Екатерина Ёлгина
Леди Понедельник
Плейлист
25/17 – Она не такая как все
Океан Эльзы – Леди
SVRCINA – Meet Me On The Battlefield
MOLLY, Егор Крид – Если ты меня не любишь
Ночные снайперы – Стань моей
От автора
В основе сюжета лежит реальная история с нереальным отображением. Все совпадения с действительными событиями и людьми случайны, кроме тех, что живут в голове автора.
ПРОЛОГ
Снежинки лениво опускались на голую спину Марка Петровича. Проворчав в пьяном сне: «Машка, отдай одеяло…», мужчина поскрёб холодное тело грязными ногтями и снова захрапел.
Девушка ещё несколько мгновений разглядывала сей чудесный экземпляр, даже наклонилась поближе, чтобы вдохнуть хмельное амбре из уст господина в одних заскорузлых джинсах. Марк Петрович расположился на лавке у подъезда двадцать восьмого дома по улице Шевцовой. И нет бы ножки свои вонючие поджать, чтобы честным благородным людям можно было спокойно пройти. Так он же выставил свои копыта, да ещё дрыгал ими периодически, танцор недобитый…
Справедливости ради, необходимо уточнить, что девушка отличалась весьма устаревшими взглядами на жизнь и на поведение таких типичных индивидуумов смотрела с явным неодобрением и укором. Марк Петрович на данный момент переживал тяжелый разлад с любимой женщиной, оттого и спал на улице под тёплым январским снегом: рахат лукум его души не пожелала видеть пьяное тельце у себя под боком, и, смиренный, он коротал на лавке нынешние предрассветные часы в одних джинсах и ботинках без носков…
– Чудесно… – заключила девушка, изящным движением тонких пальцев извлекая из кармашка модного чёрного плаща маленький закупоренный флакончик. Одно точное движение и крышечка откинулась назад, повиснув на эластичном силиконовом креплении. Девушка прикоснулась к пульсирующей вене на шее мужчины, досчитала до десяти и, словно профессиональный хирург, сделала крохотный надрез невероятно остро заточенным ноготком. Кровь хлынула с радостью, прытью, будто томилась сорок пять лет внутри этого господина в ожидании свободы. Когда первая струя оросила снег, ничуть не забрызгав таинственную гостью, пришла очередь для самой вкусной порции: ловкие пальчики подставили флакон, а уже спустя пять секунд крышечка вновь оказалась закрыта, сосуд спрятан, а на месте надреза красовался бактерицидный пластырь телесного цвета. Погладив по голове всхлипывающего Марка Петровича, девушка поспешила зайти в подъезд.
Флакон 1
Жители домов по улицам первой и второй Шевцовой дружили дворами, детьми, мужьями, гаражами и магазинами. Тихий микрорайон почти в центре города отличался старинными постройками в виде двух- и пятиэтажных домов с ухоженными придомовыми палисадниками. Каждая собака знала родословную другой, как и, впрочем, горожане: в эти дома заезжали один раз и, ну скажем, навсегда. Съемные квартиры тут не пользовались успехом, поэтому поколения условных Ивановых и Петровых сменялись друг у друга на глазах. Рождались, учились, встречались, женились, снова рождались, разводились, болели, выздоравливали, женились, умирали…
Залетных временных чужаков замечали сразу, присматривали за ними и недоверчиво цокали языками, мол, чего это к нам полезли, без вас прекрасно жили… но однажды в дом номер 28 заехала одинокая молодая женщина в элегантной шляпке, хотя нет – девушка, только странно, что никто и ухом не повёл.
На следующее утро после переезда Полина шагала с шелковой авоськой в крапинку в ближайший магазин, по пути прицельно и вежливо здороваясь с каждым встречным жителем. Баба Шура и тетя Зина пролепетали в ответ: «и тебе здоровьица, Полиночка…», хотя обе видели её первый раз в жизни.
Так и влилась Полина в дружный коллектив жильцов, и никто не смог бы точно сказать по прошествии лет, когда она тут появилась и кто были её родители.
Работала Полина Аркадьевна музыкальным педагогом в колледже, совмещая обучение с репетиторством и дежурством в местной библиотеке. То есть, свободных дней у строгой красавицы практически не оставалось. А Полина действительно производила впечатление невероятно симпатичной и обаятельной девушки с необычными манерами. Ученики называли её «А-ля Поппинс», завидующие женщины, которых она не замечала – «Леди-бледи», а мужчины сворачивали шеи и молча вздыхали, в то время как в их мыслях крутилась строчка из песни: «Ах какая женщина, какая женщина… мне б такую». Полина знала обо всём, и о песне тоже, всегда немного нервно усмехаясь и думая про себя: «Эх, знали бы вы…».
Чёрные волосы в прическе каре на улице были спрятаны под старомодной шляпкой, причём оттенок и размер полей странным образом менялись, но всегда казалось, что это один и тот же головной убор; миндалевидные тёмные глаза с пушистыми ресницами, маленький носик, сочные алые губы безо всяких помад, ямочки на щеках, а фигура – песочные часы без изъянов. Идеальная. Но у всех есть свои секреты, даже у таких волшебных прелестниц.
Дело в том, что Полина Неделина оказалась страстным коллекционером. Но её интерес никак нельзя отнести к материальным ценностям, которые скапливались бы, к примеру, в квартире и время от времени радовали глаз. Загадочная девушка собирала кое-что уникальное и хранила это в миниатюрных флакончиках. Она отлично помнила своё прошлое, растянувшееся на столетия: это был её маленький секрет.
Ах, сколько всего она умела, сколько знала! Игра на первом кларнете, саксофоне, арфе; искусство фотографии на первом аппарате, печать на самой первой машинке, управление самым первым автомобилем… да это мелочи, ведь Полина неосознанно грустила о людях. Противоречивые чувства с периодичностью пронзали безвольное сердце: она любила и жалела их сквозь призму собственного отвращения и презрения, равно как и многие прочие люди поступали так с ней.
С человечеством постоянно что-то происходило, и самое неприятное – это смертность. Увы, тут даже леди Неделина ничего не могла поделать. Разве что придумать некоторые способы утешений, поверий и новых традиций, слегка успокаивающих живых.
Вы подумали, должно быть: «да кто же такая эта Полина Неделина?», и не зря, потому что никто до сих пор не знает этого наверняка. Почти никто.
Флакон 2
На утеплённом балконе располагалась зона отдыха, которую Полина регулярно посещала: кресло с неизменным клетчатым пледом и подушкой, столик из канувшего в лету шведского магазина, напольный светильник оттуда же и подставка под ноги. Она пила там чай, крепкий и сладкий, обязательно горячий, наблюдала через большое окно за дворовой жизнью, изредка прибегая к изящному антикварному биноклю времён первой мировой. Конечно, ей больше подошёл бы элитный аксессуар для светских дам, необходимых в театре, однако Полина всегда руководствовалась практичностью и со вздохом вспоминала тот самый, первый бинокль, созданный ещё Галилеем.
В январе балконная зона не пользовалась популярностью – пол всё же промерзал, чай слишком быстро превращался в противную жижу, не обжигая стальное горло. А уж если приходилось почитывать книги – пальцы примерзали к страницам, да и свет горел с пяти вечера: невероятные и неоправданные убытки в нынешнее время!
Даже в выходные, в своей квартире Полина редко радовалась одиночеству: к ней так и тянуло всех подряд, особенно странных людей, и не только. Детей, бабулек, чужих питомцев, пролезающих каким-то чудом в её окна и двери, продавцов из магазинов, аптек, сотрудников всевозможных служб, отставных военных, сетевиков, алкашей, фитоняшек, даже представителей местной власти.
Честнее было бы сказать, что Полина проживала не одна: белый худой кот Тим с разноцветными глазами контролировал все перемещения хозяйки по его квартире. Как и когда появилась Полина в этом доме, не знал никто, кроме Тима. Неделина тоже удивилась, впервые осматривая законное жилище – на подоконнике в кухне лениво вылизывалась тощая котейка. Подняв голубо-желтые глазищи на девушку, живность фыркнула, спрыгнула и по-хозяйски удалилась в дальнюю запертую комнату.
Ни у кого из них не возникло идеи подружиться. На другой день Полина для приличия “кыс-кыснула” пару раз, но кот зашипел и исчез. Появившись через трое суток на подоконнике (при закрытом окне), кот швырнул в возмущенную Полину картонку, что держал в зубах. Там было коряво нацарапано: “Тим”. Тогда стало ясно, что это кот, причем кот ученый. Сознательный, по крайней мере.
– Очень мило с вашей стороны, товарищ Тим. – Язвительно прокомментировала Полина, наливая горячий чай. – И что мне теперь, кормить тебя что ли?
Кот-доходяга хлопнул себя лапой по лбу и больше не проявлял интереса к девушке. С тех пор Тим подозрительно таращился на Полину из какого-нибудь темного угла, сверкая огоньками чудных глаз. Она в ответ пугала его неожиданным: “Бу!”, когда тот наблюдал в окно за жизнью двора. Первые три раза Тим менял цвет шкуры на черный и исчезал в воздухе. Потом привык и лишь шипел, показывая клыки, почему-то окрашенные в красный. Выяснять сущность своего соседа Полина не собиралась. Впрочем, Тиму тоже, казалось, было неважно, почему девушка иногда необычно себя вела, да и вообще – видела его.
Как-то раз ученица в музыкальном колледже завела разговор о странных людях, окрущающих Полину Аркадьевну, желая, вероятно, помочь любимому педагогу:
– Полина Аркадьевна, а чего вы на фриков время тратите? Или это ваш фетиш?
– Гудкова, изъясняйся по-человечески.
– Ну вот вас постоянно дергают с вопросами дурацкими и с просьбами идиотскими. А вы с ними нянчитесь, после работы задерживаетесь, дома не отдыхаете. А это ж сразу видно, что фрики. Им пофиг, хоть пять раз объясняй и помогай – завтра опять нарисуются.
– Это что же, по-твоему, если человек не может разобраться сразу, то надо ярлык ему на лоб прилепить? Или такие, как ты, к примеру, усваиваете материал лучше – всё, сразу в гении записывать?
Полина нахмурилась и позволила себе сверкнуть тёмными глазами. Ей было всё равно на всех людей, без разделений по умственным способностям, и любое неравенство хотелось искоренить из принципа. Все имели право быть глупыми и умными в равной степени.
– Да ну нет же, – смутилась Гудкова, противная хамоватая отличница, вечно нарушающая придуманный педагогом баланс. – Я не про учебные моменты. Смотрю, то Катька Петрова подойдёт, то Олеся Шестерняк, или Данилыч… И все пристают к вам с ерундой. Ну, денег вот занять или чужой бабке лекарства купить, котенка пристроить… А вы их жалеете, выходит? Но так они ж не совсем убогие. Так, странненькие, смешные. С ними как-то не общаются остальные, вы заметили? Даже с Данилычем.
– Иваном Даниловичем! – не сдержалась Полина. Щёки вспыхнули от гнева, захотелось прижать тонкие пальцы грубиянки клапом1 от рояля, только мысль вдруг вильнула в ином направлении: а ведь верно. Почему она, Полина Неделина, позволяет собой крутить? Ей плевать. Совершенно. Она никого не выделяет из людей, ей все одинаково безразличны. Но может, она и сама немного того, «странненькая и смешная» в чужих глазах? Немного фрик? Эта догадка ошеломила Полину. Её сторонятся окружающие. Уважают? Боятся? Игнорируют? А почему же она никогда не отказывает в помощи? Уж точно не от доброты душевной или острого приступа милосердия.
Так и началась эта история. После выявления некоторых странностей, которых раньше не замечал за собой или другими, у людей часто приходит фаза интенсивного глубокого анализа. С Полиной Неделиной такой метод не работал, ведь ей нужно было немедленно получить чёткий ответ, не допуская погрешности. Сложность заключалась в том, что анализировать себя не представлялось возможным: немного неудобно обращаться к своему «Я», когда не знаешь, кто за ним стоит. Всё именно так – леди Полина не знала, кто она.
Флакон 3
Состояние рассеянности оказалось для Полины в новинку: прожитые ею столетия словно обратились в прах, перед глазами больше не проносились сгорающие звёзды вселенной; в безразличном органе, качающем кровь, зародились тревога, сомнения и липкий обволакивающий страх. Полина всегда знала, как ей следует жить. Она родилась с этим знанием, с ним же собиралась однажды исчезнуть в небытие.
Принципиальная, безэмоциональная, невыносимо правильная, действующая по каким-то устаревшим “стандартам” морали – такой запомнила Полину единственная самопровозглашенная подруга Вторина Вика. Вот бы сейчас она удивилась, разглядев в таинственной сущности Неделиной человеческие чувства.
Полина усмехнулась этой мысли и повернула ключ в замке, но на секунду замерла – уловила движение позади, а утонченный нос почувствовал непривычный едкий запах, вмиг распространившийся по старенькому подъезду. Девушка резко обернулась и двинула кулаком точно в челюсть нападавшему. Парнишка в чёрном отлетел к лестнице, чудом не скатившись по щербатым ступеням. Задыхаясь от самодельной химической смеси, которую он разбрызгал из неприметного флакона, бедолага тянулся пальцами к Полине, что с любопытством рассматривала его сверху.
– Ну и кто тут у нас? – со вздохом произнесла она, поправляя чуть сбившуюся шляпку.
– Ва…ва…
– Вася?
Парень помотал головой, придерживая ладонью пострадавшую челюсть, в глазах стояли слезы.
– Ваня? Валя?
Отчаянно жестикулируя, он показывал на себя, на горло, на дверь полининой квартиры.
– Ва… кха… ва… кхе-кхе..
– Ну не может быть: Валера? – нахмурилась девушка. – Я ребусы не люблю.
Вид слабо дышащего подростка, у которого уже закатывались глаза и синели губы, натолкнул на мысль, что разговор тут не поможет. Полина придвинулась ближе и вдохнула терпкий запах пота, химической смеси, пропитавшей одежду мальчишки, и первородного страха, паники, предсмертного ужаса.
Последним, что запомнил хулиган-неудачник перед обмороком, была жуткая улыбка алых губ и невозможно белые зубы прямо около своего лица.
***
Помешивая сладкий горячий чай в фарфоровой расписной чашечке, леди Неделина думала о предстоящих выходных: куда ей следует направиться? И если днём раньше она четко знала, что надлежит делать, то теперь весь её сотканный веками жизненный график летел в пропасть растерянности. Взмах длинных ресниц, чуть слышный вздох, неуловимая перемена взгляда, изящный поворот в сторону дивана: там зашевелился неопределившийся “Ва”, о котором Полина с досадой вспомнила. Попутно она прикинула, что имя “Вадим” тоже подходит. Ну не могли же назвать мальчика Вальдемар, право слово.
Подросток открыл глаза и схватился за подбородок, застонав. Полина усмехнулась и аккуратно поставила чашечку на блюдце, затем летящей походкой направилась к гостю. Он, полулежа, в испуге поджал ноги, пытаясь забиться в угол чёрного, как грех, и бархатистого, словно соблазн, дивана. В комнате царил полумрак – напольная лампа тускло освещала углы, позволяя теням играть с воображением. Видневшийся кусочек коридора заканчивался мигающими фонарями. Если присмотреться, то эти “фонари” медленно перемещались и превращались в разноцветные глаза белого гладкошерстного кота. Стоило моргнуть, как наваждение пропадало.
Примостившись на свободном пятачке дивана и разгладив складки на винтажном модном платье, Полина строго разглядывала парня.
– Так как тебя зовут, будущий уголовник?
Тот по-детски захныкал:
– Не… не… не надо…
– Конечно, не надо. Но об этом лучше бы подумать ДО того, как напасть на беззащитную девушку.
Тон Неделиной не предвещал приятного общения: в тёмных глазах сверкали молнии, алые сочные губы сжаты в полоску, скулы казались неестественно белыми и острыми, будто высечены из холодного мрамора. Парень предпочел бы не смотреть на неё, но отвести глаз не мог: ужасающая красота сковала, словно гипноз. Стянув пыльную шапку с почти лысой головы, он промямлил:
– Ни.. ни… нифига… себе.. без.. без… беззащитную…
Глаза Неделиной расширились, и парень готов был поклясться кому угодно, что на секунду черный зрачок заполнил её левый глаз полностью.
– Как. Тебя. Зовут. – Ледяной голос хозяйки пробирал до костей.
– Руся. Рус.. Руслан.
Идеальная бровь изогнулась в удивлении, девушка смягчилась:
– Вот как? А почему ты говорил “Ва..”?
Он опустил голову, нервно теребя в руках шапку.
– Так я это… во… воды просил.
Полина цокнула и в возмущении воскликнула:
– Ты что, неграмотный?!
Глаза прищурились, лицо наклонилось ближе, отчего парень скривился от страха.
– Или врешь? Ну-ка живо рассказывай, что задумывал? Обокрасть? Нанести тяжкие телесные? Или может… надругаться?!
Повисла пауза, но Полина щелкнула зубами, поторапливая ответ.
– Да про… про… проверить я хо… хотел… па…пацаны… гово… говорили… что… что… вы… вы…
– Ближе к делу, – резко сказала Полина, нахмурившись. Подросток виновато вздохнул и продолжил:
– Про… проверить, что вы… вы… ва… вампир…
Флакон 4
Алые губы растянулись в улыбке. Руслан забыл, что заикается и выпалил:
– Только не ешьте меня! Пожалуйста!!!
Полина поднесла указательный пальчик к трясущемуся парню и щелкнула ноготком по носу. Тот вскрикнул, закрываясь руками, на что девушка тихонько рассмеялась.
– Ну и кому пришла в голову такая глупость? Не припомню, чтобы обо мне такое говорили. Хотя, если провести аналогию с учебным процессом, то я действительно высасываю кровь и недоразвитые мозги нерадивых студентов… Ты что, в музыкальном колледже учишься?
Руслан мотнул головой и скривился от боли. Полина возмущенно цокнула, поправляя черный локон, будто страдания парнишки передавались и ей.
– Мы.. мы за вами… наблю…наблю… наблюдали. Две не… недели.
– Оу, личные фанаты? Мило. Теперь я уверена, что хочу познакомиться поближе. Но твой бред слегка раздражает: если ваша шайка думала, что вы охотитесь за вампиром в моём лице, то какого ж Баха ты пришёл в моё логово? Или инстинкт самосохранения напрочь отсутствует теперь у молодежи?
Руслан вовсе поник. Робко взглянув исподлобья на Полину, парень будто растерял последние крупицы гордости и искренне признался, как пятилетний малыш:
– По…потом… потому что… хотели… хотели попросить по…помощи… там у Са.. Сашки… беда…
Полина разозлилась и с силой отвесила подзатыльник, отчего бритоголовый Руслан взвыл и закрылся руками. Его всхлипывания наполнили небольшую квартирку, но их тотчас поглотили толстые стены. Силуэт белого кота возник у напольной лампы: животное показало клыки и исчезло. Хозяйка молча встала с дивана, ни капли не жалея случайного гостя. Сейчас бы закурить… но вредную привычку Полина оставила много веков назад, изредка вспоминая мундштук из красного дерева, который она подарила одной императрице.
Мысли крутились в идеальной голове: “Да как же так, неужели я такая заурядная, чтобы меня обзывали вампиром?! У меня даже клыков нет, в самом деле! И как в голову могла прийти нелепица, что вампир чем-то поможет? Насмотрелись “Сумерек”, что ли? Какие глупцы!”.
Отвернувшись от Руслана и уставившись в просвет коридора, вслух она грубо спросила:
– Ты мне не ответил: откуда меня знаешь. Чтобы следить за кем-то, надо обладать хоть какой-то базовой информацией. Про твоих дружков я тоже узнаю, можешь не сомневаться. И помни: передо мной надо отвечать, как перед судьей, положив руку на биб… кхм, на Конституцию, хотя бы.
Парень перестал хныкать и тихо пробормотал:
– Да Саш.. Сашка… живет в по.. по… последнем по…по… подъезде. Он ви… ви… видел, что вы… ну, это… к… кровь… собираете.
Резко обернувшись, Полина оскалилась. Едва подсвеченный силуэт выделялся, рисуя жуткую тень её профиля на стене.
– Будь я вампиром, вас бы, дурачков малолетних, уже давно бы вычислила и выпотрошила. Голова нужна, чтобы думать, а вы только шапку на ней носите! Тик-токеры недоделанные!
Выговорившись, Неделина нахмурилась и скрестила руки на груди. Руслан, сжавшись в комок на диване, выглядел чрезвычайно жалко. Шумно выдохнув, она чуть мягче спросила:
– Ну а ты, недоразумение, зачем ко мне полез? Отправили бы своего этого Александра. Я б ему тоже челюсть подправила.
– Да я и не… не… хотел. Но Са…Са… Сашка не может.
– А что так, боится хлеще тебя? Ноги трясутся? Тоже мне, разведчик, – фыркнула девушка, пристально рассматривая парня.
– Ну да. Но… но… ноги у него отказали. Он в кресле си… си… сидит.
“Только этого мне не хватало”, – скорбно подумала Полина.
Флакон 5
Судьба Александра из последнего подъезда складывалась чудесно до конца ноября: спортсмен, красавец, умный парнишка, обучающийся в частном элитном колледже в центре города. Отец его баловал, оплачивая все “хотелки” сына. Ещё летом прошлого года Саша повстречал Настеньку, и с тех пор они «зажигали» везде вдвоём. Но в отличие от Сашки, девушка не стремилась к благородным целям и училась кое-как в бесплатной шараге, на спорт время не тратила и свободных средств не имела. Что же в ней было особенного? Она казалась забавной и “настоящей”, не прикидывалась моделью из соцсетей, умела варить борщ и солить огурцы. За Сашку держалась и правильные слова говорила: “ты у меня самый лучший, самый смелый, самый надежный…” и прочие формулировки из курса базовой психологии отношений.
Но в ноябрьскую морозную полночь случилось страшное: Настя навеселе возвращалась от подруги и попала под машину. Девушка провела двое суток в реанимации, не подозревая, что Саша Быльский, помимо тяжелого испуга, обзавелся навязчивой идеей: найти бессовестного нарушителя и лично свести с ним счеты. Полиция разбирала дело не торопясь, пока в отдел не влетел взмыленный отец – Юрий Быльский, не последний человек в городской коммерческой среде. Сын извел крутого папу, тот стал изводить следственные органы, и на исходе вторых суток они уже сидели перед лицом грустного инспектора и печального следователя. Было от чего расстраиваться: до конца года всего месяц, дел по горло, и заниматься новым ну никак не хотелось.
Заверив семью Быльских, что скоро все виновные понесут наказание, инспектор и следователь всё также печально и многозначительно переглянулись. Они уже получили материалы и понимали, чем грозит арест виновного участника ДТП. На камерах засветилось счастливое и абсолютно невменяемое лицо младшего Подлякова – сына известного депутата.
Сашу не устроил ответ полиции, но расстраивать занятого отца он не стал и действительно взялся за дело самостоятельно. Через знакомых он и сам вскоре понял, кто был за рулем в ту ночь, а Лёню Подлякова прекрасно знал лично. Подкараулив старого приятеля, Саша попробовал призвать его совесть к ответу, пригрозил тюрьмой за инцидент с Настей, однако не учёл последствий: Лёня ничего не помнил и напрочь отрицал, что причастен. Взбесившись от навязчивости, Лёня избил Сашу прямо у подъезда, битой (и где только взял её?), затем оттащил подальше и бросил. Отца своего Лёня боялся, потому наскоро собрал вещи и уехал из города на машине друга, якобы к тетке, в деревню.
Руслан, самый младший из компании, и был как раз тем, кто обнаружил полуживого Сашку, потом подтянулись ещё два друга. Скорая, полиция, шок отца, новые заявления… и парализованные ноги юного Александра Быльского. Что значит оказаться в 18 лет в инвалидном кресле? Жизнь его закончилась, как думалось Сашке. Отец как будто с катушек слетел: строчил доносы и заявления на Подлякова старшего, призывал всю их семью к ответу, дежурил сутками у дверей следователя, а дома заливал горе крепким алкоголем.
Настя уже пришла в себя. Узнав новости о Саше, девушка не могла поверить, что теперь это их реальность, и вместо беззаботной жизни светит угрюмая череда реабилитаций, судебных разбирательств и тяжелого виноватого взгляда любимого парня. Он не сомневался, что Настя с ним до конца. Настя сомневалась, что такую жизнь она выдержит. Кусая губы и ломая ногти, после выписки девушка пришла к Саше.
– Саш, я уезжаю. Родственники позвали жить в Питер, там и универ хороший, меня возьмут на следующий семестр…
– Насть, а я?
Нервно выдохнув, девушка подняла подкрашенные глаза на бывшего спортсмена:
– А ты… ты зря полез, Саш. Ну кому лучше сделал?
Саша сглотнул, почувствовал, что отчего-то щиплет глаза, шмыгнул носом и тихо сказал:
– Так я же за тебя…
– А я просила? – тут же вскинулась Настя. Его Настя, такая веселая и нежная, безобидная, заботливая вдруг превратилась в колючую неадекватную сучку.
– Я боялся, что ты можешь умереть. Там, в реанимации. Из-за этого скота… – голос Саши дрогнул. Незачем объяснять теперь, незачем унижаться. Она всё сказала одной своей фразой. Он теперь не нужен.
