Екатерина Коути
Суеверия викторианской Англии
Традиционный обряд бракосочетания
Как ни прискорбно, в XIX веке свадьбы среднего класса почти полностью утратили фольклорную составляющую. У сливок общества был свой церемониал, по сложности и разнообразию ритуалов едва ли уступавший народным традициям. Сборники этикета подробно объясняли, где должен стоять жених, и с какой стороны к нему подходит невеста, и как правильно заполнять визитные карточки после свадьбы. Иное дело – свадьбы простого люда. Как восклицала вдова Эдлин из романа Томаса Гарди «Джуд Нез аметный»:
«Ну и времена настали! На женитьбу смотрят так серьезно, что просто страх берет замуж идти. В наше время все было проще, а жилось нам от этого не хуже! Помню, когда мы со стариком окрутились, так свадьбу закатили на целую неделю и все вино в округе выпили, а потом занимали полкроны на хозяйство!»
Разумеется, идеальной народной свадьбы с соблюдением всех возможных обрядов никогда не было и не могло быть. Те или иные обычаи выходили на передний план в зависимости от региона, достатка семьи, религиозных воззрений и еще множества факторов. Вместе с тем можно рассмотреть как наиболее общие народные поверья, встречавшиеся в большинстве английских графств, так и местные вариации.
Самым несчастливым месяцем для любых начинаний, в том числе и для свадеб, считался май. Венчание в мае грозило бездетностью или же первенец мог родиться уродцем. Церковь не советовала сочетаться браком во время Великого поста – как-никак, это время для скорби, а не для столь легкомысленных затей. Что касается идеального дня для бракосочетания, жители Британских островов придерживались разных мнений. Однако у всех на слуху были такие вирши:
Понедельник – богатеть,
Вторник – не болеть,
Среда – лучше не сыскать,
Четверг – к гробам,
Пятница – к долгам.
Суббота – удачи не знать.
Воскресенье тоже было отличным вариантом. Главное, чтобы в день свадьбы ярко светило солнце, тогда молодых ожидает счастье.
Свадьба была отличным поводом обновить гардероб, причем покупки не ограничивались одним лишь платьем. В мужнин дом девушка приходила со своим приданым, включая одежду, постельное белье, скатерти и т. д. Невесты из простонародья шили его сами, барышни из обеспеченных семей заказывали у портных или покупали уже готовые комплекты в магазинах, предоставлявших такие услуги начиная с 1830-х. Но в центре внимания оказывался все-таки подвенечный наряд.
Современные свадебные платья ассоциируются исключительно с белым цветом, однако так было не всегда. Те, кто мог позволить себе роскошь, шили платья из дорогих шелков, но не обязательно белых. Пастельные расцветки пользовались успехом, а в музеях можно полюбоваться на подвенечные платья коричневых или пурпурных оттенков. В 1854 году Шарлотта Бронте выходила замуж в черном атласном платье с белой шалью и белой шляпке, украшенной зелеными листьями. Свадебные платья надевали по торжественным случаям и после венчания – в них посещали церковь, наносили визиты и т. д. Поговаривали, что женщине не будет везти до тех пор, пока она не износит свое свадебное платье.
Свадебное платье. 1800-е годы. Иллюстрация из журнала мод
Лишь в середине XIX века белый вытеснил остальные цвета из свадебной палитры, но и тогда английские крестьяне, не всегда имевшие средства на обновку, попросту облачались в свои воскресные наряды. В связи с таким разнообразием цветов возникли суеверия, регулирующие венчальный дресс-код. Наименее подходящим считался зеленый. На этот счет была поговорка: «Наденешь зеленый – оставит жених, наденешь желтый – жених нарушит клятву». Согласно другой поговорке, за зеленым следовал черный, т. е. если надеть зеленое платье, вскоре возникнет нужда в трауре. Неприязнь к зеленому зачастую объяснялась тем, что он прослыл любимым цветом фейри и те жестоко карали людей, посмевших его носить. Зеленый также намекал, что невеста уже рассталась с девственностью. В елизаветинские времена выражение «одарить девицу зеленой юбкой» подразумевало занятие любовью на траве.
Хотя белый цвет лидировал среди остальных, голубой тоже производил приятное впечатление. Цвет неба и истинной любви, он был следующим по популярности среди невест, а гости повязывали на левую руку голубую ленточку. Тем не менее региональные вариации возникали и тут. В частности, йоркширцы с недоверием относились к голубому: «Замуж в голубом – к скорби».
Символизм всех свадебных расцветок проясняет стих из Уорикшира:
Выйдешь замуж в белом – верным будет дело,
Выйдешь в зеленом – прослывешь гуленой,
Серое платье – в даль уезжать вам,
Выйдешь замуж в красном – измучишься напрасно,
Если выйдешь в голубом – будет счастье вам вдвоем,
В желтый нарядиться – жениха стыдиться,
В черном обвенчаться – назад возвращаться,
Выйдешь в розовом, тогда будешь с милым навсегда.
Каким бы ни было платье, голову невесты венчала фата. На свадьбу принято было надевать что-нибудь, взятое в долг, и зачастую одалживали именно фату. Невесты просили искомый предмет исключительно у женщин, проживших в браке долгие и счастливые годы. Одолжить фату у склочной вдовушки никто бы не рискнул. Другие предметы туалета тоже играли роль, пусть и не такую заметную. К примеру, бытовало поверье, что если перчатки невесты треснут, муж будет ее поколачивать.
Большое значение придавали обручальному кольцу. Во многих графствах считалось, что его нельзя использовать дважды – дочь не должна надевать кольцо матери и т. д. Самым неудачным камнем для колец на помолвку был белый опал, он ассоциировался со вдовством. В некоторых церквях на кольцо брызгали освященной водой, чтобы очистить его от скверны. Оброненное обручальное кольцо предвещало несчастливый брак. Потеря кольца была еще большим несчастьем, отчасти потому, что его постоянно применяли в народной медицине. А чем в таком случае лечить ячмень или бородавки? В Йоркшире молодым женам не рекомендовали снимать обручальное кольцо до рождения первенца. Если женщину все же угораздило его снять, надеть колечко обратно на палец должен был муж, а ни в коем случае не чужой мужчина – иначе не избежать вдовства. Не все крестьяне могли потратиться на золотое или серебряное колечко. В крайнем случае его заменяли первым попавшимся кольцом от любого предмета, откуда и пошло выражение «свадьба с кольцом от шторы» – в смысле «поспешная свадьба». На худой конец вместо обручального кольца годился и ключ от церкви, было бы во что палец воткнуть.
Походу в церковь предшествовало выполнение ритуалов разной степени сложности. Невесты из Уорикшира не красовались в обручальном кольце до брака и не вышивали на приданом фамилию будущего мужа. Непосредственно перед свадьбой нельзя было смотреться в зеркало. Кокетки негодовали, когда суеверные маменьки запрещали им полюбоваться обновкой. В некоторых графствах нареченные должны были развязать все узлы на одежде и снова завязать их. Разумеется, проделывали эту процедуру приватно, а не под свист восхищенных гостей. Девонцы советовали новобрачным положить в карман веточку розмарина и душистой руты, а также несколько долек чеснока. Как только невеста покидала родительский дом, йоркширцы лили на порог кипящую воду. Прежде чем вода высохнет, кто-то успеет договориться о новой свадьбе.
До церкви крестьянская пара добиралась пешком. Карет простой люд не имел, а езда в телеге, запряженной парой облезлых коняг, все же не соответствовала ситуации. Кроме того, единственная лошадь семьи в тот момент могла тащить плуг на поле. Хотя поверье, что в день свадьбы жених должен увидеть невесту только у алтаря, бытовало и в XIX веке, соблюдали его не всегда. В случае пешей свадьбы преждевременной встречи, конечно, не избежать, раз уж в церковь помолвленные шли вместе. Обычно во главе процессии шагали жених с шафером, за ними невеста с подружкой и т. д. Несмотря на то что в викторианскую эпоху женщины были ограничены в юридических правах, одним из свидетелей на свадьбе была подружка невесты. Ей в свадебной церемонии отводилось почетное место, ведь именно она заведовала выполнением обрядов. Вместе с тем слишком часто помогать на чужих свадьбах тоже не советовали, а то как бы свою не упустить. Если три раза побывать подружкой невесты, сама замуж уже не выйдешь.
Когда процессия проходила мимо домов, односельчане выбегали на крыльцо и засыпали молодую пару поздравлениями. А вот гостей в церкви набиралось относительно немного. Зачастую присутствовали только близкие друзья, сами собиравшиеся пожениться в ближайшее время. Согласно церковно-приходским записям в Восточной Англии, родители появлялись на свадьбах крайне редко. Вместо родного отца невесту выдавал замуж посаженный отец, а им мог стать кто угодно. Напротив, в Шотландии, согласно этнографу Джеймсу Напиру, отцы новобрачных часто посещали венчание. Когда процессия возвращалась из церкви, именно гордые папаши вышагивали первой парой.
В Уорикшире первой шла подружка, гордо держа перед собой поднос с пирогом, испеченным лично невестой. В церкви его ломали на части и там же съедали, а молодая жена уносила с собой кусочек – не столько на память, сколько в качестве гарантии, что муж не будет изменять. Заветный кусочек съедали на крестинах первого ребенка, а гордая мать наконец вздыхала с облегчением. Ведь рождение первенца не может не стать залогом супружеской верности! По крайней мере, женщинам хотелось в это верить. По кусочку пирога брали подружки, чтобы положить их под подушку в надежде приманить суженого.
Считалось плохой приметой, если дорогу молодоженам перебежит свинья. Встреча с похоронной процессией сулила неописуемые беды, а уж если черная лошадь гробовщика повернет голову в их сторону, долго они на этом свете не задержатся. Несчастье сулил и бой церковных часов в разгар церемонии.
Свадебные традиции разнились от деревни к деревне. Например, в Эйлшэме (Норфолк) во время свадеб на наковальне поджигали порох. Церковь в Грейт-Ярмут (Норфолк) с конца XVI века украшал обломок китового черепа, который установили у ворот и наградили поэтичным названием «кресло дьявола». На подходе к церкви новобрачные пускались наперегонки. Тот, кто первым занимал место, оседлав череп, становился главой семьи. В Сомерсете и Девоне на пути свадебной процессии протягивали веревку, украшенную гирляндами цветов. За право войти в церковь жениху приходилось платить.
Венчание происходило следующим образом: во время вступления священник рассказывал о высоком предназначении брака, после чего предлагал всем присутствующим огласить причины, препятствующие этому бракосочетанию. Если препятствий не находилось, венчание продолжалось. После традиционных вопросов жениху и невесте о том, будут ли они хранить верность и заботиться друг о друге, священник обращался к родному или посаженному отцу невесты: «Кто отдает эту женщину в жены этому мужчине?» Отец откликался. Тогда священник просил жениха взять невесту правой рукой за правую руку и повторить: «Я, (имя жениха), беру тебя, (имя невесты), в свои венчанные жены, чтобы отныне быть вместе с тобой в горе и радости, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, чтобы любить и заботиться о тебе, пока смерть не разлучит нас, согласно воле Божьей. Для того даю тебе свое слово». Затем невеста брала жениха за правую руку и повторяла те же самые слова, только к обещанию любить и заботиться добавляла еще и «повиноваться». Пара разъединяла руки, а жених клал на Библию обручальное кольцо, а также плату для священника. Священник вновь передавал кольцо жениху, чтобы тот надел его невесте на безымянный палец левой руки. Молодожены преклоняли колени, священник читал молитву, после чего пара считалась обвенчанной.
В народе опасались, что невесту в любой момент может сглазить кто-нибудь из отвергнутых ухажеров. Даже в божьем храме новобрачные держали ухо востро. В Абердиншире рассказывали о девице, за которой увивались сразу двое парней. Один добился ее руки, другой остался с носом. На беду, свадебная процессия прошла совсем близко от поля, где в то время пахал неудачливый кавалер. Такой обиды он снести не мог и прокрался в церковь вслед за гостями. Началась церемония, но после первых же слов священника невеста упала в обморок. Заподозрив неладное, жених выхватил у кого-то из гостей нож и вилку – поскольку столовых приборов на всех не хватало, на праздничный обед приходили со своими. Находчивый юноша скрестил их на груди у невесты, девушка очнулась, и бракосочетание продолжалось без сучка без задоринки. А понурый «колдун» поплелся восвояси. На кусок свадебного пирога он мог уже не рассчитывать. Чтобы уберечься от таких напастей, шотландки еще некоторое время после свадьбы носили в башмаке шестипенсовик. Хуже всего было то, что отвергнутый поклонник мог навести порчу на дитя. Считалось, что именно из-за этого – а вовсе не из-за обилия виски, выпитого на свадебном пиру, – первенцы рождаются с физическими уродствами.
При выходе из церкви молодых осыпали рисом и пшеном, чтобы им всегда сопутствовали благополучие и достаток. Помимо риса в них швыряли обувь, что тоже было старинным английским пожеланием удачи. В Йоркшире новобрачных встречали оружейными залпами, причем оружие по традиции заряжали перьями. В некоторых северных деревнях практиковался пикантный обычай: после того как нареченных объявляли мужем и женой, невеста целовала пастора. Священнослужители, незнакомые с местными нравами, на первых порах удивлялись, с какой это стати невеста лезет к ним с поцелуями. А женихи обижались: почему пастора перекосило, неужели невеста настолько дурна собой?
В Уэльсе верили, что главой семьи станет тот из молодоженов, кто первым сделает покупку после свадьбы. Хитрые невесты прямо на крыльце церкви покупали булавку у одной из подружек. В Корнуолле женщины, жаждавшие главенства в семье, пили из колодца святой Кейн. Рассказывали про жениха, который прямо от алтаря рванулся к колодцу, чтобы обрести столь необходимый статус. Невеста не стала его догонять. Лишь улыбнулась вослед и приложилась к бутылочке, которую загодя наполнила колодезной водой.
Колодец святой Кейн
На свадьбу могли пригласить трубочиста, причем требовали, чтобы он явился как есть, вымазанный сажей, в перепачканной одежде. Встреча с трубочистом сулила удачу, а в Норфолке невеста должна была поцеловать его. Считалось, что она так перепугается при виде чумазого трубочиста, что станет очень чистоплотной. Помимо трубочиста в норфолкских деревнях молодоженов приветствовали дети. От них требовалось как можно громче дудеть в дудочки, стучать ложками по медной посуде, создавать шум и хаос. Так они бесновались до тех пор, пока не получали несколько пенни. Согласно древним поверьям, громкий шум отпугивал нечистую силу.
Снятие подвязки с невесты было неотъемлемым элементом народных свадеб. В некоторых развеселых общинах шафер стягивал подвязку именно в тот момент, когда невеста преклоняла колени у алтаря! Приходилось лезть ей под юбку да еще и в церкви, но невесты не протестовали. Почему бы не похвастаться расшитой узорами подвязкой? В Йоркшире подвязку снимали иначе. Парни устраивали забег, а победитель удостаивался чести снять с ножки невесты вожделенный предмет. Интересно, что не только невесты из простонародья, но и суеверные аристократки соблюдали этот обычай. В 1820 году одна знатная йоркширка по возвращении из церкви первым делом спросила, кто выиграл гонку. Победителем оказался конюх. «В таком случае, Том, забирай свой приз, – сказала госпожа и сама приподняла подол шелкового платья. – Я хочу выйти замуж по всем правилам и получить всю ту удачу, которая мне причитается». Выигранную подвязку хранили на счастье или дарили подружкам.
По окончании церемонии свадебная процессия тем же маршрутом возвращалась в дом невесты, только теперь молодожены шли в авангарде и рука об руку. Как только вдали появлялся отчий дом невесты, шотландцы пускались бежать наперегонки, поскольку тот, кто первым сообщал теще радостную весть, получал в награду бутылку виски. В других краях шествие было более чинным. В доме невесты к тому времени уже собиралась родня, а теща готовила угощение. Втиснуть большую компанию в английский коттедж непросто: общая комната была маленькой, чтобы не сказать крошечной, так что приходилось потесниться. После свадебного завтрака, который мог растянуться надолго, молодожены вместе с близкими друзьями отправлялись на прогулку. Тем временем теща и те из гостей, кто был достаточно трезв, чтобы ей помогать, готовили чай и хлопотали вокруг свадебного пирога. От обычного он отличался в основном размерами. Глазурь или розочки из крема появлялись на нем редко – крестьяне равнодушно относились к таким изыскам. Вечером гостей прибавлялось, ведь с полей возвращались мужчины. Даже свадьба близкого родственника не считалась поводом для отгула. Ужин заканчивался танцами во дворе или игрой в футбол на улице.
Вечерние развлечения проходили по-разному. В Корнуолле на пол ставили свечи, возле которых скакали новобрачные. Чем выше подпрыгнут, тем больше счастья обретут в семейной жизни. В Шотландии первый танец жених отплясывал в паре с тещей, а невеста – со свекром. Довольно жестоко англичане обходились с незамужней старшей сестрой невесты: ей приходилось плясать босиком или, того хуже, в свином корыте.
Всем известна традиция ловить букет невесты, но популярной она стала только в XIX веке. До этого в ход шли любые другие предметы. Например, через голову невесты бросали свадебный пирог. Среди подружек завязывалась потасовка, и каждая девица норовила урвать кусок побольше. В северных областях Англии похожим образом использовали сыр. Невеста отрезала кусок сыра, а девушка, схватившая его первой, должна была вскоре выйти замуж. Для мужчин существовал усложненный вариант – битва за нож, которым невеста отрезала кусок сыра. Тот из гостей, кто первым схватит нож и не порежется, женится в следующую очередь.
В Дареме подружка невесты бросала в толпу ее чулок. Та, на кого он упадет, вскоре наденет свадебное платье. Согласно источникам XIX века, в более древние времена с чулками забавлялись иначе. Гостей зазывали в спальню, где молодая пара уже восседала на кровати в одежде, но без чулок. Одна из девушек брала чулок жениха, вставала у изножья, поворачивалась спиной и швыряла чулок левой рукой через правое плечо. Точно так же поступали и остальные незамужние девицы. Та из них, что попадет чулком в лицо жениху, будет следующей на очереди к алтарю. Поскольку нравы были грубыми, холостяки точно также обходились с невестой. А самые меткие юноша и девушка начинали присматриваться друг к другу – вдруг им предстоит пожениться? Извлечь выгоду из чужой свадьбы можно было и с меньшими усилиями. Достаточно потереться плечами с молодоженами, и сам скоро окажешься на их месте.
Свадьбы, даже самые скромные, требовали затрат. Дарение подарков стало обязательным только в 1870-1880-х, да и то в среднем классе. Подарки отсылали заранее, а за день до свадьбы их выставляли на всеобщее обозрение в доме невесты. Фантазией гости не блистали, так что на отведенном для подарков столе могла красоваться дюжина лопаточек для сервировки рыбы. В сельской местности к подаркам относились практичнее. В XVIII и начале XIX века новобрачные из Уэльса составляли обращение к гостям. В своем послании они просили помочь деньгами, обещая вернуть долги при первой возможности. На стол ставили большое блюдо, в которое гости на протяжении свадебного пира кидали деньги. Уточнялось, что если кто-то в порыве щедрости жертвовал слишком много, забрать деньги с блюда он уже не мог.
Как следует погуляв у тещи, молодые супруги возвращались в дом мужа. Согласно одному поверью, тот, кто переступит через порог первым, обречен чистить обувь, так что супруги наверняка упражнялись в любезностях: «Проходи, дорогая! Спасибо, милый, после тебя». Но слишком долго переминаться с ноги на ногу они не могли, ведь у невесты были с собой головешки, прихваченные из родительского дома. С их помощью она разжигала очаг в своем новом жилище. В Шотландии молодую жену встречала свекровь: сначала ломала у нее над головой каравай, затем подводила к камину и вручала кочергу, символически передавая ей власть над огнем. В Уэльсе невесту переносили через порог, но не для того, чтобы продемонстрировать мужскую силу и женскую несостоятельность. Наступать на порог считалось опасным, так что невесту уберегали от беды.
После торжеств новоиспеченных супругов ожидали радости первой брачной ночи. Однако и в постели не получалось расслабиться! Согласно линкольнширскому суеверию, тот из супругов, кто первым уснет после свадьбы, первым же и умрет. Представьте несчастных молодоженов, которые всю ночь лежат с открытыми глазами и украдкой пощипывают себя, чтобы не дай бог не задремать.
Для многих пар интимная обстановка была несбыточной мечтой. Об этом свидетельствует история из Йоркшира. Ведьма по имени Нэн Хардвик, скончавшаяся в 1835 году, любила посещать свою родню в дальней деревне Ловна Бридж. Другое дело, что родичи не радовались ее визитам, учитывая, что расстояние в двадцать миль ведьма пробегала в обличье зайца. Мало ли каких историй от нее потом наслушаешься, особенно по весне. Однажды Нэн явилась на свадьбу племянницы, причем в тот момент, когда свадебная процессия возвращалась домой. Узнав, что тетушка пожаловала с ночевкой, родственники начали решать, где же ее устроить. На каждую койку сразу нашлось несколько претендентов. Наконец, одна из соседок предложила Нэнни разделить постель с ней. Старушка радостно заулыбалась. Но когда женщины отошли подальше, раздался громкий шепот невесты: «Родня родней, а я бы с ней ни за какие коврижки спать не легла!» Годы не притупили слух Нэнни и уж совершенно точно отточили ее раздражительность. Ведьма обернулась и ткнула в болтунью узловатым пальцем: «Зато со своим женишком ты хочешь переспать! Да только ничего у тебя не выйдет!» Соседка поторопилась увести Нэнни, и за всеобщим весельем ее слова были забыты. А зря. Тем же вечером новоиспеченный супруг захотел интимной близости, но прокрасться к жене было не так-то просто. Друзья не собирались отпускать его с пирушки, так что пришлось пойти на хитрость – не подниматься на второй этаж по лестнице, где выставили караул, а проскользнуть в спальню через окно. Он сбегал за стремянкой. И вот, когда счастье было уже так близко, кто-то вышиб у бедняги лестницу из-под ног. С грохотом и проклятиями жених обрушился вниз. Дело обошлось переломом ноги, но в ту ночь новобрачным было не до ласк. В несчастье обвинили подвыпившего гостя, но к нему могла быть причастна и старушка-веселушка Нэнни Хардвик, взявшая под контроль исполнение проклятия.
Итак, ритуалы выполнены, вредных старушек выпроводили к соседям, можно приступать к долгожданным ласкам… Но что это за грохот, что за вопли? Не иначе как земляки пришли порадовать молодоженов серенадой. В XVIII–XIX веках на улицах Лондона можно было встретить группы мясников и их подмастерьев, выстукивавших незатейливый мотивчик на топориках и мозговых костях. В многоопытных коллективах каждый участник выстукивал только одну ноту, так что у восьмерых получалась целая октава. Этой-то какофонией и услаждали слух молодых. Многие умилялись такому трогательному, хотя и небескорыстному вниманию со стороны окружающих. Однако перспектива заниматься любовью под пение пьяных доброжелателей привлекала далеко не всех. Для того чтобы избежать серенад, возник обычай захватывать на медовый месяц кого-нибудь из родни. Если как следует законспирироваться, никто ведь не узнает, что это молодожены!
Чаще всего третьей персоной становилась сестра или же самая близкая подруга невесты. Следует учесть, что путешествие после свадьбы было прерогативой среднего класса или дворянства, а среди барышень из этих сословий добрачные половые связи считались делом немыслимым. Именно во время медового месяца девушка впервые познавала радости секса. А сестра могла утешить бедняжку, если любовные утехи оказывались совсем не тем, чего она ожидала. Появляясь на публике с двумя женщинами, новоиспеченный супруг уже не казался молодым и неопытным. Довольны были решительно все! Сестру мог заменить любой другой родич. Семейная хроника Джейн Остин отлично иллюстрирует эту практику: после того как состоятельный Томас Найт, дальний родственник отца Джейн, взял в жены богатую наследницу Кэтрин Начбулл, молодая чета отправилась путешествовать. По дороге они навестили семейство Остин в городке Стивентон (Хэпшир) и познакомились со старшим братом Джейн, двенадцатилетним Эдвардом (будущей писательнице на тот момент было около четырехлет). Белокурый мальчик с манерами джентльмена покорил молодоженов. Они уговорили родителей отпустить его с ними на медовый месяц, так что путешествие продолжалось уже втроем. За это время Найты так привязались к Эдварду, что в 1783 годуусыновили его и сделали наследником своего состояния. Внезапное везение не вскружило ему голову. Став владельцем двух прибыльных поместий, Эдвард не забывал родных и часто помогал им деньгами. Вот так из-за обычая распевать серенады у Джейн Остин появился богатый брат.
