Екатерина Евстигнеева
Песни Гамаюн

Полная версия

4

Продюсер проекта Елена Кувшинова

© Екатерина Евстигнеева, 2024

© Интернациональный Союз писателей, 2024

Я не поэт, но иногда ураганы событий и мироощущений «упаковать» в прозу так сложно. И тогда, закипая и бурля, словно сумасшедшая молочная река с кисельными берегами, пишу стихи. Эти строки в какие-то периоды наполнены нестерпимой болью, а в другие моменты – полны чувств и эмоционального подъёма.

«Не слушала никого, лишь свою душу…»

 
Не слушала никого, лишь свою душу,
Она говорила со мною стихами.
Слова обернула в воланы и рюши,
Вплела их в венки с полевыми цветами.
 
 
Когда всё вокруг из холодного снега
И если порой понимала: не сдюжу,
Творила строка во мне сверхчеловека,
Который бы выстоял в лютую стужу.
 
 
Подобно ворсистому, нежному плюшу,
Окутаю фразами лист я бумажный.
И слушаю только одну свою душу.
Поймёт меня в этом, конечно, не каждый.
 

Екатерина Евстигнеева

Воспоминанья

 
Крупицы счастья соберу я в горсть,
Подброшу вверх и удивлюсь мерцанью.
За ними я ходила много вёрст^[1],
Прекрасные мои воспоминанья.
 
 
Они блистают, словно фейерверк,
Бутон раскрылся, обратился в розу.
Но постепенно их огонь померк,
И наступила снова жизни проза.
 
 
А по листу строку ведёт рука,
Пишу опять о дорогом и главном.
Как Гамаюн^[2], вспорхнула б в облака,
Чтоб закружиться с ветром в танце плавном.
 

Душа в броне

 
Бронёй окутана душа
От скверны и обид
И, как иссохшая земля,
Ждёт, кто же напоит.
 
 
Укрылась накрепко она,
И выйти нету сил.
Любая стужа, холода
Её уж не страшит.
 
 
Есть панцирь прочный, потому
Сидит и в оба зрит,
Но, как иссохшая земля,
Ждёт, кто же напоит.
 

Крылья Гамаюн

1

 
Вулкан из главных слов, признаний лаву
Ты даришь, милый, пылкий Океан.
Отвечу я твоей любви по праву,
Моею нежностью ты будешь пьян.
 
 
Душа летит, стремится в бесконечность,
Как дева Гамаюн, парю сейчас.
А Купидон^[3] заточит наконечник,
Стрелок в сердца теперь даёт нам шанс.
 
 
Раскинув крылья птицы-девы шире
И следуя за радужной мечтой,
В Эдем^[4] перенесусь земной с тобой.
 
 
– Я страстью одурманена безумной…
– О чувстве мне волшебном не смолчать, – Шептали мы, не в силах устоять…
 

2

 
Шептали мы, не в силах устоять:
– Хочу любить до умопомраченья,
Желаю я признанья повторять,
Отныне лишь в тебе моё спасенье…
 
 
– Ты только мой, – она ему сказала.
– Моя, – негромко тут же повторил.
Как пёрышко, она вся трепетала,
А он держался из последних сил.
 
 
– И лучше нет на свете слов прекрасных,
В тоннеле мрака долгожданный свет,
Поверьте нам, их превосходней нет.
 
 
Твердили: «Тайны позади оставим», —
Извергнется речей пусть жарко лава,
И маски нет, впредь снята балаклава^[5].
 

3

 
И маски нет, впредь снята балаклава.
Мы сочиним амурный свой сонет.
Как в жизни раз всего цветёт агава^[6],
Так в чувствах повторений тоже нет.
 
 
В галактике и в недрах океана
Одна Любовь-царица правит бал.
Под звуки кастаньет и барабана
Пойдём на фееричный карнавал.
 
 
И вновь расправит птица-дева крылья,
И ясные глаза её блестят,
А сердце и душа огнём горят.
 
 
И красок ярких дивная палитра,
«Люблю тебя!» – так хочется кричать.
Запреты стёрты, нам уж не смолчать.
 

4

 
Запреты стёрты, нам уж не смолчать,
Горим огнём симпатии глубокой.
Не будет между нами тишь да гладь,
Лишь импульсы, разряды кровотока.
 
 
Сейчас оркестр невидимый играет,
Божественная музыка кругом.
И сущность от желанья замирает,
И всё лишь потому, что мы вдвоём.
 
 
Б безбрежность дева Гамаюн взлетает,
Расправив широко свои крыла,
Она счастливей точно не была.
 
 
И безмятежен, радостен избранник,
Совсем нет никакого в том секрета,
И в бурной, сильной страсти до рассвета.
 

5

 
И в бурной, сильной страсти до рассвета,
Сближение, слова и поцелуй.
Тьма содрогнётся, пролетит комета,
Ты очаруй меня и заколдуй.
 
 
А Гамаюн в полёте безупречном
Ланиты^[7] зацелует и уста^[8].
«Хочу тебя! – в движении он встречном. —
Хочу, невероятная мечта».
 
 
Она лишь тихим стоном поддержала,
Руками обвивала, как могла,
Его речей ей песня так мила.
 
 
И птицы вещей радость и улыбка,
Особый счастья блеск в её глазах,
Словам не утаиться в закромах.
 

6

 
Словам не утаиться в закромах,
Не в силах ни на миг с ним разлучиться,
Взвивается, как вихрь в облаках,
В ответ словоохотливая птица.
 
 
Она твердит одно: «Лишь будь со мною,
Не уходи, ты радость и печаль».
Но пробил час, она полуживою
Оставлена, печальная деталь!
 
 
А их протест сливался воедино,
И он вернулся: «Только ты держись!»
И Гамаюн стрелою дикой – ввысь.
 
 
«Мне будто сердце вырывают, знаешь?»
Но был вопрос оставлен без ответа,
И больше не боясь дневного света.
 

7

 
И больше не боясь дневного света,
Не устрашимся прямоты сердечной.
Поэтами любовь сия воспета,
И звёздами отмечен путь их млечный.
 
 
Симфония случилась между нами,
Где скрипки заиграли и тромбон,
А после арфа, а затем тонами
Высокими подпел ей ксилофон.
 
 
А вот гобой, и флейты, и кларнеты,
Фагот, труба, и заиграл рояль,
То музыка сердец, то тел Версаль^[9].
 
 
Прикосновений реки и блаженство,
И поцелуи в солнечных лучах,
Они остались шлейфом на устах.
 

8

 
Они остались шлейфом на устах,
Двоим минуты сладкие, отрада.
В разлуке остаётся вся в цветах
Надежд на новь^[10] лазурная шарада^[11].
 
 
Лишалась блеска дева Гамаюн,
Возлюбленный ходил седою тенью.
До встречи их из серых дней табун,
Из длительных секунд гурты^[12] мученья.
 
 
Что будет дальше, этого не знаем.
Одна лишь вера крепкая спасает,
Но, как мираж, однако, исчезает.
 
 
В обыденности, в суете сует,
Когда совсем уже не улыбались,
Мгновенья счастья вечностью сжигались.
 

9

 
Мгновенья счастья вечностью сжигались,
И Гамаюн рыдала что есть сил:
«Когда с тобой, мой милый, расставались,
Ты тоже где-то там с ума сходил».
 
 
И в этой муке жить ужасно сложно,
Пытаться надо, ждать, опять терпеть.
Быть может, поменять хоть что-то можно,
Чтоб крыльям Гамаюн не ослабеть?
 
 
Друг к другу снова будем мы стремиться,
«Моя», – ты скажешь. Я отвечу: «Мой» —
И встречу взор, измученный тоской.
 
 
Полёт за гранью, прямо в бесконечность
Был каждый раз, мы вновь когда встречались,
И в пропасть из объятий мы срывались.
 

10

 
И в пропасть из объятий мы срывались,
И исполняли там имперский марш^[13],
В эмоциях взаимных забывались,
Изобразив неповторимый шарж^[14].
 
 
Мы бисер чувств собрали в ожерелье,
Сияют камни, глаз не оторвать.
Сейчас у нас другое измеренье,
Не каждый мог такое испытать.
 
 
А наказанье это иль награда,
Решает сам, кто полюбил навек,
Но всё же он счастливый человек.
 
 
В бескрайнем океане ласк купаясь,
Богини Афродиты^[15] ели мусс^[16]
И в бездну шли из бархатистых чувств.
 

11

 
И в бездну шли из бархатистых чувств,
Завязывая узелки на память.
Любовь – главнейшее из всех искусств,
С благоухающим дымком от фимиама^[17].
 
 
И, как Икар стремился выше к солнцу,
Бесстрашно любят сердце и душа.
Лишь на секунду Гамаюн очнётся,
Её мужчина скажет: «Хороша!»
 
 
В объятия свои укутав снова,
Лютует шторм, ярится ураган,
Могуч и страшен, как левиафан^[18].
 
 
Была она почти как лань ручная,
За сказкою от мира отрекаясь
И в бесконечной нежности купаясь.
 

12

 
И в бесконечной нежности купаясь,
Два голубя, две жизни, две судьбы,
И мы друг другом томно упивались,
Остановиться вовсе не могли.
 
 
А как нам отказаться от лагуны,
От тёплого, крупинками, песка?
Влюблённых душ натянутые струны
Негромки и встревожены слегка.
 
 
Самозабвенно, не жалея силы,
Мы обнимались жарко вновь и вновь,
Кипела страсть, бурлила в нас любовь.
 
 
Смотрел в глаза, и я в твоих тонула,
В них аметистов искры загорались…
От неизбежности мы вновь сливались.
 

13

 
От неизбежности мы вновь сливались,
И снова ты хотел мной обладать.
А тени на стене перемещались,
Желая будто что-то доказать.
 
 
И по твоей руке моя скользила,
Прижались губы жаркие к губам.
Всю магию в себе освободила,
И мы плывём по Эроса^[19] волнам.