Дорогому брату посвящается.
Ты навсегда в моем сердце.
Если ты ценишь свою жизнь, помни,
что и другие не меньше ценят свою.
Поль Рикер
Неизвестный вирус, стремительно распространяясь, превращал людей в кровожадных монстров. Наш город захлестнула паника, улицы стали опасны, и власти ввели карантин. Мне и моим коллегам – Анне Маратовне и Диме – посчастливилось выбраться из этого хаоса. Мы были полны решимости добраться до моих родителей, живущих в глухой деревне, вдали от городской суеты.
Судьба свела нас с Ильей и Зоей в мрачном заброшенном магазине. Там, среди пустых полок и отблесков лунного света, мы объединились, стремясь выжить в этом новом, страшном мире. Но наш путь не обошелся без преград: в аварии мы потеряли машину, и отныне любой шаг вперед означал столкновение с мертвецами, восставшими от вируса. Мы прозвали их «синими» из-за цвета кожи.
На время мы нашли убежище в доме родителей Зои, которые оказались вдалеке, на заслуженном отдыхе. Ночь обещала покой, но обернулась нападением мародеров. В жестокой схватке мы одержали победу, избавившись от опасных врагов, и вновь пустились в путь. На дороге нас подстерегали обманщики, выдававшие себя за сотрудников ДПС. Один из них ранил Диму, и нам с трудом удалось добраться до военной части, где я неожиданно повстречала своего старшего брата.
Не дожидаясь Диминого выздоровления, мы с Ильей отправились на разведку в дом моих родителей, где нас встретило душераздирающее зрелище: углем и пеплом обернулся родной дом, а слухи о неведомых мужчинах, увозящих родителей в неизвестное нам место под названием «Логово», поселили в сердце тревогу.
Оставшись на ночь в деревне, мы с Ильей признались в любви и провели ночь в объятиях друг друга, на время забыв о жестоком мире, который нас окружал. Но на следующее утро, когда мы вернулись в воинскую часть, узнали, что ее атаковали синие. В смятении и страхе мы пробрались в санчасть, чтобы найти и спасти раненого Диму, но нас встретил безумный врач, превращавший больных и умирающих в биологическое оружие. Дима, ставший монстром, кинулся на нас, и в неравной борьбе Илья вынужден был его убить. Я же, охваченная ненавистью, покончила с врачом.
Илья отправился за машиной, чтобы мы все могли спастись, но вскоре я узнала, что он уехал в неизвестном направлении. И это было не единственным предательством в ту ночь: Анна Маратовна, которой я безгранично доверяла, захлопнула дверь в бункере, лишив меня ключа к спасению. Благодаря солдату я смогла выбраться и найти Зою в доме лесничего. Однако после всех испытаний и потрясений мой организм дал сбой, и я провалилась в беспамятство.
Когда сознание вернулось, мы уже приехали в таинственное «Логово».
Первое, что я увидела, когда очнулась, – мужчина в белом халате.
Первое, что я почувствовала, – страх. Горелов вернулся! Он хочет меня убить.
Сразу после пробуждения я не понимала, что это невозможно. Он даже синим никогда не станет. Его больше нет. Но воспаленное воображение четко рисовало перед глазами лицо безумного врача, который был одержим идеей создания армии восставших мертвецов, из-за чего и убил моего друга.
Я дернулась в попытке убежать, спастись. Резкая боль пронзила тело. Игла от капельницы шевельнулась в вене.
– Куда ты собралась? – спросил врач.
Мягкий голос. Не такой, как у сумасшедшего доктора.
Это был не он.
Расслабленно откинулась на подушки и машинально нащупала Лунницу – кулон в виде лунного серпа. В памяти всплыли фрагменты воспоминаний – Илья дарит талисман, надевает на шею, дотрагивается до кожи. «Я хочу, чтобы ты носила его всегда. Он будет тебя защищать, даже если меня не окажется рядом», – сказал он тогда. Сейчас прикосновение к оберегу меня успокоило, словно он действительно дарил защиту.
Я с трудом сфокусировала зрение, чтобы разглядеть стоящего передо мной человека. Мужчине было на вид лет шестьдесят: седые волосы и усы, добрые глаза, теплая улыбка.
– Где я? – спросила я пересохшими губами.
– Ты в безопасности, не волнуйся. Ты в Логове.
Логово. Значит, мне не приснилось. Мы наконец-то добрались до этого места.
– Родители… Где мои… родители?
Говорить было сложно – в рот словно насыпали песка и медных опилок. Язык еле шевелился, стал тяжелым, неповоротливым.
– Я не знаю, – честно признался доктор. – Попробую выяснить.
Он говорил что-то еще, но мое сознание меркло. От слабости я закрыла глаза и снова погрузилась в сон. Когда проснулась во второй раз, рядом со мной стояла медсестра – невысокая полненькая девушка с большими приветливыми глазами и россыпью веснушек на лице. Она смахнула челку, выбившуюся из-под белого колпака, набрала в шприц какое-то лекарство и подошла ко мне. Я вздрогнула. Фантазия рисовала страшные картины того, что за укол она хочет мне сделать. После всего, что со мной произошло, я не могла верить никому.
– Не бойся, – спокойно сказала медсестра, – мы тебя спасали не для того, чтобы убить, когда придешь в себя.
Я повернулась к ней спиной, подставив место для укола. Каждое движение давалось с трудом. Тело болело. В голове – туман. «Ну и пусть, – подумала я, подчиняясь судьбе. – Может, и лучше будет, если я умру».
Но я не умерла. А вновь провалилась в сон.
Илья стоял на краю обрыва, окруженный облаками. Сияющий солнечный луч освещал его лицо, придавая таинственности. Он смотрел на меня с нежностью и тоской, словно хотел сказать что-то важное и волнительное.
– Почему ты ушел? – спросила я. – Почему оставил меня одну?
Он не ответил. Лишь грустно улыбнулся и показал вдаль, где необъятная ширь каменистого плато была сплошь усеяна людьми. Мертвыми людьми.
– Это все из-за синих? – предположила я.
Илья кивнул. В зеленых глазах читалась безнадежность. Он взял меня за руку. Я физически ощущала это прикосновение. Родной. Любимый. Он здесь. Он вернулся и больше не бросит меня. Но неожиданно все вокруг стало блекнуть, терять четкость. Я испугалась, что снова потеряю того, кто мне так необходим.
– Нет, не уходи, – взмолилась я. – Прошу, не оставляй меня снова.
На его губах вновь появилась улыбка. Такая притягательная, такая волнующая.
Свет померк совсем ненадолго, и мы оказались возле небольшого домика. Именно здесь мы любили друг друга. Тот единственный раз. Он привел меня туда, где мы были по-настоящему счастливы.
Илья повел меня внутрь сквозь стены, будто наши тела стали нематериальными. Мы оказались в комнате, наполненной цветами, сладкий аромат которых кружил голову. Он повернулся ко мне, взял мое лицо в руки. Поцеловал мои губы, и я ощутила взрыв эмоций. Это был поцелуй, который переносил меня в другой мир, где мы были одним целым. Хотелось остаться навсегда в этом особенном месте, где время остановилось и ничто не имело значения, кроме нашей любви.
Но несмотря на все чувства, которые охватили меня в этом таинственном сне, я знала, что наше время истекало. Таяло стремительно и безнадежно. Я пыталась удержать этот момент, но он скользил сквозь пальцы, словно песчинки на морском берегу.
Еще мгновение, и образ мужчины исчез.
Я проснулась, все еще ощущая его прикосновение. Сон был таким реалистичным, будто я пережила настоящую историю.
Села на кровати, задумчиво глядя в окно, и поняла, что это видение было неким посланием. Чувствовала себя значительно лучше. За исключением нестерпимой жажды меня не беспокоило ничего.
– Пить, – сказала я ослабевшим голосом. Меня никто не услышал. Тогда я собрала силы и повторила уже громче: – Пить.
В комнату зашла все та же медсестра.
– О, наша спящая красавица проснулась, – весело сказала она. – Ты меня звала?
– Пить… хочу…
– One moment, – ответила девушка и скрылась за дверью.
Я оглядела скудно обставленную больничную палату: рядом с кроватью стояла тумбочка, стол и стул расположились возле окна. На улице оказалось пасмурно и мрачно, поэтому было сложно определить время суток.
Отчего-то я вздохнула и перевела взгляд на стойку с капельницей. Прозрачная жидкость медленно капала из перевернутой бутылочки и стекала по трубке к моей вене. Я понятия не имела, чем и от чего меня лечат. События прошлых дней частично стерлись из памяти.
Вскоре вернулась медсестра с водой. Утолив жажду мелкими глотками, я спросила о том, что меня волновало больше всего:
– Вы нашли моих родителей?
– Кажется, да. Несколько дней назад приходила твоя подруга. Рыжая. Она что-то о них говорила.
Зоя. Точно. В памяти всплыло, что она не оставляла меня ни на минуту, когда меня везли в Логово в полубессознательном состоянии.
– Я хочу их всех увидеть.
Девушка добродушно хохотнула:
– Ну ты и шустрая. К тебе пока никому нельзя. Нужно восстановиться. Покой и сон.
– Но…
– Не спорь. Придет папа… эм… то есть, придет Матвей Андреевич, и у него все спросишь.
– Кто это?
– Это наш главный врач.
– Вы сказали, что подруга приходила несколько дней назад. А сколько я спала?
– Пять дней.
– Пять дней?! Я что, впала в кому?
– Главное, что сейчас с тобой все в порядке, куколка.
Медсестра ушла. Я лежала, уставившись в потолок, и мечтала лишь об одном – увидеть маму и папу. Столько трудностей пришлось пройти на пути к ним, столько ужаса пережить. Сейчас они совсем близко, а я не могу их увидеть. От обиды на глаза навернулись слезы.
Рябов Матвей Андреевич оказался тем самым мужчиной, которого я увидела, впервые проснувшись в Логове. Он что-то говорил о том, что со мной произошло, но его слова словно уплывали – мне было сложно на чем-то сосредоточиться. Единственное, что я поняла, – мой организм ослаб и требовал восстановления.
– Некоторое время ты проведешь здесь под моим наблюдением.
– Что будет потом?
– Потом будет потом, – пошутил врач и тихо посмеялся в усы.
Несмотря на специфическое чувство юмора, этот человек вызывал симпатию – от него веяло мудростью и спокойствием.
Я быстро восстанавливалась. Спустя два дня я уже съедала все, что мне приносили, и даже без посторонней помощи. Кормили как на убой – много и сытно. Еще через два дня под чутким руководством Матвея Андреевича я стала делать легкую зарядку. Память возвращалась. Медленно, по кусочкам. Постепенно я вспоминала все. Даже то, что хотела забыть.
Днем я коротала время с книгой «Унесенные ветром», которую принесла мне Карина – единственная медсестра, а вечером, когда света не было, я зажигала свечу и думала, думала, думала.
Вспоминала жизнь до апокалипсиса. Сейчас уже не верилось, что когда-то не было синих, не было вечного страха, постоянного бегства. Когда-то в моей жизни не было Ильи. Впрочем, и сейчас его тоже не было рядом.
Каждый раз при воспоминании об Илье, что-то в груди больно сжималось. Больше всего от того, что он исчез резко и бесследно. Я вновь и вновь прокручивала в голове нашу ночь в Роднино, возвращение в воинскую часть, момент, когда узнала, что он уехал, но не находила ни одной причины, которая могла бы его отпугнуть.
Я быстро шла на поправку. Каждый день заставляла себя есть, двигаться, дышать полной грудью, хотя внутри все кричало от боли. Душевной.
– Организм у тебя молодой, крепкий, – говорил Матвей Андреевич. – Ты почти поправилась. Скоро я смогу тебя выписать.
– Я хочу увидеть родителей.
– Думаю, сегодня мы сможем устроить вашу встречу.
От радости, наполнившей сердце, хотелось петь. Совсем скоро я увижу самых дорогих сердцу людей – маму и папу.
– Где мне взять одежду? Не могу же я ходить по Логову в больничной сорочке.
– Мы выдадим тебе чистый комплект одежды. Предыдущая ее владелица скончалась. Ей вряд ли понадобится переодеваться.
Я непонимающе посмотрела на врача. Это снова одна из его несмешных шуток? Но он не улыбался. Наверное, говорил правду.
– А новой нет?
– Ты не переживай, она не в этой одежде умерла.
– Это успокаивает.
Сарказм. Но доктор, казалось, его не расслышал.
– Ну и хорошо. Походишь пока в ней, потом видно будет.
Я поняла, что выбора у меня нет. Что ж, это не самое худшее, что мне довелось пережить.
– Что со мной будет дальше? – поинтересовалась я, хотя понимала, что вряд ли врач мог ответить на этот вопрос, но кроме него и Карины из Логова я никого не знала.
– После выписки ты пойдешь к нашему главнокомандующему. Он решит, что с тобой делать.
– А что именно он может решить?
Я насторожилась. Мое прошлое показывало, что доверять людям опасно.
– Съесть тебя на завтрак или обед.
Матвей Андреевич улыбнулся – шутит. Я улыбнулась в ответ. Милый старичок. Со своеобразными шутками. Зато глаза добрые.
Я так и не узнала, что может решить насчет меня какой-то главнокомандующий – прибежала Карина и сказала, что привезли раненного человека. Матвей Андреевич ушел, вновь оставив меня одну.
В этот же вечер родители пришли в палату проведать меня. Я вскочила с кровати, не обращая внимания на легкое головокружение. Обняла маму и стала целовать ее лицо: щеки, нос, лоб, каждую морщинку, такую родную и любимую. Прижимала к себе так сильно, словно до сих пор не могла поверить в то, что наконец-то увидела ее. Мама обнимала в ответ и плакала:
– Доча, доченька моя родная.
Папа, менее эмоциональный, утирал скупую мужскую слезу и стойко терпел мои порывы эмоций, которые все никак не утихали. Наконец, я отстранилась и стала рассматривать родителей. Казалось, они сильно постарели с нашей последней встречи, хотя им обоим было чуть больше пятидесяти лет. Но в то же время они были все теми же: мама аккуратно собирала длинные волосы в высокую прическу, папа носил усы и бороду-эспаньолку. Такие же добрые и чуткие. Как же мне их не хватало! Как же я была рада, что с ними все в порядке.
Встреча вышла короткой и мокрой – мы практически не разговаривали, лишь плакали и обнимались.
– Как же мы скучали по тебе, доченька, – запричитала мама, стискивая меня так, что кости чуть не захрустели.
Папа тайком вытирал двумя пальцами красные от слез глаза. Он никогда не умел открыто выражать чувства. Наверное, Женя пошел в него. Вспомнив про брата, я быстро рассказала родителям, что видела его, что с ним все в порядке, хотя сама не до конца была уверена в этом. Перед глазами встала воинская часть, которая казалась неприступной крепостью до тех пор, пока не напали синие. Но я верила в то, что с Женей все будет хорошо – он крепкий мужчина со множеством друзей. Он справится. Я не сомневалась.
Зоя не приходила. Это к лучшему. Совесть колола меня, словно иголкой, после того, как я в порыве истерики высказала ей далеко не самые приятные вещи. Она всегда была ко мне добра, а я повела себя отвратительно. Возможно, теперь у нее отпало всякое желание со мной общаться, но мне пока не хотелось об этом думать.
Спустя еще два дня мне разрешили выйти во двор и вновь встретиться с родителями.
Одноэтажная маленькая больница была ограждена высоким плотным забором, закрывающим обзор. Я ни разу не выходила за ее территорию и до сих пор не имела понятия, как выглядит Логово. Хотя сейчас меня радовала элементарная возможность выйти на улицу, подышать воздухом, не пропитанным лекарствами.
Я накинула на плечи кофту, вышла из здания и поежилась. Несмотря на то, что деревья и трава все еще оставались зелеными, уже чувствовалась осень: было довольно прохладно.
Мама и папа уже сидели на лавочке и ждали меня. На этот раз мы долго разговаривали. Я рассказала о том, как мне удалось спастись, опустив лишь самые страшные моменты, а родители поведали мне свою историю.
– Первым увидел тварей папа, – сообщила мама.
– Вы называете мертвецов тварями? – со смехом уточнила я. Мне показалось это забавным.
– Да, а вы как?
– Просто синие. Из-за цвета кожи.
– Синие твари, – подытожил отец и начал рассказ. – Я колол дрова, когда услышал позади чьи-то шаги. Оглянулся и увидел соседа. Сначала думал, что тот пьяный: он шатался, хрипел и рычал. Я его окликнул. «Степан Иваныч, – говорю, – ты бы пошел отдохнуть». Но тот, казалось, даже не слышал, только упрямо шел в мою сторону. Чем ближе подходил, тем сильнее я чувствовал вонь от него. Будто Степа заживо гнил. «Слушай, ты бы не подходил близко», – вновь я обратился к нему. С таким успехом я мог бы поговорить и с топором. Все равно никто бы не ответил.
Я слушала, не пропуская ни единого слова. Только когда папа заговорил о топоре, я вспомнила про Маратовну с Олегом. Как же мне их не хватало.
– Расскажи, как ты его завалил, – попросила мама, влюбленно глядя на мужа. В ее словах чувствовалась гордость.
– Степан подходил все ближе, но на мои слова не отвечал. И смотрел как сквозь меня желтыми глазами. Я его сначала оттолкнул обухом топора – не помогло. Потом он как набросится на меня! Прям чудовище во плоти: вонючий, кожа синяя, весь в ранах, слюни летят, рычит как зверь. Ну я и разнес ему голову острием.
Мама взяла папу за руку и слегка сжала.
– Ты такой мужественный, – сказала она. – Я бы так не смогла.
– А куда деваться?
Папа выглядел довольным – видимо, воспоминания о том, как он впервые расправился с синим, добавляли ему уверенность. В конце концов, он защитил свою женщину от неминуемой беды. Есть чем хвалиться.
– Но мы сначала испугались, – продолжила мама, – думали, что за убийство папу посадят.
– Рита, – ответил папа, – это в любом случае была самозащита.
– Леша, что сейчас говорить об этом, – отмахнулась мама.
– Как вы поняли, что происходит на самом деле? – поинтересовалась я.
– Вся деревня уже стояла на ушах. Зараженных было мало, но живые поддались панике. Многие уехали – бросили все имущество и просто сбежали. А мы остались. Нам некуда было идти.
– Да и зачем куда-то идти, – папа пожал плечами. – Роднино далеко от населенных пунктов. А с нами остался наш друг – топор.
При этих словах я вновь вспомнила Маратовну и ее Олега – топор, названный в честь бывшего мужа, и меня накрыла тоска. Такая сильная, что на глазах выступили слезы. Я постаралась скрыть их от родителей.
– А потом приехали люди в черном, – сказала мама.
Я знала эту историю. Ее поведал мне Борька, – деревенский дурачок, – единственный, кто остался в живых в Роднино.
– Жаль, что дом сгорел, – сетовала мама. – Я его любила.
– Ничего, дорогая, я построю тебе новый. Еще лучше.
Папа обнял маму одной рукой, притянул к себе. Смотреть на них, влюбленных, было и радостно, и в то же время тяжело – нестерпимо хотелось прижаться к Илье. Он был мне так нужен. Я машинально потрогала Лунницу.
– Как вам тут живется? – поинтересовалась я.
– Очень даже неплохо. Папа занимается рыболовством, я помогаю на кухне.
– Тут есть работа?
– Милая, здесь все работают. Нахлебники никому не нужны. Вот поправишься, и тебе работу подыщут.
– А где вы живете?
– Сначала мы жили в общежитии, потом нам выделили маленький уютный домик.
– Тут… – я замялась. – Безопасно?
– Сейчас везде опасно, дорогая, – ответил папа. – Но Логово укрепляется каждый день. Все мужчины и женщины, способные держать оружие, стоят на защите. Думаю, это лучшее место, в котором мы могли бы оказаться в сложившейся ситуации.
Я слабо представляла будущую жизнь в этом месте. У меня действительно будут кров, работа и подобие нормальной жизни?
– Я устала, – сказала я, действительно чувствуя изнурение, – мой организм еще не восстановился до конца.
Родители проводили меня до палаты и ушли. В оставшихся немногочисленных вещах я нашла записку, сложенную в несколько раз. Бережно развернула и прочитала строки, написанные аккуратным круглым почерком: «Вам нужно срочно уходить. Берите свою машину и уезжайте как можно дальше. Мы еще встретимся, сестренка. Береги себя». Казалось, Женя писал эти слова много лет назад.
Я уткнулась в подушку и принялась горько оплакивать прошлое, которое никак не могла отпустить, пока, наконец, не заснула. С драгоценной запиской в руке.
Солнце стояло в зените, но уже не грело.
Я вышла за территорию больницы, озираясь по сторонам, словно потерянный котенок. В чужой одежде я чувствовала себя неуютно, хоть она и была чистой, почти хрустела, как от крахмала. Матвей Андреевич достаточно подробно объяснил мне, как найти главнокомандующего, но я стояла и смотрела на снующих туда-сюда людей, не решаясь двинуться с места.
До того, как попасть сюда, я представляла, что Логово – это большое и внушительное поселение. На деле это оказалась небольшая рыбацкая деревенька, расположенная на берегу залива. Я глубоко вдохнула соленый воздух, смешанный с запахом рыбы, и отправилась вглубь поселения, туда, куда меня направил главный врач.
На меня никто не обращал внимания. Здесь кипела жизнь.
Настоящая жизнь.
Среди всеобщего гвалта слышались лай собак, крики чаек и звонкие детские голоса. Мужчины в рабочих костюмах таскали доски, ремонтировали забор, укрепляя его гвоздями и колючей проволокой. Женщины стирали прямо на улице в тазах, пропалывали грядки, чистили рыбу, что-то варили. Я засмотрелась, во что они были одеты: отказавшись от платьев, они носили более грубые вещи, предпочитая широкие и прочные брюки, куртки и простые ботинки. Неудивительно, ведь в нашем постапокалиптическом мире, где каждый день наполнен борьбой за жизнь, поиском и сохранением припасов, одежда уже не считалась модным аксессуаром или средством самовыражения. Она стала неотъемлемой частью выживания, помогающей людям сохранить свое тело в относительной безопасности.
Периодически встречались люди, одетые в черную кожаную одежду. У большинства из них были надменный взгляд и каменное выражение лица. Наверное, они были теми самыми рейнджерами, о которых говорил Агент П. по радио.
Странно было видеть, что местное общество вело обычную жизнь. Словно и не было синих за оградой. Словно не существовало смертельной опасности вокруг. Они были уверены, что защищены. Что всемогущие рейнджеры спасут их в любую минуту. Такая же история происходила и с воинской частью. Известно, к чему все привело – люди оказались неспособны противостоять нашествию синих, просто прятались в актовом зале, ожидая, пока военные расправятся с монстрами.
Меня интересовало, чем завершилось то противостояние. Выстояла ли часть? Спасли ли людей? Где Женя сейчас? И где… Илья… Это имя причиняло мне чуть ли не физическую боль: тоска так сильно сжимала грудь, что становилось тяжело дышать. Как этот человек стал настолько важным для меня за такой короткий период? Почему я до сих пор не могу его забыть?
Еще один человек, судьба которого меня волновала, – это Маратовна. Несмотря на то, как мы расстались, она все еще оставалась для меня кем-то родным и близким. Хотя вряд ли она обо мне вспоминала добрыми словами. Если вообще вспоминала.
Я проходила мимо старых деревянных и кирпичных домов, некоторые из которых грустно покосились от времени. Глядя на аккуратные уютные улочки Логова, я чувствовала себя так, словно вернулась в детство, в то время, когда гостила в деревне у дедушки. Изредка попадались и бытовки – небольшие домики, похожие на вагончики, которые обычно строят для временного размещения рабочих на стройках. Они изрядно подпортили общую картину и, судя по всему, стали постоянным жилищем для некоторых людей. «Ничего нет более постоянного, чем временное», – сказал кто-то мудрый и был определенно прав.
Матвей Андреевич направил меня к бывшей администрации – единственному в поселении кирпичному зданию. Найти его оказалось просто – белый двухэтажный дом, покрытый тут и там грязной штукатуркой, выделялся среди небольших серых и коричневых домов. На крыше грустно покачивался на легком ветру государственный флаг. Внутри здания было холоднее, чем снаружи, сыро и пахло плесенью. После воинской части я почему-то ожидала увидеть вооруженных караульных у дверей главнокомандующего, хотя и понимала, что Логово – это всего лишь деревня, а не армейское подразделение. Но приемная на втором этаже с обшарпанными обоями, старой мебелью и пыльным окном пустовала. Ремонт тут не делали, видимо, несколько лет, да и вряд ли уже когда-либо сделают – в нашей жизни теперь другие приоритеты.
Я тихо постучала, словно боялась нарушить царящую в здании тишину, и зашла в кабинет, в котором находилось минимум мебели: шкаф, два разных стула и потертый стол, за которым сидел главнокомандующий собственной персоной. Я поняла это по шраму, который ему не удалось скрыть за черными прядями на густой челке.
«Ни в коем случае не смотри на шрам, – предупредил меня главный врач. – Это больная тема нашего Босса». Несмотря на предупреждение, глаза так и стремились к тому месту, где находился неглубокий светло-красный рубец: тонкая линия начиналась над левым глазом, пересекала бровь и доходила до половины щеки. Ему чертовски повезло, что глаз остался цел.
Босс встал и подошел ко мне, одетый во все черное: косуха, футболка, джинсы. На вид ему было между тридцатью и сорока годами. Больше похож на отвязанного байкера, чем на главного в поселении, и в этом скромном кабинете он явно не смотрелся.
– Власов Герман Сергеевич, – он протянул мне руку для приветствия. – Но все зовут меня Боссом.
– Романова Варвара, – представилась я и слегка пожала его теплую, покрытую мозолями ладонь.
Герман предложил мне присесть на стул, а сам вернулся на свое место. Голубые ледяные глаза в обрамлении темных ресниц изучали меня с холодным интересом. Он нахмурил густые черные брови, сложил руки домиком на столе и спросил:
– Что же мне с вами делать, Варвара?
– Без понятия, – честно ответила я.
Одна бровь Германа от удивления взлетела к черным волосам. А что я еще должна была ответить? В Логове я никто. И не представляла, кем могу стать, чем смогу заниматься.
– Чем ты можешь быть полезна нашему поселению?
Что за вопросы? Откуда я знаю, чем тут можно заниматься?! Все, что я делала в Логове до этой минуты – спала на больничной койке, ела и читала. Вряд ли это сможет хоть как-то кому-то помочь.
– Какие есть варианты? – ответила я вопросом на вопрос.
– Может, ты умеешь готовить?
– Если хотите кого-то отравить, то я к вашим услугам.
Лицо Германа осталось бесстрастным, но в глазах промелькнул веселый огонек. Или мне это показалось? В задумчивости он провел пальцем по широкому подбородку и задал следующий вопрос:
– Что насчет стирки и уборки?
Только этого не хватало! Я никогда не была хорошей хозяйкой и не любила домашние дела. Вот и сейчас искренне надеялась, что мне не придется обстирывать все поселение.
– Понятно, – протянул Босс, понимая по моему длительному молчанию, что мне это не подходит. Он откинулся на спинку кресла и забарабанил пальцами по столу, раздумывая, куда бы меня пристроить.
– Рыбалка?
– Нет.
– Охота?
– Нет.
Герман подался вперед, устремив на меня пристальный взгляд.
– Варвара, ты должна понимать, что мы не можем позволить себе содержать лишний рот. Без какой-либо отдачи. Каждый житель Логова занят делом. Полезным для общества. Вот и ты…
– Рейнджером, – неожиданно для нас обоих выпалила я. – Я хочу стать рейнджером.
Черная бровь Босса вновь поднялась. Ах, Герман Сергеевич, я сама себе нередко удивляюсь.
Я опустила взгляд, томительно ожидая, пока он хоть что-то скажет.
– Ты убивала тварей?
– Да! Однажды.
– Как это произошло?
– Мы с моим… другом… оказались в маленьком магазине. Там на нас напала одна из тварей. У меня не было выбора.
– Хм.
Он сомневался, и его нельзя было в этом винить. За время болезни я сильно похудела и осунулась. Я выглядела скорее жалко, чем воинственно, и никогда не была бойцом. Зачем я вообще сказала, что хочу быть рейнджером?! Но я не представляла, чем еще могу помочь Логову. А что, если меня выгонят за ненадобностью?
– А людей? Людей ты убивала?
Светлые глаза впились в меня с такой настойчивостью, что мне захотелось спрятаться, убежать. Хотелось ответить «нет», но Герман определенно смог бы различить ложь. Я отвела взгляд и ответила:
– Да. Однажды.
Образ мертвого Горелова с разрезанным горлом встал перед глазами. Я часто заморгала, стараясь отогнать видение, преследовавшее меня и наяву и во снах. Тогда я впервые убила человека. Пусть он был ублюдком, но все же человеком.
– Даже так? – Герман ухмыльнулся. – Может, ты и стрелять умеешь?
– Умею.
Хоть что-то я умела. Сейчас, под давлением Босса, я казалась самой себе ничтожеством, и мне это не нравилось.
В кабинете вновь воцарилось молчание, от которого мне стало неуютно. Хотелось встать и уйти, хлопнув дверью. За наш недолгий разговор я порядком устала от расспросов и тяжелого взгляда. Когда я уже решила наплевать на все и удалиться, Босс сказал:
– Я даю тебе испытательный срок – неделю. За это время ты покажешь, на что способна.
Неприятные мурашки пробежали по телу. А если его не удовлетворят мои способности? Что со мной будет дальше? Неизвестность угнетала и пугала.
– Иди на стрельбище и найди Вету. Она будет твоим куратором.
– Кто это?
Герман проигнорировал мой вопрос и продолжил:
– Жить будешь пока в общежитии, потом видно будет.
– Где оно находится? И что будет видно?
– Я что, похож на службу поддержки? Все вопросы к куратору. Свободна.
Босс принялся листать какие-то бумаги, моментально потеряв интерес к нашему разговору, а я стояла красная от злости. Вот урод. Мог бы быть и повежливее. Я поспешно удалилась из его кабинета, даже не представляя, кто такая эта Вета и где находится стрельбище.
Я вышла из здания и чуть не споткнулась о пробежавшую мимо черную кошку. Этого цвета сегодня было слишком много – он мне порядком надоел. Она злобно зашипела на меня и скрылась в кустах. Хорошо, что я не верила в приметы.
Остановив первого попавшегося человека, спросила дорогу к стрельбищу, как найти Вету и отправилась к небольшой поляне на краю поселения. Открытая площадка состояла из нескольких зон, оборудованных мишенями, столами и препятствиями для тренировки точности стрельбы.
На одной из площадок проходил урок – молодая женщина на вид лет тридцати в кожаном костюме строгим голосом объясняла трем парням правила безопасности. Меня поразило то, как она похожа на Германа: возрастом, ростом, холодными глазами. Только темные волосы Босса лежали аккуратной прической, а у нее были короче и торчали в разные стороны.
Она мельком взглянула на меня и продолжила рассказывать ученикам, как правильно обращаться с оружием. Я терпеливо дожидалась, когда закончится лекция. В любом случае выбора не было – идти некуда.
Спустя некоторое время черноволосая девушка распустила подопечных и принялась чистить автомат, лежащий на столе, делая вид, будто меня не существует. Я подошла сама.
– Добрый день. Я Варвара Романова.
Мое приветствие осталось без ответа.
– Вы Вета? – спросила я, хотя внутреннее чутье подсказывало, что это она и есть.
Никакой реакции.
– Герман сказал подойти к вам.
Она подняла голову и взглянула на меня как на полное ничтожество. Да что с этими людьми не так?! Когда Агент П. вещал по радио про Логово, мне представлялось уютное место, где люди поддерживают друг друга. Герман и Вета оказались полной противоположностью моей фантазии. От них хотелось уйти, скрыться и никогда не встречаться вновь, не видеть этих почти прозрачных ледяных глаз.