Екатерина Соболь
Анима: Золотой стриж. Серебряный ястреб. Медная чайка
Глава 9
Тень
Оружие, которым пользовались на игре, было таким же, как у Ястребов, только ослабленным, так что предмет, вынутый Кадетом, Нил узнал сразу: Пляска Льда. Этот шипастый мячик легонько и безобидно колол, попадая по любой части тела, кроме ног ниже колена, – их он сразу отмораживал напрочь. Чтобы этого избежать, надо было быстро двигаться и много прыгать, и со стороны это выглядело как самый дурацкий танец на свете.
Нил знал, как действовать, но его это не спасло. Он даже двинуться не успел, а Кадет уже бросил Пляску вниз, и она впилась всеми шипами Нилу в голени. Сразу в обе, потому что Нил не успел отвести ноги друг от друга. Нил заторможенно подумал, что бросок у Ястребов поставлен куда лучше, чем у всех игроков. Чему уж тут удивляться. И беспомощно рухнул. Игровой мяч был серый, а этот – густо-черный, и холодом от него веяло таким, что дышать стало тяжело. Какая же мощная штука. Ноги не онемели, как на игре, они отнялись, словно их и не было.
Кадет беспрепятственно подошел к Магу, сгреб его за воротник и швырнул на землю. Просто бросил, показывая, кто главный, но Маг вскрикнул, как будто его ранили. Он не побледнел, наоборот, вспыхнул, словно даже его тело с непривычки не знало, как реагировать на страх. Люди вдалеке ахнули и сбились ближе. Нилу оставалось только смотреть и слушать. Ноги не двигались, и можно было, конечно, ползти, но Нил не обманывался: дернется – и Кадет ему добавит.
– Я считаю до трех, – с поддельной, насквозь лживой мягкостью сказал Кадет, нависая над Магом. – Раз.
– Ты ведь не будешь… – начал Нил, но поздно, уже было ясно: будет.
– Два.
Маг молчал, и, кажется, это было не храброе молчание «Я ничего не скажу», а недоуменное «Что происходит?». Нил безнадежно сжал кулаки.
– Три.
Кадет вытащил из Тени мелко копошащийся комок и разжал пальцы. Комок полетел вниз, туго и плавно расправил восемь тонких ножек, и Нил похолодел бы, если бы уже не чувствовал себя, как кусок льда.
Ястребы со своей страстью давать всему устрашающие названия называли эту дрянь Тиски Боли. Тиски цеплялись всеми конечностями за горло, по четыре с каждой стороны, и тогда ты чувствовал боль. Все просто и без затей, но самое веселое начиналось после. Тиски невозможно с себя содрать, пока не примешь свою боль и не перестанешь ее бояться. Кто-то говорил, что эту штуку и сами Ястребы используют, чтоб тренировать терпение. Нил не верил. Ястребы, может, и чокнутые, но не настолько же!
Когда эта штука в игре, надо быстро двигаться и поворачиваться спиной, защищать горло, чтобы не дать пауку уцепиться. Но Маг, конечно, лежал, подставив шею, застывший, перепуганный. Нил получил этой штукой когда-то, и это было одно из худших воспоминаний в его жизни. Конечно, Маг не справится, он просто остолбенеет от боли, а Кадет не поможет, пока тот ему все не расскажет.
Все это промелькнуло у Нила в голове за мгновение, пока он смотрел, как паук медленно пикирует вниз, готовясь приземлиться на подставленное горло. Кадет не торопился, хотел напугать жертву как следует, Нил тоже был в ужасе, а ужас – худший спутник для золотой магии, и он постарался сместить внимание, думать о Маге, а не об оружии. Давай, брат, держись. Ты наивный болван, но я не дам тебя в обиду.
Нил сосредоточился и бросил пригоршню золотой пыльцы. Он и сам не знал, что хочет получить, но, похоже, анима считывала даже бледные, едва заметные мысли. Например, глупую мысль о том, что было бы отлично поймать паука.
Золотистая пыль в воздухе собралась в растопыренную золотую пятерню. Эта рука долетела стремительно, как стрела, и ухватила паука за несколько сантиметров до беззащитной белой шеи. Черные коленчатые лапки и золотистые пальцы сплелись, и от их столкновения полыхнула ослепительная серебряная вспышка. Кадета отшвырнуло назад, Мага слегка протащило по земле, даже до Нила добрался отголосок этой воздушной волны – удар ветра в лицо, тяжелый, как пощечина. Нил зажмурился. Когда он смог открыть глаза, Кадет еще лежал, ошалело моргая. Били его, наверное, не так часто, как Нила, и он выглядел потрясенным. Маг плакал навзрыд, сжавшись на земле. Нил был уверен, что ему бросятся на помощь из деревни, – там же, наверное, его родители, – но люди не двигались с места, только жались друг к другу теснее.
Кадет резко сел, и Нил предостерегающе вытянул в его сторону растопыренную руку.
– Не смей. – Нил повысил голос. Хоть бы Кадет сейчас увидел в нем этот самый анимус. Врага надо бить его оружием. – Мне плевать на твои приказы от начальства, в гробу я их видал. Тронешь его, я тебе устрою золотую магию. Уверен, что хочешь связываться?
Встать Нил не мог, просто лежал на животе, вытянув вперед руку. Поза была не особо угрожающая, поэтому он оскалил зубы. Кадет слушал его так, как если бы с ним на человеческом языке заговорило полено.
Жаркая, непрошеная злость уже отступила, но он заставил себя смотреть Кадету прямо в глаза. Давай, гад, соображай. Не ссорься с единственным в этих землях, кто не считает тебя полным, беспросветным козлом. Убедившись, что Кадет понял, Нил повернулся к Магу, чтобы утешить, но тот пополз от него назад, перебирая локтями.
– Нет, – хриплым от слез голосом выдавил Маг. – Не подходи.
«Да что ж такое», – беспомощно подумал Нил. Маг смотрел на него так, будто завел себе милого щенка, а тот вдруг его укусил до крови.
– Ты его ударил. Наша магия для такого не предназначена. – Его трясло, губы кривились. – Мы должны принимать все, что с нами происходит.
– Ты рехнулся? – тихо спросил Нил, но он уже видел: нет, Маг и правда в это верит.
Кадет уже кое-как поднялся на ноги, но стоял смирно, и Нилу стало ясно почему. Кадету доставляло удовольствие смотреть, как до Нила доходит, с чего все эти прекраснодушные болваны проиграли, а Империя Ястребов процветает.
И Нил вдруг понял, что ему делать.
– Помоги мне встать, идиот, – отрезал он, глядя Магу прямо в глаза, надеясь, что тот сообразит: не надо спорить, нужно просто сделать.
– Ты не сможешь встать, – негромко сказал Кадет, задумчиво разглядывая его. – Шипы не растворятся еще полчаса.
– Подавись своим мнением, – буркнул Нил. В Селении еще и не таким выражениям научишься. – Я золотой маг, я смогу.
Так, хорошо. Давай, груби, нарывайся, отвлекай внимание. Кадет не нападет, ему интересно. Главное, чтобы Маг не подвел.
К счастью, Маг был слишком потрясен его тоном и, кое-как поднявшись, доплелся до него и попытался поднять на ноги. Конечно, ничего у него не вышло, но Нил, делая вид, что пытается встать, притянул к себе его голову и выдохнул, мазнув губами по пылающему уху, чтобы мелкий придурок уловил его слова на почти нулевой громкости.
– Исчезайте. Быстро. – Нил с картинным стоном упал обратно и во весь голос произнес: – Нет, не получается.
На игре Нил кое-что выучил очень четко: желание жить придает скорости и блеска даже самым неуклюжим тугодумам. Маг сделал короткое, аккуратное движение, будто набрасывал полотнище на что-то выше своего роста, и поселение начало растворяться в золотой дымке. Так же, как и он сам. Нил почувствовал на губах непрошеную, неуместную улыбку – люди, наверное, не улыбаются так, оставаясь со скованными ногами в компании Ястреба. Но в груди разливалось какое-то новое, заставшее его врасплох чувство, словно уровень анимы вырос, и золотое сияние погладило теплом изнутри, по сердцу, по внутренней стороне ребер.
Исчезновение продолжалось не больше секунды, и все же Маг, уже почти растаяв, успел на него посмотреть. В этом взгляде не было ни благодарности, ни понимания – только растерянность. Нил подмигнул ему.
А на то место, где только что стоял Маг, упала петля теневой веревки и уползла обратно пустой. Стянуться ей было не на чем, Маг исчез и даже бумагу прихватил. Деревни тоже не было. Нил с облегчением выдохнул и упал на спину. В следующую секунду он получил такой удар по виску, что зазвенело в ушах. Руки придавило к земле холодом и, кое-как повернув голову, Нил увидел – это не оружие, просто липкая ледяная тьма, похожая на густо-черную паутину. От такого количества Тени горло сжала тошнота. Кадет добавил, схватив его за волосы и приложив затылком о землю. Он нависал сверху, и его капюшон закрывал Нилу вид на прекрасное голубое небо. Нил собирался об этом сказать, но рот ему залепило холодом: Кадет втолкнул ему в глотку что-то, по ощущениям похожее на горький снег. Дышать стало тяжело, но отвращение было хуже: он как будто давился чистой Тенью, она стекала ему в горло, больно нажимала на язык.
Горло стискивало невыносимо, его бы вырвало, если бы эта дрянь не залепила ему рот, как клей. Ощущение было мерзкое, глаза слезились, Кадет расплывался, но Нил смотрел с вызовом, пытаясь взглядом сказать: «Поздно спохватился, дело сделано». И кажется, Кадет его понял – ярость в его глазах вдруг сменилась чем-то, похожим на недоумение.
– Ты сейчас умрешь, – внятно проговорил он и прижал ладонь к его лицу, зажимая и нос тоже. – Не думай, что мне не ясно, кто его надоумил сбежать.
Нил мотнул головой, пытаясь сбросить отвратительную холодную конечность в кожаной перчатке, но, конечно, ничего не вышло. Без воздуха было невыносимо, перед глазами плясали круги, и Нил успел вяло подумать, что помереть у себя дома, да еще и героически, – совсем не так плохо.
Кадет убрал руку, жадно глядя, как Нил судорожно втягивает носом воздух. Когда в глазах слегка прояснилось, Нил встретился с ним взглядом, очень надеясь, что Кадет прочтет все, что Нил о нем думает. Кадет прочел, и послание ему не понравилось.
– Ты боишься? – спросил он, передвигая ладонь на горло: не давил, просто обозначал, что мог бы. – Я могу убить тебя. Могу разорвать на куски. Почему ты не боишься?
Под конец у него даже вопросительной интонации не получилось – он выговаривал слова мерно, отрывисто. Нил и сам не понимал, почему не боится, это было как-то ненормально, но ощущение того, что он всех спас, глушило и боль, и страх. Умирать, правда, все равно не хотелось, поэтому он изо всех сил пытался вытолкнуть холодное, мерзкое нечто, залепившее рот. Скорее всего, ничего не получится, но он же годы провел, веря, что сломает Изгородь. Когда при рождении раздавали хорошие качества, ему досталось упрямство, благодаря которому он еще был жив и планировал дожить до завтра.
Кадет каким-то бессильным, усталым движением опустился на траву и еще некоторое время наблюдал за попытками Нила освободиться. Потом сделал вялое движение, будто собирал что-то невидимое в кулак, и Нил с хрипом вдохнул через рот. Сгусток Тени исчез.
– Он бы все тут же выложил, – процедил Кадет. – Долго держать в тисках не пришлось бы.
– А, ну тогда все нормально, – ядовито выдохнул Нил, почти не ощущая свой онемевший рот.
Кадет приподнял брови и вдруг хмыкнул: мягкий, глухой звук из-под маски.
– Вы не сопротивляетесь. Надавишь – сдаетесь. Бьешь по одной щеке – подставляете вторую.
– Я не подставлю.
– Вот и я о том же.
Нил поморгал, глядя в небо. Ему было как-то тяжело – не страх, просто противная беспомощность.
– Вы так и захватили другие места силы? Заставляли местных магов рассказать?
– В основном, – пожал плечами Кадет. – Я знаю это только теоретически, после Академии меня сразу отправили в Селение.
– Спасибо, мечтал услышать твою историю, – вяло огрызнулся Нил. Он готов был говорить о чем угодно, только бы не думать. – Может, лучше с самого начала? Вылупился из яйца в родном гнезде и все такое.
– Мы не вылупляемся из яйца, – ответил Кадет.
Голос у него посреди фразы как-то сломался, будто ему тяжело про это говорить. Нил удивленно поднял брови. Еще совсем недавно ему казалось, что чувств у Ястребов ровно четыре: равнодушие, сдержанное недовольство, злость, удовлетворение от выполненной работы. Но чем дальше Кадет отходил от Господина Черепа и компании, тем больше оказывалось вариантов.
– Ладно, – примирительно сказал Нил. Горло нещадно саднило, и он сглотнул со слюной остатки горечи. – И что теперь?
Кадет посмотрел на него тяжелым взглядом:
– Он забрал бумагу.
– А может, мне не нужна бумага.
Прозвучало не очень-то убедительно, но Кадет, как ни странно, задумался.
– Возможно.
– Короче, либо освободи меня, либо я сделаю это сам. Не волнуйся, я найду способ, просто выйдет чуть дольше. – Нил кивнул на шевелящуюся черную полосу на своем запястье. – Убирай эту штуку.
Вел он себя гораздо наглее, чем чувствовал, но сил ему придавало одно: нельзя отпускать Кадета одного. Нельзя глаз с него спускать. Привел Ястреба – следи.
Кадет мелко перебрал пальцами воздух, и черное на запястьях Нила растворилось, а вслед за ним и шипастый шарик, сколовший его ноги. Нил на пробу пошевелился и встал. Он чувствовал себя встрепанным и побитым, но в целом на удивление спокойным. Живым.
– Я потерял над собой контроль. Гнев – это недопустимо. Убивать тебя бессмысленно, – произнес Кадет и резко одернул форму. Видимо, это было что-то вроде ястребиного «Прости, что сорвался». – Это ошибка, которую я отмечу.
Нил слишком устал, чтобы спрашивать, где и зачем он собрался что-то отмечать. Он побрел в ту сторону, где недавно была деревня, и остановился, сообразив, что уже очень давно не видел монструма.
Тот нашелся под ближайшим деревом: предсказуемо изображал плоскую тень, по которой кое-как можно было угадать очертания лежащей собаки. Нил слабо усмехнулся. Если анимус – это храбрость и стойкость, этот клочок Тени был, похоже, худшим представителем своего вида.
– Пошли, не бойся, – скомандовал он.
Монструм пошевелился и нехотя встал на ноги, оставшись таким же плоским. Кадету и дела до этого не было – он размашисто шагал прочь. Нил заспешил следом, жестом подзывая собаку. Тень раздалась вширь, как будто мгновенно отрастила бока, и поплелась за ним, опустив морду до земли. Монструм хандрил – это было невооруженным глазом видно.
– Ничего, – сказал Нил. – Все будет в порядке.
Пес тяжело вздохнул.
Глава 10
Против законов чести
Они бродили среди холмов часа два, пока не стало ясно: скрываться Маг умел отлично. Ни признака жилья, ни единого следа на земле, ничего, что хоть как-то напоминало бы о людях. Трава на холмах сухо шумела под ветром, в ней шуршали мыши и насекомые, бледно-голубое небо иногда прочерчивали птицы, и на этом – все. Ужа, переползавшего им дорогу, Кадет проводил таким взглядом, будто очень жалел, что нельзя его допросить.
Чем дальше они уходили от озера, тем больше становилось вокруг деревьев: и белоствольные с висящими до земли ветками, и сосны, и колючий кустарник. Кадет позволял Нилу выбирать дорогу – видимо, надеялся, что тот приведет его куда надо. Нил шел наугад, разрываясь между желанием найти хоть какую-то подсказку и не найти ничего. Он понятия не имел, что ему делать, но одна хорошая новость все же была: пока Кадет рядом, можно быть уверенным, что он не творит никакого непотребства где-то еще. Бросая взгляды через плечо, он несколько раз замечал: Кадет сосредоточенно шевелит пальцами, катает в руке что-то темное. Когда Нил увидел это в первый раз, от страха у него клацнули зубы, но заклинание Кадет готовил не для него. Видимо, просто искал потерянное какими-то своими, ястребиными способами. Не нашел: это было ясно по его мрачному, нахмуренному лицу.
Никакого плана не было, так что Нил брел, пока силы были. В конце концов он понял, что больше не может: устал, проголодался, в горле страшно пересохло. Он жалел, что не попил воды из озера, прежде чем оставить его далеко позади. Монструм брел за ними с побитым видом, и, будь он настоящей собакой, Нил потрепал бы его по холке или взял на руки, но как развеселить то, что вообще не должно быть веселым?
В конце концов Нил уселся под деревом и заявил, что пора отдохнуть.
– Я устал. Только не говори «усталость не имеет значения», – перебил он, почувствовав, что Кадет хочет возразить.
Тот насупился: видимо, именно это он и собирался сказать. Нил хмыкнул. Иногда он так хорошо предугадывал реплики Кадета, что мог бы говорить за обоих. Нил блаженно прислонился ноющей спиной к теплому древесному стволу. Земля под ним была такой сухой и мягкой, что от усталости ему казалось, будто она пружинит, убаюкивая его. Кадет рухнул под соседнее дерево и украдкой вытер мокрый лоб: он тоже устал, но, конечно, ни за что бы в этом не признался.
– Немного посидим и дальше будем искать, – сказал Нил.
– Да, – отрывисто произнес Кадет, разглядывая ближайшие деревья так, будто они были чем-то удивительно интересным.
Нил прикрыл глаза. Ствол дерева под затылком был таким приятным на ощупь, таким теплым и шершавым, таким… Он заснул прежде, чем успел приказать себе ни в коем случае этого не делать.
Когда он открыл глаза, Кадета рядом не было.
Нил струсил так, что перехватило горло. Времени прошло много: солнце уже клонилось к закату, отсветы на стволах деревьев были красными. Монструма, конечно, тоже след простыл. Что, если Кадет нашел Мага и остальных? Что, если все уже закончилось? Нил почувствовал, как сердце с размаху ухнуло в живот. Болван, как он мог заснуть! Он вскочил и суетливо огляделся. Пахло нагретыми соснами, смолой, теплым летним вечером – и ни звука. Звать было глупо. Кадет сбежал, и можно было не ждать, что он выйдет и скажет: «А, привет, я тут просто решил прогуляться». Нил застонал, обхватив голову, и тут его озарило. Кадета звать глупо, но что, если позвать…
Он вытянул руку перед собой, передав ей немного анимы. Пальцы бледно, мягко заблестели.
– Эй, малыш, – тихо позвал Нил. – Малыш, ты успешный пес, славный пес. Давай поиграем! Вот, смотри. Ты же любишь играть?
Второй рукой он поднял с земли палку – сухая, шершавая древесина, нагретая солнцем, одуряюще приятная на ощупь, – и отбросил ее от себя. И сам же принес обратно. Что бы Кадет ни говорил, Нил видел: монструму нравилось играть, ведь все живые существа, наверное, хотя бы изредка хотят быть счастливыми. Кадет сказал бы, что это глупость, а Маг бы понял.
– Малыш, смотри, как весело. Давай.
Он бросил палку дальше и снова пошел за ней. Веселого голоса не получалось – Нил чувствовал себя голодным и несчастным, одиноким посреди бесконечного леса, а если тебе так паршиво и одиноко там, куда ты мечтал попасть, то где вообще можно стать счастливым?
Нил бросал и бросал, и ему все казалось, что он различает шорох далеко в лесу, но никто так и не появился. В конце концов он зашвырнул палку подальше – у земли свет уже иссяк, и ясно было, что так далеко ее уже не найти. Палка с сухим шелестом упала в высокую траву, а пару секунд спустя оттуда вылетел монструм, держа ее во рту. Палка была длиной с него самого и еле помещалась во рту, но монструму это, кажется, не мешало, – он мчался к Нилу со всех своих коротеньких ножек. Нил сел на колени, раскинув руки, и пес прыжком бросился ему на грудь, чуть не выбив палкой зубы, когда ткнулся мордой в подбородок.
В Селении Нилу казалось, что от монструма веет жутким, смертельным холодом, а сейчас теневой зверь был просто прохладным, и обнимать его было все равно что обнимать снежную фигуру, – когда-то он с другими детьми лепил такую в саду. Монструм поскуливал, хвост неистово мотался из стороны в сторону, и Нил обеими руками прижал его к себе, чувствуя, как монструм удобно растекается, будто пытается повторить форму его грудной клетки.
– Привет, малыш. Эй, хороший пес, хороший. – Возражений не последовало. – Отведи меня к хозяину. Где он? Ищи!
Нил опустил его на землю. У их соседей в детстве были две собаки, охранявшие скот от волков, и как же он их любил. А сейчас от одиночества готов обнимать сгусток анимуса в виде собаки. Нил фыркнул, а пес потрусил в лес. Палку он изо рта так и не выпустил, и она торчала в обе стороны, как гигантские усы.
Кадет нашелся на высоком холме под раскидистым деревом, в добром получасе ходьбы от того места, где монструм отыскал Нила. Нил подошел и сел рядом. Кадет глянул на него и на монструма так, будто только сейчас вспомнил об их существовании.
– Я бы тебя нашел в любой момент, – отрывисто проговорил Кадет, будто вспомнил, что надо выглядеть устрашающе, а не побито. – Ты бы не сбежал.
Нилу захотелось пошутить, что-нибудь глупо и неуместно брякнуть, но тут он кое-что заметил. Кадет сидел сгорбившись и засунув кулаки под мышки, и в одном из этих кулаков был зажат нож. Лезвие было измазано чем-то темным, подозрительно напоминающим кровь. У Нила к горлу подкатил ком.
– Ты их все-таки нашел? – выдохнул он.
– Нет. Я превратился в птицу и облетел все ваши земли, – глухо ответил Кадет. – Ни единого человека, ни одной постройки. Леса, холмы и болота. А местом силы может быть что угодно. Любая кочка. Любое дерево. – Голос у него был тусклый. – Я провалил свою миссию. Упустил местных жителей и подсказку. Поддался гневу.
Кадет резко дернул вверх свой левый рукав и полоснул по руке ножом. Нил застыл, потрясенно открыв рот, и не успел его остановить.
Ничего странного в этой руке не было – обычная, на вид человеческая. Вот только вся кожа от запястья до сгиба локтя была покрыта рядами шрамов, аккуратных, как зарубки на дереве. Одни были совсем старые, другие – воспаленные, свежие. Из двух, особенно глубоких, сочилась кровь, каплями сползая по руке. Первый надрез Кадет, очевидно, сделал еще до прихода Нила, – вот чья кровь была на ноже.
Самым странным было то, что Кадет не морщился от боли, не бросался зажимать новую рану, а с застывшим, сосредоточенным лицом следил, как течет кровь, и, похоже, собирался сидеть так еще долго. Нил пошарил в полутьме, прополз вокруг дерева на коленях и отыскал распластавшиеся по земле листки подорожника. В детстве они всегда так делали: порезался – ищи подорожник, он везде растет. Нил оторвал листок, плюнул на него и пришлепнул к разрезанной коже.
– Ты… Как ты смеешь? – ошарашенно спросил Кадет, с трудом отрывая взгляд от пореза.
– Это чтобы подорожник лучше держался, – пролепетал Нил, сообразив, что, наверное, плевать на Ястреба не стоило.
– Зачем он мне нужен? – прошипел Кадет и оторвал лист.
– Чтобы зажило быстрее, – растерялся Нил. – Сейчас полегчает. Хочешь, еще один принесу?
Он, конечно, знал, что Ястребы всегда выполняют поставленную задачу, но он даже представить не мог, как они сходят с ума, если не выполнят. Кадет смотрел на него, тяжело дыша, потом снова уставился на свою изуродованную руку застывшим, фанатичным взглядом. Небо постепенно наливалось алым – Нил в жизни не видел такого поразительно яркого заката.
– Подумаешь, упустил, – сказал он, испытывая мучительную потребность утешить того, кому грустно. – Все иногда ошибаются, и…
– Не мы, идиот! – Кадет сунул Нилу под нос свою изрезанную руку. – Я достаточно ошибался, разве не видно? По шраму за каждый промах, непослушание или невыполненный приказ. Начальство всегда может проверить, насколько ты хороший Ястреб, попросив предъявить руки.
– А если не резать, можно ошибаться сколько хочешь, и все будут думать, что ты самый лучший Ястреб, – нашел выход Нил.
Кадет взглянул на него, как на сумасшедшего.
– Это против законов чести.
– То есть честь не запрещает вам захватывать чужие земли, но если не захватил, порежь себе руку? – Кадет так торжественно кивнул, что Нил рассмеялся. – По-моему, это ерунда.
Кадет прижал ладони к ушам, будто пытался заглушить собственные мысли. Опомнившись, он с трудом опустил руки, после чего вернулся к созерцанию шрамов. Здесь, на холме, было еще совсем светло. Закат разгорался все ярче, алое солнце заливало землю прощальными лучами такой силы, как будто светило в последний раз. Монструм задремал у Нила под боком, положив лапу на лежащую рядом палку, – невесть какое сокровище, но она ему, похоже, нравилась.
– Зачем ты это делаешь? – спросил Нил, глядя на изрезанную руку.
– Потому что ошибка нарушает совершенство нашей природы, – без выражения проговорил Кадет. – Поэтому разрешается сделать надрез. Чтобы ты мог смотреть на него, размышлять о своей ошибке и никогда ее не повторять.
– Кошмар. Не ошибаться невозможно, ты в курсе?
– Говорят, у Магуса нет ни единого шрама. – Голос у Кадета благоговейно дрогнул.
– Сочувствую, – отозвался Нил. – Звучит очень жутко.
Кровь из предплечья продолжала сочиться, неаккуратно размазываясь по коже. Нил сорвал еще несколько листов подорожника и сосредоточенно облепил ими порезы, – плевать в этот раз не стал, просто прижал ладонью.
– Вот, так лучше, да? – Нил ободряюще улыбнулся. Он не мог просто смотреть на чужие страдания и ничего не делать. – Мы как-нибудь выкрутимся, только не режь ничего больше.
Кадет поморщился, и у него вдруг стало такое лицо, будто он сейчас что-то скажет, что-то очень важное. А потом он успокоился – кажется, его захлестнуло то чувство, которое было Нилу верным другом уже много лет: когда ниже падать уже некуда, становится совершенно не о чем беспокоиться. Они помолчали, глядя на то, каким пронзительным светом закат освещает каждый цветок в траве, каждую ветку. Потом Кадет вдруг распрямился, будто его кольнула какая-то новая мысль. Нил вопросительно посмотрел на него, и Кадет свирепо, торжественно сказал:
– Я предлагаю тебе сделку. – Кадет смотрел куда-то поверх его плеча, на горизонт. – Ты не ищешь место силы, не отдаешь ему магию. Я оставляю тебя в покое и возвращаюсь в Селение, ты принимаешь предложение того сопляка и остаешься веселиться с ним. Просто пообещай не искать – вы же никогда не нарушаете обещаний.
Нил удивленно глянул на него. Он и не думал, что Кадет прислушивался к его разговору с Магом, но Кадет, похоже, не упускал ничего. А потом удивился в два раза сильнее, потому что до него дошло: Кадет предлагал отступить. Сдаться. Это было так на него не похоже, что Нил даже ответ придумать не смог, так и замер, глупо моргая.
– Тогда купол скоро рухнет. Я не знаю, сколько он еще протянет.
– Для нас не принципиально достигнуть своей цели прямо сейчас, терпение – добродетель. Я выяснил, что эти земли скоро падут сами, и с этой новостью вернусь. Мне не повысят магический ранг, но и не накажут.
– А потом? – выдавил Нил. – Когда здешняя магия иссякнет?
Вся эта идея вызывала у него смутное, неприятное беспокойство, и оно стало только сильнее, когда Кадет отвел взгляд и нахохлился, словно корил себя за то, что сказанул лишнего.
– Потом мы вас захватим, как вы выражаетесь.
– И убьете их всех?
– Зачем? – удивился Кадет. – Мы не убиваем без нужды. Разошлем всех по игровым Селениям, которые, как ваше, производят магические предметы, наполненные Тенью.
Нил заледенел.
– Как… Как наше? Значит, оно не одно?
Кадет воззрился на него, как на идиота.
– Конечно нет. Их десятки. Мы делим освобожденных на тех, кто отправляется в Селения увеличивать запасы Тени, и тех, кто остается на своей земле и производит пищу. Все трудятся на благо Империи.
Нил попытался сглотнуть и не смог.
– Если Селений много, значит, каждый год десятки людей освобождаются, – выдавил он. – Куда они потом идут? Выращивать еду на полумертвой земле?
– Кто освобождается? – не понял Кадет.
– Победители в игре. Тот, кто победил, выходит. – Он замер и все-таки сглотнул. До него дошло. Вечер откровений, да что ж такое. – Те бородатые люди в лесу. Они сказали, что никогда не видели, чтобы кто-то выходил из Селения. Что вы с ними делаете? С победителями? – У него задрожал голос. – Вы их убиваете?
– Нет, – возмутился Кадет. – Это пустая трата ресурсов. Победитель – тот, в ком много анимуса. Тени, по-вашему. Он ради своей цели победил всех, готов на все, знаком с теневым оружием и умеет им пользоваться. Они становятся солдатами Империи. Помогают нам захватывать новые земли.
Нила прошиб холодный пот. Хуже всего было то, что звучало все это очень логично. Победители всегда самые злые, вообще потерявшие аниму. Как он мог быть таким идиотом, чтобы верить, будто Ястребы выпускают хоть кого-то на свободу?
– А если они не соглашаются? – спросил он очень тихо, чтобы не заорать во весь голос.
– Показываем им, что в их землях больше ничего нет. Говорим, что племя их больше не примет. Что они уже не такие, как их земляки. И отправляем в центр. – Кадет вдруг качнулся к Нилу, будто хотел, чтобы он действительно понял. – К тому времени, как они побеждают, им на самом деле больше не хочется домой, в свои жалкие лачуги. Им хочется побеждать снова. И это делает их почти такими, как мы.
Нил вцепился обеими руками себе в волосы, жалея, что они такие короткие, не ухватишься как следует.
– Из них получаются вполне неплохие солдаты, – пожал плечами Кадет, как будто это с чего-то должно было его утешить.
Ястребов не победить. Они хитрые, умные, они все просчитывают. Мир принадлежит Тени – остался только Маг, прекрасный маленький придурок, со своими тихими улыбчивыми собратьями, и он сам – болван, который не знает, что делать. Нил сжал зубы, пытаясь не заплакать. Он знал, что надо идти дальше, и знал, что это бесполезно. Краем глаза он видел, что Кадет смотрит на него своим холодным, пристальным, изучающим взглядом, и не хотел к нему поворачиваться – наверняка тот презирает мягкого, слабого человечка, который расклеился у него на глазах. Но взгляд все сверлил его, даже на грусти не получалось сосредоточиться, и Нил повернулся. Презрения не было, наоборот, – Кадет изучал его с интересом.
– Что? – огрызнулся Нил, стараясь не трястись.
В глазах Кадета мелькнуло довольное выражение.
– Ты увидел несовершенство мира. Это достижение для одного из низших существ с размягченными мозгами, в которых превращает людей ваша анима. Видел того сопляка? Типичный золотой маг. – Он передразнил: – «Ах, все люди – друзья, всех плохих можно исправить, это так чудесно! Не надо бороться, все и так будет хорошо, нужно просто надеяться!» Тьфу. – Кадет скривился. Нил смотрел на него во все глаза. – Ты не такой, как они. Ты не боишься.
Теневые твари умеют играть. Ястребы умеют передразнивать. Какие еще открытия сулит этот день?
– Он тоже не боялся, – выдавил Нил.
– Когда ты не знаешь, что волки могут укусить, смотреть им в глаза – не храбрость, просто неопытность. Храбрость – смотреть, когда волки кусали тебя много раз. – Кадет проговорил это как-то горько, будто его тоже кто-то на его веку хорошенько покусал. – Соглашайся. Второй раз предлагать не буду.
Нил выдавил смешок. Он второго раза и не ждал.
– Подавись своим предложением. Я найду место силы. И знаешь, что будет потом? Это место навсегда останется неприкосновенным. Вы никогда больше его не найдете. А тебя я вышвырну. – Он вдруг понял, что говорит почти ласково, его дрожь пробрала от собственного голоса. – Ладно, я понял, всех мы не спасем. Зато сами выживем. – Он встал на ноги и улыбнулся торжествующе, широко. – Я его найду.
