Татьяна Устинова
Рождественские детективные истории
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2021
Елена Арсеньева. Рождественское танго
– Погодите-ка, девушка, – устало сказал мужчина в серой куртке, – вы что, не видите, что закрыто?
– Не вижу, – усмехнулась Алена. – По-моему, очень даже открыто! – И она толкнула турникет, попытавшись пройти.
– Черт, – с досадой сказал мужчина, повернувшись к кабинке кассирши, – перекройте дорогу, вы что, русского языка не понимаете?
Испуганная смуглянка, сидевшая в кабинке, обвешанной рулонами туалетной бумаги, смотрела на него с тупым ужасом. Очень может быть, что она и впрямь не понимала русского языка, поскольку, судя по внешности, родилась где-то на бескрайних просторах бывшего Союза и училась в школе (если вообще училась!) уже в то время, когда обязательное изучение русского языка было признано вредной политической ошибкой.
– Черт, – снова сказал мужчина, – да что вы все такие… тьфу! Закрыто! – крикнул он, обернувшись к небольшой группе людей, уже собравшихся перед турникетом и, судя по всему, испытывающих неодолимую охоту зайти за него. – По техническим причинам! Вон в другом переходе туалет, через двадцать метров, туда пожалуйста!
– Да там санчас! – возмущенно воскликнула маленькая женщина, стоявшая рядом с Аленой. При говорившей была сумка на колесиках, весом и объемом превосходящая хозяйку самое малое вдвое. – А на второй этаж не подняться – эскалатор не работает. Вы уж нас пустите, а то как пить дать авария случится.
– И не одна, – буркнул ломкий юношеский голос за Алениной спиной. И вслед за тем целый хор начал нестройно выражаться в том смысле, что закрывать одновременно два вокзальных туалета – это по меньшей мере некорректно.
– Черт! – в очередной раз сказал мужчина. – Ну не черт ли побери?!
– Вообще чертыхаться в таком количестве вредно, – произнесла Алена, как указывают в театральных ремарках, в сторону. – Накличете еще.
– Кого? – непонимающе посмотрел на нее мужчина, и Алена заметила, что он примерно одних с ней лет, высокий, худой, сероглазый и до крайности усталый. А может, и злой, потому что у некоторых мужчин крайняя злость проявляется в тенях под глазами и мученических складках у губ. И больше ничего, никаких признаков. Они умеют себя держать в руках и не срываться на конкретных людях. Как правило, достается только предметам почти абстрактным: чьей-то блудной прародительнице, или некоему фаллическому символу, или общеупотребительному вместилищу женского греха, ну и, как вариант, разжигателю адова пламени.
– Ну, его, – улыбнулась Алена, потому что мужчина ей понравился. Что с того, что они встретились на пороге столь неромантичного места, как туалет, и он помешал ей… помешал ей привести в надлежащее состояние некоторые свои внутренние органы, назовем это так. И что с того, что они сейчас разойдутся, как в море корабли! И вообще, какой-то там работник туалетно-вокзального обслуживания совершенно не пара для писательницы, детективщицы, красавицы, умницы, фантасмагорической женщины Алены Дмитриевой, которая приехала в Москву специально на рождественскую милонгу!
Милонга, чтоб вы знали (быстренько поясню, дабы никого не клинило на непонятках), – это вечеринка, на которой танцуют только аргентинское танго. А также танго-милонгу или танго-вальс. Иногда милонгу и вальс называют быстрым или медленным танго, но это объяснение годится только в том случае, если нет времени вдаваться в подробности – как в нашем случае. Тем паче что впереди может случиться оказия, и о коренных отличиях танго от милонги и от вальса поговорить все же удастся. Ну а сейчас вернемся к диалогу Алены и туалетного работника… помните, у Евгения Шварца в «Каине Восемнадцатом»? «Поговори со мной, туалетный работник!» Похоже, правда?
Итак, Алена улыбнулась туалетному работнику и сказала:
– Ну, его… о котором говорят: помяни черта, а он тут как тут.
– Нет, ну что это за издевательство, – простонала какая-то высокая худенькая бледненькая девушка в вязаной, глухо натянутой на лоб шапочке, протискиваясь сквозь толпу. – Я не могу больше, не могу, понимаете?! Я беременная, у меня токсикоз первых месяцев, меня сейчас вырвет! Прямо здесь! Пропустите меня к унитазу!
Она зажала рот рукой, и сероглазый мужчина на всякий случай отпрянул к стене, чтобы себя обезопасить, а потом во весь голос заорал:
– Василий Петрович! Громовой!
– Ну чего? – отозвался и впрямь устрашающий, воистину громовой бас, и вокруг Алены раздались смешки. Она и сама хохотнула за компанию.
– Я одну девушку пропущу, – крикнул сероглазый. – Она беременная!
– Не верю! – отозвался Громовой. – Или девушка, или беременная, оба-два разом – понятия взаимоисключающие.
– Философ, иди ты! – несказанно удивился кто-то в толпе.
– Мне плохо! – взвизгнула взаимоисключающая беременная девушка. – Я сейчас… сейчас…
Алена сунула руку в сумку и выхватила полиэтиленовый пакет. В нем лежало яблоко, взятое в дорогу, но не съеденное за отсутствием аппетита. Яблоко Алена вытряхнула в сумку, а пакет протянула девушке.
Та глянула недоумевающе.
В эту минуту из туалетных недр явился человек, который с успехом мог бы сыграть Портоса в новой версии бессмертного романа Дюма.
– Ну что? – повернулся к нему сероглазый.
– Да все то же, – сердито буркнул Портос, и сразу стало ясно, что это и есть Василий Петрович Громовой. – Крест, восемь С, бутерброд. – И он потряс пластиковым пакетом, в котором лежал самый обыкновенный бутерброд: ломтик белого хлеба с колбасой.
– Колбаса!.. – в ужасе простонала девушка, выхватила у Алены пакет и ринулась прочь, прижимая его ко рту. Толпа сочувственно расступилась перед ней.
– Бутерброд? – печально проговорил сероглазый. – Опять упакованный, конечно? Понятно… Безнадега…
– Вызывай оперативников, короче, – сказал Громовой. – Нашей самодеятельностью тут не обойдешься.
Сероглазый «туалетный работник», который, как теперь легко было догадаться, оказался работником вовсе даже милицейским, достал телефон и начал нажимать на кнопки, а Громовой встал около турникета, взялся за него обеими руками и возвестил, что туалет закрывается на неопределенное время в связи с тем, что в нем произошел несчастный случай, поэтому необходимо обеспечить беспрепятственную работу оперативной бригады, которая сейчас прибудет.
Его голос слышен был примерно половине вокзала, поэтому Алене пришлось приложить немало усилий, чтобы выбраться из толпы, которая немедленно собралась на манящее слово «несчастный случай». Вечная трагикомедия нашей жизни, никуда от нее не денешься.
Поднявшись на второй этаж вокзала (эскалатор очень удачно заработал в то мгновение, когда она к нему подошла), Алена сделала то, что хотела, и снова спустилась вниз, чтобы пройти в метро. Толпа около туалета меньше не стала, и двум милиционерам в форме приходилось применить немало силы, чтобы через нее пробиться.
«Интересно, что там случилось? Неужели кого-то убили?» – подумала Алена, но немедленно поняла, что ее это на самом деле не очень занимает. Ну кого могли убить в вокзальном туалете? Бомжа какого-нибудь. Или бомжиху, вернее всего, потому что Громовой вышел из женского отделения. А при чем там был бутерброд? Его нашли у жертвы? Нет, похоже, на нем надеялись найти отпечатки пальцев: если вынесли в пластиковом пакете, значит, это бутерброд убийцы. Бр-р, какая пакость. И что там еще было… крест и восемь С, кажется, так сказал Громовой. Что бы это значило, интересно?
А вот тут Алене и в самом деле стало интересно, потому что звучало необычно, а ее хлебом не корми, дай какую-нибудь загадку разгадать. И чем больше в ней намеков на ребус или шараду, а то и вовсе на шифр, тем лучше! Крест, восемь С, бутерброд… Ну, предположим, крест – это крестик, который был на жертве. Или его убийца обронил? Или на стенке нарисовал? А что такое восемь С?! И еще Громовой сказал – опять… Получается, какие-то убийства уже были, если так можно выразиться, декорированы подобным образом? То есть это серийное убийство? Действует маньяк? Ужас! И это накануне Рождества!
И ужаснее всего, что это не столько маньяк, сколько маньячка, ибо убийство произошло в женском туалете…
– Девушка, ну куда вы претесь?! – заорал кто-то над ухом, и Алена очнулась, бестолково замотала головой и спохватилась, что стоит перед этой штукой, бог весть как она называется, она отродясь не знала, ну, через которую надо пройти, чтобы в метро попасть… раньше в нее жетончики бросали, потом карточку всовывали, а теперь просто прикладывают эту карточку к красному кружочку – и все отлично, иди не хочу! Алена хотела идти, кто спорит, но беда в том, что у нее не было этой самой карточки, которую нужно к красному кружочку приложить. Она проскочила кассу, углубившись в свои думы и забыв обо всем на свете. О да, это наша героиня умела делать в совершенстве! Однако Москва – последнее место в мире, где стоит предаваться гениальной рассеянности. Вот вернешься в родимый Нижний Горький – и витай в облаках сколько угодно. А здесь – ни-ни. Здесь прежде всего о делах!
Алена вернулась к кассам и встала в очередь, послушно думая о делах. Милонга начнется в восемь, сейчас около полудня (она приехала в Москву из Нижнего на самом своем любимом поезде, который уходил в шесть утра и прибывал в одиннадцать с небольшим). Нужно съездить в издательство «Глобус», которое великодушно снисходило до того, чтобы печатать нетленку, которую ваяла детективщица Дмитриева, и подписать там договоры на новые книжки, и это прекрасно, товарищи, потому что книжка – это не только полет вдохновения, но и конкретные мани-мани, на которые худо-бедно, но можно-таки жить. И не просто жить, но и порой получать от жизни некоторые приятности. Например, позволить себе съездить в Москву на рождественскую милонгу… и купить по такому случаю новые танго-туфли!
О танго-туфли… «Песнь песней» для тангеры! Тангера, если кто не знает, это дама (девушка), которая тангирует – танцует танго. Аргентинское танго, само собой, потому что никакое другое (бальное, финское, спортивное etc.) в счет вообще не идет. Между прочим, в Нижнем так и называют этот танец для краткости – атанго. Мужчина, который танцует атанго, называется тангеро. Множественное число от мужского и женского рода – тангерос. И это слово не склоняется, что бы ни думали некоторые безграмотные личности, сплошь и рядом называющие танцующих атанго тангеросами.
Так вот о танго-туфлях… О «Comme il faut», «Neo Tango», «Darcos-tango» и прочая, и прочая, и прочая! Наверное, нет ни одной марки обуви, название которой произносилось бы с большим восторгом, пиететом и количеством придыханий, чем название аргентинских фабрик, которые шьют туфельки для атанго. Шелковые, сатиновые, замшевые, кожаные, для практик (так на танго-языке называются уроки, тренировки) на скромном каблучке сантиметров в шесть, и для милонг и шоу – с тонюсенькой шпилькой, которая достигает порой двенадцати сантиметров!.. Атанго такой удивительный танец: чем выше каблук у туфелек, тем удобнее танцевать. Вся штука в том, что большинство шагов у партнерши назад, причем идет она, подав корпус вперед, поэтому высокий каблук очень помогает контролировать баланс.
Но стоило Алене Дмитриевой подумать о танго, которое она обожала и которому поклонялась, как язычник поклоняется своему златому кумиру, – и все прочее вылетело у нее из головы, а в первую очередь – столь неприятное событие, как убийство в вокзальном туалете. И она, купив несколько карточек, прошла наконец в метро, спустилась в вестибюль кольцевой линии и поехала на «Белорусскую», где ей предстояло пересесть и ехать на «Войковскую», в любимое издательство «Глобус». По пути Алена думала о том, что многое нужно сегодня успеть: и договоры подписать, и забрать авторские экземпляры книжек, которые вышли с того времени, как она последний раз была в Москве, и отвезти их на вокзал, в камеру хранения, а потом срочно мчаться в «El choclo»[1] – замечательную студию, где можно было купить туфельки, специально привезенные для русских тангерочек из Аргентины. Алена загодя созвонилась с Афиной, которая ведала продажей туфелек, и та назначила ей время.
Странное имя Афина, верно? На самом деле у этой милой дамы были обычные имя и фамилия и даже, конечно, отчество, но Алена Дмитриева, которая и сама вполне привыкла к жизни под псевдонимом («в миру» ее звали Еленой Ярушкиной), обожала давать новые имена всем своим знакомым из небожителей, которыми для нее были все причастные к миру аргентинского танго в Москве и Питере. Афина звалась Афиной не столько из-за своего предполагаемого сходства с греческой богиней, сколько из-за обаятельной мудрости, которой от нее так и веяло.
Руководителя «El choclo» Алена называла Александр Великий, потому что он был в самом деле Александр и в самом деле великий человек для русского танго. Вот так его Алена воспринимала и ничего с собой не могла поделать. Для краткости он, впрочем, звался АВ. Был в Москве тангеро, которого она прозвала Мистагог, поскольку он был полным тезкой (по имени и фамилии) одного знаменитого поэта Серебряного века, носившего такое прозвище среди своих почитателей. Среди москвичей был еще Серый Мачо, Энерджайзер, Лебедь Белый (он же Гусь Хрустальный, в зависимости от того, проявлял он благосклонность к Алене на милонгах или нет), Че Гевара, МММ, что означало Мужчина Моей Мечты (с этим потрясающим тангеро Алена давно мечтала потанцевать, да он ее в упор не видел); среди питерцев имелись Брунгильда, Три мушкетера (прозвище одного человека, а вовсе не трех), Тангоман…
Итак, Алене предстояло сделать множество дел до конца дня, но она успела все, что нужно, и даже, вернувшись на вокзал к вечеру, почти час подремала в VIP-зале в мягком VIP-кресле, заплатив за все удовольствие 200 рублей. Собственно, удовольствие состояло не столько в дреме, сколько в том, чтобы, сняв сапожки, как можно выше задрать ноги, что Алена и сделала, плюнув на взгляды мимоходящих мужчин и уложив ноги на спинку нарочно для этого приставленного VIP-стула. Безумно хотелось померить новые туфли – само собой, каблук 12 см, само собой, тисненый шелк, само собой, черные, матовые такие, с ремешком вокруг щиколотки… волшебный сон, а не туфли! Идеально подходящие к ее черному платью в экстравагантных лиловых бабочках! Но интерес окружающих к ее задранным на спинку стула ногам и так выходил за рамки здорового, поэтому Алена не стала напрягать мироздание до предела и просто мечтала о том, как она наденет туфли и выйдет на паркет, и на нее тотчас, немедленно, сломя голову, налетят партнеры, партнеры… тридцать пять тысяч одних партнеров… и она будет танцевать без отдыха всю ночь.
И тут она вздохнула, потому что насчет «всей ночи» не получалось никак. У нее был билет на обратный поезд на час. Просто милонга в пять утра кончится, а ближайший поезд в Нижний – в два дня. И куда податься Алене Дмитриевой с пяти до четырнадцати? В гости к кому-то напроситься не позволяла гордыня. Устроиться в гостиницу – здравый смысл и размер кошелька. И вообще, к пяти часам она, «жаворонок», с ума сойдет. Самое то: побыть на милонге до половины первого, нет, даже до без четверти, а потом бегом на вокзал (благо здание старого завода, где оборудовали танцзал, ровно в пяти минутах ходьбы через тоннель) – и влететь в вагон перед самым отправлением.
Рискованно, конечно. Но что делать, если иначе никак не извернуться, чтобы и на милонге побывать, и в родной город по-человечески уехать?
Кроме того, Алена не любила ничего, что длится долго. Лучше недоесть, чем переесть. Уйти лучше раньше, чем позже. Ну и прочее в этом же роде, кроме того, что переспать – лучше, чем недоспать, особенно с…
Впрочем, пардон, это уже не в тему.
Алена посмотрела на часы, и сердце ее, совершенно как у небезызвестной Маргариты, глухо стукнуло.
Полвосьмого. Самое время двигать на завод и начинать тангировать.
* * *
Конечно, истинные танго-львицы Москвы скорее застрелились бы, нежели явились на милонгу за полчаса до начала, но, во-первых, Алена не танго-львица, тем паче Москвы, а во-вторых, она явится не за полчаса, а, с учетом дороги, за двадцать пять минут. Или даже за двадцать четыре. Почувствуйте разницу!
– С Рождеством! – радостно воскликнула барышня, сидевшая за столиком с билетами у самого входа в огромный танцевальный зал, бывший цех… может, самолеты в нем собирали, что он такой огромный?! На худой конец, грузовики, наверное. – Триста рублей, и, пожалуйста, без сдачи, сдачу я еще не наторговала. Вот гардероб, можете шубку повесить, но только там гардеробщика нет, так что, если беспокоитесь, лучше берите вещи с собой, а переодеться можно в туалете – вон туда, направо.
Алена нашла триста рублей без сдачи, повесила шубку в гардеробной (вот еще не хватало, шубу с собой таскать, пусть уж висит, положимся на русский авось), взяла номерок и вон там, направо, отыскала туалет. Вошла – и онемела, потому что, без преувеличения, это был самый потрясающий туалет, виденный ею в жизни.
Раньше это было просторное помещение с высоченным потолком и кирпичными стенами. Кирпич просто оббили – теперь это была неровная, бугристая, грубая ржаво-бурая поверхность, – но в сочетании с вычурно-помпезным оформлением выглядело это невероятно. Какое зеркало – до потолка! – в золоченой раме в стиле русский модерн начала ХХ века! Какой кафель на полу! Какие раковины и краны – тоже золоченые и тоже модерновые! Какие немыслимые флаконы с мылом для рук! Какие вертушки для бумажных полотенец! Какие ароматы, вполне достойные цветущих садов, а вовсе не отхожего места! Все в красно-золотисто-розовых тонах! Человек с огромной фантазией и вкусом это придумал.
Правда, самым насущным – собственно сантехникой – Алена пока не имела возможности восхититься, потому что все десять кабинок, предназначенных как для мужчин, так и для женщин (на каждой были переплетены сакраментальные буквы М и Ж, столь же затейливо вызолоченные, как и ручки), были заперты. На восьми висели таблички: «Не работает», производившие в этом царстве роскоши и изысканности совершенно разрушительное впечатление. На девятой таблички не было, но она оказалась заперта изнутри. Видимо, там кто-то уже переодевался. Интенсивный процесс переодевания осуществлялся и за десятой дверью, которая чуть-чуть не доходила до пола – как, впрочем, и все прочие: из-под нее была видна лежащая на полу туфелька, которую ее хозяйка, видимо, еще не успела надеть. Оттуда также доносилась какая-то возня, что-то щелкало, шуршало, шелестело, иногда с шумом сливалась вода в унитазе… Алена деликатно отошла подальше, но никак не могла отвести взгляд от валявшейся на полу туфельки. Ее каблук чуть-чуть высовывался в щель… черно-красный лакированный каблук, конечно, двенадцатисантиметровой высоты. Сегодня в «El choclo» Алена видела такие туфли. Вообще она там много чего увидела и просто с ума сходила, так хотелось купить и то, и то, и это! Но ее ограничивали и деньги, вернее, невеликое количество таковых, и то, что не все туфельки подходили по размеру. Утешила премудрая Афина: «У тебя только две ноги, больше, чем одну пару, ты не наденешь!» Конечно, это правда… А вот такая туфелька, которая валялась на полу, Алене не подошла, маловата оказалась. А той девушке, которая там переодевается, значит, подошла. Она, наверное, пришла в «El choclo» сразу за Аленой и купила их, потому что Афина сказала: эти туфли единственные, только 38-го размера. Одна пара! В полтора раза дороже самых дорогих, очень авангардная модель, красные с черным босоножки, лакированные, с алыми креповыми лентами, которые завязываются на щиколотках пышными бантами.
Банты, на вкус Алены, все же были некоторым излишеством, но смотрелись просто обалденно.
Алена стояла, завистливо таращилась на туфельку и поступала совершенно как известная по басне Крылова лисица, то есть размышляла, что зелен виноград. Все-таки банты – ужасно неудобная штука, их очень легко зацепить каблуком, потерять баланс, а то и вовсе упасть и свалить партнера, вот будет жуть… Алена один раз умудрилась зацепить каблуком широкий подол прелестного трикотажного платья, делая высокое переднее болео, но предпочла порвать дорогую ткань, только бы не нарушить баланс, ведь баланс для тангеры – это самое святое, это основа основ, это альфа и омега танго… Да что же это, черт возьми, они в этих кабинках так долго переодеваются?!
В эту самую минуту дверца ближайшей кабинки со страшным скрипом распахнулась и оттуда выскочила высокая и худая девушка с черными длинными волосами. На ней было черное платье и черные чулки в сеточку, туфли тоже черные. Обычный наряд тангеры. В руках у девушки была огромная черная сумка, в которой, надо думать, лежали не только сапоги и какой-нибудь там свитер с джинсами или юбкой, но, наверное, и шубка или куртка. Такая возня зимой с этими сумками на милонгах, в гардероб их никогда не принимают, приходится заталкивать за спинки диванов, под стулья и постоянно контролировать, на месте твое барахлишко (или сверхценное имущество, нужное подчеркнуть) или ему уже приделали ноги. Впрочем, на милонгах вроде бы не воровали. А может, это Алене просто везло.
Наверное, черненькая тангера не заметила, как Алена дергала ручку двери. Выскочив, она испуганно сказала «ой», как если бы не ожидала, что кто-то ждет своей очереди переодеться, и даже поскользнулась. Алена внимательней взглянула на ее туфли и даже удивилась: они были самые простые, черные, кожаные, на толстом каблуке. Туфли из магазина «Grishko». Раньше только в этом магазине можно было купить танго-обувь, все туда просто ломились, но теперь, когда студия «El choclo» занялась продажей настоящей аргентинской обуви, раз в сто более удобной и раз в сто тысяч более красивой, никто за тамошними туфлями и ходить не хотел, вот разве что начинающие, еще не расчухавшие, что к чему в танго.
Наверное, черненькая девушка была из нерасчухавших.
Ну что ж, можно было только пожалеть ее и понадеяться, что она рано или поздно прозреет.
Алена вошла в кабинку и начала переодеваться. Из соседней кабинки не доносилось ни звука. Наверное, девушка, которая там переодевалась, тоже ушла.
В туалете раздался веселый щебет девичьих голосов, из чего можно было легко сделать вывод, что количество жаждущих переодеться увеличилось. Ну, ситуация клиническая! Сейчас тут выстроится такая очередь, что некоторым несчастливицам удастся переодеться только к концу милонги. Как глупо, что организаторы не подумали о специальной комнате или хотя бы не позаботились открыть все кабинки! Причем милонгу ведет студия «El choclo», которой руководит Александр Великий. Не похожа на него такая непредусмотрительность, совсем не похожа!
О господи, только бы колготки не порвались, конечно, есть запасные, но что делать, если потом, в танго, она зацепит тонкую сетку каблуком? Запасные лучше приберечь на крайний случай…
Вдруг Алена услышала решительные мужские шаги, а потом голос Александра Великого:
– Девочки, извините, что врываюсь, но я привел человека, который откроет все кабинки, так что переодевайтесь на здоровье.
Александр оставался великим во всех своих проявлениях, с умилением подумала Алена.
Защелкали ключи, заскрипели, открываясь, дверцы, девушки вбежали в кабинки, снова заскрипели дверьми, застучали защелками, кто-то подергал ручку кабины Алены, констатировал: «Занято! И рядом тоже!»
Алена дождалась, пока шаги АВ удалились, и открыла свою жутко скрипучую дверь. Почему-то показалось неудобным выйти из туалета в его присутствии, хотя что здесь такого?!
Ну вот такая она стеснительная.
Выходя, Алена обернулась, чтобы увидеть себя в зеркале сзади, и боковым зрением отметила, что под дверью крайней кабинки по-прежнему лежит та самая черно-красная потрясающая туфелька.
Странно. Значит, там кто-то все еще переодевается? Вроде бы ни звука… И дверь чуть приоткрыта…
А впрочем, пустяки все это. Алена пришла сюда не подслушивать под туалетными дверьми, не подсматривать, а тангировать!
И она полетела в зал.
Там было практически пусто, но уже звучала непременная «Cumparsita», которой традиционно открывают и закрывают все милонги, и три пары медленно пробовали себя в базовых шагах. С молоденьким, нерешительным мальчиком танцевала и та черненькая, из туалета. Эх, эх… какие туфли, таковы и молинете, и очос[2], и все прочее… Бытие определяет сознание, не нами сказано. Но сказано верно.
В это мгновение расклешенная юбка девушки взвилась, и Алене стало видно, что сетчатый чулок на коленке порван. Наверное, зацепила, когда одевалась, а запасных с собой не взяла. Теперь понятно, почему она так скованно держится! Ничто так не мешает танцевать, как осознание, что у тебя что-то не в порядке с одеждой!
С другой стороны, ни одна нормальная женщина из дому не выйдет без пары запасных колготок, это всем известно!
Алена нашла себе местечко на хорошем диванчике, откуда ей будет видно всех и всем будет видно ее, запихала сумку за спинку и села, расправив юбку на коленях, но не натянув ее, а как бы чуточку вздернув, при этом стреляя взглядом по сторонам в ожидании партнера. Они уже присутствовали – в количестве пяти-шести человек, но пока не танцевали – присматривались.
«Эй, эй, тангерос-партнерос! – мысленно возмутилась Алена. – Уже начало девятого, у меня времени осталось всего ничего, вы что, не понимаете?! Поторопитесь, ведь я так хочу, хочу, хочу танцевать!»
И, словно услышав ее мысленный призыв, рядом с ней материализовался высоченный Энерджайзер и, сияя улыбкой, протянул ей руку. Алена просияла в ответ и прильнула к нему трепещущим от счастья бюстом. Как всегда, рядом с Энерджайзером у нее возникало ощущение, что она пьет хорошее шампанское. Пузырьки так и будоражили кровь!
Она бы танцевала с ним всегда, но после трех танд[3] пришлось, увы, расстаться. Впрочем, на своем диванчике Алена не засиделась. К ней подплыл Лебедь Белый и загадочно улыбнулся. Алена блаженно вздохнула и обняла его. Он был такого же роста, как Энерджайзер, то есть не меньше чем метр девяносто. Любимый размер высоченной тангеры на двенадцатисантиметровых каблуках!
После изысканного танца с утонченным блондином Алену пригласил какой-то малорослый немолодой незнакомец в берете, один из эпигонов Че Гевары, но, если тот просто эпатировал публику своим обликом, этот явно скрывал под беретом лысину. Впрочем, ни лысина, ни рост не мешали ему прекрасно танцевать. Однако манера у него была довольно, как бы это помягче выразиться, свободная, чтобы не сказать развратная… Перманентно он двигался, уткнув нос в декольте Алены, и даже иногда забывал вытащить его, чтобы перевести дух, а уж приткнуть свои выступающие части тела к ее бедрам – это для него вообще было святое дело!
Ну да ладно, такому партнеру можно многое простить за качество введения в волькаду![4] Потом, усевшись на свой диванчик и мимолетно проконтролировав наличие сумки (на месте, все о’кей), Алена обнаружила, что в зале появился МММ, Мужчина Моей Мечты (в смысле ее, Алены Дмитриевой, мечты), и принялась его гипнотизировать по всем правилам кодигос[5], внушая, что он должен, непременно должен, просто обязан ее пригласить. Но МММ, по обыкновению, никак на это не отреагировал и понесся по залу с какой-то хорошенькой дебютанткой, закружив ее в вихре танго-вальса. Это был «Desde El Alma», восхитительная классика, его Алена обожала. Впрочем, его все обожали, и на паркете, вернее, на длинных, безупречно отполированных досках танцпола, вдруг стало довольно много народу.
Алена взглянула на часы. Батюшки, она здесь уже почти полтора часа! Вот летит время, это просто что-то. Однако у нее довольно много времени до ухода, можно вволю натанцеваться. Впрочем, не факт… Как раз начали прибывать московские танго-пижоны (элита нации!), которые считают дурным тоном явиться на милонгу вовремя. А среди элитных партнеров котируются только элитные партнерши – несчастных провинциалок вроде Алены и не замечают (да что они понимают в женщинах!). Для многих залогом счастья было непременно потанцевать с какой-нибудь знаменитой тангерой, а потом, в кулуарах, небрежно обмолвиться: я-де танцевал с Аллой Сусиной, и она на пьернас[6] не повелась, а мне Аля Юстиньина наступила на ногу, а Муся вообще не ловит синкопы… Конечно, все это было обычное мужское вранье, но до чего же высоко эти мужики задирают носы!
«Может быть, меня больше никто и не пригласит, – грустно подумала Алена. – Мною ведь не похвастаешься! Они же не знают, что я писательница… правда, совсем не знаменитая, это раз, а во-вторых, в атанго идет в счет только мастерство. Все прочие регалии несущественны!»
Словом, Алена совсем уж приуныла, как вдруг увидела, что в обход танцующих пар к ней приближается не кто иной, как сам АВ, Александр Великий.
Точно, он шел к ней… и смотрел ей в глаза… по всем правилам кодигос! Алене показалось, что АВ невесел и чем-то сильно озабочен, однако подойдя, он приветливо улыбнулся и протянул руку:
– Потанцуем?
Сто раз Алена внушала себе, что не должна принимать приглашения с такой радостной улыбкой, но разве можно было скрыть неистовый восторг от возможности потанцевать с самим АВ?! Алена вскочила, улыбаясь ну натурально до ушей, и просто-таки кинулась в его объятия – такие мягкие, такие вальяжные, такие надежные.
И снова как укололо: «Почему он такой грустный?» Но снова он улыбнулся, а она забыла обо всем от удовольствия. Больше всего на свете она любила танцевать с АВ, жаль, что такое счастье выпадало редко, но уж сейчас она намерена была воспользоваться им на полную катушку, тем паче что звучала ее любимая, любимейшая «Felicia» в самой удачной, на взгляд Алены, аранжировке – оркестра Альфредо д’Ангелиса.
Лишь волны печаль мою хранят, –
начала напевать Алена в такт музыке.
Один стою
На берегу и жду.
Так жизнь пройдет,
Как ты прошла, любовь!
Так жизнь пройдет…
Покинут я
Звездой моей,
Покинут я
Отрадой глаз,
Покинут я,
Умру, умру…
Вернись, вернись,
Вернись ко мне,
Фелисия!
Но если Алена ожидала, что АВ похвалит ее перевод (а ее переводы все всегда хвалили!), то она ошибалась. Он напряженно улыбнулся – и повел Алену в самую гущу танцующих, наперерез линии танца. Круто повернул, уворачиваясь от Развратника, который прижимался своим беретом к пышной груди не кого-нибудь, а питерской Брунгильды, – и втолкнул Алену в какую-то тесную каморку, в которой была навалена пластиковая мебель – столы и стулья. Тотчас выпустил ее из объятий и деловито спросил:
