Обезьяну связали и просунули в небольшое круглое отверстие в центре стола. Хотя тщедушное тельце зверька отчаянно извивалось, стол не шелохнулся ни разу – очевидно, его ножки были прикручены к полу.
Через несколько минут, когда обезьяна почти совершенно перестала трепыхаться, ее голову закрепили в отверстии так, что над поверхностью стола торчал лишь ее тщательно выбритый череп, очень похожий на чисто вымытое страусиное яйцо.
Китайцы расселись вокруг стола. Мне указали место рядом с узкоглазым толстяком, который из-за длинных тонких усиков на круглом лице, очень был похож на перекормленного кота.
Толстый китаец, не отрываясь, смотрел на череп обезьяны и шумно дышал, беспрестанно облизываясь.
Подбежавший официант принес пять серебряных молоточков, ручки которых показались мне чересчур длинными. Китайцы мгновенно разобрали молоточки, оставив на столе один – надо думать, для меня.
Я взяла в руки молоточек. Он оказался неожиданно тяжелым. А выглядел таким изящным, будто совсем ничего не весил.
Китайцы переглядывались друг с другом, поигрывая своими молоточками в маленьких желтых, будто слепленных из воска пальцах.
Обезьяна, словно почуяв недоброе, снова заверещала. Крик ее был настолько пронзителен, что заставил меня поморщиться.
Тогда толстый китаец, сидевший рядом со мной, наклонил круглую голову, будто прислушиваясь к чьему-то сигналу, и, вдруг хищно оскалившись, размахнулся и с силой хватил своим молоточком по голому обезьяньему черепу.
Брызнула кровь. Несчастная обезьяна что-то пропищала, прощаясь с обошедшимся с ней так жестоко миром и смолкла навсегда.
Китайцы китайцы дружно замолотили своими молоточками, раскалывая убитого череп зверька на куски. Мне стало дурно. Настолько, что лишь неимоверным усилием воли я смогла удержаться от приступа тошноты.
Я закрыла глаза.
А когда вновь открыла их, увидела, как китайцы откуда-то появившимися в их руках ложками, ели дымящиеся обезьяньи мозги, откровенно жмурясь от удовольствия. Толстый китаец, мой сосед, аппетитно причмокивал и мерно покачивал головой после каждой отправленной в рот порции.
Мой желудок снова стиснули спазмы, я опять крепко зажмурилась и открыла глаза только тогда, когда мертвая обезьяна непонятно каким образом выбравшаяся из своего заточения, схватила меня за руку.
Окровавленная мордочка перекосилась, из пустых белых глаз, расширившихся – вероятно, от безумной боли – до невероятных размеров, бежали крупные слезы, а пасть судорожно покривившись, приоткрылась, будто обезьянка хотела сказать мне что-то чрезвычайно важное.
Вот тогда я вскочила из-за стола и закричала.
– Ужас какой, – передернула плечами Даша, – представляю, что было бы, если б я такой сон увидела. Я наверное вообще не проснулась.
Васик громко хмыкнул и отхлебнул из плоской бутылочки, которую прятал во внутреннем кармане своего пиджака.
– Да чего там… – зевнув, проговорил он, – подумаешь, обезьяна… Я вот раз бухал на стройке с одним прорабом… На пятом этаже строящегося здания. Напоролись мы, а прораб еще за одним пузырем пошел… – Васик вдруг притих и печально качнул головой.
– Ну и что дальше? – поинтересовалась Даша. – Свалился с пятого этажа и разбил голову?
– Кто? – недоуменно глянул на нее Васик.
– Прораб, с которым ты… На пятом этаже.
Васик пожал плечами.
– Ничего подобного, – проговорил он, – он по лестнице спустился. И ушел. И больше я его не видел.
– Очень страшная история, – заметила Даша, – ни к селу, ни к городу… При чем здесь прораб?
– А при том, что он у меня стольник уволок, – объяснил Васик, – по-твоему, это как называется?
Я прокашлялась. В сон меня больше не клонило. Да и после этого кошмарного сновидения, мне вообще не хотелось закрывать глаза. Самолет, в салоне которого мы находились, шел ровно – и только по едва заметной вибрации, да по стелющимся за стеклом иллюминатора белесым облакам, можно было догадаться, что мы не стоим на месте, а перемещаемся в пространстве – с огромной скоростью и на невероятной высоте.
– А сон в руку! – засмеялся вдруг Васик.
Я даже вздрогнула.
– То есть? – переспросила Даша.
– Мы летим-то куда? – задал вопрос Васик.
– В Гонконг, – ответила я, – то есть, в Китай.
– Во! – одобрил Васик. – Правильно! Мы летим в Китай, а тебе, Оля, сон приснился на китайскую тему… про китайцев и китайскую обезьяну.
– Гадость, – поморщилась Даша, – мне, кстати говоря, с самого начала вся эта затея с отдыхом в Китае – не понравилась, – добавила она, – неужели мало курортов в мире? Какие-нибудь солнечные острова – Канары, Багамы… Там, где отдыхают все нормальные люди. Ну, Ялта, на худой конец Крым. А мы зачем-то в Китай полетели. Твоя, Васик, идея-то была…
– Моя, – подтвердил Васик, обеими руками взлохматив гриву своих длинных нечесаных волос, – и не только, между прочим, идея. Кто ж виноват, что у папаши моего сорвалась деловая поездка в Гонконг? Что теперь – пропадать билетам? И гостиница первого класса – оплачено две недели проживания. Получается, на халяву едем. Все по исключительно высокому разряду, а платить ничего не нужно.
Васик потянулся и счастливо рассмеялся.
– Какой ты стал бережливый, – усмехнулась и Даша, – в жизни ни дня не проработал, только на шее у своего крутого папаши сидишь и денежки с него тянешь. Бездельник. И что меня больше всего удивляет, тебе никогда ни капли стыдно не было, за то, что… Ведь сидишь на шее?
– Сижу, – невозмутимо согласился Васик, – тем более, мне деньги нужно экономить.
– Логика… – неопределенно высказалась Даша и повернулась ко мне. – Слышишь, Оль, его рассуждения.
Я кивнула и открыла рот, но сказать ничего не успела.
– Да чего вы ко мне пристали-то? – возмутился наконец Васик. – Вот еще. Надо было мне поменяться с кем-нибудь местом… Сижу вот между вами, как…
– Ладно, – сказала я, – лететь-то осталось – часа полтора – не больше.
Зал Гонконгского аэропорта был тесен и многолюден, как московское метро в час пик. Нам едва удалось выбраться наружу. Если бы не надписи на английском языке, мы бы, наверное, плутали здесь, толкаясь в потные китайские спины, еще очень долго.
– Какое все здесь… – с неопределенной интонацией произнес Васик.
– Какое, – спросила Даша.
– Маленькое, – сформулировал, наконец, Васик, – ненастоящее. Как игрушечное. И дома, и люди. Даже машины – приземистые. Не то что в Москве.
Он усмехнулся и, гордо расправив плечи, выпрямился во весь свой немалый рост.
– Это тебе кажется, – сказала я, – ты же вон какой длинный. А дома и люди обыкновенные. Ну, может быть, чуть пониже, чем в Москве. Кстати, ты знаешь, куда нам направляться?
– Нет, – признался Васик, – вообще-то, нас встретить должны. На лимузине.
Он сделал несколько шагов и остановился у проезжей части, по которой медленно проплывали сверкающие автомобили. И заозирался.
– Ну и где же наш лимузин?
Мы с Дашей пожали плечами.
– Нормально, – хмыкнул Васик, – если лимузина нет, то, может, мы прокатимся на этих… как их… гейшах?
– Что? – в один голос воскликнули мы с Дашей.
– На гейшах, – повторил Васик, – или как их там – рикшах.
– Ты бы еще паланкин попросил, – вздохнула Даша, – как гостиница-то называется?
Васик напрягся.
– Ху… ху… жо… – забормотал он, – помню, что что-то не совсем приличное, – ху… ху… Ага, вспомнил – Хуньжоу!
– Точно? – спросила я на всякий случай.
Васик утвердительно кивнул.
– Тогда все в порядке, – проговорила Даша, – если ты название гостиницы помнишь. Давайте прогуляемся по Гонконгу. Если что – дорогу спросим у прохожих. В Китае же понимают английский язык.
– Понимают, – повеселев, отозвался Васик, – конечно, понимают. Это же язык межнационального общения.
– А я немного знаю китайский, – неожиданно заявила я, – вернее, могу понимать, что мне говорят. Если очень постараться.
Васик и Даша вытаращили на меня глаза.
– Вот это новости, – проговорила Даша наконец, – никогда не слышала о том, что ты изучала китайский.
– А я и не изучала, – сказала я, – просто дело в том, что…
– Ну да! – усмехнулся Васик, – просто дело в том, что наша Оленька кому угодно в мозги залезть может. Она же у нас экстрасенс.
Я кивнула. Я действительно обладала исключительными экстрасенсорными способностями, доставшимися мне в наследство от моей прабабушки, которую на деревне, где она жила, называли ведьмой… Ведуньей ее называли.
Мой дар позволяет мне видеть образы в сознании собеседника, проникать в его подсознание и тем самым – узнавать его намерения и просчитывать ходы – и вовсе не важно, на каком языке мой собеседник разговаривает.
Экстрасенсорными способностями обладала и моя сестра-близнец. Это она помогла мне раскрыть в себе неведомую доселе силу. Сейчас Наталья мертва. А человек, погубивший ее, и, кстати, когда-то обнаруживший в ней самой экстрасенсорный талант и развивший его, все еще жив.
Дважды я пыталась добраться до убийцы моей сестры, дважды он, проигрывая поединок, ускользал. Но убить его мне не удавалось. И совершенно точно я знаю, что он жив и где-то – в какой-то точке земного шара набирает силы для окончательной битвы.
Его зовут Захар. Он – единственный мой настоящий заклятый враг. Смертельный враг. И он не успокоится, пока не убьет меня. А я не успокоюсь, пока не доберусь до него.
Сколько мне еще предстоит жить в ожидании последней – решающей – битвы?
– Вон! – заорал вдруг Васик, ткнув куда-то в сторону своим длинным костистым пальцем, – вон тот узкоглазый, кажется, шофер лимузина. Его послали нас встречать, а он, падла, опоздал…
Я оглянулась. Никакого лимузина поблизости не было, но зато я заметила старого китайца в лиловом национальном костюме. Старик-китаец пробирался сквозь толпу, спеша и делая нам какие-то непонятные знаки.
– Я же говорил! – победоносно заявил Васик. – За нами лимузин прислали!
– Но лимузина-то нет, – несколько раз оглянувшись по сторонам, заметила Даша.
– Нет, – согласился Васик, – так, может быть, тут парковаться нельзя? Может, он за углом остановился. А тут вон – одни такси стоят.
Старый китаец, добравшись, наконец, до нас, остановился напротив Васика. В руках китайца я заметила большую черную сумку.
– Ого! – усмехнулся Васик, – знают, черти, кто тут главный! Номера-то в гостиницу на мое имя забронированы!
Старик, с ног до головы оглядев Васика, залопотал что-то на своем языке.
– Переводи, – обратился ко мне Васик, – ни слова не понимаю. Как будто лягушка квакает.
Я тронула китайца за плечо. Он не обратил на меня ни малейшего внимания. Зато, вдруг резко дернувшись в сторону Васика, китаец что-то гортанно выкрикнул. Васик клацнул худой челюстью – в руках у китайца каким-то чудом оказалась наполовину опорожненная бутылочка виски – та самая, к которой Васик прикладывался последние два часа полета в самолете.
Васик хлопнул себя ладонью по опустевшему карману пиджака. Даша рассмеялась:
– Ловко! – оценила она. – Это, наверное, китайский мент. Сейчас посадит тебя в китайский обезьянник. За распитие спиртных напитков в общественном месте.
– Да нет, – тут же подхватила я, – это, скорее всего, китайский бомж. Для мента он хлипкий очень. Это китайский бомж, он выпить хочет.
Старик-китаец снова что-то залопотал, сухим маленьким пальчиком тыча то в бутылку, то Васику в грудь. Сумку свою китаец поставил к ногам.
Васик с минуту, примерно, слушал китайскую болтовню, затем, мгновенно побагровев, вцепился в свою бутылочку. Однако, пальцы старика оказались на удивление крепкими. После нескольких безуспешных попыток вырвать бутылку из рук старика, Васик на весь аэропорт проревел диким голосом сакраментальное русское ругательство и снова отчаянно рванул бутылку.
Старик-китаец на этот раз легко разжал руки – и Васик грохнулся на задницу. Потом неторопливо поднялся, аккуратно отряхнул брюки и спрятал отвоеванную бутылку обратно во внутренний карман пиджака.
Успокоился он так же неожиданно, как и взбесился.
– Козел старый, – уже совсем беззлобно адресовал он китайцу.
Тот мелко посмеялся и проговорил несколько непонятных слов.
– Да чего ему надо? – снова обратился ко мне Васик. – Скажи ему, пусть валит отсюда. А то я сейчас ему так впаяю, уроду.
– Простите, – сказала я китайцу, – мой друг нервничает. Вы бы не могли объяснить…
Китаец обернулся ко мне и заговорил, быстро-быстро сыпя никому ненужными, кроме него самого, непонятными словами.
Я закрыла глаза и сосредоточилась. Надо сказать, проникнуть в подсознание старого китайца мне не удалось – я с трудом могла идентифицировать лишь образы, роящиеся на самой поверхности его сознания.
– Ну, – почему-то шепотом спросил меня Васик, – поняла что-нибудь?
– Поняла, – проговорила я.
Еще несколько секунд я приводила в порядок мысли, которые мне удалось выудить из сознания китайца, а потом заговорила снова:
– Этот старик – здешний аптекарь, – перекладывала я китайские образы на русские слова, – то есть не аптекарь, а как бы это… знахарь… Он просто физически чувствует, когда человек нуждается в его помощи и спешит эту самую помощь предложить.
– Интересно, – перебил меня Васик, – с чего это он взял, что я нуждаюсь в чьей-либо помощи?
– Ты потребляешь слишком много алкоголя, – продолжала переводить я, – по китайским меркам систематическое употребление такого объема спиртных напитков вообще смертельно.
– Нормально, – отреагировал Васик, – как это – смертельно? Я же не бухаю по-черному, я так… Чисто – иногда прикладываюсь – для поддержания настроения. И потом… Может быть, меня в самолете укачивает?
– Короче говоря, – резюмировала я, – этот добрый человек избавляет от влечения к алкоголю. Он тебе в этом поможет. Естественно, за умеренную плату.
– До-ляр, – вдруг произнес китаец и скроил умильную физиономию.
Васик пристально посмотрел сначала на китайца, потом на меня – и внезапно разразился громовым хохотом.
Китаец поднял тонкие, словно нарисованные, брови. – Не надо, – отсмеявшись, молвил Васик, – Найн!
Ольга, скажи ему, пусть катится к своей китайской чертовой матери. Как же я без бухла бухать буду? А жить как? Через два дня повешусь! До свиданья, папаша! – заорал он в лицо старику. – Арриведерчи! Помощь не требуется!
– А зря, – высказалась Даша, – я, Василий, на твоем месте попробовала бы отказаться от спиртного. Хотя вряд ли это у тебя получится… Но попытка – не пытка, как говорится. Верно, Оля?
– Полностью с тобой согласна, – кивнула я.
Китаец, видимо, решив, что кивком я дала согласие на лечение Васика, принялся делать какие-то пассы, замысловато вращая кистями коричневых рук в районе Васикова живота. Васик, тряхнув нечесаной гривой, резво отскочил в сторону.
– Держите его за руки! – испуганно заорал он. – А то эта китайская обезьяна меня чего доброго и вправду закодирует! Держите его за руки, говорю, а то я за себя на отвечаю!
Китаец продолжал свои пассы, не обращая никакого внимания на крики Васика.
Васик затравленно оглянулся по сторонам, будто готовясь в любую секунду удариться в бегство, но китаец, видимо, уже закончил. Он гортанно вскрикнул, в последний раз взмахнул руками и наконец почтительно поклонился.
Васик облегченно выдохнул.
Старик-китаец снова обернулся ко мне и показал на пальцах – «десять». Потом подумал и добавил на словах:
– До-ляр.
– Отсчитай ему, – сказала я Васику, – десять баксов.
– Что?! – возмущенно воскликнул Васик. – Да, может быть, он меня на всю жизнь искалечил! А я ему за это еще и платить должен. Хрена лысого!
– Если он тебя и на самом деле от пьянства вылечил, – высказалась Даша, – то я на такое дело и сотни баксов не пожалею.
Она вытащила из сумочки десятидолларовую купюру и подала ее старику. Тот мгновенно просиял и, снова поклонившись, стал пятится назад. Скоро он и вовсе исчез, смешавшись с разношерстной вокзальной толпой.
Васик почесал в затылке.
– Дурдом, – сказал он, – хорошо, что у нас в России подобного рода целители не набрасываются на тебя на улицах. Скорее всего, этот старый китайский сукин сын – шарлатан, – подумав, добавил он, – настоящие знахари в кабинетах сидят, и за сеанс берут не десять баксов, а много больше – обычно такие товарищи бабки лопатой гребут.
«Действительно, странно, – подумала я, – десять долларов за такую услугу… Да еще и – на добровольных началах, как говорится».
– Ого! – прервало мои мысли восклицание Даши. – А вот к нам еще какой-то китаец бежит. Тоже руками размахивает. Интересно, от чего он лечит? Прямо не аэропорт, а поликлиника какая-то.
Я оглянулась. К нам, бесцеремонно расталкивая на ходу прохожих, спешил немолодой китаец. Больше всего меня удивило то, что он был одет в классический английский смокинг – даже белые перчатки были на его руках, вот только тросточки с золотым набалдашником в виде собачьей головы, я не заметила… Впрочем, спешащие по своим делам люди на улице не обращали на странного китайца никакого внимания.
– Русси! Русси! – залопотал китаец, подбежав к нам.
Васик неприязненно покосился на него и отступил на шаг.
– Руками размахивает тоже, – проворчал он, – развелось психов. Этому-то чего надо? – спросил он у меня.
Я не успела ответить.
– Извиняется за опоздание! – рассмеявшись, объяснила Даша. – Это я и без словаря перевести могу. Посмотрите-ка!
Мы с Васиком обернулись туда, куда указала нам Даша – и увидели длинный белый лимузин, припаркованный на стоянке такси.
– И как это я не заметил, как такое чудо подъехало? – расплылся в улыбке Васик.
Николай Николаевич подошел к широко распахнутому окну и закурил сотую, наверное, за сегодняшний день сигарету. Хотя кондиционер в его офисе работал на полную катушку, под высоким потолком все-таки колыхались тугие струи табачного дыма – Николай Николаевич курил, не переставая.
– Черт знает, что происходит, – пробормотал он, выдыхая облако дыма и немедленно затягиваясь снова, – не нравится, когда вот так… Когда обстоятельства мешают мне. Тем более, такие странные обстоятельства, как сейчас. Сорвалась поездка в Гонконг. Пришлось отправить туда своего сына. Чего ему зря в Москве болтаться.
На столе зазвонил телефон. Николай Николаевич снял трубку. Конечно, это была секретарша – никто другой не мог позвонить напрямую в кабинет. Еще бы – Николай Николаевич считался одним из самых влиятельных в Москве бизнесменов. Да что там – в Москве – во всей стране.
– Совещание, Николай Николаевич, – напомнила секретарша, – все уже собрались и ждут вас.
Николай Николаевич медлил, ничего не отвечая.
– Звонила ваша жена, – продолжала секретарша, – из Австрии. Просила подтвердить перевод денег…
Николай Николаевич поморщился.
– Передай ей, Зиночка, что я сам перезвоню, – сказал он, – прямо сейчас. А совещание перенеси на час… Нет, на два часа. У меня пока неотложное дело. Пусть еще подождут.
Положив трубку, он достал из кармана сотовый телефон и набрал код Австрии.
«Подтвердить перевод денег, – подумал он про свою жену, – конечно, Светлана удивлена, что я вложил столько средств в эту банковскую операцию. Рискованное дело, но в случае успеха сулит просто баснословные барыши. А дела моих фирм сейчас идут не так хорошо, как хотелось бы. И этот новый мой партнер, который и предложил провернуть операцию… Безусловно, он деловой человек, и план, который он разработал, умен, хотя, как я уже упоминал, несколько рискован. Но барыши…»
– Светлана? – проговорил он в трубку, когда раздалось взволнованное «Алло», – это я.
Минуту Николай Николаевич слушал, морща лоб, все время порываясь вставить слово и сказал:
– Погоди, погоди, я все объясню, – когда, наконец, ему удалось вклиниться между бесконечными восклицаниями его супруги, – я вовсе не сошел с ума… Да, я знаю, что сейчас подвергать опасность такие суммы не совсем разумно, но подумай сама – в случае успеха мы разом поправим все наши дела… Что-что?
Он замолчал еще на минуту.
– Непонятно, почему мой новый партнер не внушает тебе доверия, – заговорил он снова, – очень приличный молодой человек. Умный, если судить по тому плану, что он мне предложил. Да, я знаю, что в при провале операции он ничем не рискует, а рискую я, поскольку все необходимые средства предоставляю я, но ведь… План действительно достаточно остроумен. Все рассчитано, а элемент опасность присутствует в каждом деле, где фигурирует более или менее крупная сумма… Да! – Николай Николаевич повысил голос. – Я требую, чтобы ты завершила перевод от моего имени. В конце концов это мои деньги и мне решать… Да!
Николай Николаевич снова замолчал.
– Да, я помню, про тот случай три года назад, – продолжал он, – когда меня кинули. Но это было… это было другое дело. Тогда я повел себя неосмотрительно и простить себе этого не могу до сих пор. Как я искал того, кто меня подставил на деньги. Но его, видимо, очень хорошо спрятали. Судя по всему – за границей – я его так и не нашел. Но случившееся послужило мне хорошим уроком. Теперь, чтобы предпринять какой-то серьезный шаг, я десять раз проверю своих партнеров. Вот и сейчас – я дал задание Ковалеву… Ты же знаешь Ковалева?.. Он проверят этого моего нового партнера Якова Семеновича. Рекомендательные письма у него в порядке и все бумаги тоже… Что? Конечно, я проверю его по полной программе. Ковалев сейчас как раз этим и занимается. Что? Скоро у меня будет вся информация о Якове Семеновиче. Что?.. Вторую часть денег я переведу только после того, как получу эти сведения от Ковалева. Я бы и первую не переводил, но время не ждет. Могу серьезно потерять в прибыли… Как ты говоришь?
– …
– Нет, Васик не звонил, – сказал он после паузы уже более спокойным тоном, – ты же сама знаешь, что он не обременяет себя звонками родителям… Да что с ним может случиться в этом Гонконге? Он тысячу раз уже был за границей. А в его друзьях я уверен. Это они помогли ему избавиться от наркотической зависимости… Ладно, – вздохнул Николай Николаевич, – заверши перевод и ничего не бойся. Все будет хорошо. Понятно?
Он отключил сотовый телефон и тут же затрещал телефон на его рабочем столе. Николай Николаевич с тоской посмотрел на свою уже почти полностью истлевшую в пепельнице сигарету и снял трубку.
– К вам Яков Семенович, – сообщила ему секретарша, – ага, ага, впускаю…
– Новый партнер, – пробормотал Николай Николаевич, – вот образец молодого человека – делового – каковым и должен быть мой сын. А мой Васик… оболтус и больше ничего.
Прежде чем открылась дверь в его кабинет, в голове Николая Николаевича успела промелькнуть мысль, что это он оттого и доверяет своему новому партнеру, что видит в нем несостоявшийся идеал своего отпрыска.
Тряхнув головой, Николай Николаевич прогнал эту мысль, немедленно настроив себя на деловой лад.
Клокочущие звуки, раздававшиеся из туалета, наводили на мысль о страдающем желудком бегемоте.
– Вот так дело, – проговорила Даша, – я и не думала, что этот старичок так подействует на Васика. Надо же – минуту руками помахал – и все. И организм нашего Васика спиртного не принимает. Удивительно. Слушай, Оля, а ты смогла бы так? В смысле – запрограммировать сознание Васика так, чтобы он не смог больше ни капли спиртного выпить? Ну, как этот старичок сделал?
– Наверное, смогла бы, – ответила я, – только Васик меня потом задушил бы.
– Это точно, – рассмеялась Даша.
Дверь в туалет медленно открылась, и в комнату, где сидели мы, вошел Васик. Он поднял на нас глаза и хрипло выговорил:
– Не могу…
Мы с Дашей переглянулись.
Васик добрел до журнального столика и взял в руки стоящую на нем почти пустую бутылочку виски.
– Восьмая попытка, – известил он и поднес горлышко бутылки ко рту.
– Васик! – позвала Даша.
– А?
– Может быть, ты прекратишь экспериментировать? – проговорила она, – вот уже два часа, как мы приехали в гостиницу, а ты все… Бутылку опорожнил, а не выпил ни глотка.
– Еще попробую, – прокашлявшись, сказал Васик и тоскливо посмотрел на бутылку у себя в руках, – ведь не может же быть так, чтобы…
Он не договорил. Страдальчески сморщившись, он поднес горлышко бутылку ко рту, выдохнул и, зажмурив глаза, вылил себе в глотку то, что оставалось в бутылке.
Опустив руки, он несколько минут стоял неподвижно, очевидно, прислушиваясь к тому, что происходит у него в желудке.
– Кажется, получилось, – прошептал он, – неужели…
В следующее мгновение лицо его перекосилось, Васик ухватился за живот и, согнувшись в три погибели, снова заковылял к туалету.
Мы с Дашей проводили его глазами.
– И правда подействовало заклинание китайского дедушки, – вздохнул, констатировала Даша под аккомпанемент рвущихся из туалета гортанных звуков.
Я кивнула.
Снова грохнула ведущая из туалета дверь. Васик, сдирая на ходу с себя рубашку, побрел к дивану и рухнул на него лицом вниз. Через минуту мы услышали приглушенные рыдания.
– Убью гада! – хрипло простонал Васик. – Весь Китай перерою, но этого старого козла достану! Сука косоглазая, всю жизнь мне изуродовал!..
– Ты бы, Васик, поспал, – посоветовала Даша.
– А идите вы все! – немедленно откликнулся Васик. – Кто ему бабки дал? Если бы он бабки не получил, он, наверное, снял бы с меня это проклятье… Сволочь.
Даша на это ничего не ответила, но по выражению ее лицу можно было заметить, что в содеянном она нисколько не раскаивается.
Васик внезапно утих. Он еще немного поворочался на диване и через несколько минут до нас донеслось его спокойное ровное дыхание.
– Спит, – шепотом сказала Даша и улыбнулась, – прямо как ребенок.
– Сама не знаю, – сказала я, – рада я или нет тому, что с Васиком случилось. С одной стороны – хорошо, что он больше не пьет, а с другой… Как бы Васик руки на себя не наложил от такой резкой перемены…
– Здравствуйте, Яков Семенович, – проговорил невидимый в темноте человек и рассмеялся, – проходи, Ящер, – добавил он, – присаживайся.
Парень с наголо обритой головой, в пластике которого заметно было что-то неуловимо напоминающее пластику ядовитых змей, прошел на середину темной комнаты и уселся на стул напротив широкого стола.
– Как продвигаются наши дела? – осведомился человек по ту сторону стола.
– Отлично, – почтительно склонив голову, отвечал Ящер, – наш дорогой Николай Николаевич с потрохами купился на мое предложение… То есть – ваше предложение. Разработанный мною… Разработанный вами план показался ему разумным и сулящим прибыль, которая…
– Так и должно было быть, – рассмеялся невидимый в темноте комнаты человек, – мой действительно составлен отлично. И знаешь, что я думаю? Он действительно помог бы Николаю Николаевичу неплохо заработать, если бы… Если бы я этого хотел.
На этот раз засмеялся и тот, кого Николай Николаевич называл Яковом Семеновичем, а странный человек в этой абсолютно неосвещенной комнате – Ящером.
– Как только будет переведена на мой счет в австрийском банке вторая часть оговоренной суммы, начнем действовать, – продолжал невидимый, – но ты должен сообщать мне о каждом своем шаге. Понятно?
– Понятно, – склонил в поклоне бритую наголо голову Ящер, – вы же меня знаете, Захар. Да, небольшая проблемка появилась.
– Какая это?
– Господин Николай Николаевич на нашей последней встрече извинялся передо мной, но предупредил, что в данный момент занимается наведением справок обо мне и моей фирме, – ответил Ящер, – видимо, тех рекомендательных писем, которые вы мне передали, оказалось мало. Оно и понятно – деньги-то очень большие на кон поставлены… Я боюсь как бы Николай Николаевич не разволновался бы, когда ему доложат, что никто никогда ни обо мне, ни о моей, так сказать, фирме и слыхом не слыхивал.
Невидимый рассмеялся.
– Ну, ты даешь, Ящер, – проговорил он, – неужели ты думаешь, я этого не предусмотрел? Выполнением подобного рода поручений у Николая Николаевича… наведение справок и сбор информации… занимается некий Ковалев. Вернее сказать, занимался… До вчерашнего времени. Понимаешь меня?
Теперь рассмеялся и Ящер.
– А чтобы у Николая Николаевича совсем не осталось никаких сомнений и подозрений, я поработал с одним из его хороших знакомых… Феденькой зовут. То есть – Федором Михайловичем. Это и мой хороший знакомый. Николай Николаевич ему доверяет почти так же, как он доверяет и Ковалеву… Вернее – доверял…
– Понятно, – благоговейно выдохнул Ящер, – теперь я знаю, что у нас все получится. Вы так все рассчитали и все-все предусмотрели.
– Еще вопросы есть?
– Никак нет!
– Иди. Свободен.
Когда Ящер выскользнул из комнаты, тот, кого он назвал Захаром достал из ящика своего стола зеркало и черную свечу. Зеркало он установил перед собой на столе, а свеча прямо перед зеркалом – и щелкнул никелированной дорогой зажигалкой.
Через несколько секунд на освещенной неровным светом поверхности зеркала всплыло изображение очень толстого человека в белом летнем костюме. Захар довольно долго всматривался в изображение, потом прошептал:
– Зачем я связался с тобой? Очень, очень опасно… Хорошо, что пока ты не знаешь, кто ты есть на самом деле и боишься меня. Но как только ты…
Договаривать Захар не стал. Движением пальца он потушил свечу и неподвижно замер в темноте.
– Самое главное, – пробормотал он, – удержать всю троицу в Китае, пока я не завершу своего дела. И тебе, толстый демон, это удастся… Должно удасться. Иначе…
Он снова не договорил. Потом в темноте страшным белым светом вспыхнули его глаза.
– На этот раз ты мне не сможешь помешать, – прохрипел он, – на этот раз, сука, я одержу вверх. А когда у меня будут деньги, тогда… Если мой толстый посланник сумеет тебя уничтожить, что ж… А если нет, то с помощью денег папика твоего дружка Васика и с помощью моих старых связей, я тебя в порошок сотру.
Он замолчал, и ничем не нарушаемая тишина надолго воцарилась в темной комнате.
Уже совсем стемнело, когда мы разошлись по своим номерам. Я была в душе, когда зазвонил телефон.
«С Васиком что-то случилось, – мелькнула у меня первая мысль, – скорее…»
Пулей вылетела я из ванной комнаты и остановилась посреди гостиной. Ага, вот и телефон – когда протрещал очередной звонок, в полутьме гостиной вспыхнули огоньки – засветились кнопочки на телефонном аппарате. Я сняла трубку, и иллюминация тотчас прекратилась.
– Алло, – сказала я в телефонную трубку.
– Мисс Калинофф? – спросили меня.
– Да, – ответила я, мысленно отметив, что впервые слышу свою фамилию, произнесенную на английский манер, – да, – сказала я, – то есть – йес. Мисс Калинова у аппарата.
– Сейчас с вами будут говорить, – объявили мне. На этот раз я заметила в речи говорящего со мной портье странный сюсюкающий акцент.
«Китаец, – подумала я, – английский, конечно, не родной его язык».
Портье, видимо ждал от меня подтверждения.
– Соединяйте, – спохватившись, проговорила я.
Немедленно раздался длинный гудок, а затем – громкое шипение телефонных динамиков.
«Странно все это, – внезапно подумала я, – кто это мне звонит? Я ведь всего несколько часов в городе. И раньше не была здесь никогда. Следовательно, знакомых у меня здесь не может быть. Васик или Даша? Тоже маловероятно. Васик спит мертвым сном, а Даша… да и Даша, наверное, уснула. И потом – им легче дойти до меня – наши номера совсем рядом, через стенку, можно сказать. Зачем по телефону-то связываться? Или это – междугородний звонок?»