© Екатерина Дорн, 2025
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025
Если бы хоть кто-то удосужился спросить Катю, она бы сказала, что это была плохая идея.
Ужасная.
Чудовищная.
Монстрическая!
И, пожалуй, совершенно нелепая.
Вот только Катю, увы, никто не спрашивал. Мнением семнадцатилетних троечниц в принципе редко интересуются, а Кате «повезло» вдвойне. Светлана Сергеевна, ее мама, была очень энергичной женщиной. О-о-очень. Прямо очень-очень. И, что гораздо страшнее, она почему-то свято верила, что ее дочь ни дня не проживет без едкого материнского комментария, тщательно замаскированного под ценный совет.
«Ты там в этой своей Москве вещи-то без присмотра не оставляй. А то я тебя, растяпу, знаю!»
«Питайся нормально, поняла? На фастфуды не налегай, у тебя и так есть склонность к полноте».
«Вот сердцем чую, ты там вляпаешься в какие-нибудь неприятности. Это же ты!»
Катя молча скрипела зубами (спорить с мамой – себе дороже) и злорадно предвкушала, как будет вляпываться во все неприятности подряд, демонически хохоча и потрясая в воздухе недоеденным бургером. Муа-ха-ха! В конце концов, студенческая жизнь для того и предназначена! Особенно в Московском институте медиа и искусств.
Это же МИМИ!
Катя мечтала об этом институте и студенческой жизни в общаге. Грезила! Паковала чемодан и представляла, как будет рисовать комиксы до одурения, зажигать с подружками до утра и с визгом носиться по этажам, убегая от красавчиков с хорео. А теперь…
Катя раздраженно дернула на себя огромный красный чемодан, чтобы перетащить его через бордюр.
…Теперь ей придется жить в съемной квартире у черта на куличках. В подмосковном, прости господи, Долгоречном! И ладно бы одной… Так нет же, с ненавистным Захаром, который все детство ей испоганил!
Катя огляделась по сторонам и недовольно поджала губы. Долгоречный мало чем отличался от родного Воронежа и совсем не походил на красотку-Москву. Кате она показалась ведьминским котлом с каким-то разноцветным зельем, которое бурлит и светится сотней огней. А в Долгоречном светилась только вывеска «Пиво на розлив».
Супер!
Катя протяжно вздохнула и, состроив скорбную моську, потянулась к карману, где покоился умирающий телефон. Если верить навигатору, до третьего дома по улице Октябрьской оставалось шестьсот метров. И всего два процента зарядки! Еще и темнеть начало… «Тах-тах-тах» – торопливо затарахтели по брусчатке колесики чемодана.
Третий дом оказался неказистой пятиэтажкой с крошечным магазинчиком «…одукты» на первом этаже (буквы «П» и «Р», очевидно, пали смертью храбрых). Катя миновала его так быстро, как только могла, и, пыхтя от натуги, затащила чемодан на крыльцо к внушительной подъездной двери. Коробка домофона напоминала швейцарский сейф, но прямо над ней какая-то добрая душа приклеила бумажку с кодом от замка. Катя потыкала пальцем в кнопки и с облегчением шагнула в прохладную пещеру подъезда.
Лифта в доме не оказалось.
Ну конечно! Как же иначе? Тихо выругавшись, Катя покрепче ухватилась за ручку чемодана, перекинула длинную темно-русую косу за спину и потащилась наверх. В кармане, печально хрюкнув на прощание, умер телефон.
Когда выяснилось, что Катя поступила в МИМИ, мама с ней почти две недели не разговаривала. Другие мамы прыгали бы от радости – дочка поступила в Москву на бюджет! – но только не Светлана Сергеевна. И дело было даже не в том, что Катя хотела рисовать комиксы. Просто она с ней (тут драматичная пауза) НЕ ПО-СО-ВЕ-ТО-ВАЛАСЬ. Сделала по-своему, причем самым наглым (тайным) образом. Сама отправила результаты ЕГЭ, сама подготовила портфолио… И вдобавок посмела не провалиться! В общем, злостно лишила мать священного права сказать: «Я же говорила, что нечего и пытаться в Москву поступать».
Лед тронулся, только когда за очередным молчаливым завтраком Катя догадалась упомянуть, что небожитель Захар три года назад тоже поступил в МИМИ. Мама призадумалась. Не доела рисовую кашу и ушла в комнату, чтобы пошушукаться по телефону с тетей Викой, мамой Захара. Они вместе работали в стоматологии и давно дружили, поэтому Катя с детства регулярно получала самые свежие сводки о новых достижениях Захара. Вот радость-то!
«Ах, окончил музыкальную школу по классу скрипки!» – заливалась соловьем мама.
«Ох, единственная золотая медаль в параллели!»
«Ой-ой-ой, поступил в МИМИ на иняз и уже маме деньгами помогает, репетитором работает!»
Сын, блин, маминой подруги. Сколько Катя себя помнила, мама постоянно их сравнивала – и уж, конечно, не в Катину пользу. Она на фоне Захара всегда выглядела дурищей, потому что была… ну, обычным ребенком. Без всяких там выдающихся достижений, если, конечно, не считать достижением ее воистину исключительную любовь к комиксам, крабовым палочкам, смешным носкам и фанфикам про Гарри Поттера.
Собственно, с них все и началось.
Сначала это были просто небрежные рисунки на полях тетрадей и обрывки сюжетов в голове. Потом первые стрипы. Первый убогий комикс по пейрингу Драмионы. Ну и понеслось.
Как бы пафосно ни звучало, но это не Катя выбрала комиксы любовью всей своей жизни. Это комиксы выбрали ее. Да и вообще, не важно, кто там первый в кого влюбился. Просто в десятом классе Катя окончательно и бесповоротно поняла, что должна – обязана – стать комиксистом. Потому что ничто другое не делает ее такой бессовестно счастливой, настоящей и… целой.
Жаль, мама этого не понимала.
Катя наконец заползла на пятый этаж (аллилуйя!) и, пристроив чемодан у стены, повернулась к серой железной двери с номером триста двенадцать. Сказать, что ей не хотелось в нее стучаться, – вообще ничего не сказать. Это была мамина идея! Та самая – ужасная, чудовищная и монстрическая.
Нелепая.
– Ладно, – сказала мама, без стука ворвавшись в Катину комнату спустя неделю загадочных шушуканий с тетей Викой. Катя от неожиданности подпрыгнула на кровати и поперхнулась крабовой палочкой. – Езжай на эту свою учебу в Москву.
Это прозвучало так, словно мама дала добро на прыжок из самолета без парашюта.
– Серьезно? – взвизгнула Катя, бросаясь к маме с объятиями, но та сдвинула брови и предупреждающе показала ей два пальца.
– Но у меня два условия.
Катя радостно закивала, все еще не в силах поверить своему счастью. Что там за условия? Есть каждый день ненавистные брокколи? Переплыть океан в тазу? Слетать на луну и обратно? Да что угодно, лишь бы поехать в Москву-у-у!
– Первое – жить будешь у Захара.
Так. Что угодно, кроме этого. Улыбка медленно сползла с Катиного лица.
– Мам, ты же шутишь?
Мама невозмутимо пожала плечами и, расправив уголок покрывала, уселась на Катину кровать. Судя по тому, как она откинулась на стену, устраиваясь поудобнее, разговор им предстоял долгий. И неприятный.
– Мы с тетей Викой все обсудили. Вариант идеальный. Захар как раз снимает «двушку», а подходящего соседа найти не может. У него одни балбесы да мажоры на курсе собрались. Заодно и присмотрит за тобой, мне поспокойней будет.
– Но… но… – начала Катя, не зная, с какого из тысячи аргументов начать. – Но мне уже дали место в общаге. Она классная, мам! Ты же видела фотки. У них там новый ремонт, и разноцветные балкончики, и…
– Видела! – поджала губы мама. – Видела, что там мальчики и девочки живут на одном этаже.
– Но в разных же комнатах!
Катя начала закипать. Это никогда не приводило ни к чему хорошему, потому что, когда Катя злилась, она вечно выпаливала первое, что приходило в голову. Но это же полный идиотизм! Она не может жить с занудой Захаром. Он мерзкий. Самовлюбленный. Он болван! И совершенно не вписывается в ее мечту о студенческой жизни. Это все равно что поманить человека тортом, а потом подсунуть ему тарелку манной каши с комочками.
Мама, кажется, почувствовала Катино мятежное настроение. Лицо ее стало непроницаемым, а в голосе зазвучала сталь:
– Выбирай: либо будешь жить с Захаром, либо останешься дома.
– Но почему-у-у? – взвыла Катя. – От общаги до универа всего две станции на метро!
– От Долгоречного тоже недалеко, чуть больше часа на электричке.
– Так он даже не в Москве живет?! – взвизгнула Катя, вскакивая на ноги. – Мам, это же просто глупо! И я не понимаю почему…
– Вот именно! – прикрикнула мама, выпрямляясь. – Ты не понимаешь, а я понимаю. Я сама год жила в общежитии и прекрасно знаю, какие там порядки. Каждый вечер попойки! Девчонки от алкоголя теряют голову, а мальчишки этим пользуются. Затаскивают их в постель и… И сексом с ними занимаются!
Ого! Катя на миг даже оторопела, потому что, кажется, впервые услышала из маминых уст слово «секс». Дома у Сиротиных эту тему вообще не обсуждали, негласно предпочитая придерживаться версии с аистом и капустой.
– Я не могу жить с Захаром, – выдавила из себя Катя.
– Ну-ну.
– Захар же тоже парень, и мы с ним будем вообще наедине!
Мама снисходительно улыбнулась:
– Ой, глупостей-то не говори. Захар тебе как брат.
– Захар мне как прыщ на заднице! – не выдержав, рявкнула Катя. Мама смерила ее возмущенным взглядом и рубанула рукой воздух, словно отсекая все возможные возражения.
– Я все сказала! И, будь любезна, придержи язык.
Катя ощутила знакомое чувство безысходности. Черное и омерзительное, будто в груди появился какой-то комок, покрытый плесенью. С мамой всегда было так. Никакие аргументы, никакие логические доводы не работали, если она уже что-то решила. Бесполезно. Все равно что с разбегу биться о стену, которая на все вопросы отвечает «Потому что я так сказала».
Но это же не ответ!
Мама, очевидно, приняла Катино молчание за капитуляцию.
– Вот и прекрасно. И второе условие…
Одна из соседних дверей вдруг распахнулась, грохнув о стену, и на лестничную клетку выскочила кудрявая девушка лет шестнадцати – в наушниках, огромных розовых кроссовках и с дрожащим той-терьером на поводке. Катя с трудом вынырнула из неприятных воспоминаний и неловко кивнула в знак приветствия, но девушка окинула ее угрюмым взглядом и погромыхала кроссовками вниз по лестнице. Тойчик испуганно посеменил следом.
Да уж, так себе приемчик.
Катя подождала, пока хлопнет подъездная дверь, и глубоко вздохнула. В конце концов, что такого ужасного может случиться? Это же зануда Захар! Навешивала ему в детстве, навешает и теперь.
Катя выпрямила спину и попыталась натянуть на лицо дружелюбную улыбку. Получилось правда раза с пятого или шестого, но получилось же!
– Давай, Сиротина, не дрейфь, – подбадривающе шепнула она самой себе и с силой надавила пальцем на кнопку звонка. Спустя несколько мгновений загремел замок, дверь распахнулась и…
– О! – выдавила из себя Катя, оторопело таращась на парня в дверном проеме. – Э-э-э… Привет?
Хрясь!
Дверь захлопнулась у нее перед носом.
Это что сейчас было?
Катя заторможенно моргнула. Потом моргнула еще раз. Это что, был Захар?!
Катя прекрасно помнила, что три года назад, когда они виделись в последний раз, он был толстым ботаном со стрижкой под горшок и двумя подбородками. Десять волосинок, которые из них торчали, Захар гордо именовал бородой и упрямо отказывался сбривать. А еще он носил жилетку с карманами, как у Катиного деда. Но деду-то было почти восемьдесят лет!
Парень в дверях оказался совершенно другим. Катя отлично его разглядела: надо сказать, это было несложно, ведь на нем не было никакой одежды, кроме белого полотенца, небрежно повязанного вокруг бедер.
Ма-а-аленького такого полотенчика.
Широкие крепкие плечи, влажные и растрепанные темно-каштановые волосы… В полутьме коридора Катя не рассмотрела толком, виднелись ли где-то там кубики пресса, но пузо не висело точно. А еще, кажется, у него в одном ухе была серьга – что-то блеснуло рядом с левой щекой.
Катя задумчиво сунула в рот кончик косы и тут же выплюнула. Тьфу, идиотская привычка! Может, у нее галлюцинации? Опухоль мозга? Это бы все объяснило. Ведь не может же человек так измениться за пару лет. Или она, как всегда, все напутала, и это вообще был не Захар?
Катя в замешательстве переступила с ноги на ногу. На всякий случай проверила номер квартиры и нахмурилась. Нет, все-таки это был Захар. Она узнала его по прищуренным карим глазам и длинному прямому носу, который он в детстве постоянно совал в ее дела. Тогда на этом самом носу криво сидели квадратные очки в коричневой оправе. Но если это и правда Захар…
Какого помидора он захлопнул дверь у нее перед лицом?
Катя надавила на кнопку звонка, только на этот раз не убирала палец целую минуту. Затем повторила пытку снова, злорадно представляя, как Захар за дверью корчится от мигрени и бьется в конвульсиях.
Бз-з-з-з-з-з-з-з-з!
Он что там, оглох что ли?
– Быстро открыл! – заорала Катя, барабаня в дверь.
Что б его! Мама ни за что не поверит, что Захар ни с того ни с сего захлопнул дверь у нее перед носом. Он же «ох-ах, такой воспитанный мальчик!». А если и поверит, то непременно обвинит во всем ее: мол, это она, Катя, что-то не так сделала. Например, ляпнула глупую шутку или с ходу рассказала, что большая часть ее чемодана забита комиксами и смешными носками.
– Заха-а-ар! Открывай!
Ну почему у нее вечно все так сложно? Почему у всех вокруг нормально и легко, а у нее через…
Бз! Бз! Бз!
Катя несколько раз коротко надавила на звонок и, сдавшись, уселась на коврик возле двери. Отлично. Вот здесь она и проживет следующие пять месяцев до сессии. Будет воровать собачью еду у соседского той-терьера и побираться объедками из магазина «…одукты». Лучше уж так, чем вернуться домой и позволить маме запихнуть ее в какое-нибудь кошмарное место. Например, на факультет стоматологии местного вуза… Она и так потратила свои лучшие годы на подготовку к ЕГЭ по химии и биологии! Должна же уже когда-то наступить настоящая веселая молодость?
Привалившись спиной к двери, Катя вытянула ноги и начала методично биться затылком о дверь. Бам. Бам. Бам.
Бам.
Возможно, она заработает сотрясение мозга. Тогда Захар над ней сжалится и…
Дверь распахнулась так неожиданно, что Катя рухнула в полутемный коридор, с размаху треснувшись головой об пол. Твою ж мать! Затылок обожгло острой болью (вот теперь у нее ТОЧНО будет сотрясение), а перед глазами заплясали черные точки. Катя глухо застонала и неопределенно взмахнула рукой, чтобы их прогнать, но вместо этого зацепилась пальцами за что-то мягкое и прохладное. С тихим шорохом неизвестное «мягкое и прохладное» упало Кате на лицо, и она едва не замурлыкала от облегчения. Влажненькое. Холодненькое. Пахнет чем-то восхитительно свежим и тропическим. Грейпфрутом?
Возможно, Катя на пару секунд потеряла сознание (это не точно), но грубый насмешливый голос бесцеремонно выдернул ее из блаженного забытья.
– И долго ты собираешься нюхать мое полотенце, извращенка?
Встрепенувшись, Катя рывком села и заморгала в попытке вернуть зрению ясность. Ой-ей, бедная ее голова!
– Какое еще полотенце? – глухо выдавила она.
– Которое ты так нежно прижимаешь к груди. Точнее, к тому месту, где у девушек обычно бывает грудь, – с неуместной любезностью пояснил все тот же насмешливый голос.
Катя посмотрела вниз и с недоумением уставилась на белое полотенце, которое соскользнуло с ее лица. Так вот что так приятно охладило ее несчастную головушку! Полотенце показалось Кате смутно знакомым. Маленькое… Беленькое… Она напряглась, пытаясь ухватить за хвост вертлявое воспоминание и…
Вот блин!
Это же то самое полотенце, которое (как могло) прикрывало жизненно важные части тела Захара! Не-не-не, она однозначно не готова к тому, чтобы увидеть его голым. Жизнь ее к такому не готовила и однозначно никогда не подготовит.
С трудом сдержав рвущийся из груди вопль, Катя метнула полный ужаса взгляд наверх, а Захар… Фух. К счастью, он уже успел надеть просторные штаны и накинуть на плечи какой-то странный короткий халат. Судя по всему, она выдернула полотенце у него из пальцев, а не стащила с голого зада. И, честное слово, никаких сожалений по этому поводу она не испытывала!
М-да.
– Так и знал, что ты извращенка, – фыркнул Захар. И Катя поняла, что ее взгляд неприлично долго «завис» на ширинке его штанов. Она просто задумалась! Но со стороны и правда, наверное, казалось, что она беззастенчиво разглядывает зону бикини Захара.
Вот же позорище!
Катя густо покраснела и швырнула полотенце Захару. Тот подхватил его в полете, скрутил в комок и, скривившись, метнул обратно.
– Оставь себе.
– Да не нюхала я его! – возмутилась Катя. Ну, то есть, конечно, она ощутила аромат. Не могла же она вообще не дышать, пока эта штука лежала у нее на лице! Но это не значит, что она его специально нюхала. – Сам себе оставь свое полотенце, придурок.
Кряхтя, как старая бабка, Катя наконец поднялась и отступила на безопасное расстояние. Ее спина почти уперлась в стену возле распахнутой входной двери и пустых крючков вешалки, но так ей хотя бы перестало казаться, что Захар угрожающе над ней нависает. Надо признать, он оказался неожиданно высоким. Или всегда был таким? И да, у него в ухе действительно блестела маленькая сережка в виде какого-то иероглифа. Еще и татуировка под ключицей появилась. Катя наклонила голову набок, пытаясь рассмотреть непонятные закорючки, но те сбегали вниз, теряясь в складках халата.
– Смотрю, ты ни капельки не изменилась, – лицо Захара неприязненно скривилось. – Сиротка, тебя вообще воспитывали? Как можно так пялиться?
– Отвали, – огрызнулась Катя и затащила в коридор свой чемодан. – Чья бы корова мычала. Не ты ли десять минут назад хлопнул дверью у меня перед носом? Интересно, это потому что у тебя хорошие манеры?
– Нет, – холодно зыркнул Захар. – Это потому, что я не хочу, чтобы ты тут жила.
– Прекрасно! – Катя сложила руки на груди. – Потому что я тоже не хочу тут жить.
– Чудесно.
– Изумительно.
– Роскошно!
– Вообще зашибись!
Захар шагнул вперед, чуть не впечатав Катю в стену. От неожиданности она шарахнулась в сторону и едва не налетела виском на крючок вешалки, но Захар всего лишь подхватил одной рукой ее чемодан и бесцеремонно выставил его за дверь.
– Ну вот и решили. Маме привет.
Катя застыла с открытым ртом, а Захар начал подталкивать ее к выходу. Стоп! Катя ухватилась за косяк и уперлась ногами в порожек.
– Ничего мы не решили, – возмутилась она. – А ночевать-то мне где?
Оставив вопль Кати без ответа, Захар схватил ее за талию и толкнул вперед, пытаясь оторвать от дверного косяка. Его руки – сильные и уверенные – сжимали ее так крепко, что это объятие вполне могло бы сойти за одно из самых страстных в Катиной жизни. Если, конечно, не считать того, что Захар в этот момент пытался от нее избавиться.
– Помогите! Грабят! – истошно заорала Катя. – Помо…
– Закрой рот! – Захар затащил ее обратно в квартиру и захлопнул дверь. – Тут двери картонные. С ума сошла?
Катя с трудом удержалась от того, чтобы вскинуть руку в ликовании. Ха! Накось выкуси, так просто от нее не избавиться! Первый раунд за ней. Осталось телепортировать в квартиру несчастный чемодан.
– Послушай, – примирительно начала Катя. Захар в ответ подозрительно прищурился. – Давай договоримся, ладно? Ты мне – десять минут своего времени, а я тебе – печеньки твоей мамы. Шоколадные. С эм-энд-эмсинами, как ты любишь. Сядем, выпьем чаю, обсудим варианты…
– Нет никаких вариантов, – буркнул Захар, но от Кати не укрылось ни то, какими голодными глазами он посмотрел ей за спину, ни то, как дернулся его кадык, когда Захар проглотил слюну. Судя по спортивному телосложению, печеньки в его рационе встречались нечасто. Скорее отварные куриные грудки или что там еще едят качки. Сырые яйца? Пророщенную фасоль?
– Конечно-конечно. – Катя закивала и, приоткрыв дверь ровно настолько, чтобы в щель пролез чемодан, втащила его в комнату. Сколько она уже с ним таскается? Прикосновение к пластиковой ручке показалось Кате почти что дружеским рукопожатием – подбадривающим и полным оптимизма.
«Приехали! – мысленно фыркнула она. – Плохи твои дела, Сиротина, если ты начала считать лучшим другом чемодан».
Вжикнув молнией, она откинула крышку своего нового лучшего друга и призывно встряхнула прозрачный полиэтиленовый пакет с печеньками.
– Десять минут, и они твои. Согласен?
В детстве Захар просто с ума сходил по этим печенюхам. Однажды даже расплакался, когда Катя съела последнее. А ему, на минуточку, было тогда тринадцать! Медленно (чтобы не спугнуть), Катя развязала пакет. Угрожающе прищурилась. Просунула руку внутрь. Если она права, то сейчас…
– Дай сюда! – Захар выхватил пакет и наставил на Катю палец. – Стой тут. Молча! – взвился он, стоило Кате открыть рот. – Мы только поговорим. Поняла? И не в комнате, а здесь, в коридоре. Позвоним нашим сумасшедшим мамашам и объясним, что это бред. Молчи! Кивни, если поняла.
Катя снова усердно закивала. Захар недоверчиво нахмурился и на всякий случай повторил:
– Стой тут. Ничего не трогай. Лучше даже не дыши.
Ага, как же! Стоило Захару скрыться на кухне, Катя тут же выскочила из кроссовок и тихо прокралась в комнату. Главное, проникнуть на территорию врага, а там уж она найдет способ укрепить свои позиции.
Конечно, Катя не планировала оставаться здесь на все время учебы. Переночует, отправит маме радостное пижамное селфи с унылой рожей Захара на заднем плане, а утром преспокойно поедет в общагу. Она ведь так и не отказалась от своего места… А что такого? Родителям все дети врут, это неотъемлемая часть сепарации! И потом, ну не хочет она жить с Захаром! Тем более в этом… свинарнике.
Квартира Захара оказалась неожиданно просторной для одного человека и просто чудовищно грязной. Катя потрясенно оглядела стопки грязных пластиковых тарелок на подоконнике и заваленный хламом желтый диван. Осторожно обошла минное поле разбросанных по полу носков (фи, все черного цвета, как скучно) и, наконец, остановилась возле еще одной двери, которая, очевидно, вела во вторую комнату. Отлично, этой ночью она спит здесь.
Катя схватилась за ручку. Потянула дверь на себя и пошарила рукой по стене, нащупывая выключатель.
– Стоять! – оглушительно рявкнул Захар, вихрем проносясь по комнате и с грохотом захлопывая дверь у Кати перед носом. Опять! – Не смей туда заходить. Ты поняла меня? Это запрещено!
Катя едва успела отдернуть пальцы. Еще мгновение, и ей бы точно пришлось распрощаться с мечтой рисовать комиксы. Мысль оказалась такой пугающей, что Катя даже забыла возмутиться тем, что Захар ей приказывает.
– У тебя там что, волшебная роза под стеклянным колпаком? – напряженно поинтересовалась она. – И тебе надо влюбить в себя девушку, пока не упал последний лепесток?
Захар посмотрел на нее как на умалишенную.
– Это из мультика, – терпеливо пояснила Катя. – Ну, знаешь, про «Красавицу и чудовище». Ого. Вау. У тебя даже ноздри раздуваются прямо как у чудовища. И, откровенно говоря, характер у тебя тоже чудо…
– Я оставил тебя всего на минуту. – Захар стиснул виски с таким видом, словно переживал мучительный приступ головной боли. – Всего на одну! А ты уже без спроса шастаешь в моем доме. Лезешь куда не просят. Вторгаешься в мое личное пространство, как, впрочем, и всегда!
– К слову, пространство не помешало бы и убрать, – скромно вставила Катя.
Если бы взглядом и правда можно было обжечь, от Кати осталась бы только жалкая горка пепла. Не сказав больше ни слова, Захар вытащил из кармана штанов небольшой серебристый ключ и закрыл дверь за Катиной спиной на замок. Катя насчитала аж три оборота! А после ключик снова исчез в его кармане. Кате не к месту вспомнилось, как мама Захара до восьмого класса заставляла его носить ключ от квартиры на веревочке на шее. Ох и доставалось же ему за это от других пацанов.
– Ты, – рыкнул Захар, больно ткнув Катю пальцем в плечо. – Сядь сюда. – На этот раз он ткнул пальцем в диван. – Сядь сюда и не двигайся. Тебе ясно? Сделаешь хоть один крошечный шаг, и я выкину тебя на улицу через окно.
Катя благоразумно промолчала. Послушно смахнула с дивана мятую футболку, сгрузила на пол наполовину пустую пачку кетчупа и две чашки с остатками кофе, подвинула стопку каких-то распечаток в сторону и, наконец, с достоинством опустилась на диван. Руки Катя положила на колени, словно примерная школьница, но Захара этот спектакль не впечатлил. Надо же, какой умный мальчик…
– Сиди, – снова приказал Захар, напряженно вглядываясь в Катю. Несколько мгновений они играли в молчаливые гляделки, а затем Захар, постоянно оглядываясь, быстро пошел на кухню за чаем.
Катя проводила его взглядом и тут же повернулась к запертой двери. По ее лицу расползлась широкая хищная улыбка.
Так-так-так, Захар…
Какие же секреты ты хранишь за этой дверью?