Екатерина Мекачима
За тридевять земель
Глава 7
Послание
Разверзлись небеса, и разыгрался шторм такой силы, что казалось, будто Полоз с Перуном вновь сошлись в схватке. От гнева Богов небо налилось гнетущей чернотой, тучи клубились, сливаясь с морем на горизонте. Стрибог леденяще выл, и волны безжалостно обрушивались на «Лютояр». Команда отчаянно боролась со стихией, пытаясь не позволить буре потопить судно: благо шквал был замечен вовремя и поморы успели убрать основные паруса корабля, оставив штормовые. Капитан Радегаст надеялся обойти сердце шторма, не опуская штормовой якорь и не ложась в дрейф. Волхв Гудим, привязав себя к фок-мачте, отчаянно шептал, стараясь силой своих Слов помочь поморам. Но серебристые слова волхва тут же рвал ветер.
Ратибор, который впервые оказался на корабле в открытом море, от страха хотел спрятаться в трюме, но ни витязи наместника, ни поморы ему не позволили. Для выживания перед лицом стихии нужны были силы каждого. Поморы, обвязав себя страховочными канатами, уменьшали рифы штормовых парусов, которые с трудом выдерживали стихию. Ратибор работал вместе со всеми, стараясь отогнать мысли о Полозе и о том, что из тёмных волн вот-вот покажется страшный плавник Горыча.
Но слуг Полоза в беснующемся море не было. Корабль заливало водой, и судно едва держалось на плаву. Затянутые свинцовыми тучами небеса расколола стальная молния, и невероятной силы гром сотряс мир. «Перун, – подумал Ратибор, – Громовержец не позволит силам Змия подняться на поверхность».
Молнии сверкали; шквальный ветер стих, превратившись в штормовой. Люди вздохнули свободнее: порывы ледяного шквала чуть не перевернули трёхмачтовый корабль. Гудим воздавал благодарные молитвы Перуну-защитнику. Волны сделались меньше и уже не заливали открытую палубу «Лютояра».
– Мы обошли сердце шторма, – доложил Радегаст Кудеяру, который, несмотря на своё положение наместника царя, работал вместе с поморами.
– Ещё рано поднимать все паруса, – хмуро ответил наместник, вглядываясь в шипящие волны. – Такой шторм среди тихого ясного дня – не просто непогода. Ворожба кого-то из слуг Полоза, если не самого Змия. – Кудеяр сжал в ладони оберег Велеса.
– Ветер попутный, и если мы прибавим основные паруса, быстрее уйдем от непогоды, – попытался возразить морской волк, но Кудеяр отрицательно покачал головой.
– Ветер только переменился, – сказал наместник. – До этого внук Стрибога едва не порвал наши штормовые.
Капитан нехотя поклонился и отдал приказ держать курс под штормовыми парусами. Кудеяр вместе с Радегастом поднялся на шканцы «Лютояра».
– Шторм движется к Большой Земле, – поклонился наместнику вперёдсмотрящий помор Богша.
– Раз мы ещё не прошли мыс Западной Дуги, то непогода идёт к Борейскому фьорду, – задумчиво проговорил Кудеяр, и тут нечто толкнуло судно из-под воды. Невесть откуда взявшаяся волна едва не перевернула корабль. Кудеяр упал, кормщик Богдан смог удержаться за штурвал, Богша и капитан схватились за ограждение.
– Держать курс! – крикнул рулевому Богдану капитан Радегаст, не отпуская ограждения. Богдан, который повис на штурвале, скручивал его своим весом. Рулевой пытался встать, но накренившееся судно и скользкое дерево палубы не давали Богдану справиться с собой. Корабль, ведомый волной, накренялся больше, и кормщик ещё больше выворачивал штурвал. Радегаст попробовал отойти от судовой ограды, но тут же упал. Только страховочный канат удержал капитана на палубе.
Цепляясь за балясины ограждения, Кудеяр, не поднимаясь на ноги, старался ползком добраться до рулевого. Но тут море стало оседать и заваливать корабль на другую сторону. Люди с криками покатились по палубе. Кудеяр, который не обвязал себя канатом, чтобы свободно перемещаться по «Лютояру», с трудом успел схватиться за штурвал и повернул его, перевесив вцепившегося в штурвал кормчего.
– Развернуть паруса по силе ветра! – отчаянно пытался перекричать стихию Радегаст.
Поморы, с трудом справляясь с вооружением «Лютояра», старались выполнить приказ капитана. Кудеяр и Богдан поднялись и вдвоём встали у штурвала; кормщик обвязал наместника страхующим канатом.
Со стороны океана катила свои воды волна: гигантская, с вспухшими от напряжения белыми венами, под грозный аккомпанемент грома и молний. Небо разразилось оглушительным треском, и клубящиеся тучи осветила лиловая молния. Ратибор, изо всех сил держась за мачту, молился Перуну.
– Развернуть паруса! – отчаянно кричал Радегаст.
– Ну что, мало́й, давай, – перекрикивая ветер, обратился к Ратибору помор, что вместе с другими моряками из последних сил тянул канат, силясь изменить положение штормового паруса, – помоги!
Ратибор, борясь со страхом и ледяным ветром, заставил себя отойти от мачты и взяться за снасть рядом с моряками.
Катившуюся из океана громадную волну корабль встретил носом. Море, шипя и пенясь, вновь накрыло судно, обдав «Лютояр» ледяной водой. Ратибор с трудом понимал, что происходит: крики сварогинов тонули в рокоте стихии, и юноше казалось, что весь мир поглотила холодная тьма.
«Лютояр» набрал много воды, но корабль остался на плаву.
– Полоз, – проговорил Кудеяр, отчаянно вглядываясь в волны сквозь паутину облепивших лицо волос.
Мироздание потряс утробный с перекатами раскат грома, и иссиня-чёрные тучи вспорола ветвистая молния. Пошёл дождь.
– Только этого не хватало, – прошептал вперёдсмотрящий помор. Юноша изо всех сил держался за ограждение. Богша обернулся к наместнику.
– Смерч из открытого моря! – пытался перекричать ветер вперёдсмотрящий. Капитан, который теперь стоял у штурвала вместе с Кудеяром и Богданом, посмотрел на наместника.
– Ветер вновь изменился, – пробасил Радегаст. – Мы должны прибавить паруса, дабы уплыть от стихии.
Кудеяр кивнул, и Радегаст отдал приказ поморам. Волхв Гудим старался Словом укрепить ветрила корабля: серебристое свечение ворожбы еле видимым кружевом дрожало у парусов. Обращался волхв и к Стрибогу, дабы его внук[15] благоволил «Лютояру» и оставался попутным.
«Лютояр», подгоняемый ветром, плыл, зачерпывая воду, прочь от шторма, который, казалось, стал вновь набирать силу. Из свинцовой ощетинившейся молниями тучи смерч чёрной нитью связал небо и море на горизонте. Но то ли слова Гудима были услышаны Стрибогом, то ли сварогинам и правда помогал Перун, но трехмачтовый корабль уцелел в битве стихий и вышел в более спокойные воды. Измождённые борьбой люди из последних сил подняли все паруса, и «Лютояр» вновь взял курс на Солнцеград.
Стрибог вновь заботливо наполнял белые паруса ветром, и через седмицу корабль прибыл в столицу. Кудеяр был убеждён в том, что странный шторм, который едва не погубил судно, был вызван самим Полозом, несмотря на то, что никого из слуг Змия в водах замечено не было. Волхв Гудим соглашался с наместником и страшился того, что Полоз вновь нападёт на землю. Поэтому, когда «Лютояр» причалил к Идре, Кудеяр вместе с волхвом и Ратибором, который за время плавания научился общаться с наместником без дрожи в голосе, сразу отправился в Царский Терем.
Веслав принял Кудеяра в малой престольной: небольшом зале с расписными стенами цвета охры. Царское место располагалось на возвышении у противоположной парадному входу стене – украшенный золотым орнаментом трон. Подле мозаичных окон стояли обитые бархатом лавки. Веслав принял Кудеяра без царской свиты, чем поразил Ратибора, который крайне неловко чувствовал себя в царских хоромах. Даже витязям – почётному караулу – Веслав приказал покинуть Престольный зал прежде, чем начал беседу с прибывшими ко двору.
Царь был удивлён внезапному прибытию своего наместника, и когда Кудеяр поведал ему о причине своего возвращения, Веслав сердечно поблагодарил и его, и Ратибора за то, что лично доставили важные вести. Новость сильно встревожила царя, и Веслав велел Гудиму передать известие волхвам Великого Свагобора.
Когда волхв с поклоном покинул престольную горницу, Веслав обратился к Ратибору.
– Ты смелый юноша, Ратибор, – сказал царь рыбаку, который, несмотря на свои старания, едва держался на ногах от страха перед царём Сваргореи. – Наместник Кудеяр уже взял тебя на службу. Чем я могу отблагодарить тебя?
Ратибор опешил от вопроса царя. Веслава Первого, Освободителя, поразившего слугу Полоза мечом самого Перуна, рыбак представлял иначе: гордым и внушающим страх мужем с суровым взглядом. На троне же оказался спокойный человек средних лет, который больше походил на печального волхва, нежели на грозного воина. И эта рассудительность правителя испугала рыбака больше, чем ожидаемая суровость. Царь же, поняв, что испытывает стоящий перед ним человек, мягко улыбнулся.
– Каким бы твое желание ни было, ты можешь смело о нём поведать, – заверил Веслав Ратибора.
– Я не знаю, что просить у вас, – тихо ответил Ратибор. – То, что меня взяли на службу, – награда, о которой я не смел и мечтать.
– Хорошо, пусть так, – мягко согласился царь. – А теперь мне надо потолковать с наместником, – сказал Веслав Ратибору, и юноша, неловко улыбнувшись, с поклоном покинул зал. Когда Ратибор ушёл, Веслав спустился с трона и сел вместе с Кудеяром на лавку подле окна.
– Ты не ошибся – шторм и правда был штормом Змия, – тихо молвил царь. Кудеяр удивлённо посмотрел на Веслава.
– Думаете? – спросил наместник.
– Два дня назад от волхвов Борея прилетел голубь с берестой, – со вздохом ответил Веслав. – В послании говорилось о шторме и о том, что к берегу прибило останки «Трияна».
– Значит, в этой буре кто-то погиб… – нахмурился Кудеяр.
– Не кто-то, – царь внимательно посмотрел на наместника. – Царевна Злата отправилась в Борей, на родину отца, на этом корабле.
– Что? – Кудеяр не поверил услышанному. – Почему вы уверены в том, что разбился именно «Триян»?
– Волхвы передали, что среди останков, прибитых к берегу, была доска, на которой сохранилась часть имени корабля.
– Полоз забрал Злату… – ещё больше хмурясь, прошептал наместник, и Веслав кивнул.
– Я отправил гонцов и посыльных голубей в княжества с печальной вестью, – сказал царь. – После того как завершатся песни по Злате, будет проведён ежегодный Великий Собор. – Веслав хмуро смотрел на Кудеяра. – Как бы я ни хотел отпустить тебя к Любаве, я не могу, – с сожалением проговорил Веслав, и наместник понимающе кивнул.
– Я попрошу волхвов зачаровать для неё голубя, – тихо ответил Кудеяр и дотронулся до оберега Велеса.
– После Великого Собора отправишься к ней, – заверил Кудеяра царь. – Я надеюсь, Полоз пока не будет нападать на нас, – предположил Веслав. – Видишь, даже Перун помогал тебе в пути, – с сомнением добавил царь.
– После вашего сообщения о Злате я в этом не уверен, – признался Кудеяр, положив руку на сердце. – Змий не просто так её жизнь забрал. Если это правда.
– Я думаю, это правда, – кивнул Веслав. – Полоз должен был обратить взор на дочь своего Наместника.
Кудеяр покачал головой.
– Шёпот молвы всё тот же? – спросил наместник.
– К сожалению, – сокрушённо ответил царь. – Люди истолковали гибель Златы как… – Веслав запнулся, – как милость Богов, освободившую столицу от дочери тёмных волхвов. Теперь, по их разумению, Полоз не вернётся точно.
– Спокойное и сытое время нам явно не на пользу, – нахмурился Кудеяр.
– Я хотел построить ещё корабли, – говорил Веслав, опустив взор, – но военный совет и совет веденеев не одобрили приказ, ссылаясь на излишнее расточительство казны.
– Казначей Остроглаз всё возмущается расходами на дружину? – спросил наместник.
– Ты даже не представляешь как. Ворон, конечно же, доволен, как и военные чины, – грустно усмехнулся Веслав. – Но веденеи и казначей не согласны, что дружину надо укреплять. – Царь немного помолчал и, переведя взгляд на расписной потолок, тихо проговорил: – Мне кажется, я один пытаюсь хоть что-то сделать. Крайне тяжело идти против неверия.
Кудеяр хмуро посмотрел на молодого царя: порой наместнику казалось, что в Веславе слишком много неуверенности. Если бы царь был более суров, ему бы не пришлось соглашаться с советом веденеев – правящие мужи приняли бы царскую волю. Кудеяр не любил вспоминать время Драгослава, но Наместник Полоза, в отличие от его племянника, умел повелевать людьми, и его приказы выполнялись беспрекословно даже без ворожбы. Если бы такое качество было и у Веслава… Кудеяр покачал головой, отгоняя мысли: о подобном он вслух никогда не говорил, ибо на престоле был благословлённый Богами человек, который проявил к нему, наместнику Драгослава, невероятное великодушие, не только сохранив жизнь, но и оставив на государственной службе.
– Тяжело, но, к сожалению, необходимо, – ответил наместник. – Судов за этот сезон мы, конечно, уже не построим, но армию укрепим.
– Да помогут нам Боги, – устало проговорил Веслав.
– Помогут, – кивнул Кудеяр. – В народе чтят Освободителей, а правящие мужи… Им придётся согласиться с вашей волей, – говорил Кудеяр, и Веслав обернулся на своего наместника. – Я вас во всём поддержу. Даю слово. – Кудеяр положил на сердце руку, поднялся и, поклонившись Веславу, покинул престольную.
Василиса сидела подле окна и сквозь слёзы смотрела на великолепный Солнцеград, купавшийся в лучах летнего полуденного солнца. Вести о Злате, которые принёс голубь волхвов Борея, и вести, что вчера поведал Кудеяр, вогнали царицу в глубокую тоску. Василисе всегда было жаль Злату, несмотря на то, что царица знала, как к ней относится царевна. Василиса не серчала на Злату – она полагала, что Боги были несправедливы к девушке. Мать Свагора могла бы помочь Злате пережить горе, Сварог мог бы не позволить Полозу забрать её. Неужели Полоз и из Златы сделает прислужницу? От этой мысли наворачивались на глаза слёзы.
Василиса отвернулась от окна и с грустью оглядела пышное убранство своей горницы: расписные стены, печь с изразцами, резной стол, на котором стояла ваза с ягодами и кувшин с водой. Солнечный свет струился сквозь мозаичные окна. Скоро уже шесть лет, как Василиса стала царицей. Но только первые два года она была по-настоящему счастлива. С тех пор, как Мор обратил на неё взор своих безглазых очей, царица стала увядать. Видения мучали, не давали жить. Василиса сжала в ладони берёзовый оберег, с которым никогда не расставалась. Царица знала, кто спас ей жизнь, и если вначале она радовалась своему спасению, то теперь оно страшило её. Царицу страшила плата, которую, как она чувствовала, Мор потребует не только от неё, но и от её близких. Владыка Нижнего Мира должен был забрать её душу: тогда, на поле боя, Василиса исполнила свое предназначение, открыв Веславу силу Света. Сама она, как и Агния, должна была погибнуть, вернув долг Мору и сохранив равновесие Света и Тьмы. Василиса была уверена, что тогда Мор не стал бы помогать Полозу, спасая его слугу, Веслав справился бы со своей утратой, а Злата осталась бы жива – царевну не забрал бы Полоз. Но теперь… теперь вся надежда на то, что у её Духа хватит сил противостоять зову Неяви.
По настоянию Веслава Василиса вновь обращалась за советом к Великому Волхву Далемиру, но и в Свагоборе ей не помогли: ни Слово Великого Волхва, ни его благословление. Даже совет старца Далемира – поместить у изголовья постели огнивицу со Сварожичем – не развеял кошмары и тоску. Не помогали и пышные обеды, которые, не скупясь, проводил ради неё Веслав; ни артисты, что каждый день плясали при дворе; ни прогулки, на которые водил её царь. Почти каждую ночь Василиса видела Колодец, почти каждую ночь она боролась с желанием прыгнуть во тьму. Ведь знала Василиса, что если она прыгнет в Колодец, всё случившееся потеряет смысл.
Царица смахнула слёзы и, убрав под одежды оберег, покинула свои хоромы. Она всё же согласилась пойти на прогулку с Ярой и Фросьей, которые ещё с утра звали её развеять печаль (Мухома с семьёй решили дольше погостить в Солнцеграде). И Яра, и Фросья жалели Злату, но княгини не были искренними в своем сочувствии. Даже служка, который принёс весть о кончине царевны, сообщал о смерти дочери Драгослава с неестественной печалью. Василиса понимала своих подданных, и это понимание только больше печалило её.
Царица спустилась в приёмные хоромы Царского Терема, где её уже ждали Яра и Фросья с детьми: красивые, в дорогих, с каменьями, платьях. Осанки обеих сделались под стать новому положению – и Яра, и Фросья держались гордо и чинно, истинные знатные дамы. Василиса невольно вспомнила их другими: в простых рубахах и сарафанах, улыбающихся деревенских дев. Когда-то и на ней самой был сарафан изо льна, а не расшитое царское платье, когда-то и она искренне смеялась – в ушедшие беззаботные счастливые года. Царица постаралась отогнать безрадостные мысли и улыбнулась Яре и Фросье.
Женщины отправились в Святобор, что располагался за Великим Свагобором, недалеко от Теремного Дворца. Стояла середина липеня[16], и дневная жара таяла в благодатной тени святой рощи и на свежем прохладном ветру. Яркие солнечные лучи пробивались сквозь сочные кроны деревьев и зайчиками играли на белом щебне насыпных дорожек. Над цветущими кустарниками летали яркие насекомые. Ясна и Любозар, которые уже успели подружиться, убегали вперёд взрослых и, играя, звонко смеялись. Василиса с грустью смотрела на детей, которых, как ей казалось, у неё уже не будет. Царица слушала подруг вполуха, стыдясь того, что завидует им.
– Василиса, тебе не смешно? – остановила её Фросья. Княгиня смотрела на царицу, улыбаясь. Улыбалась и Яра, и Василиса поняла, что она не услышала какую-то их шутку. – Ох, да ты не слушаешь нас! – расстроилась Фросья и сокрушённо покачала головой. – Твоя хандра тебя погубит.
– Я немного задумалась, – кротко улыбнулась Василиса. Ясна, визжа, пробежала мимо, прячась от Любозара, который теперь её дразнил. Девочка спряталась за мать и со смехом закрывалась от мальчика Фросиной юбкой. Яра пыталась утихомирить сына, но Любозар не собирался отступать и пытался достать Ясну, вырываясь из рук матери. Царица невольно улыбнулась.
– Как бы ни была печальна недавняя весть, – Фросья хмуро посмотрела на царицу, – в ней есть и… определенные обстоятельства… – Княгиня старалась мягче выразить свою мысль.
– Я понимаю, что ты хочешь сказать, Фросья, – со вздохом ответила Василиса. Любозар наконец вырвался из материнских рук, дёрнул Ясну за косу и убежал. За мальчиком погналась княжна. Женщины медленно двинулись вслед за детьми.
– Василиса, не серчай, – обратилась к царице Яра. – Боги помогают тебе.
Царица сердито посмотрела на Яру.
– Вот уж не ожидала услышать от тебя такое, – призналась она. – Смерть – это не помощь Богов.
– Как же не помощь? – спросила Фросья. – Скажу тогда прямо: теперь других претендентов на престол нет. Право твоего первенца на трон уже никто не сможет оспорить.
– Первенца? – покачала головой царица. – Зачем ты так говоришь? – Василиса нахмурилась ещё больше. – Ведь я рассказывала вам…
– Василиса. – Яра подошла к царице и взяла её за руку. – Ты знаешь, у меня больше десяти лет не было детей. Ты ещё совсем молодая, всё впереди.
Ясна догнала Любозара, и теперь оба увлеклись тем, что поднимали с дороги камешки и бросали их, целясь в деревья. Когда кто-то из детей попадал в дерево, оба громко смеялись.
– Тебя в Светомире благословили Боги, – царица убрала руку из ладони Яры, – а меня… Я должна была уйти к Мору, вот Боги и не позволяют мне продолжить Род, – сказала Василиса уверенно и, предупреждающе подняв руку, не позволила подругам возразить. – Злата должна была стать царицей после меня и Веслава. А теперь… теперь царю надо будет искать другую царицу.
– Отец Сварог! – всплеснула руками Фросья. – Ты что такое говоришь?
– Да то и говорю, – горько ответила Василиса. – Если обычный муж может позволить себе иметь бездетную жену, то если не будет наследников у царя, кто взойдёт на престол? Сваргорею вновь потрясут междоусобные войны. Я как царица не могу этого допустить.
– Думается мне, ты слишком рано об этом беспокоишься, – уверяла Василису Яра. – В твои-то годы!
Но Василиса отрицательно покачала головой.
– Наследник должен взойти на трон взрослым мужем, а не неразумным юношей, – ответила царица.
– А вдруг проблема не в тебе? – предположила Фросья, и Василиса, вспыхнув, строго посмотрела на княгиню.
– Веслав не умирал, – сухо ответила она. – Царя не зовёт Мор, и его благословил Перун, даровав Иглу.
– Ты спасла Веслава, – развела руками Фросья. – Да и откуда у тебя такие страшные мысли о том, что ты должна была отправиться к Мору?
– Я уже говорила вам.
– Василиса, кажется, тебя заворожили, – тихо сказала Фросья. – Твои речи пугают. Я помню тебя совсем другой. Сильной, смелой, радостной девушкой, которая была намного сильнее Веслава. Если бы не ты, он бы никогда не стал царём и во всем Свете наступил бы Змиев Век.
Василиса остановилась и сердито посмотрела на подруг.
– Агния помогала Драгославу, а я – Веславу. Вот для чего нас обеих послали Боги. Агния умерла, когда её предназначение было выполнено, так же, как и я. Мёртвых нельзя спасать.
Яра и Фросья переглянулись.
– Твоё волхвование лишило тебя разума, – обеспокоенно проговорила Яра. – Ты говорила все эти ужасы Веславу?
Василиса горько вздохнула и шагнула назад: они её не понимали. Они не понимали! Никто. Даже волхвы, к которым она обращалась по настоянию отца и Веслава. И тем печальнее виделось царице бытие.
– Я хочу пойти к Богам, – тихо ответила Василиса, пятясь. – В капище Святобора.
– Пойдём, – кивнула Яра, но царица покачала головой:
– Я пойду одна. Не серчайте на меня.
Не дожидаясь ответа, царица отвернулась и пошла к большой аллее Святобора, что вела к святому озеру. Василиса не обернулась ни на зов подруг, ни на смех играющих детей.
Минуя рощу, Василиса вышла к водоёму. Царица спустилась к причалу, села в лодку и взяла вёсла. Вода была спокойна; у берега острова, располагавшегося в центре озера, ловили рыбу кьор. Звонко пели птицы и стрекотали кузнечики; над водой, что мерно плескалась о плывущую лодочку, летали лёгкие стрекозы. Прохладный воздух сладко пах благоухающими цветами. Священный дуб, раскинувший свои могучие ветви над островом, отбрасывал глубокую синюю тень. И почудилось вдруг Василисе, что в тени на скамейке подле дуба кто-то сидит: тень будто делалась гуще над скамьёй. Сердце царицы сжалось, но Василиса не могла отвести взгляд от полуденного морока. Когда лодка причалила, Василиса, не отрывая взора от неясной тьмы, медленно сошла на берег и поднялась к дубу. Тень над скамьёй колыхнулась, царицу обдало холодом, но Василиса только ближе подошла.
– Печаль твоя глубока, – тихий шёпот таял в звенящем стрекотании кузнечиков.
Василиса вздрогнула, и тень, колыхнувшись ещё раз, стала осязаемой.
– Ты боишься, – молвил голос. – Подойди, сядь рядом. Я заберу твою печаль.
– Кто ты? – робко спросила Василиса, нерешительно шагнув к дубу.
– Зайди в тень, тогда увидишь.
Царица замерла. Живая тень страшила, леденила сердце, но её шелестящий, как осенняя листва, голос успокаивал и манил. Василиса боялась, но хотела подойти. Царице казалось, что тень, навь, которая осталась в Среднем Мире, сможет её понять. Ведь кто знает смертную тоску, как не мёртвые?
Василиса вздохнула и шагнула в тень. Тьма, клубившаяся над скамьёй, перестала быть тьмой: подле дуба сидела дева с бледной кожей и белыми как снег волосами. Её белое траурное платье таяло в траве, будто туман. Её пустые глаза были чёрными, как ночь.
– Полудница? – ахнула царица, но не ступила на свет.
– Не люблю, когда меня так называют, – призналась навь и, подвинувшись, указала на скамью. – Садись, прекрасная дева, я тебя не уморю. – Видя, что Василиса не спешит принимать предложение, полудница улыбнулась. – Твой дух силён, волхва, не буду тягаться я с тобою.
Царица нерешительно села рядом с навью.
– Зачем ты явилась мне? Да и как пришла сюда, в святое место? – спросила Василиса, нахмурившись. Предчувствие дурного томило царицу, но неясное чувство не позволяло Василисе покинуть полудницу. Тёмный дух явился ей не просто так.
– Святое место? – пожала плечами полудница и оглянулась, будто не поверив. – Я сюда часто прихожу.
– Зачем?
Навь резко обернулась на Василису, и царица отпрянула. Полудница усмехнулась.
– Тебя жду, – ответила тень, но, увидев испуг царицы, положила на сердце руку. – Она прислала меня.
– Она? – не поверила Василиса. – Но она стала берегиней, стала ради меня… Она не может… – Тут царица умолкла и внимательно посмотрела на навь.
– Не может общаться с русалками и полудницами? – договорила за царицу навь. Василиса кивнула. – Почему?
– Потому что вы не служите Свету.
Полудница тихо рассмеялась, но от её сиплого с хрипотцой смеха стыла кровь.
– Как и ты, – прошелестела она.
– Что? – Василиса даже встала от удивления. – Я никогда не служила Мору!
– Я думала, ты премудрая, – вздохнула навь. – Мор не требует служения, как и Сварог. Служение выдумали вы, люди. Есть поступки, которые ведут в Царствие Мора, а есть поступки, которые ведут в Царствие Сварога. Вот и всё.
Царица медленно опустилась на скамью и с грустью посмотрела на полудницу.
– Я не понимаю, что ты хочешь мне поведать?
Навь сокрушённо покачала головой.
– Всё ты понимаешь, царица Сваргореи, – проговорила полудница с поклоном, и Василиса нахмурилась. – Я пришла тебе помочь.
– Помочь?
– Помочь, – кивнула полудница, – справиться с печалью. Ведь я тоже умерла.
Василиса вздрогнула, и навь, метнувшись к ней, коснулась её руки. Василиса не успела защитить себя ворожбой: от тоски её дух ослаб. Ледяное касание не причинило боли – наоборот, полудница, взяв царицу за руку, будто дала ей силу. Вместе с холодом покидала печаль, и во тьме таяли страхи. Во тьме не было Колодца, не было Мора. Там не было ничего: ни мук видений, ни мук совести, ни мук страха. Только тишина и спокойствие. Василиса почувствовала, как сами закрываются глаза, тело становится лёгким, как пёрышко, а дух устремляется в неведомые дали. Дали, где можно вечно летать и танцевать, как полудницы, не ведая тоски. Но резкий порыв ветра пронзил мягкую тьму, и царица открыла глаза. Чёрные глаза нави были недопустимо близко.
– Я – жива! – воскликнула царица и вскочила. – Ты же – умертвие!
– Да, моё тело тает в свете дня, – полудница указала на себя. – У тебя же тает дух. Но я могу спасти тебя, – громче прошелестела навь.
– Сгинь! – громко сказала Василиса, отшатнувшись. Холодный ветер налетел вновь, и, будто по велению внука Стрибога, медленно таял морок. Василиса, невзирая на страх, всё ещё оставалась в тени. Полудница мягко улыбнулась в ответ, отчего царице сделалось жутко. Ветер развеял туман сна, и Василиса, справившись с собой, вышла из-под сени дерева. Как только царица встала на свет, сидящая под дубом дева вновь обратилась тенью. Ветер продолжал кружить, качая ветви могучего дуба.
– Не ты, матушка, мне навь послала, – прошептала Василиса, сжимая в руке берёзовый оберег. Царица, с трудом поборов морок, отвернулась от священного дуба и медленно побрела к лодке. Страх перед навью отгоняло смутное чувство, которое влекло к призраку. Как же умертвие Неяви пришло в Святобор?
Спустившись на пирс, Василиса обернулась: тень под дубом сместилась, и скамью освещало солнце, пробивающееся сквозь дрожащую на ветру листву. Как же так? Царица посмотрела на капище, которое располагалось на возвышении острова: даже в свете дня было видно, что в огнивицах горел Сварожич. Василиса вздохнула и села в лодку.
Налетевший ветер взволновал тихие воды озера, и поднявшиеся волны бились о борта лодки. Но ветер подгонял суденышко, волны не мешали Василисе плыть: царица даже подняла вёсла, и заботливый ветер нёс её лодочку. Внук Стрибога был студёным, не летним. Но эта его свежесть не походила на холод Неяви – она отрезвляла и отгоняла морок. Когда лодка причалила к пирсу, ветер стих. Василиса удивлённо огляделась: ей помог Стрибог?
– Спасибо, Ветер, – тихо прошептала царица, и лёгкое дуновение коснулось её. Василиса грустно улыбнулась и сошла на берег.
