нету меня тут.
– Вы так и будете на полу сидеть, послушница? – вопросил он, поближе подступив.
И как это у него сапоги-то не запылились? Сверкают, аки красно солнышко, и не гляди, что чёрные.
– Я к вам обращаюсь, послушница.
Вот же привязался, бес вонючий!
– Убогая она, магистр Дарлат, – подскочила к нему Златания. – Мало того, что из глуши деревенской, так ещё и умом скудна.
– Это кто убогая?! – взъерепенилась я.
Голову задрала, коршуном на пигалицу княжескую глянула и давай вставать. А тут мужик этот окаянный ещё и руку ко мне тянет.
– Чего это? – шарахнулась я.
И тут откуда-то сбоку шёпот:
– Руку примай, дурёха, вишь, цельный магистр тебе подсобить изволит.
Я подпрыгнула, огляделась – а нет никого кругом. Только магистр да княжна стоят надо мной и смотрят, как на блаженную.
– Хватай руку, кому говорю, а то сам пособлю, – зашипел, не хуже аспида, голос неведомый.
Я с перепугу за магистрову руку так хватанулась, он аж вздрогнул. Но ничего, крепкий мужик оказался, поднял меня и глядит, с прищуром так.
– А не та ли вы послушница, которую в обход общего набора приняли?
Спросил и ладошку-то мою не пущает. Я потянула – не даёт! Дёрнула – никак.
– Она это, вчера к ночи только заявилась. Поговаривают, матушка Евдора её по кумовству приняла, – подоспела тут Златания.
– А вы, послушница, идите к аттестации готовиться, – посоветовал ей магистр, даже не глянув в её сторону.
Стоит, вцепился в меня, как гусак в порты, смотрит и ждёт. А я вспомнила наущения матушки Евдоры, голову подняла, прямо в глазищи его чёрные, басурманские поглядела и как на духу ответила:
– Я это. Батюшка не ведал, когда тут у вас привечают. Как приспичило, так и свёз.
– Ясно, – кивнул магистр, а сам глядит, не оторвётся.
И вижу, что глаз не добрый у него, того и гляди, дыру проглядит. Потом отвернулся, на княжну глянул, от меня отцепился да и говорит ей:
– Вы ещё здесь, послушница Златания?
Княжна совсем забелелась, повернулась и потащилась к лесенке заветной, подолом пол протирая. Вот же чурбан какой, магистр этот их, совсем девку затюкал. Я за ней, пожалеть надобно. А он меня опять за руку цап!
– А вы за мной, – говорит, да повелительно так. Батюшка и тот мне так не указывал.
Златания у лесенки оглянулась, да так на меня глянула – вся жалость выветрилась. Чую, не спустит она мне своего позору.
– Представьтесь, послушница, – затребовал магистр, как княжна с глаз ушла.
– Веся я, это, то есть Весения, – пробубнила, на его лапищу, мой локоть зажимающую, поглядывая.
– А по батюшке? – привязался постылый.
– Весения, Радира Залучного дочка, из Уточной слободы, что при городе Приточном, – гаркнула в сердцах.
И знаю же, что не с руки мне ерепениться, да одолел, вонючка столишная.
– Следуйте за мной, Весения Радировна, – приказал магистр, отцепился от меня и зашагал размашисто к лесенке цветастой.
– Какой мужик, ужо он-то возьмёт это бабье царство в кулак, – послышался сзади давешний шёпот.
Я повернулась – никого. Почудилось? Али духи местные играются?
– Ты иди давай, простота, покуда хозяина нового не разгневала, – прошипел мне голос неведомый.
– Да кто ты будешь-то, тварь неведома?! – не удержалась я.
Магистр, уже до лесенки дошагавший, с шагу сбился, остановился, развернулся, и как рявкнет:
– Что?!
– Это я не вам, это я ему, – повела руками.
А кому ему – и сама не ведаю. Да только этот кто-то из угла захрюкал, загоготал и причитать принялся.
– Ой дурная девка, ой оглашенная. Давненько меня так не задорили.
– Я тебя сейчас так позадорю, неделю ховаться будешь! – заорала я на всю залу, потрясая кулаками во все стороны.
А магистр вдруг заулыбался, головой покачал и говорит:
– И не стыдно вам, домовой народец, девушку позорить и путать?
– Ох ты ж батюшкины косточки, никак слышит, – пропыхтел голос неведомый.
– Да не, приставляется, – ответил ещё один голосок.
– Тикать надобно, покуда не пальнул магияй своёй, – зашептал голос из угла.
Я, как ни глядела, как глаза свои ни пучила, никого там не углядела, но слышу же! Не почудилось, точно знаю.
– Весения Радировна, это с вами домовые шалят. Не обращайте внимания. И поторопитесь, у меня времени мало, а нам нужно ещё с вашим статусом разобраться, – обратился ко мне магистр.
– А чего разбирать-то? – пожала я плечами. – Ведьминские силы есть, вот батюшка и свёз, куда положено.
– Дело в том, что решать – положено или нет, не вашему отцу, и даже не матушке Евдоре. У неё нет полномочий одобрять кандидатуры послушниц. Посему, следуйте за мной, – как отсёк проговорил магистр и пошёл по лесенке вверх.
Я ещё раз оглядела зал, никого не углядела, вздохнула тяжко, да и за магом поплелась. Эка невидаль – домовые, да ещё и такие окаянные. Как же я тут с ними? Хотя, рано ещё за домовых печалиться, сначала остаться здесь надобно. Неспроста же магистр этот Златанию послушницей кличет, а меня по батюшке величает. Не послушница я ещё, а невесть кто и почём сюда явилась. Вот магу тому мою судьбу и решать, а он больно грозный, весь из себя такой сердитый. И не гляди, что на лицо молод да пригож. Матушка Евдора неспроста про года маговы долгие сказывала.
Поднялись мы по лесенке, прошли по проходу и свернули к двери большой, дубовой да чернёной. Магистр дверь ту отворил и рукой мне указал. Я прошла, встала у стеночки, от прохода недалеко, да голову опустила. Страшно-то как. Но напутствия матушки Евдоры помню, сподоблюсь как-нибудь отбрехаться от мага цеплючего.
– Проходите, Весения Радировна, – кивнул магистр на стул резной, что у стола стоял.
Ох и несподручно, когда по батюшке кличут. Всю жизнь Веськой была, Радиркиной девкой малой, а тут целая Весения Радировна. Но деваться некуда, не буду ж я столичного мага, да ещё и магистра, поправлять. Прошла, села, куда велено, и ручки на коленках сложила. Магистр стол обошёл, кафтан скинул, рубахой белоснежной хорошась, бросил его на высокую спинку своего стула, уселся, руки сложил на груди и на меня уставился.
– Веся я, мне так сподручнее, – выпалила, растерявшись от взгляда такого прямого да пристального.
– Хорошо, Веся, – улыбнулся он. – А меня можете называть магистром Дарлатом. Понимаю, вам непривычно такое обращение, но, как вам, наверное, известно, мы – маги, не делаем различий по сословиям. Каждая личность достойна уважения, если она не скомпрометировала себя дурными поступками.
Так и вертелось на языке «Чегось?», но промолчала. Пусть бает, раз ему так хочется. А я буду слушать, да запоминать. Глядишь, и всколыхнётся в памяти что из матушкиных поучений. Пока с этим как-то не срослось, всё страшно, да непривычно, от того и думы, и душа к слободе родной тянутся. Да и путается всё, речи привычные с говором столичным перекликаются.
– Так вот, Весения, матушка Евдора вкратце рассказала мне о вашей семейной проблеме. И я склонен пойти вам навстречу, но только после того, как удостоверюсь, что вы действительно являетесь ведьмой, пригодной для обучения в этой школе.
– Я грамоте обучена! – протараторила, теребя подол сарафана. – Читать-писать умею, и даже по-вашему разговаривать могу… только не сейчас. Отдышаться бы мне.
– Вот и отдышитесь, успокойтесь, и попутно расскажите мне о вашей силе, – улыбнулся магистр Дарлат, по-доброму так, чисто и не норовит меня на чём подловить.
– А чего там рассказывать? – рукой махнула я. – Ведьмой меня признали, вот батюшка и свёз, от греха подальше.
– Это я и так понял, – продолжил лыбиться магистр. – Вы мне расскажите, как ваша ведьминская сила проявляется.
– Ну цветни там, Дудоню по ветру пустила, на коня залетела, – принялась лепетать я.
Матушка Евдора как учила? Спросят про что – отвечай правду, да не всю. А он же, аспид холёный, не спрашивает, он рассказу требует!
– Так, давайте по порядку. Что с цветнями приключилось? – нахмурился маг.
– Так выросли, и зацвели, – пояснила я.
– И в чём тут сила ведьминская? – не понял он.
– Так зимой же, по снегу! – всплеснула я руками.
– Ясно, – задумался магистр. – А с Дадоном что?
– Каким Дадоном? – растерялась я.
– Так вы же сами сказали, что Дадона на ветер пустили, – теперь уже он растерялся.
– Ааа! Так то не Дадон, а Дудоня, бык наш тягловый, – засмеялась я. Вспомнила Дудоню и скисла. – Батюшка забил его, красавца такого, а я по нему больно болела. Вот он по ветру и развеялся туманом утренним.
– С этим пока не всё ясно, но допустим. А с конём что приключилось? – подался вперёд магистр.
– С каким таким конём? – выпучила я глаза.
Это какого мерина он мне прописать удумал?
– Вы, адептка, меня не путайте, – осерчал мужик.
– Ади чего? – не уразумела я.
– Тьфу! Послушница, прекращайте мне голову морочить! – вскочил маг.
– А я чего? Я ж ничего, я ответ держу, как велено было, – скукожилась я на стуле.
– Кем велено?! – рявкнул, не хуже нашей Тявки, магистр столичный.
– Так вами ж. Сами велели отвечать, да рассказывать, – пропищала, ножонки поджавши.
Мужик резко выдохнул и упал на стул дубовый, а тот и заскрипел с натуги-то. Магистр выпрямился, руки в кулачища сжал, на стол их брякнул, и спокойно так, до холода в поджилках, спрашивает:
– Вы, Весения Радировна, часом не по наущению магистрата сюда поступили? Сдаётся мне, неспроста всё это.
– Чего? – опустив коленки, пропищала я.
А из угла комнатки гогот постылый:
– Во девка мага довела, наша порода!
Тут я уже смекнула, что маг этих речей и слыхом не слыхивает. Всё только мне. Глянула в угол, прищурилась, да и приметила тень мелькнувшую. Вот вы, значит, как, домовые ведьминские?! Насмехаться удумали?!
– Весения, вы можете мне сейчас продемонстрировать свои силы? – затребовал магистр.
– Да откуда же? Я и сама не ведаю – что к чему, – пожала я плечами.
– Хороша ведьма! – из угла донеслось.
– Ага, хороша, да такими путями и не наша будет, – пропищал второй голосок.
– Твоя правда, выручать надобно, – загоготал первый.
– Да что вы всё взгляд отводите? – взбеленился маг. – На меня смотреть, и отвечать быстро. Силу чувствуешь? Ведьмой себя видишь?
И как глянет на меня, а в глазах огонь, чисто в печи! Так и полыхают очи давеча чёрные красным пламенем.
Я со стула-то сползла и рачками-рачками к двери попятилась.
– Стоять! – загорланил злыдень столичный. – Встать, и отвечать!
Я вскочила, сарафан оправила, да и заревела. А чего он ором орёт, да ещё и огнём глядит? Чистый бес по мою душу.
– Всё, я сдаюсь, – простонал мужик зверем раненым, и на стул опять брякнулся.
Дерево затрещало, маг вскочил, ногою отопнул ломатьё и так на меня глянул, что прежний огонь мне за здравие почудился.
– Прекратить реветь! – велел раздухарившийся мужик, да толку-то.
Я ж испугалась, навертела всего в голове-то, уже и с жизнью прощаться принялась.
– Зови Евдору, совсем маг девку застращал, – пропищал голосок неведомый из угла дальнего.
– Так ужо скликал, бежит родненька, – прошипел второй.
Я тут и успокоилась. Коли даже домовые за меня – не попрёт из школы магистр этот. Домовые они же сила извечная, ну вроде старики так говорят, а там, кто их разберёт.
– Вот, – протянул мужик мне тряпицу белую да вонючую.
Никак сопли утереть предлагает. Я и утёрла, отревелась и слёзы отёрла, сжамкала тряпицу и обратно ему протягиваю.
– Оставь себе, – тихо так проговорил он, будто с устатку, после поля паханого.
– А куда ж я её? – спрашиваю, сама в пол гляжу.
– Давай сюда! – гаркнул он, и тряпицу из руки выдрал.
От же злыдень какой! Я ж ему ничегошеньки супротив не сотворила, а он!
И тут спасение моё пришло. Дверка отворилась и в комнатку матушка Евдора влетела. Отдышалась, за бока хватаясь, покряхтела, головой покачала, да и говорит:
– Вы что же это удумали, магистр Дарлат? Неужто не знаете, чтомолодые ведьмы неуравновешенны и грубости не терпят?
– Как видите, ничего страшного не произошло, – насупил чёрные брови маг. – Послушница совершенно не подготовлена к собеседованию, но это ещё не значит, что я должен давать ей какие-то поблажки.
– Да вы девочку до слёз довели! – всплеснула руками матушка.