Екатерина Соболь
Танамор. Опасное наследство
Глава 4
Грешникам покоя нет
Крик был страшным – у меня кровь заледенела в жилах (точнее, заледенел мерзкий раствор Бена, но это звучит не так поэтично). Он донесся из узкого проулка, и за ним последовали другие звуки: возня, рычание, снова крик, потом кто-то бросился прочь по улице, не заметив меня. Но переулок не опустел – оттуда доносилось шипение, ругань и яростный шепот.
Потасовка грязных бедняков не имела ко мне отношения, и я уже ускорил шаг, чтобы пройти мимо, но звуки продолжались, жалобные и злые. В подворотню идти было страшно до смерти («Граф Гленгалл, главный остроумец Британии, безвременно покинул нас дважды»), но я все равно пошел. Если меня там прикончат, это значительно облегчит мне задачу.
В переулке, прислонившись к стене, сидел человек и прижимал к боку ладонь. Увидев меня, он поднял голову и сбивчиво зачастил:
– Эй, сюда, эй, вы!
Похоже, это была женщина – одежда была длинной, на голове с трудом держалась шляпка. Вид у женщины был такой непрезентабельный, что мне стало противно. Неделю назад я ни за что не подошел бы ближе, презрительно фыркнул и мимо прошел, но с тех пор успел пережить такое, что никому еще, кажется, пережить не удавалось, и сейчас медлил. Женщина тем временем завалилась на бок, продолжая издавать жалостные звуки. Я подошел ближе.
Левый бок ее пальто был темным и мокрым – видимо, ее ударили ножом. Женщина прижимала к ране руки, но кровь толчками била между пальцев и все сильнее пропитывала ткань. «Кровь – это удивительная жидкость, настоящее чудо», – сказал Бен, и в своем плачевном положении я оценил это чудо, как никогда. Неприятно было смотреть, как удивительная жидкость покидает чье-то тело, так что я кое-как опустился рядом, заторможенно положил свои руки поверх рук женщины и нажал. Мои слабые, мертвые пальцы не особенно помогли, но я не знал, что еще делать. Было тихо, только ветер катал мусор по мостовой.
– Не хочу, нет уж, я не помру, ясно? Не помру! – простонала женщина с ужасным ирландским акцентом.
Голос был какой-то знакомый. Я глянул ей в лицо – и дернулся от неожиданности. Либо у всех ирландок одинаковые голос и внешность, либо это садовница леди Бланш. Что ей делать так далеко от нашего квартала? Может, она не работала там постоянно, ее наняли просто выкопать канавки в земле? Все эти суматошные мысли бились у меня в голове, пока я ошалело зажимал рану и слушал, как она ругается и стонет. Она, конечно, была не моего круга, но у нее было то, чего мне сейчас так не хватало, – жизнь. Губы и брови кривились, глаза мокро блестели, пальцы, которые я накрывал своей ладонью, цеплялись за пропитанное кровью пальто.
– Тзнаешь какого-нибдь врача? – просипел я, озираясь. От пребывания в холодной воде голос у меня сел окончательно. – Вствай. Пшли.
– Не знаю я никаких докторишек! – взвыла она. Я попытался ее поднять и тут же сел обратно: я и себя-то с трудом поднимал. – Хочу к своим, они мне помогут, ай, как же больно!
У нее хотя бы есть свои, к которым можно пойти, – большое достижение по сравнению со мной. Шатаясь, мы кое-как встали. Я понадеялся, что она знает, куда идти, и просто брел, обхватив ее за пояс так, чтобы зажимать рану. Чувствовать близость живого тела оказалось приятно. Пользы от меня было немного, но она, кажется, этого не замечала и упорно ползла вперед, держась одной рукой за стену, а второй вцепившись мне в плечо.
– Мне надо к нему, надо предупредить, что кто-то нас предал, – лихорадочно бормотала она себе под нос. – Анна у нас швея, она и меня заштопает, надо только…
Она захрипела и остановилась. Ее губы продолжали шевелиться, но я не мог разобрать ни слова.
– Эт длеко? – прокряхтел я, клонясь под ее тяжестью. – Эй!
– Мне нужно домой, – внятно пробормотала она, цепляясь ногтями за стену.
«Мы туда и идем! Я бы отвел тебя к врачу, но не знаю ни одного. Так что держись, шагай и не вздумай умереть – смертей с меня хватит», – подумал я. Сил на то, чтобы высказать это вслух, у меня не было, я весь сосредоточился на попытке оторвать ее от стены. Меня посетило удивительное чувство – как будто моя ущербная посмертная жизнь обрела смысл хотя бы на ближайшие минут пятнадцать. Я смог протащить ирландку еще несколько шагов, потом она остановилась намертво, как упрямый осел, и всем телом прислонилась к стене.
– Нет, кажется, все. Какая же я дура, – еле слышно пролепетала она, глянув на меня. – Напиши моим родителям, приятель, напиши, что это ради них было. – Она всхлипнула. – А, нет, не пиши, они же читать не умеют!
Она мокро зашмыгала носом и хотела сказать что-то еще, но тут колени у нее подогнулись, и она рухнула на мостовую – тяжело, без предупреждения, так что я тоже потерял равновесие и растянулся рядом, выплюнув немного раствора.
– Вствай, – прорычал я, разозленный тем, что впустую потратил на нее столько усилий: опять придется поднимать.
Ее голова завалилась набок, пальцы еще раз проскребли по пальто, потом расслабились.
– Эй, – перепуганно захрипел я, но она не ответила. – Нет, нт!
Глаза, широко раскрытые, бессмысленно смотрели на меня. Вот только что ирландка была жива, а теперь ее нет. Простота этого перехода напугала меня так, что я отполз в сторону. Помочь ей было уже нечем, оставалось только ползти дальше по своим делам – словно они у меня были! Но я продолжал сидеть.
И тут на меня снизошла восхитительная, потрясающая идея. Я спасен. Судьба не зря послала мне эту встречу. Я спасен!
Бен сказал: «Если бы мне хоть раз досталось тело сразу после смерти, думаю, у меня могло бы получиться». Ирландка только что умерла. Если я сумею дотащить ее до Бена, может, ему удастся оживить ее по-настоящему? А когда он поймет, как это делается, то и меня сможет вернуть!
Эта мысль придала мне таких сил, что я смог встать. Мои ладони были в крови, и пару минут я провел, оттирая руки краем мокрого шейного платка. Собственно говоря, я весь был мокрый после сплава по реке, но почти не замечал этого. Холоднее, чем раньше, мне уж точно не стало – ну, хоть какая-то приятная новость.
Еще недавно я твердо решил не видеть Бена больше никогда в жизни (и тем более после смерти), но теперь пришлось переменить планы. Правда, чтобы добраться до него, надо было решить два вопроса. Во-первых, где я? Во-вторых, как дотащить тело, если я сам еле иду? Можно было сходить за Беном, но я боялся, что не найду этот закоулок снова.
Ответ на первый вопрос нашелся довольно быстро: плыл я вниз по реке, значит, нужно идти вверх по течению, не теряя реку из виду, – она проглядывала между домами. Со второй проблемой оказалось сложнее: я подхватил тело под мышки, охнул и тут же выпустил. Какая тяжесть! От натуги в костях что-то пугающе хрустнуло. Нет уж, надо придумать способ получше.
Прощаясь со мной, директор пансиона выразил надежду, что школьные знания мне пригодятся, но бедняга вряд ли догадался бы, для чего именно. В частности, чем могут помочь слова старины Архимеда о том, что с помощью точки опоры он перевернет мир.
Ирландка была одета в старое мужское пальто. Я стащил его с нее и расстелил на земле. Перекатил на него тело, взялся за угол ткани и потащил. Пальцы не сгибались как следует, ткань выскальзывала, продвигался я со скоростью улитки, – но бедняки даже не представляют, какую силу воли способны развить у знати годы жизни в холодных враждебных пансионах. Ради того, чтобы ожить и вернуться к нормальному существованию, я готов был на все.
Дома вокруг стали почище, и я уже обрадовался, что скоро моим мучениям придет конец, но тут произошло то, чего я опасался с самого начала. Послышался стук копыт, и на улицу, по которой я волок ирландку, вырулил экипаж. Видимо, подвозил какого-то ночного гуляку домой, а может, колесил по городу в поисках случайных пассажиров.
Я предпочел бы избежать лишнего внимания, но возница, похоже, не прочь был подработать – поравнявшись с нами, он остановил лошадей и учтиво снял шляпу.
– Я могу помочь, сэр? Эк вашу даму развезло – видать, веселый у вас был вечер!
Тусклый свет луны, оказал мне большую услугу.
– Перебрла с пуншем, – важно кивнул я, собрав все силы, чтобы говорить внятно.
«Доставьте нас в поместье графа Гленгалла. Граф – это я. У меня нет с собой денег, но, даю слово, я щедро оплачу ваши труды, когда доедем», – собирался сказать я, но на предыдущую фразу ушло столько сил, что пришлось ограничиться кратким:
– Синг-стрит, пть. Пят. Пять!
Возница с готовностью спрыгнул с козел, чтобы помочь мне водрузить ирландку в экипаж, – и тут все испортили лошади. Они были в шорах и видеть нас не могли, но животное чутье, видимо, подсказало им, что представляют из себя будущие пассажиры. Лошади захрапели, взбрыкнули и понесли. Возница едва успел запрыгнуть на козлы, почем свет костеря своих лошадок. Те останавливаться не желали, несмотря на кнут. Это что же мне теперь, на экипаже больше не проехаться? Ладно, зато я выяснил, что издали выгляжу не так уж плохо, меня даже готовы были подвезти. Я вздохнул, крепче схватился за угол пальто и заковылял дальше.
К тому моменту, как впереди показалась ограда поместья, я уже выбился из сил и, кажется, погнул все кости. Ворота были по-прежнему распахнуты. Я беспрепятственно вошел и потянул пальто через луг к сараю, скрытому в липовой роще.
– Бен, открвай! – застонал я, наконец-то бросив свою ношу на землю.
Ответа не последовало. Я испугался, что Бен куда-то ушел, и заколотил в дверь ладонями – сжать руки в кулак не получалось. Внутри наконец что-то брякнуло, и дверь распахнулась, явив моему взору зевающего помятого Бена. Кажется, он и правда спал в последние дни очень мало, вид у него был – краше в гроб кладут. Хотя нет, все-таки не краше, в этом я на себе убедился.
– Чего тебе? – пробормотал он. – Как-то ты перекосился и… Ты что, ванну в одежде принимал?
Тут он увидел тело, лежащее рядом со мной, охнул и бросился к нему, но я заступил ему дорогу.
– Она умр… умерла плчаса назад, не бльше. Ожвишь ее по-настоящему, а потом – мня. Ясн?
– Наука не может давать таких точных обещаний. – Бен потрясенно глянул на ирландку. – Но не будем терять времени.
Он подхватил тело на руки и понес в сарай. Я зашел следом, содрогнувшись от знакомой жуткой обстановки, и опустился на какой-то перевернутый ящик. Бен положил тело на стол и зажег свою невыносимо яркую лампу – значит, как-то ухитрился ее починить. Я закрыл глаза.
– Признаться, я потрясен, – сказал Бен, продолжая греметь чем-то железным. – Убить какую-то несчастную ради надежды ожить самому! Ты такой эгоист!
– Что? – Я распахнул глаза и тут же закрыл их обратно, чтобы не смотреть на стол, где Бен зажимал скобы на руках и ногах ирландки. – Я?! Эт не я! Нт!
– Ну способен же ты лишить брата законного наследства, чтобы прибрать титул и денежки к рукам.
– Эт не одно и то же! Мне попрсили!
– О, попросил наш управляющий? Пройдоха, который решил, что удобно будет продолжать обирать наше поместье, если передать его тебе?
– Ты пдж-жег дом.
– Не специально! Случилось замыкание, искры попали на ковер, а я спал, и… – Он длинно выдохнул. – Ладно, я не злопамятный. Ты серьезно не убивал ее?
– Клнусь.
– Ну, предположим, – недоверчиво протянул Бен и вдруг посмотрел на меня вполне добродушно. – Надеюсь, ты в кои-то веки не прикидываешься. Ладно, помоги мне, чего сидишь?
– Ни за что.
– Ты хочешь, чтобы она ожила, или нет? Лишние руки мне пригодятся. – Он хохотнул. – Даже такие кривые, как у тебя. Ну же, вставай. Принеси хоть немного пользы.
– Мня стошнит.
– В тебе нет ничего, кроме раствора. Я это переживу.
– Ты мрзкий, – простонал я, но все же встал. Чем быстрее пойдет дело, тем быстрее он и меня оживит. – Чго делать?
Под белесым светом лампы ирландка выглядела тихо и мирно. Гримаса отчаяния, которая была у нее на лице перед смертью, разгладилась. Она казалась почти красивой: юное, спокойное лицо.
– Надави на плечи как можно сильнее. Держи ее на месте, – скомандовал Бен и показал на пугающую трубку, из которой пучком торчали железные ниточки. – С помощью вот этого электрода я запускаю сердце. Обычно это финальная стадия работы: прикладываешь к груди и пускаешь разряд электричества. Каким-то образом работает! Думаю, я значительно опередил свое время. – Он любовно погладил жуткую машину. – Только умоляю, держи руки подальше от провода. Ты еще мокрый, а вода отлично проводит электричество и может тебя прикончить.
Совсем за дурака он меня считает. Только что говорил, что электричество возвращает жизнь, а теперь, видите ли, может убить! Ерунда какая-то. Но руки я все же передвинул подальше.
Бен бесцеремонно расстегнул на ирландке рубашку. Я охнул, а он уже начал раскручивать ручку непонятного аппарата, к которому шел провод. Бен крутил все быстрее, и наконец внутри аппарата что-то затрещало. Бен быстро схватил провод и приложил к голой полоске кожи на груди ирландки.
Вот тут я понял, зачем он сказал мне держать крепко. Тело дернулось, я отпрянул, вскрикнул и тут же сорвал себе голос, а тело упало на стол, такое же неподвижное, как было.
– Я же сказал, держи! – взвыл Бен. – Что ты за ассистент?!
– Я тбе не ассистент! Она зшвлилась!
– Потому что я ударил ее током! – крикнул он и тут же успокоился. – Ладно, Джонни, нельзя требовать многого от человека с таким мозгом, как у тебя. Просто держи и не выпускай.
– Ты сам скзал, что мой мозг не пстрадал, – огрызнулся я, изо всех сил прижимая ирландку к столу.
– Думаю, научное объяснение состоит в том, что там нечему было страдать.
Бен опять раскрутил ручку аппарата и приложил провод к коже. На этот раз я руки не разжал, хотя от страха мне хотелось завыть. Тело выгнулось дугой, но больше ничего не произошло. На третий раз – то же самое. Бен устало отложил провод.
– Нет. У меня была теория, что воздействие электричества на тело сразу после смерти вызовет возобновление сердечных сокращений, но… То ли мы все равно упустили время, то ли генератор недостаточно мощный, то ли она потеряла слишком много крови. – Еще пару секунд он грустил, а потом глаза за стеклышками загорелись интересом. – Остается вернуть ее тем способом, который у меня уже получался. С твоей помощью все будет гораздо быстрее! И ты будешь сохраннее, если посидишь тут вместо того, чтобы где-то шляться.
Я открыл рот, чтобы возразить, но промолчал. В реке я чувствовал себя таким одиноким, и по сравнению с этим заниматься хоть каким-то делом в компании живого человека казалось неплохой идеей. К тому же Бен так забавно суетился и с такой гордостью бормотал о своем научном прорыве, что я сказал:
– Делаю тбе одлжение.
– Ну спасибо. Ты весь мокрый, переодеться не хочешь? Серьезно, зачем ты мылся? Ты не потеешь, тебе это больше не нужно.
Вот уж радость! Я вспомнил мучения с застегиванием пуговиц и помотал головой. Буду ходить мокрым. Надеюсь, простудой заболеть мне теперь не суждено.
Следующие несколько часов были, пожалуй, самыми интересными и самыми ужасными в моей жизни. Помощи от меня было немного – подавал Бену какие-то таинственные предметы, держал то или другое, несколько раз поправил ему пенсне, когда оно начало съезжать, а руки у него были заняты. И все же я был так сосредоточен, что печалиться стало некогда, особенно когда увидел, что представляет собой человеческое тело изнутри.
Неприкрытая правда жизни поразила меня в самое сердце. Мне должно было стать жутко, но в моем плачевном положении все эти неприглядного вида органы показались мне завораживающими. Как странно, что благодаря им человек ходит, чувствует, может, даже любит кого-то! Все органы были неподвижны, но, когда Бен с помощью каких-то устрашающих трубок тут и там влил в сосуды прозрачный раствор, разбавив тем самым кровь, внутреннее устройство тела стало выглядеть немного живее, словно увядающий сад, который полили.
Раньше мне казалось, что все, кроме аристократов, влачат жалкую жизнь, полную унылого плебейского труда, но тут я впервые подумал: врачом быть, наверное, приятно. Спасаешь людям жизни, все тебе благодарны, да и на могильном камне, когда умрешь, есть что написать.
«Здесь покоится Джон Гленгалл, великий лекарь. Прожив всего семнадцать лет, он успел изобрести лекарства от самых разных смертельных болезней и покрыть себя вечной славой». Я мечтательно вздохнул. Даже жаль стало, что я ничем особенным не занимался: вдруг во мне правда дремлет гениальный врач? Меня ведь не стошнило, когда Бен зашивал рану у ирландки на боку! Надо будет попробовать себя на этом поприще, когда оживу.
– Потрясающе сильные сосуды, – бормотал Бен, изучая какие-то мелкие ветвления в глубине тела. – Удивительный экземпляр! Какое варварство, что жизнь столь здорового организма прервали так рано. Люди – глупцы.
Я поправил ему пенсне, окончательно решив, что он меня убивать не стал бы. Бен аккуратно зашил тело, снова приведя его в пристойный вид, протер мокрой тряпкой и сказал:
– Ну все. У моего раствора очень высокая электропроводимость, с ним должно сработать.
Я поправил одежду на ирландке. Конечно, я только что видел в таких подробностях, в каких редко выпадает шанс, но это не отменяло того факта, что тело – тоже человек и не должно валяться в распахнутой одежде. Сказать по правде, до сих пор мне не доводилось видеть полуобнаженных девушек, но никакого приятного чувства, о котором пишут в романах, я не испытал. Лишаясь души, человек сразу теряет привлекательность и становится просто телом, требующим уважения.
– Оставь небольшой открытый участок кожи, – сказал Бен, косившийся на мои усилия со странным, почти одобрительным выражение. Затем, поколебавшись, вдруг протянул мне провод. – Когда скажу, резко прикладывай. Только держи окончание провода как можно дальше от себя, ты пока мокрый.
Он еще ни разу не доверял мне сделать что-либо самому, и я почувствовал себя неуместно польщенным. Бен начал крутить ручку аппарата. Я, волнуясь, двумя руками сжал провод.
– Давай, – скомандовал Бен.
Я поспешно приложил конец провода к полосе бледной кожи – и своими глазами увидел чудо. Снаружи уже начало светать, первые лучи солнца проникали сквозь щели между досок, и в этом бледном свете тело, лежавшее на столе, резко дернулось и открыло глаза.
– С первого раза! – ахнул Бен. – Невероятно!
Ирландка вдохнула и мотнула головой. Бен бросился ко мне и обнял, заливаясь счастливым хохотом. Я крякнул от того, как хрустнули мои хрупкие кости, но тоже засмеялся квохчущим хриплым смехом. Ощущение было потрясающее – словно это я вернул ее к жизни. Ничего настолько безумного и восхитительного я не делал еще никогда: она умерла на моих глазах, а теперь я этими же глазами видел, как она шевелится и моргает.
– С ума сойти, ничего не болит, – выдохнула она.
Бен широко улыбнулся.
– Вот такой реакции я, признаться, ждал и от тебя, – сказал он, воспаленными глазами уставившись на меня. – Мисс, может, хоть вы скажете мне спасибо?
– Да от всей души благодарю!
Голос у нее был удивительно чистый, я даже позавидовал, – не хрипел, не срывался. О том, что она не очень-то жива, напоминала только синеватая бледность кожи, но приходилось признать, что даже тут простолюдинка меня обошла – вид ее был не так ужасен, как то, что я наблюдал в зеркале.
– Уж как я просила, чтобы мне дали одно дело закончить, прежде чем помру! – тихо проговорила она, глядя на нас. – И вот, исполнилось мое желание. Все, я пошла.
Она попыталась сесть, но скобы на руках и ногах ей помешали.
– Эй! – возмутилась она. – Сами вернули, так и выпускайте! Сколько у меня времени? Час?
– Не знаю точно, – пробормотал Бен, как-то стыдливо косясь на меня.
– Как это не знаете? Что вы за духи такие! В сказках, когда души мертвых из-за гробовой доски возвращают, всегда четко говорят: так и так, пока обратно не упокоился, времени у тебя столько-то.
– Я не дух, – строго ответил Бен. – Я ученый. И если вы не возражаете, хотел бы провести на вас несколько опытов, вы – совершенно уникальный экземпляр.
Ирландка растерянно уставилась на него.
– Я что, не призрак, посланный отомстить убийце и спасти от него людей?
– Нет, – твердо сказал Бен. – Вы, скорее, оживленное тело. Не знаю, сколько вы останетесь в таком состоянии, так что не будем терять времени.
Несколько секунд ирландка переваривала эти сведения, а потом завопила:
– Ты все-таки докторишка! А ну, отпусти меня! Щас заору так, что все прохожие сбегутся! Помогите! Эй!
Крикнуть громко у нее все-таки не получилось, голос сорвался, и она замолчала.
– Да псть идет, – пробормотал я, за мечтами о карьере врача уже забыв, ради чего все это затеял. – Зчем она тебе?
Бен холодно взглянул на меня.
– Если я правильно понял, ты хочешь вернуться к жизни, Джонни? Я над этим работаю. Главная проблема – это кровь, но я разрабатываю новый раствор, больше похожий на нее по составу. Мне нужно проверить реакции на него всех органов, и не в мертвом теле, а в хоть немного живом. – Он обвел рукой полки у дальней стены, которые были уставлены пугающего вида склянками. – Так что не мешай мне, а лучше помоги. Мы оказались не такой уж плохой командой.
– Выпускайте меня немедленно! – взревела ирландка.
Я заколебался, но мне все-таки очень хотелось ожить, а в том, что Бен – гений, я уже убедился. Посмотрев на ирландку, которая безуспешно пыталась выкрутить руки и ноги из железных тисков, я сказал:
– Гвори, что делать.
Глаза Бена просветлели, словно ему пришла какая-то блестящая идея.
– Для начала нужен генератор помощнее. Думаю, если сила разряда будет выше, мне удастся запустить тело по-настоящему. Мы обязаны проверить эту теорию!
– И? – осторожно спросил я, уже понимая, что продолжение мне вряд ли понравится.
– Нужная мне машина есть у одного человека. Он сам ее изобрел. Так что придется тебе… Ммм…
– Укрсть ее?! Я – граф!
– Скорее, то, что от него осталось. И если ты хочешь снова стать графом, не имеющим синего оттенка, рекомендую мне помочь. Тем более ты оказался выдающимся тяжеловесом, раз уж дотащил сюда эту девицу. Я-то думал, ты будешь хрупким, как остальные, то есть, я хотел сказать, как… как… В общем, с небольшим аппаратом справишься. Кстати, украсть его получится только при благоприятных обстоятельствах. Если Майкл там, придется его уговаривать.
Только что он хотел, чтобы я сидел при нем, а теперь требует, чтобы я куда-то тащился. Я прищурился. Что-то Бен темнил.
– Пчему сам не можешь?
– Ты, м-м, умеешь говорить с людьми. Этого не отнять. А я пока буду работать над раствором, который мог бы заменить кровь.
– О, тк ты прзнаешь, что хоть в чм-то я лучше тбя?
– Возможно, – нехотя сказал он.
Я торжествующе закряхтел и сам поморщился от этого звука.
– Сдлай чт-то с моим грлом, – прохрипел я. – Как мне убждать, кгда я не могу гворить?
– О да, – кивнул Бен. – Иди сюда, я вколю тебе раствор прямо в шею, так связки будут лучше увлажняться.
Звучало это весьма неприятно, но я покорно подошел и зажмурился. Бен поколдовал над моей шеей, и я оценил хоть какие-то достоинства своего положения – я вообще ничего не почувствовал. Когда он закончил, я прокашлялся – и почувствовал, что дышать стало легче. Сразу бы так!
– Ты улыбнулся, – с интересом сказал Бен. – Приятно, что ты сохранил эту функцию.
Я фыркнул, поправил воротничок и обычным своим, чистым голосом велел:
– Говори адрес.
Снаружи вовсю сияло солнце. Мне не хотелось выяснять у зеркала, как я выгляжу при таком освещении и всех ли я румяней и белее (белее всех, это точно). Одежда всегда занимала важное место в моей жизни, вот и сейчас я сразу подумал о ней: нужно прихватить пару вещей, чтобы на улице на меня не глазели. Поэтому, выйдя из сарая, я направился не к воротам, а к дому. На этот раз идти было куда легче, чем прошлой ночью, – я уже обвыкся, понял, как ставить ноги, и хотя бы падать перестал.
Под ярким солнцем, солнцем живых, моя решимость взлетела до небес. Если, чтобы вернуть все как было, нужно выцыганить у какого-то Майкла таинственный генератор, я это сделаю. Немедленно. С радостью.
Стараясь держаться как можно дальше от зеркала, я обыскал гардеробную – сначала свою, потом отца, – и выбрал из его вещей плащ с высоким воротом и огромный цилиндр с широкими полями. Все это было устаревшим и вопиюще немодным, будто я нарядился Байроном на маскарад, зато воротник и шляпа скрыли мое лицо, так что наружу торчал только нос.
Карту города мне тоже удалось отыскать, хоть и не с первой попытки. Повезло, что в нашем доме, похоже, ничего не выбрасывали, и любой хлам, однажды найдя себе местечко, оставался там навсегда. Прихватив несколько монеток, я торопливо заковылял к выходу – и остановился посреди лестницы, услышав звук.
На воротах, ведущих в сад, зазвенел колокольчик. Кто мог ко мне прийти? Управляющий? Я бросился к окну.
У ворот стоял граф Ньютаун. Высокий, прекрасно одетый, спина прямая, как палка. Он дергал и дергал за шнур звонка, оглашая сад мелодичным звяканьем. Слуги в таких случаях должны расторопно бежать через сад и отпирать ворота, но бежать было некому, и граф, вместо того чтобы уйти, на пробу толкнул решетку. Ворота распахнулись, и он, удивленно помедлив, зашагал к дому. Видимо, решил, что обитатели оглохли и надо попытаться разбудить их звонком погромче, в дверь.
Я отпрянул от окна, чтобы он не увидел меня снизу. Что ему надо? Вдруг уже пятница, и он решил узнать, приду ли я на бал? Ладно, сейчас позвонит в дверь, ему не откроют, и он уйдет.
Но граф и в дверь звонил так упорно, что я вдруг подумал: а почему бы не открыть? Он ведь не знает, что со мной произошло, вон как благодушно названивает. Совру, что приболел. Он был так добр ко мне, вдруг снова проявит внимание?
«Не так уж я плохо выгляжу», – твердо сказал я себе. Как очень больной человек, но он ведь пожалел бы больного? Может, он даже скажет: «А знаете, Джон, приходите в любом случае. Я объясню всем, что с вами, и вас немедленно примут, ведь мое слово – закон».
Мне так сильно хотелось на бал, что я снял цилиндр и храбро распахнул дверь, стараясь держаться непринужденно. Граф замер с приоткрытым ртом. Потом краска отлила от его лица, он неловко шагнул назад – и загремел с крыльца на дорожку.
Крыльцо было, по счастью, невысоким, но я все равно охнул и бросился поднимать графа – немолодой все-таки, вдруг сломал себе что-то? Но тот пополз от меня прочь, скользя локтями по земле. Лицо у него было белое, словно он призрака увидел, из чего я сделал неутешительный вывод, что выгляжу все же скорее мертвым, чем больным. Мне стало грустно – друзей у меня больше в целом свете не было, и мысль о том, что Гарольд, ценитель красоты, теперь смотрит на меня как на что-то ужасное, очень задевала.
– Что, – пролепетал граф, – что? Не… Не… – Он захрипел – лоб мокрый, губы прыгают. Похоже, в его возрасте такие потрясения излишни. – Исчезни, – простонал он и зажмурился. Потом открыл глаза и вскрикнул: я, понятное дело, никуда не исчез.
– Не бойтесь. – Я постарался говорить спокойно и даже смог улыбнуться. – Я все объясню.
Но граф не стал дожидаться объяснений. Кое-как поднявшись на ноги, весь в грязи, спотыкающийся, перепуганный до смерти, он кинулся к воротам.
– Я не призрак! – отчаянно крикнул я ему вслед.
Горло таких усилий не выдержало, голос сел, и больше ни звука издать не получилось.
Граф вылетел за ворота и бросился прочь, а я без сил опустился на ступеньку. Надежда попасть на бал испарилась, в горле неприятно саднило, будто я что-то порвал. Может, вернуться к Бену, пусть посмотрит? Нет уж, надо как можно скорее исполнить его поручение. Я нахлобучил на голову цилиндр и встал. Если не смогу вернуть себе нормальный вид, жить мне незачем и голос уже все равно не понадобится.
