Елена Арсеньева
Большая книга ужасов. Самые страшные каникулы (сборник)
Но самое страшное дошло до нее не сразу…
«Что же получается? – наконец спохватилась Зойка. – Сейчас меня тоже накроет эта волна?! И тоже сделает такой же, как та женщина-кошка, или еще ужасней, как все они?! Я тоже стану жуткарем?! Жуткарихой?!»
Поздно было, уже поздно было спохватываться – волна нахлынула на нее!
Пыльным вихрем запорошило глаза, пыль полезла в нос, голову словно бы потянуло в разные стороны одновременно – и что-то резко обожгло кожу на груди.
Зойка, зажмурившись, прижала ладонь к груди – и поняла, что обжигает ее медальон. Тот самый, нарочно подброшенный ей (в этом она уже не сомневалась!) бесследно исчезнувшим Костей Константиновым, тот самый медальон, с тремя странными буквами BES. С такими же буквами, какие были на руке бесследно исчезнувшего рыжего доктора…
И тут Зойка почувствовала, что пыль ее больше не окружает, она рассеялась.
Волна прошла.
Зойка опасливо глянула на руки – это ее руки, человеческие! Ноги – прежние, с драгоценным шрамом под левой коленкой.
Зойка торопливо ощупала себя – это ее, ее собственное тело, и конечности, как верхние, так и нижние, и голова с короткими волосами, и лицо – может, не идеальной красоты, но человеческое!
Все на месте.
Волна не изменила ее. Почему? Неужели медальон…
Неужели ее спас медальон?
Ни обдумать эту мысль как следует, ни удивиться, ни порадоваться Зойка не успела. Звериные, птичьи, змеиные головы пассажиров начали медленно, по одной, к ней поворачиваться. А лапы, когти и щупальца – к ней протягиваться…
Зойка метнулась к двери, попыталась разжать створки и выскочить на ходу – напрасно. Сил не хватало.
Кинулась к заднему окну, ударила в него обоими кулаками – тоже напрасно!
Зойка припала лбом к стеклу, готовая заорать от страха, и тут увидела, что вслед за маршруткой бежит человек.
Бежит со всех ног, и машет руками, и что-то кричит…
Да это Костя! Костя Константинов!
Откуда он здесь взялся? Зачем бежит? Что кричит? А главное – зачем кричит, если Зойка не может его слышать?
Что-то впилось в ее плечо. Это было щупальце осьминога с пупырчатыми присосками. Ледяное бородавчатое щупальце! За другое плечо уцепилась корявая куриная лапа. Замычал над ухом бык. Зашипела змея. И замяукала кошка…
Не оборачиваясь, не глядя, Зойка поняла – это та самая кошка настигла ее. Кошка с ластами, кошка из травмпункта!
Откуда она взялась здесь?!
Да какая разница! Кажется, ответа на этот вопрос Зойка уже не узнает…
Насекомоглавые, птицекрылые, зверообразные чудища тащили ее в глубину маршрутки, но Зойка цеплялась за стойку у окна, не отрывая взгляда от бегущего Кости. Он бежал очень быстро, он подбегал ближе и ближе, но он не успеет, не успеет…
Кажется, он и сам это понял, потому что остановился и отчаянно ударил себя в грудь, словно признавая свое поражение.
Нет… Нет, не поражение! Зойка поняла, что значил этот отчаянный жест! Это была подсказка!
Она выхватила из-под футболки медальон и обернулась к жуткарям.
Медальон в ее руках трепетал и вибрировал, словно в середине его билось живое сердце. Такой ослепительный свет исходил из каждого камешка, которыми он был покрыт, что Зойка несколько мгновений ничего не видела, а только чувствовала, что волна родилась снова, но идет теперь в обратном направлении, идет от нее, оставляя за собой… людей, к которым медленно, как бы неохотно возвращался человеческий облик. Их головы еще сидели криво, тела были перекошены, руки и ноги короче одна другой. Рты и глаза перепутались местами, некоторые лица пока оставались пустыми, как у тряпичных кукол, которым еще не нарисовали физиономии и не пришили волосы.
И неизвестно, что было страшней: зверообразная масса жуткарей – или безликая масса полулюдей.
Только кошка не изменилась и с ненавистью смотрела на Зойку, пытаясь подобраться к ней, но недопревратившеся в людей жуткари еле двигались, и выбраться из их массы кошка не могла.
Тем временем Костя догнал маршрутку. Тигриным прыжком вскочил на бампер, кулаком врезал по стеклу… оно разлетелось бесшумной тысячью крохотных осколков. Костя спрыгнул на мостовую, махнул рукой Зойке.
Не раздумывая, та нырнула в разбитое окно, как в воду, уверенная, что Костя ее поймает. Так и получилось, но все же они не удержались на ногах и покатились по мостовой.
Распластавшись на жестком асфальте, Зойка не почувствовала боли, но не удивилась этому. Кажется, пришло время вообще ничему не удивляться, иначе просто спятишь.
Костя первым вскочил, схватил Зойку за плечи, поднял сильным рывком.
– Что это было? – пробормотала Зойка, хватаясь за Костю, чтобы не упасть. – Что за люди были там, в маршрутке?!
– Это люди, которые умерли от страха, – вздохнул Костя. – Они настолько верили во всякие выдуманные ужасы, были настолько суеверны, что продали страху свои души. Страх погубил их. После смерти они обречены пополнять ряды жуткарей и призраками возвращаться в свой мир, чтобы пугать и губить других. Но ты вернула им человеческий облик, теперь они лишены своей губительной силы. Теперь они просто исчезнут и не будут больше мучить людей.
– Это все медальон, – скромно сказала Зойка.
– Да. Потому что это талисман Бестиария. Береги его, – серьезно сказал Костя, глядя Зойке в глаза, а потом протянул руку и представился: – Кость. Младшая Кость Бестиария.
Все-таки пришлось удивиться еще раз.
Младшая Кость!!! Это сумасшествие какое-то…
Зойка хотела спросить – он что, над ней издевается, но неудобно было так разговаривать с человеком, который ее только что спас.
Да и вообще… она уже такого навидалась, что могла во все поверить!
Даже в то, что мальчишку могут звать Младшей Костью Бестиария.
– А я думала, тебя Костя Константинов зовут, – слабо улыбнулась Зойка, пожимая протянутую руку, которая оказалась на удивление твердой и сухощавой. – Значит, ошиблась. Ну, будем знакомы. Зоя Семенова.
– Нет, – покачал головой Кость. – Ты снова ошибаешься. Тебя зовут Вершина Ярости.
В голосе его прозвучало уважение, нет – даже почтение, и Зойке стало неловко. Так с ней еще никто не разговаривал!
– Та бумажка! – вспомнила она. – Там было написано про Вершину Ярости. Ты записку для меня оставил? Нарочно?
Кость кивнул.
– А почему слова были такие странные? Как игра в чепуху? Как будто разные люди писали и рисовали? – допытывалась Зойка.
– Нет, это не чепуха, – усмехнулся Кость. – Это было коллективное послание. Зашифрованное к тому же. Всем нам пришлось таиться, прятать эту бумажку, мы писали в разное время, но знали, что рано или поздно кому-то удастся выбраться к людям и передать тебе наше послание.
– Как это – выбраться к людям? – нахмурилась Зойка. – А ты кто же?! Ты выглядишь как нормальный человек, только слишком худой.
– Ну, ведь я же Кость, – спокойно сказал он, как если бы сообщил: «Я учусь в седьмом классе» или: «Я спортсмен». – Но вообще это сложно объяснить… я не смогу.
– А почему вы передали свое послание именно мне? – недоверчиво спросила Зойка.
– Потому что ты – Вершина Ярости.
– А что это такое? – прошептала она, чувствуя что-то вроде священного ужаса, так торжественно и печально прозвучал голос Кости.
– Сложно объяснить, – повторил Кость, и Зойка вдруг вспомнила ту сцену из фильма «Дары смерти», где Гарри Поттер разговаривает с гоблином Крюкохватом. – Я постараюсь, но лучше бы это сделали Старшие Кости. Или Мозг. Или Глаза…
Все эти слова он произносил как бы с большой буквы, будто это были чьи-то имена, а не названия частей тела.
– Или Сердце? – продолжила Зойка, стараясь улыбнуться и перевести все эти пугающие непонятки в шутку.
Однако Кость печально вздохнул:
– Сердца у Бестиария нет и быть не может. Иметь сердце – значит, жалеть. А жалеть ему нельзя… Нет, с сердцем тут не справиться.
– Почему не справиться? С чем не справиться? С кем?!
– С жуткарями, – ответил Кость.
Зойка так и ахнула:
– Ты знаешь это слово?! А я думала, что сама его придумала!
– Не ты придумала – это пчела Чертополоха тебе нажужжала.
– Пчела? Та, что загнала меня сюда?!
– Она самая.
– Пчела Чертополоха… Они друзья?
Зойка вспомнила, как пчела ринулась к Чертополоху и зарывалась в его лепестки, а он раскрывался ей навстречу, будто был страшно рад, а может, даже счастлив.
– Так оно и есть, – проговорил Кость. – Пчела должна все время на Чертополохе сидеть, но иногда все же улетает, и тогда Чертополох тоже может сорваться со Зверопалого и отправиться ее искать. Понимаешь, когда ты выбросила портрет Кошкодузы…
– Это кошка с ластами на медузьей бахроме? – догадалась Зойка. – С такой глупой рожей? Та, которая гналась за мной из травмпункта вместе со Страховым, его мамашей и этим электриком Петровым?
– Она самая. Кстати, бахромы берегись, она ядовитая, – предупредил Кость.
– Кто бы сомневался, – вздохнула Зойка.
– Вместе с Кошкодузой, – продолжил Кость, – были Страх, Мать Страхов и еще один жуткарь. Разумеется, он никакой не электрик и никакой не Петров. Ему просто эта страшилка нравится, вот он и прикидывается повешенным электриком. А вообще-то его зовут Мертвый Труп.
«Как мертвый труп один лежишь», – всплыла в Зойкиной памяти строка из нелепого стишка, который она прочла в травмпункте. Странное совпадение… Или это никакое не совпадение?
Зойка хотела сказать, что труп и так однозначно мертвый, зачем уточнять, но потом вспомнила, что в Драмтеатре одно время шел спектакль под названием «Живой труп». Зойка почему-то решила, что это какой-то ужастик. Но мама рассказала, что это всего-навсего история про одного человека, который распустил слухи о своей смерти, а сам был жив – просто из дому ушел, но потом все же умер.
Воспоминания промелькнули в Зойкиной голове в единый миг – и показалось, что это было как бы не с ней, а если и с ней, то очень, невыразимо давно! – в той жизни, о которой пока лучше не вспоминать, чтобы не начать рыдать от тоски и кричать «Хочу домой! К маме хочу!».
Но вдруг Зойка обнаружила, что рыдать и кричать ей не хочется. Более того – если бы вдруг сейчас перед ней распахнулась некая дверь в прежнюю жизнь, в которой она не знала никаких бед серьезней двойки по французскому языку и ссор с мамой из-за того, что слишком долго сидит в Интернете, Зойка, может, и бросилась бы в эту дверь, но потом пожалела бы об этом. Потому что движущей силой характера каждого человека является любопытство.
А Зойкиного – в особенности! Тем более что заветная дверь в нормальную жизнь пока что не распахивается… Значит, надо попытаться приспособиться к жизни ненормальной. И для начала – внимательно выслушать все, что скажет Кость. Может, Зойка хоть что-то поймет в случившемся?!
– Мы подбросили тебе портрет Кошкодузы, пририсовав череп и кости, чтобы ты могла узнать ее, когда встретишь, и остерегалась, – говорил тем временем Кость. – Она смертельно опасна! На нее даже медальон не действует, ты сама видела! Мы именно ее нарисовали, потому что она здесь самая злая и хитрая, наверное, даже злее Матери Страха, и вдобавок самая умная. Мы хотели, чтобы ты была готова к встрече с ней. Но ты записки выбросила в мусорный бак, и Кошкодуза послала Зверопалого дочиста обшарить бак, чтобы ты ничего не нашла, если вдруг спохватишься и начнешь искать наше послание. Зверопалый постарался как следует, его пальцы все сожрали…
– Мусорщики потом говорили, что контейнер будто вылизали! – воскликнула Зойка, вспомнив мамин рассказ.
– Могу себе представить! – засмеялся Кость. – Зверопальцы – они обожают мусор!
– Самое обидное, что к тому времени я уже поняла: это были не просто дурацкие бумажки, как мне сначала показалось, – продолжала Зойка, решив оставить на потом все непонятки насчет каких-то зверопальцев какого-то Зверопалого. – Я и правда хотела мусорку обшарить, но было уже поздно.
– Мы знали, что ты спохватишься! – сказал Кость. – Спохватишься, вспомнишь знак на руке Старшей Кости…
Зойка зажмурилась и слабым голосом попросила:
– Сделай сноску. Ну, как в книжках – если что-то непонятное, то автор поясняет.
Кость кивнул:
– Я понял. Я видел ваши книги. Сноску так сноску! Ты, конечно, уже поняла, что я тебя по ноге нарочно ударил. Ты извини… Я даже не думал, что так больно будет. Но обязательно нужно было, чтобы ты попала в травмпункт!
– Значит, тот доктор нарочно сделал знак BES на руке, чтобы я его заметила и вспомнила потом, – сообразила Зойка.
– Да, этот доктор – один из Старших Костей Бестиария – надеялся, что ты заметишь знак и вернешься. Сначала у нас был там портал! Прямо в его кабинете! Мы хотели тебя через этот портал к нам провести, когда время настанет. Но потом в травмпункт пролезли Мертвый Труп и Кошкодуза, и доктору пришлось срочно уходить. Нам со Старшей Костью, который изображал моего отца, – тоже. Портал закрылся. Конечно, мы знали, что в твой дом тоже проберутся Страх и Мать Страхов и будут всех убеждать, что нас никогда и в помине не было. Но мы ничего не могли тебе объяснить, ты сама должна была до всего додуматься и пройти испытания страхом. А жуткари стирали память у всех, кто нас видел, и надеялись, что ты ни о чем не догадаешься, что они тебя запутают или запугают. А твою память не сотрешь, ты им не по зубам, ведь тебя оберегал медальон Бестиария!
– А все эти жуткари за мной гнались, чтобы медальон отнять? – спросила Зойка.
– Они гнались за тобой, чтобы тебя прикончить, – спокойно сказал Кость.
Впрочем, Зойка от его слов тоже не слишком-то разволновалась, потому что во время бегства и сама до этого додумалась.
– Ты для них страшный враг, а нам ты нужна, потому что Бестиарию без Вершины Ярости никогда не справиться с жуткарями, – продолжал Кость. – Мы думали, что все пропало… И тогда пчела Чертополоха нам помогла. Зверопалый, конечно, чуть не взбесился от страха. Он ужасно боится, что его прикончат жуткари, потому что пчела со всеми нами, с частями Бестиария, дружит. Ну а Чертополох – он такой… ну, он цветок, сама понимаешь, что с него возьмешь! Хоть и с колючками, а все же розовый и пушистый. Он против своей пчелы никогда бы не выступил. Она для него самое дорогое, что есть на свете. И он потребовал, чтобы Зверопалый выпустил пчелу к людям. А Зверопалый – он сам по себе не злой, просто он Кошкодузу до смерти боится. В конце концов пчела улетела без всякого разрешения и самовольно открыла временный портал на вашей лестнице. Обычные порталы людям не видны, а временные имеют красные очертания фигуры Бестиария. Открыть портал просто – надо из нашего мира пройти в ваш. Пчела прошла – то есть пролетела. Тогда Зверопалый с перепугу Чертополох прогнал, выбросил его через портал вслед пчеле, но когда жуткари возвращались после погони за тобой, они его подобрали и притащили с собой. Теперь Чертополох и пчела наказаны…
– Ой, погоди, – слабым голосом пробормотала Зойка, хватаясь за голову. – Все еще больше запуталось. Я что-то плохо соображаю сегодня.
Кость промолчал, и Зойка похолодела. Только теперь она осознала, что перед ней не обыкновенный человек. Не мальчишка. Обыкновенный мальчишка обязательно отреагировал бы на ее слова. Она ляпнула: «Я что-то плохо соображаю сегодня». Он просто обязан был съехидничать: «Неужели только сегодня?»
Одно непременно должно следовать за другим, это связано, как чихание и «будьте здоровы», это что-то настолько обязательное в нормальном человеческом разговоре, что подразумевается само собой!
Кость не сказал, и Зойке стало прямо худо.
Конечно, он предупредил, что он Кость, что не из мира людей, но она только сейчас это осознала.
Ну ладно, осознала так осознала. Надо собраться с силами и все это как-то пережить.
– Давай с начала! – немного подумав, попросила Зойка. – С самого начала! Вот как мы встретились на площадке и… Пожалуйста, давай все по порядку!
– Я ж говорил, это сложно объяснить, – вздохнул Кость. – Старшие лучше смогли бы рассказать, они вас, людей, лучше понимают, а я…
Кость осекся и куда-то уставился. Его и без того бледное лицо побледнело еще сильней. И он прошептал:
– Ладно, тебе потом кто-нибудь объяснит. А мне, кажется, конец.
В голосе Кости не было ужаса, не было даже тревоги – было спокойствие, обреченность спокойствия. И лицо оставалось спокойным. Только светлые глаза стали темными, и Зойка поняла, что они потемнели от ненависти.
Зойка обернулась поглядеть, куда он смотрит.
И у нее даже дух перехватило, потому что к ним приближались Страхов, его мамаша и кошка. Вернее, Страх, Мать Страхов и Кошкодуза. Она единственная из всех не менялась, у нее была все та же глупая кошачья морда, ласты и прочие атрибуты, к которым Зойка уже попривыкла, но те двое…
Мудрено было узнать прежнего доктора! Его облик постоянно менялся. То брел, заплетаясь звериными лапами, получеловек с волчьей пастью и настороженно торчащими ушами. То тащился серый, испещренный черными гнилостными пятнами мертвец в истлевших остатках савана. То приближался бледный, как полотно, вампир с синими щеками и окровавленными губами и длинными острыми зубами, которые не помещались во рту. То плелся невероятно худой, словно обтянутый кожей зеленовато-болотного цвета скелет, человек, у которого была крошечная детская голова и огромные глаза и рот с высунутым алчным языком. То плыло в воздухе кроваво-красное пятно. То появлялось что-то бесформенное, черное, колышущееся, перемещающееся по земле не на ногах, а на каких-то присосках, с хлюпаньем и тихим, но пронзительным повизгиванием, от которого мучительно звенело в ушах.
Зойка потрясла головой, пытаясь избавиться от этого звона, и тут Страх вновь преобразился! Теперь он сделался неким чешуйчато-панцирным существом с головой кобры. И в то же время в этой безносой голове с маленькими рубиново-красными глазками было нечто человеческое. Да и тело можно было бы назвать человеческим, если бы не эта чешуя с хитиновым блеском.
При взгляде на Страха Зойка неожиданно вспомнила один из самых пугающих случаев в своей жизни. Однажды они принесли из магазина большую гроздь бананов. Когда мама отломила один, из грозди вывалился большой, нет – огромный черный таракан и заметался по полу кухни.
Потом они узнали, что эти экзотические твари попали в магазин в коробках с тропическими фруктами.
Таких тараканов ни Зойка, ни мама никогда не видели, поэтому неудивительно, что они дружно заорали и так же дружно вскочили на табуретки, с ужасом глядя на это усатое, головастое чудище с глазами-шариками, которые, казалось, глядели на хозяек квартиры с ненавистью. Да и они им тоже не любовались, а только нетерпеливо ожидали мгновения, когда этот членистоногий (Зойка, у которой в стрессовых ситуациях всегда обострялось мышление, мигом вспомнила, к какому классу, роду или виду, не суть важно, принадлежат тараканы) шмыгнет куда-нибудь с глаз долой. Главное, подумала Зойка, заметить, куда именно он забежал, в какую щель под плинтусом, чтобы там залить его морилкой и потом входить в кухню без опасения, что чудище вновь выскочит и выпучит на тебя гляделки.
Зойка так старательно вытягивала шею, пытаясь высмотреть пункт тараканьей эвакуации, что вдруг потеряла равновесие и свалилась с табуретки. Ударилась коленками об пол, а правая ладонь… правая ладонь пришлась как раз на таракана.
Таракан даже не хрустнул, а влажно хлюпнул. Раздавленный хитиновый панцирь превратился в кашицу, смешанную с беловатой жижей, которая брызнула меленькими капельками Зойке на плечо.
Как она заорала!!! Она была почти в обмороке, когда мама, мигом взбодрившаяся от того, что чудище уничтожено и можно всецело отдаться помощи героической дочери, подняла ее, вымыла руки, обтерла плечо, перевязала разбитое в кровь колено и брызнула в лицо водой.
Зойка немножко очухалась. И мама, которая, как известно, была неисправимой оптимисткой, сказала, изо всех сил стараясь придать бодрость своему дрожащему голосу:
– Хорошо еще, что ты лбом не врезалась в пол! Точно сотрясение мозга было бы, пришлось бы «Скорую помощь» вызывать!
А Зойка подумала, что если бы она врезалась лбом в таракана, маме пришлось бы вызывать не «Скорую помощь», а похоронную команду.
Таким же сине-черно-зеленым тараканьим хитиновым блеском отливало чешуйчато-панцирное тело Страха. И Зойка вдруг отчаянно захотела иметь правую ладонь такой величины и тяжести, чтобы ею можно было превратить Страха в хитиново-белесую кашицу.
Зойка бы даже пережила, если бы эта гадость брызнула ей на лоб – такая ненависть к жуткарю в ней сейчас вспыхнула!
– Подожди, еще рано, – пробормотал едва слышно Кость, – еще не злись так сильно, ярость тебе еще пригодится. Будь осторожна! И береги медальон! Он тебя защитит, если что.
С этими словами он быстро пошел навстречу жуткарям.
– Мальчик мой, – проворковала Мать Страхов, выступая из-за спины сына. – Дитятко…
Вот кого Зойка точно не узнала бы! Сгорбленная старуха с неприятным выражением изморщиненного лица, какой была мамаша Страхова, превратилась в некое подобие трех грязно-белых раздутых грибов-навозников, взгромоздившихся один на другой. Примерно так лепят снеговика: самый большой ком внизу, потом поменьше, а самый маленький – голова. Тут все было наоборот: внизу самый маленький ком, вверху – самый большой, с обвислыми щеками и кровавой щелью рта.
Ох, какая противная пыль валит из таких грибов, когда стукнешь по ним палкой! Как мерзко сморщивался лопнувший навозник – будто большая белая дохлая лягушка. Бр-р, гадость! В Шульпановке, в деревне, куда Зойка с мамой иногда ездили навестить прабабушку, их было как грязи, и местные пацаны просто обожали швырять их городской девчонке в голову. Мама говорила, что это у них способ ухаживания такой. Ну, нравится им Зойка, вот они это и демонстрируют как могут. У нее же нет косичек, за которые можно подергать, чтобы выказать ей свое расположение!
В этом году Зойка ехать в Шульпановку отказалась, но, как назло, подлинный облик Матери Страхов оказался именно грибной!
А может быть, и правда назло? Может быть, она знала, что Зойка ненавидит эти мерзкие грибы?
Так же, как Страх знал, что Зойку не напугать вампирами и мертвецами (насмотрелась на них в кино!), а вот тараканы могут заставить ее визжать от ужаса…
Своими тонкими, слабыми, кривыми ручонками, похожими на веточки, воткнутые в снеговика, Мать Страхов волокла уже знакомую Зойке охапку гипсовых бинтов. И эти бинты вдруг сорвались с ее рук и бросились на Кость!
В одно мгновение он оказался обмотан с ног до головы многочисленными аккуратными белыми витками. Виднелись только глаза, которые начали выкатываться из орбит. Зойка поняла, что Кость задыхается и сейчас умрет!
И она будет на это спокойно смотреть?!
Но что она может сделать? У нее же нет никакого оружия!
Как же, нет! Есть, еще как есть!
Зойка сорвала с шеи медальон и не раздумывая швырнула в троицу жуткарей.
Что-то вспыхнуло. Красные слепящие огоньки заплясали по телам чудовищ. Раздался оглушительный трехголосый вой. Бинты на теле Кости начали обугливаться и падать наземь.
Кость высвободил руки, сорвал бинты с лица, со всхлипом вздохнул и крикнул хриплым, измученным голосом, полным такого ужаса, что у Зойки ну вот самым натуральным образом встали волосы дыбом:
– Что ты наделала! Беги! Спасайся!
И такой это был крик, что Зойка, которая всегда предпочитала обходиться без посторонней помощи и без чужих, пусть даже и полезных, советов, послушалась.
Она сорвалась с места и понеслась куда глаза глядят по улице – пустынной и безжизненной.
Зойка решила скрыться в каком-нибудь доме. Попыталась открыть дверь одного подъезда, другого, перебегала от здания к зданию, но напрасно – все подъезды оказались заперты. На них не было никаких признаков домофонов, а значит, невозможно набрать номер какой-нибудь квартиры и крикнуть:
– Откройте! Помогите, спасите!
Да и кого звать на помощь в городе, где нет людей?
Скоро Зойка обнаружила, что дома напоминают огромные театральные декорации: они были не каменными, не панельными, а как бы сделанными из картона или тонкой фанеры. Они качались от цоколя до крыши, когда Зойка ломилась в подъезды и долго потом еще, когда она отбегала, дом покачивался и вибрировал, пока снова не замирал – внешне нормальное здание, обыкновенная серая семиэтажка, а на самом деле декорация.
Зойка очень скоро устала от своих бессмысленных метаний от двери к двери, у нее уже ноги подкашивались, она собралась остановиться и передохнуть, но крики жуткарей начали приближаться.
Зойка обернулась и обнаружила, что все они живы и… Нет, добавить «и здоровы» было невозможно, потому что их тела оказались обуглены, а нижнюю часть Матери Страхов вообще прожгло насквозь, так что она влачилась по земле, будто белая тряпка, которой только что протерли очень грязный пол. Нет, ну совершенно точно – лопнувший гриб-навозник!
Самостоятельно передвигаться отвратительная мамаша теперь не могла, и ее, подхватив под тощенькие ручонки, волокли Страх и Кошкодуза.
Все они пострадали, конечно, но не перестали преследовать Зойку.
Бинты – тоже почерневшие, обгорелые – корявыми скачками передвигались за жуткарями и тянули за собой какую-то черную кругляшку на цепочке. Присмотревшись, Зойка поняла: это все, что осталось от медальона.
Итак, Кость был прав – Зойка пожертвовала своим единственным оружием напрасно. Наверное, эти трое жуткарей и в самом деле настолько сильны, что медальон, который остановил превращение людей в зверообразных чудищ, оказался против них бессилен.
Нет, не бессилен, не напрасно Зойка бросила медальон – ведь она спасла Кость!
Но где же он? Убежал? Ему удалось скрыться?
Кажется, Страх умудрился прочесть ее мысли. Ужасное змеиное лицо его расплылось в довольной ухмылке, а потом он показал Зойке… кость.
Самую обыкновенную – не слишком большую. Зойка в анатомии была полным нулем, раньше все кости для нее были отвлеченным безликим понятием, да и теперь не имело значения, как эта кость называется, лучевая или, там, локтевая.
Главное, она сразу поняла: это не просто кость – это Младшая Кость Бестиария, он снова в руках врагов!
Выходит, Зойка и медальон погубила, и Кость не спасла.
Но предаваясь самобичеванию, стоя вот таким раскаявшимся столбом и тараща испуганные глаза, Зойка вряд ли Кости поможет. Надо где-то спрятаться, все обдумать, сообразить, что делать дальше. Поэтому она снова помчалась по улице, снова ломилась то в одну запертую дверь, то в другую – и вдруг одна из них распахнулась!
И дом не покачнулся. Он не был декорацией – Зойка все же нашла настоящий дом!
Она даже отпрянула, не веря удаче, но позади раздался злобный мяв – наверное, Кошкодуза испугалась, что добыча ускользнет.
Ощутить себя неускользнувшей добычей Зойке хотелось меньше всего на свете, поэтому она вбежала в темный подъезд, захлопнула за собой дверь и принялась шарить вокруг в поисках какой-нибудь палки, которой можно закрепить дверь, чтобы чудища ее не сразу открыли.
Впрочем, через секунду Зойка перестала заниматься этой ерундой. Во-первых, никакой палки не было. Во-вторых, она вспомнила, с кем имеет дело. Это не тройка разбойников с большой дороги – это жуткари, а с их невероятными способностями Зойка уже имела случай познакомиться. Они все равно рано или поздно ворвутся в подъезд, так что не стоит терять время, надо подняться как можно выше по лестнице (она нащупала клетку лифта, но кнопки не светились – значит, лифт не работал), войти в какую-нибудь квартиру, забиться в укромный уголок и начать придумывать план действий. Пока, в этой постоянной беготне и бесчисленных стрессах, Зойка не могла сосредоточиться и как следует обмозговать ситуацию. Она действовала под влиянием минуты, а это влияние не всегда правильное. Вот бросила в жуткарей медальон – а зря! И их не уничтожила, и Кость не спасла, и единственной своей защиты лишилась.
Зойка побежала вверх по лестнице, касаясь перил и радуясь тому, какие они обыкновенные на ощупь: потертые, немножко шершавые там, где содралась краска, – ну совсем как у них в подъезде! И пахло совсем как в их подъезде – немножко мусоропроводом, немножко пылью, немножко мокрым половиком у дверей Валентины Ивановны. Валентина Ивановна была свихнута не только на аномальных явлениях, но и на чистоте и по нескольку раз в день прополаскивала половик, на который волей-неволей наступали все жильцы, поднимавшиеся к почтовым ящикам между первым и вторым этажами: ведь половик был большой и лежал у самой лестницы, его невозможно было обойти.
Еще пахло – совсем не страшно! – кошками: обыкновенными ничейными кошками, которые понятия не имели о зловещих превращениях, а просто забредали иногда в подъезд и кормились тем, что подавали добрые люди.
На площадке между первым и вторым этажами, как раз где Зойка задела плечом невидимые в темноте почтовые ящики (они висели на том же месте, что и в ее подъезде!), ей ударил в нос другой запах – какой-то странный, сладкий и душноватый. Этот запах ей о чем-то напомнил, вот только никак не вспоминалось о чем.
Ладно, сейчас не до воспоминаний, вперед и выше!
Между третьим и четвертым этажами рука, скользящая по перилам, вдруг наткнулась на что-то острое, и Зойка аж зашипела от боли, поняв, что поранилась до крови.
Самое обидное, что именно на этом месте у нее была ранка, которая ну вот только-только зажила. У них в подъезде тоже торчал гвоздь в перилах между третьим и четвертым этажами. Кто его вбил, неизвестно, и кому следовало его по долгу службы вытаскивать – тоже неизвестно. Большинство народу ездило на лифте, и натыкались на этот гвоздь только неудачники вроде Зойки, которые вечно волокут руки по перилам, надо или не надо.
Зойка лизнула царапину, чтобы не кровоточила. Точно так же она зализывала ее несколько дней назад. И вот второй раз наступает на те же грабли – вернее, натыкается на гвоздь в перилах. Правда, и гвоздь другой, и перила другие, но…
Гвоздь другой? Перила другие?
Зойка быстро, перескакивая через ступеньку, домчалась до пятого этажа и дальше пошла медленней, трогая прутья перил. Первый, второй… третьего нет…
Она мрачно кивнула сама себе в темноте.
– Четвертый, пятого нет, шестой, седьмой, восьмого нет! – протараторила Зойка, как таблицу умножения, и перебрала прутья для проверки.
Так и есть! У них на лестнице между пятым и шестым этажами тоже нет прутьев. Их выбили, когда волокли пианино к Сапожниковым. Лифт в тот день не работал, поэтому грузчики несли пианино на каких-то поясах, чуть не надорвались, кое-где покорежили стены, выломали прутья – да так и не вставили.
И здесь не вставили.
И гвоздь в перилах там же, где у них.
И мокрая тряпка на площадке первого этажа.
И кошками несет, как у них, и еще чем-то сладковатым пахнет между первым и вторым этажами, возле почтовых ящиков…
Откуда такое точное сходство? Что все это значит?
