Екатерина Вильям-Вильмонт
Фиг ли нам, красивым дамам!
© Вильмонт Е. Н., 2016
© ООО «Издательство АСТ», 2016
Ты – как отзвук забытого гимна В моей чёрной и дикой судьбе.
А. Блок
Часть 1
– Дань, ты чего?
– Не понял?
– Ты чего так пялишься на эту тетку?
Данила улыбнулся невесте.
– Ни на кого я не пялюсь. Просто задумался.
– О чем?
– Да не о чем, а о ком.
– И о ком же? – кокетливо спросила Илона.
– О тебе, понятное дело! А ты что, ревнуешь?
– Еще как! Но, конечно, не к этой тетке!
– А по-моему, она вовсе не тетка.
– А кто?
– Дама. Элегантная дама! В возрасте! – добавил он.
Илона улыбнулась.
– Ну то-то же!
Но Данила лукавил. Он глаз не мог оторвать от лица этой женщины. А про возраст сказал, просто чтобы двадцатидвухлетняя Илона успокоилась. Женщине было хорошо за тридцать. Смуглая кожа, огромные глаза, чувственный рот и устало-отрешенное выражение лица. Интересно, какого цвета у нее глаза? Наверное, зеленые. Отсюда не видно. И еще поразительной красоты руки с крупными кольцами. Она медленно пила кофе из большой чашки и лениво ковыряла ложечкой какой-то десерт. Ждет кого-то?
– Дань, я пойду на минутку…
– Иди, только недолго, а то я соскучусь.
Боже, какая женщина! Обручального кольца не видно. Она почувствовала его взгляд, подняла свои фантастические глаза, оказалось, синие, и едва заметно улыбнулась. Не ему, нет. Да я ей триста лет не нужен. А я бы за такую в огонь и в воду. Интересно, какие у нее волосы? На женщине была какая-то сложная повязка, с крупным узлом возле левого уха. Но вот она посмотрела на часы, достала телефон, набрала номер.
– Алло! Иосиф Маркович? Добрый день, это Ариадна.
От ее голоса у него занялось дыхание. Ее зовут Ариадна! Как ей идет это имя.
– Опять пялишься? – раздался веселый голосок Илоны.
О чем Ариадна говорила с Иосифом Марковичем, он уже не слышал.
– Данька, а ты будешь меня презирать, если я закажу мороженое?
– Да! Я оболью тебя презрением! Но чтобы ты не страдала от моего презрения, закажу себе тирамису!
– Данька, я тебя обожаю!
– Взаимно, девушка!
К Ариадне подошел официант, она расплатилась с ним и встала. Данила удивился, она оказалась среднего роста. А он думал – она высокая.
– Стильная штучка, – заметила Илона.
– Ты находишь?
– Да! Каблуки бы чуть повыше. Хотя в ее возрасте уже тяжеловато…
Волна глухого раздражения захлестнула Данилу. Но он сдержался.
Женщина ушла. Чувство невозвратимой потери сдавило сердце. Как мимолетное виденье, как гений чистой красоты…
Илона с удовольствием уписывала мороженое.
Я ее не люблю, отчетливо прозвучало в голове у Данилы. Он испугался этой мысли – через два месяца предстояла свадьба. Не гони коней, сказал он себе. Илона отличная девчонка, она меня любит, и вообще… Ей двадцать два, она красотка, вроде бы неглупая, вполне хозяйственная, мама ее одобряет. А эта… Надо же, Ариадна… Эту Ариадну я, скорее всего, никогда больше не увижу. Если бы я был художником, я бы писал ее портреты, много портретов, разных… Интересно, зачем на голове у нее эта повязка? Волосы плохие? Или облысела после химиотерапии? Фу, что за мысли! Или я защищаюсь от впечатления, которое произвела на меня эта Ариадна? Похоже на то. На такую женщину никогда не надоест смотреть. И голос ее слышать тоже… Да ладно, Данила, это как в кино – увидал какую-то немыслимую красавицу и стал ее фанатом. Но жить это ведь не мешает. Да и забудется она дня через два.
– Данька, как твое тирамису?
– Что? – очнулся он. – Тирамису? Да не очень. Бывает лучше. Ну что, попросим счет?
– Конечно!
Дни шли, а женщина из кафе не забывалась. Ее лицо, отрешенная улыбка буквально преследовали его. С этим надо что-то делать. Но что? Искать иголку в стоге сена? Время лечит, просто курс лечения может быть более длительным. Раза два он заезжал в то кафе в надежде, что она там завсегдатай, но тщетно.
Навалились дела, командировка в Сирию, а там уж было не до прекрасных незнакомок. А когда он вернулся, Илона закатила ему истерику.
– Ты не должен! Ты не смеешь! Там так опасно! Я ни спать не могла, ни есть! Даня, если ты меня любишь, умоляю, перейди на другую работу! Хорошие журналисты везде нужны! У меня же минуты спокойной не будет! А если у нас ребеночек родится? Беременным нельзя волноваться!
– Ты разве беременна?
– Пока нет, но мы же поженимся, и тогда…
– И тогда, ты полагаешь, я пойду работать в глянцевый журнал, писать отчеты о светских вечеринках? Так это тоже небезопасно. Знаешь, я однажды слышал, как рычал Никита Джигурда. По мне, так разрывы снарядов и то благозвучнее.
– Вечно ты все сводишь к шутке, а я серьезно…
– Знаешь, я тоже серьезно. И имей в виду – я военный корреспондент, я люблю свою профессию, а если ты боишься волнений, так не будем жениться, ищи себе мужа, более приспособленного для твоего душевного комфорта.
Она заплакала. Его охватила тоска.
– Даня, сейчас такое тревожное время…
– И что? По-твоему, я, молодой мужик, должен спрятаться под стол и держаться за твою юбку? Но я, возможно, через год-другой уже наиграюсь в войнушку и с кайфом буду вести какое-нибудь идиотское ток-шоу. А пока мне рано!
Он еще никогда не говорил с нею так жестко. Она испугалась.
– Хорошо, я понимаю. Ты, конечно, прав. Просто я так тебя люблю!
– Если любишь, запомни: на меня нельзя давить, я этого в принципе не приемлю. В принципе! А уж в том, что касается моей работы, тем более. Все. Закрыли тему.
Она испуганно на него взглянула. Он никогда еще так с нею не говорил.
– Данечка, я… Ты прости, я не собиралась на тебя давить, просто боюсь за тебя…
– Знаешь, мама тоже за меня боится, но…
– А тебе-то самому не бывает там страшно?
– Ну почему же… Бывает. Еще как! Но я уже не могу без этой работы. И знаешь, если бы я даже поддался на твои уговоры и сменил работу, ты бы меня через два месяца возненавидела. Я ведь могу быть поистине кошмарным типом, когда мне скучно, такое могу вытворить! Мало не покажется!
– Значит, тебе со мной скучно?
– Дело не в тебе. Мне с самим собой скучно вне моей работы. Месяц – это максимум, который я могу выдержать. И если мне не изменяет память, я тебя предупреждал, когда речь зашла о свадьбе.
– Ладно, Данечка, я все поняла. Но ты же меня любишь?
– Да люблю, люблю…
О господи, неужели все бабы задают этот идиотский вопрос? Интересно, та женщина тоже задает его? Уверен, что нет. У нее просто нет сомнений, что любой мужик, до которого она снизойдет, будет помирать от любви. Тьфу ты, что за наваждение! Больше месяца прошло, а она все не забывается.
– Данчик, ты папе сообщил о свадьбе? – спросила мама.
– Конечно. Обещал приехать.
– Вот и славно. Он тебя не отговаривал от женитьбы?
– Да нет, – засмеялся Данила. – Просто удивился. И спросил: «Ты совсем дурак, что ли?»
– Да, твой отец, когда мы разводились, сказал: «Больше я на эти грабли наступать не буду!» И, как видишь, держит слово. Сынок, а ты… Ты уверен, что хочешь жениться?
– Ты почему спросила? Тебе же нравилась Илонка?
– Она мне и сейчас нравится. Хорошая девочка. Толковая, неглупая, тебя любит… Ну и хорошенькая, как картинка. Просто она на днях звонила, была грустная… Ты ее ничем не обидел?
– Да вроде нет. Просто она… Короче, она потребовала, чтобы я поменял работу, а для меня это неприемлемо.
– Она именно потребовала?
– Да не то чтобы категорически потребовала, но дала понять… Вполне недвусмысленно. Да еще и со слезами. Ты бы, мамочка, объяснила девушке, что со мной такое не проходит.
Инна Львовна грустно покачала головой.
– Если бы ты знал, как я сама этого хочу!
– Я знаю. Но ты же не давишь на меня.
– Потому что знаю – ты все сделаешь наоборот. Сам полезешь к черту в зубы. Лучше уж помолчать.
– Так вот и объяснила бы Илоне, если она так тебе нравится.
– А разве тебе она не нравится? Уже не нравится?
– Да я не знаю…
– Данька, если так, то лучше не надо!
– Ох, мама… Там уже полным ходом идет подготовка к свадьбе. Да и жалко Илонку. В сущности, она хорошая, да и пора мне семью заводить. Хочется уюта, когда возвращаешься из командировки. Да и обрыдла мне холостяцкая жизнь, тридцать два уже. И родители у Илонки славные люди, интеллигентные, милые…
– Все так, Данечка, все так, но в твоем тоне слышится обреченность. Ты ее не любишь?
– Откуда я знаю?
– Данька, колись, ты встретил другую женщину?
Он испуганно взглянул на мать.
– Колись, Данька. Легче будет. Кто она?
– Знаешь, мама, это такая идиотская история. Собственно, даже и нет никакой истории.
И он рассказал матери о прекрасной незнакомке.
– И ты ровным счетом ничего о ней не знаешь?
– Только имя. Ариадна.
– Ну, сынок, это чепуха! Пройдет. И не вздумай ломать себе и Илонке жизнь из-за такой ерунды. Ты молодой мужик, в Москве прорва красивых женщин, всех ведь не догонишь. И потом, ты-то ей глянулся?
– Да нет. Она заметила, как я на нее глазел, и чуть заметно улыбнулась, но не мне, а так…
– Кажется, это у Блока: «И этот влюблен!»? Словом, «Дыша духами и туманами»?
– Нет, скорее «Я помню чудное мгновенье».
– О, тогда у тебя есть шанс! – рассмеялась Инна Львовна.
– Почему?
– Ну, «наше всё» посвятил эти стихи Анне Петровне Керн, а в его дневниках есть запись: «Сегодня, с Божьей помощью, употребил Анну Петровну Керн!»
– Ну, мама, ты даешь! Хорошо, что твой муж тебя не слышит! Он был бы недоволен. Плохо влияешь на молодое поколение.
– Глупости! Он, конечно, препод, но с чувством юмора у него все в порядке. Иначе я ни за что не вышла бы за него замуж.
– Да, отсутствие чувства юмора – тяжелый диагноз.
– Но у Илонки твоей есть это чувство. А у прекрасной незнакомки его может и не быть.
Так что живи спокойно. И запомни: делай, что должно, и будь что будет. Если судьбе будет угодно, она может снова столкнуть тебя с этой женщиной. Ты ведь даже не знаешь, москвичка ли она. И женись уж на своей девочке. Она будет хорошей женой.
– Спасибо, мамочка! Ты умеешь врачевать мои душевные раны.
– Это не рана, парень, так, легкая царапинка.
Разговор с матерью и впрямь помог. Он стал придумывать, какие еще непереносимые для него недостатки могут обнаружиться в Ариадне. Неряха, дура, без чувства юмора, патологическая скупердяйка, наглая как танк, умеющая говорить только о диетах и личной жизни знаменитостей. Ужас какой! Зачем тогда эта красота при таком букете? Через сутки уже стошнит.
И он успокоился.
Время неумолимо приближало день свадьбы. Незнакомка почти забылась. Дня за три до торжества позвонил отец.
– Данька, прости старика, не смогу приехать на свадьбу, ногу подвернул, она распухла, еле ползаю, а приезжать в Москву инвалидом, ей-богу, не хочется. И если на свадьбе не можешь танцевать с молодыми красотками, это горько и обидно. Уж не взыщи, сын! К тому же ботинки не налезают. Словом, невезуха. А у вас свадебное путешествие планируется?
– Ну да, конечно.
– И куда, если не секрет?
– В Италию.
– А чего так горестно это прозвучало?
– Да нет. Я бы лично предпочел дома посидеть.
– А невеста жаждет в Европу, так?
– Ну да. А я, кстати, в Италии еще не был. Так что даже рад…
– А вы надолго?
– На две недели.
– Может, на обратном пути заскочили бы ко мне? Я бы познакомился со своей снохой.
– Боюсь, не выйдет. У меня потом сразу командировка.
– Опять в горячие точки?
– Точно еще не знаю.
– Ну ладно, тогда я, как нога пройдет и ты будешь в Москве, непременно прилечу. У меня для вас роскошный свадебный подарок! Я бы мог прислать его непосредственно к свадьбе, но хочу увидеть ваши радостные мордахи не по скайпу. Как мама?
– Как всегда остроумна.
– А ей твоя невеста нравится?
– Да, нравится.
– Это хорошо. Впрочем, я всегда знал, что она будет хорошей свекровью.
– Да Илонка уже в ней души не чает!
– О! Значит, ты везучий парень, Данила Кульчицкий!
– Тьфу, тьфу, тьфу!
– Разумеется, плюю три раза через левое плечо! Все, сын. Целую тебя и желаю счастья в семейной жизни!
А в день свадьбы молодым доставили роскошную корзину цветов и старинный резной сундучок, полный швейцарского горького шоколада. И записочку: «Чтобы этот шоколад был самой большой горечью в вашей жизни!»
Данила был растроган. Илона пришла в восторг.
– Какой твой папа изысканный! Жажду с ним познакомиться! Вообще, твои родители – это улет!
– Твои еще лучше!
– Почему?
– Потому что они вместе, уже серебряную свадьбу сыграли. А мои аж в разных странах.
– Тебе от этого грустно, Данечка?
– Да так, самую чуточку, – улыбнулся он невесте.
– Я люблю тебя, Данечка! И я так сегодня счастлива!
– Вот и хорошо. Я тоже счастлив! – сказал он. Хотя ему показалось, что это прозвучало как-то неубедительно. Но, к счастью, Илона этого не заметила. Она была так очаровательна в коротком платье цвета сливок и с изящным веночком на голове. Когда речь зашла о свадебном платье, Илона сразу заявила, что ни за что не хочет длинное платье.
– Зачем? Чтобы оно потом пылилось в шкафу и занимало место? А в коротком я, как говорится, и в пир и в мир.
Инна Львовна весьма одобрила это решение, да и мать Илоны тоже.
Хорошо, что девочка практичная, решили обе сватьи.
Кстати, между ними установились самые добрые отношения. И это залог счастливой семейной жизни, решил Данила. А отец Илоны и отчим Данилы оба оказались страстными болельщиками «Спартака», и им всегда было о чем поговорить, тем более что любимая команда в последние годы приносила им в основном огорчения. Но даже мысли изменить «Спартаку» у обоих не возникало.
Свадьба была не слишком многолюдной – сорок пять человек – и очень веселой. Никто не напился до безобразия, никто не подрался, не было дурацкого тамады, его роль взял на себя дядя Илоны, известный киноартист, и блестяще справился с задачей. Он был весьма остроумен, и все хохотали до слез.
– Данька, какая чудная свадьба, даже не ожидала, – сказала сыну Инна Львовна. – Я вообще не люблю свадьбы, но тут… Дай вам Бог всякого-всякого счастья!
– Спасибо, мамочка!
И они улетели в Рим.
Прошло три месяца. Данила и его ближайший друг Федор, оператор, с которым они работали вместе уже два года, возвращались из очередной командировки, и в силу погодных условий им пришлось задержаться в миланском аэропорту. Командировка была трудной, оба вымотались страшно, и хотелось поскорее попасть домой. А вылет раньше чем через пять часов не обещали.
– Может, съездим в город, поглядим, а, Данила?
– Да ну его на фиг! Был я в этом Милане, не хочу! – Он вытащил из рюкзака планшет. – На вот, гляди, все миланские достопримечательности тут есть! Хотя ты, конечно, скажешь, что я все бездарно снял. А впрочем… Чем тут торчать, поехали, поужинаем в хорошем кабачке, граппы дернем.
– А вечером нас туда в таком виде пустят?
– Да хоть с пером в заднице! Очень демократичное заведение. И кормят вкусно. Хотя Илонке там не понравилось. Но я проперся.
– Поехали. Жрать охота.
Они взяли такси и через сорок минут высадились на площади у ресторана. Там стоял такой шум, что оба, не сговариваясь, скривили рожи.
– На фиг этот график! – сказал Федор. – На отдыхе хочется тишины. А то с нашей работой… В аэропорту тоже шум.
– Согласен. Ладно, время есть, поищем чего потише.
Вскоре им попался небольшой и с виду вполне уютный ресторанчик. Они поглядели на выставленное на улице меню.
– Отлично. Тут есть оссобукко. Обожаю! – решил Данила.
– Ага, я тоже люблю! Мяса хочу! А то моя девушка вегетарианка, черт бы ее взял! А твоя Илона мясо ест?
– Да.
– Повезло тебе, брат! А моя все канючит – женись да женись. Но я на такое не подписывался. На фиг мне жена-вегетарианка?
– Так скажи ей!
– Говорил уж. Она думает, я прикалываюсь.
– Дура, что ли?
– Набитая.
– Так какого хрена ты с ней время теряешь?
– Да привык… А здесь хорошо. Уютно.
– Согласен. Слушай, Федя, вот мы с тобой вроде друзья…
– Почему вроде? Мы таки, да, друзья, как говорит Матвей Юрьевич. А в чем дело?
– Почему ж ты меня со своей девушкой так и не познакомил?
– А тебе оно надо?
– Ты что, ее стыдишься?
– Да нет. Понимаешь, она, как бы это сказать, для внутреннего употребления, не экспортный вариант.
– Слушай, Федька, кончай дурью маяться, найди себе нормальную…
– А нормальная на меня клюнет, что ли? Кому я, такой бродячий пес, сдался?
– А я? Тоже бродячий пес, а вот сдался же Илонке. Федь, ты чего там увидел, а?
– Слушай, там баба сидит… Охренеть!
– Что, красивая?
– Не то слово! Как в неореалистическом кино… Такую надо снимать…
– Феденька, а ты у нас оглядись. Такие красавицы бывают. И начни вместо репортажей с места событий снимать красавиц. И денег будет поболее, и опасности меньше в разы…
– Да ладно, у нас таких лиц не бывает. Это какая-нибудь итальянская графиня, там небось десять поколений аристократов…
– Вот тут ты не прав, братишка! Я вот в Москве, еще до свадьбы, был с Илонкой в кафе, и чуть не ошизел, да что там, просто ошизел. Уставился на нее, как идиот, Илонка даже ревновать начала…
– И что?
– Да ничего. Что я мог при Илонке? Единственное, что я узнал, как ее зовут.
– И как?
– Ариадна. И забыть ее не мог. Вот только в последний месяц как-то не вспоминал. А тут ты со своей аристократкой. Надо бы и мне на нее глянуть.
– Да они уже уходят.
Данила обернулся. И чуть не вскрикнул. Это была Ариадна. И с ней немолодой мужчина, весьма импозантного вида.
– Это она… – пробормотал он. – Это Ариадна!
– Та самая?
– Та самая. С ума сойти…
– Данька, значит, она никакая не итальянская аристократка, а просто московская красавица?
– Кто знает, московская ли? Но русская, это точно.
– Да, сногсшибательный бабец!
– А в рыло не хочешь?
– Это за бабца? – расхохотался Федор. – Да, брат, ты влип. А еще женатик! Ну, ладно, давай выпьем за ее красоту!
– Давай!
Они выпили.
– Федька, как думаешь, реально найти в Москве женщину только по имени?
– Сиди! – Федор вдруг вскочил и ринулся к выходу. Вернулся минут через пять с чрезвычайно довольным видом.
– На вот, держи! – Он протянул Даниле смартфон. Там была фотография Ариадны. – Имея портрет и имя, уже можно искать.
– Но как тебе удалось?
– Элементарно! Обогнал, бухнулся на колени и попросил разрешения запечатлеть такую несравненную красоту. Мне показалось, ей было приятно.
– Ну ты даешь! Спасибо, ты настоящий друг.
– Я только хочу напомнить тебе, Данилка, что ты так, на минуточку, молодой муж.
– Да я помню. И потом, я-то ей зачем сдался? И искать ее я не стану. Но за портрет спасибо. Сбрось мне на мыло.
– А если Илонка увидит?
– Не увидит. Я все запаролю.
– А она уже не такая молодая. Ей лет под сорок.
– И что?
– Да так…
– Слушай, а что за мужик с нею был?
– Мне показалось, это деловой контакт. Он итальянец. Посадил ее в такси и ушел.
– Федь, может, тебе в ФСБ в наружку проситься?
– Непременно попрошусь! Кстати, обручального кольца она не носит.
– Да, я еще тогда это заметил. Интересно, кто она?
– Да мало ли…
– Нам, пожалуй, пора в аэропорт.
– Ох, и вправду! Рванули!
Всю дорогу до Москвы, стоило ему закрыть глаза, он видел лицо Ариадны. Как человек, постоянно имеющий дело с опасностью для жизни, он был фаталистом. И решил: я не сделаю ни единого шага, чтобы найти ее, но если это судьба – жизнь еще сведет нас. И успокоился.
Дома было хорошо. Чисто, уютно, вкусно. Илона сияла молодостью и красотой. Наверно, это и есть семейное счастье? Не хватает еще упитанного малыша, чтобы он тянул к нему ручки в перевязочках и лопотал: «Папа! Папа!» И тогда будет полный комплект… Но Илона и слышать о ребенке не желала.
– Пойми, Даня, ну не могу я рожать, пока ты на этой чертовой работе! Боюсь! Знаешь, как я трясусь от страха, когда ты то в Сирии, то в Донецке, то еще где-то… А если, не дай бог, с тобой что-то случится? Мне даже как-то приснилось, что тебя взяли в плен эти… игиловцы и накинули тебе мешок на голову… – Она начинала плакать. – Какой ребенок, о чем ты говоришь? Вот уйдешь с этой работы, тогда сразу… А пока и не мечтай!
– А зачем ты замуж за меня вышла?
– Потому что люблю тебя, дурака проклятого!
– А между прочим, если меня убьют, у тебя хоть ребенок от меня останется.
Она подняла к нему заплаканное личико.
– Это ты так шутишь, да?
– Шучу, конечно, шучу! – поспешил он успокоить ее. – Ладно, обещаю, что года через два подумаю о другой работе, а пока уж потерпи!
– Потерплю. И ты потерпи без ребеночка.
– Потерплю. Я еще молодой, а ты и вовсе не дозрела до сознательного материнства. Все, закрыли тему. А скажи-ка мне, жена, нет ли у тебя нормальной подружки для Федора?
Илона удивилась.
– А у него вроде есть девушка?
– Не годится она ему.
– А он что, жаловался?
– Ну не то чтобы жаловался, но мне его жалко стало. Мается парень. Вегетарианка она. И к тому же набитая дура.
– Значит, надо искать умную мясоедку? – засмеялась Илона.
– В точку, любимая!
– Ладно, я поскребу по сусекам. Федька парень видный… И вообще хороший. Я подумаю.
На другой день, придя с работы, Илона спросила:
– Дань, ты завтра вечером занят?
– А что?
– Мне досталось два билета в театр. На новый музыкальный спектакль.
– Где?
– В Стасике!
– Ох, нет, прости, но я это как-то плохо перевариваю. Ну не сердись, пойди с какой-нибудь подружкой.
– Ну Дань!
– Умоляю, сжалься!
– Так и быть, но останешься без ужина.
– Не вопрос! С голоду не помру. Или смотаюсь к маме.
– Я вообще-то думала пригласить твою маму в театр.
– Заговор? Ладно, идите! Культюрницы вы мои!
– Культюрницы? Это еще что такое? – рассмеялась Илона.
– А это я когда работал в Израиле, у нас был водитель, родом из Запорожья, вот он сказал, что у них эти розеточки для пакетиков спитого чая называются культюрницы.
– А что! Клевое словечко!
– Между прочим, у нас в доме, по-моему, нет ни одной культюрницы.
– А у нас и чая в пакетиках нет.
– Ну да, да, ты же образцовая хозяйка, а у образцовых хозяек чая в пакетиках быть не должно!
– Ты же сам терпеть не можешь чай в пакетиках!
– Да я же шучу… Давай, звони маме.
Инна Львовна с восторгом согласилась пойти в театр. А Данила обрадовался. Дружба свекрови и невестки – вещь весьма полезная в семейной жизни.
– Да, кстати, я сегодня на работе поспрашивала девчонок насчет твоего Федора. Пока что-то желающих не нашлось. То есть нашлись две, но обе вегетарианки. Причем одна из них вообще веганка.
– Любимая, а ты не подашься в вегетарианство? А то я умру!
– Живи спокойно, я мясоедка даже по группе крови.
– Слушай, у меня идея! Давай я завтра заеду за вами в театр и повезу куда-нибудь поужинать? Как тебе такой вариант?
– С восторгом принимается!
В ресторане женщины без умолку восторгались спектаклем, голосами, оформлением, хореографией.
– Как хорошо, Данька, что ты не пошел, – смеялась Инна Львовна, – я давно такого удовольствия не получала.
– Я тоже! Такая красота… А костюмы, умереть не встать!
– Рад за вас, мои дорогие культюрницы!
– Знаю, меня уже Илонка просветила, – хохотала Инна Львовна.
– Как мне хорошо с вами, мои самые любимые женщины! – умилялся Данила.
Короче говоря, вечер прошел прекрасно.
Завезя мать домой, они поехали к себе.
– Знаешь, Данька, я все-таки хочу, чтобы ты посмотрел этот спектакль!
– Здрасьте, приехали!
– И сама бы еще разок с радостью… Нет, ты просто обязан! Я уверена, на сто процентов, что ты пропрешься! Это такой восторг! Сейчас еще есть некоторые премьерные шероховатости, а вот месяца через два… Обещай мне, что пойдешь!
– Ладно, обещаю!
Они провели чудную ночь, а утром Илона умчалась в фитнес-клуб, так как была суббота, а Данила, приняв душ, решил приготовить свое любимое блюдо – печеную картошку. В аэрогриле на это уходит минут двадцать. На журнальном столе он увидел толстую глянцевую тетрадку – программу вчерашнего спектакля. Он лениво полистал ее. И чуть не закричал, увидев портрет Ариадны. Неужели это она? Да! Ариадна Замчевская, художник по костюмам. Ариадна Замчевская… Сердце колотилось как бешеное. Я нашел ее! Ну, пока еще не нашел, но это уже абсолютно реально. А зачем? Зачем она мне? Чтобы разрушить только недавно возникшую семью? Или вовсе сломать жизнь? Да с чего я взял, что она вообще со мной свяжется? Она театральный человек, вокруг нее такие знаменитости, такие красавцы крутятся. А может, она вообще лесбиянка? Запросто! А я тут с ума схожу. Уже готов бросить к ее ногам все. Да бросать-то мне особо нечего… А она достойна королей. Однако нестерпимо хотелось узнать о ней побольше, и он бросился к компьютеру. Так, Ариадна Максимовна Замчевская, родилась в Москве в 1976 году в семье художников. Окончила художественный факультет Школы-студии МХАТ. Дважды была замужем. Работала в театрах России, Франции, Германии, Канады… Отдает предпочтение музыкальным спектаклям. Ее оформление «Волшебной флейты» Моцарта в Брюссельском оперном театре принесло ей европейский успех и множество международных премий.
Так… Звезда европейского масштаба. И на кой ей сдался такой парень, как я? Вот разве что я моложе на семь лет. Да собой вроде недурен. И еще я в глазах некоторых женщин романтический герой… Идиот ты, а не герой! Конченый мудак! Влюбился в тетю с картинки. Все! Забудь! Твоей работой нельзя заниматься в состоянии раздрая. Запросто схлопочешь или пулю, или осколок снаряда. А от этой женщины тот еще раздрай будет… Но я же решил забыть о ней, если не встречу. А я разве встретил? Фотка в программке – это не встреча, это химера.
Но мысль об Ариадне мешала жить, как заноза. С этим надо что-то делать! Но тут, к счастью, его отправили в Египет, и он приказал себе забыть о ней. И вроде бы забыл. Отсняв необходимый материал, они с Федором собрались домой, но тут Данила получил сообщение от отца. Тот писал: «Здорово, сын! Твоему старику послезавтра стукнет пятьдесят пять, цифра, так сказать, некруглая, но все-так и хотелось бы в сей скорбный день увидеть единственного сына. Если сможешь, заскочи хоть на денек! Твой старый папка. P. S. Да, заодно отдам тебе твой свадебный подарок!»
– Федюня, как насчет заезда в Берлин?
– В Берлин? А чего там делать?
– Да у папаши день рождения, пятьдесят пять, зовет отметить. Берлин, кстати, классный город!
– Да я-то тут при чем? Нет, лети один! Не люблю быть довеском.
– Федька, какой довесок? Ты мой лучший друг!
– Твой друг, а не твоего папы. На фиг я ему сдался? Да и был я в Берлине. Не вдохновился…
– Ну, что с тобой делать…
И Данила полетел в Берлин. Он давно не видел отца, да и в Берлине хотелось побывать.
Отец Данилы, Андрей Викторович Кульчицкий, был очень известным композитором, весьма популярным на Западе. В Германию он перебрался в начале двухтысячных. В Берлинском оперном театре ставили его оперу, он поехал туда для работы с постановщиком, да так там и осел. С матерью Данилы он уже тогда развелся. Данила был на многое обижен и даже хотел взять фамилию матери. Но с годами все сгладилось, тем более что Инна Львовна вскоре вышла замуж и частенько говорила: «Как мне повезло, что Андрей меня бросил! Жить с композитором человеку, ни черта не смыслящему в музыке, – пытка!» К тому же отец был очаровательным человеком, легким и общительным, а у Данилы началась своя бурная жизнь, и лелеять прежние обиды казалось попросту глупым. И он с удовольствием предвкушал двухдневное общение с отцом.
Отец встречал его в аэропорту.
– Ох, ты и герой! Просто Джек Лондон! Или нет, Хемингуэй! Девушки от тебя небось мрут?
– Да ну, папа! В наше время у девушек другие приоритеты! – смеялся Данила. – Пап, ты своим приглашением застал меня врасплох, я не успел купить тебе какой-то достойный подарок…
– Ой, брось!
– Но все же я привез тебе одну безделушку, я в этом не очень разбираюсь, но вот, глянь…
– О! Запонки! Отлично, Данька! Я как-то их не носил, но мне тут одна подруга подарила полдюжины шикарных рубашек под запонки! Здорово! Спасибо!
Данила обрадовался, хотя, зная отца, вполне мог предположить, что тот все это придумал на месте, чтобы не огорчить сына. Кто это в наше время дарит полдюжины рубашек? Как-то странно…
У отца была большая квартира на тихой улице неподалеку от Курфюрстендамм.
– Знаешь, я подумываю о том, чтобы перебраться в Потсдам.
– Но почему? Тебе же так тут нравилось!
– Шумно стало. Да и гей-парады замучили, такая пакость… Я один раз чуть на самолет не опоздал из-за них. Да и вообще… Засиделся я тут. А в Потсдаме присмотрел прелестную квартирку. Там тихо, да и воздух куда лучше. И до Берлина недалеко. Ну вот, располагайся, я покормлю тебя обедом, а вечером будем праздновать полуюбилей в шикарном ресторане.
– Вдвоем?
– Я сперва думал, что вдвоем, но как выяснилось, тут сейчас в командировке одна моя подруга, она сегодня позвонила, поздравила, ну, я ее и пригласил. Очаровательная женщина, умная и красивая.
– Это она дюжину рубашек подарила?
– Нет, не она. И не дюжину, а полдюжины, – рассмеялся отец.
А он еще хорош, подумал Данила.
Отец всегда превосходно готовил. Вот и сейчас он поставил на стол фарфоровую супницу – он был еще и эстетом.
– Твой любимый суп, Данилка!
– Ой, с клецками! Ммм! Обожаю! Слушай, у тебя даже вкуснее, чем у мамы, клецки нежнее! Спасибо, пап!
– А твоя жена не делает тебе суп с клецками?
– Делает, но редко. Пап, я хочу добавки!
– Ешь, милый! – обрадовался Андрей Викторович.
На второе была нежнейшая телятина, запеченная с каким-то соусом и овощами.
– Специально для тебя готовил.
– Блеск!
– Как приятно кормить голодного сына! Ну, рассказывай!
– Что рассказывать?
– Да все! О жене, о твоей сумасшедшей работе, о маме.
– Ох, пап, я как-то не умею!
– Не придуривайся, я же смотрю твои репортажи, у тебя отлично подвешен язык, у тебя нестандартный подход к событиям…
– Ну, значит, о работе говорить не буду, ты видишь ее результаты. Мама, кажется, вполне довольна жизнью, с моей женой они дружат, иногда вместе куда-то ходят…
– Ох, совсем забыл! – хлопнул себя по лбу Андрей Викторович. – Я сейчас. – Он вскочил, на минутку вышел из комнаты и вернулся с красивой тонкой папкой. – Вот, держи!
– Это что?
– Свадебный подарок.
Данила открыл молнию. В папке лежал файлик с какими-то документами и кожаный футляр для ключей.
– Ключи… Что это, папа?
– Это черная «бэха»!
– «Бэха»? Мне?
– Тебе, у тебя же свадьба была.
– Но я…
– Я знаю, у тебя есть машина, а это будет семейный автомобиль. Впрочем, как ты захочешь. Твоя жена машину водит?
– Ох, папа, спасибо! – вдруг просиял Данила. – Это царский подарок!
– Ну, так у меня всего один сын!
– Я сам на ней буду ездить, а свою «шкоду» отдам Илонке.
– Да, получишь машину в Москве, в техцентре «БМВ».
– Круто!
– Какой же ты еще мальчишка! – умиленно покачал головой отец. – Скажи, а я внуков дождусь? Пора уж тебе. Четвертый десяток как-никак.
– Да я хочу, но Илонка мне ультиматум поставила: не родит, пока я на этой работе. А я… я люблю эту работу…
– Адреналин?
– Не в том дело, ради адреналина можно с парашютом прыгать. А я чувствую… может, это старомодно звучит… что я должен… потому что могу. Понимаешь? Не могу, потому что должен, а, наоборот, должен, потому что могу.
