Учёный конь опустился на колени, а затем лег, и рыцарь смог снять чересседельную сумку. Когда-то там была еда, были деньги, была лечебная мазь и корпия. Теперь же рыцарь достал последнюю горбушку черствого хлеба, засохшую головку сыра и сморщенную луковицу. Конь укоризненно взглянул на хозяина и как будто всхлипнул. Рыцарь протянул ему хлеб на ладони. Конь хрупал, ему трудно было есть с уздечкой во рту, но рыцарь терпеливо ждал. Потом он вытер руку об траву и погрузился в забытье.
Теплые губы коснулись щеки, горячее дыхание всколыхнуло волосы. Рыцарь неохотно открыл глаза и вдруг резко схватил коня за уздечку. Конь от неожиданности присел, потом резко дёрнул головой. Рыцарь встал и снял с него всю сбрую.
– Иди.
Конь косил глазом и прядал ушами, пятился, но не уходил. Рыцарь больно хлопнул его по крупу и резко пронзительно засвистел.
– Пошёл!
Конь отпрыгнул, сделал несколько неуверенных шагов в сторону, потом сорвался с места и исчез в прогалах между деревьями.
Рыцарь вздохнул и снова опустился на землю. Солнце нагрело почву, и она отдавала человеку своё тепло, но рыцарю всё равно было холодно. Он достал нож и разрезал на себе рубашку, потому что не было сил снять. Под рубашкой обнаружилась несвежая повязка, туго охватывающая грудь. Рыцарь опять набрал в шлем воды и принялся лить на ткань, чтобы размягчить ее и не отрывать с живого тела. Тряпка присохла, и кое-где всё же пришлось рвать. Рыцарь слабо стонал сквозь зубы, но помощи было ждать неоткуда.
Рана была ужасная. Сама по себе огромная, она причиняла жестокую боль всему телу. Прежде здоровая кожа вокруг неё опухла тугой подушкой и посинела. Сама рана гноилась, в ней уже завелся червь, и жутко пахла разлагающейся заживо плотью. Хуже всего было то, что она находилась возле сердца, и рыцарь чувствовал, что гниль уже пошла внутрь.