Елена Черткова
Дверь в королевство нагов
– Нагас, – раздался снизу сиплый, но откровенно игривый голос.
На ступеньке перед очередной лавочкой, заваленной стопками разноцветных платков, расположилась круглолицая старушка. На ней было засаленное до темного традиционное платье (что-то вроде свободной рубахи и сарафана с полосатым фартуком поверх), из-под которого нелепо торчали камуфляжные кеды. Образ дополняли увесистая серьга в носу и бусы с такими кусками красного коралла, что издалека их можно было принять за небольшие томаты. В одной руке у бабушки вращался молитвенный барабанчик на палочке, а в другой дымилась самокрутка.
– Что? – совершенно растерявшись от всего происходящего, по-русски спросила я.
– Нагас, – повторила она, посмеиваясь, и кивнула в ту сторону, где только что исчез незнакомец. – Сарпа.
Я зачем-то поклонилась и, как завороженная, подошла к столбу. Ничего. Только лужа на асфальте, в которой плавали кусок полиэтилена и с десяток белых лепестков. Я открыла карту и зашагала к Сваямбхунатху. Он оказался довольно большим, обход его по периметру занял около часа, а потом еще пришлось подняться через парк к вершине и спуститься по длинной крутой лестнице, минуя стаи обезьян и продавцов дешевых религиозных сувениров.
Наконец я нашла тот самый невзрачный ресторанчик у дороги, где не так давно ужинала после экскурсии моя подруга, и уселась за столик у окна. Ноги гудели. С кухни тянуло горелым, а с улицы выхлопными газами, но после столь долгой прогулки привередничать не хотелось. Ожидая свой рис с овощами, я изучала висящую на стене старую фотографию района Сваямбху и ощущала на сердце необъяснимое тепло.
– Зачем ты здесь? – раздался тихий голос.
Я вздрогнула. За моим столом сидел тот самый мужчина, одетый в светлую длинную рубаху с косым запа́хом к плечу. Волосы, черными струями спадающие до пояса. Пухлые, выразительные губы на узком бледном лице. Глаза невероятные: ярко-желтые у самого зрачка, а дальше изумрудно-зеленые. Он определенно был красив, только красота его казалась какой-то странной, не совсем человеческой.
Я открыла рот что-то ответить, но все слова словно выпрыгнули из моей головы. Поэтому, по-рыбьи подвигав губами, пришлось закрыть его обратно. Собеседник, не меняясь в лице, повторил свой вопрос.
– Я… Мне… стало интересно… – попробовала выдавить я, почти парализованная его взглядом.
Изумрудные глаза напротив хитро сощурились, будто говоря «Да неужели?!». До этого достаточно широкие, зрачки в одну секунду сжались в крошечную черную точку, делая лицо незнакомца еще более странным и уже откровенно пугающим.
– Я почувствовала, что меня тянет сюда, – мой язык наконец решил вытащить нас из неловкой ситуации. – Не знаю точно, почему и зачем. Я даже не уверена, что ищу что-то. Скорее, это похоже… как будто я немного скучаю…
И вдруг холодное, словно выточенное из мрамора лицо осветилось очень легкой, но определенно теплой улыбкой.
– Чем ты сейчас занимаешься? – спросил он.
В этот момент хозяин ресторанчика поставил передо мной пахнущую специями еду и стакан с чаем. А потом невозмутимо развернулся и пошел прочь, будто бы за моим столом не прибыло посетителей.
– С… сейчас? – неуверенно переспросила я.
– Там, где ты сейчас живешь, – пояснил мужчина.
– Работаю врачом и… – я осеклась. Только сейчас до меня дошло, что незнакомец говорит на чистейшем русском. На этом способность связно изъясняться снова меня покинула.
– Я рад, что ты там, где хотела быть.
И светлые пальцы подвинули ко мне тарелку.
Я попробовала поесть. Под пристальным взглядом зеленых глаз давалось это непросто.
– Мы знакомы? – наконец спросила я. Получила в ответ уверенный кивок, но не получила объяснений. Через некоторое время я попробовала заговорить снова: – Ты наг?
И опять получила кивок.
– Что там? – мотнула я головой в сторону холма. – Что вы охраняете?
– Правду.
– В смысле?
– Правду, – повторил он. – О сути вещей. О сути того, кто воспринимает эти вещи.
– А что там в середине?
– Правда, – ровно тем же тоном ответил незнакомец.
– Почему тогда вы не пускаете к ней никого?
Мужчина напротив приподнял черные брови в легком удивлении.
– Из наших дверей всегда торчит ключ. Просто большинство людей слепы настолько, что не могут разглядеть замок.
– А я могу попробовать?
– Можешь, – лицо моего собеседника снова осветила легкая улыбка. – Прогуляйся около дома Марпы.
Незнакомец встал, чуть не уперевшись макушкой в потолок, и направился к двери.
– Подождите! – воскликнула я, судорожно подыскивая повод продолжить беседу. – Как вас зовут?
– Ха́астис, – произнес он уже, кажется, на каком-то другом, странном языке; это было словно не имя вовсе, а какой-то единый свистящий звук.
Он шагнул за порог, но на улице уже не появился.
* * *
Около Сваямбхунатх располагался целый лабиринт узеньких улиц, и там сложно было понять, шагаешь ты все еще по дороге или уже ввалился к кому-то во двор. Впрочем, границы между многочисленными территориями монастырей и владениями местных жителей были весьма размыты. Мне пришлось опросить с десяток местных, прежде чем кто-то смог указать хотя бы примерный адрес. С учетом того, что лама Марпа жил без малого тысячу лет назад, удивительно, что от его дома вообще что-то сохранилось. И вот в одном проулке меня окружила свора веселых щенков. Они бесстрашно подпрыгивали, пытаясь ухватить меня за край вязаного кардигана. За этим весельем я не заметила, как очутилась у раскрытых деревянных ворот. На мгновение повернувшись, я застыла. Казалось бы, обычный дворик. Невзрачный. Даже, можно сказать, неопрятный. На веревке сушилось женское белье пугающих размеров. В тени развалилась уставшая собака, видимо, мать этих четверых сорванцов. В центре двора стояло что-то вроде колодца: проем в форме семени был метра два в длину. С одной стороны возвышался каменный лотос, с которого в четыре стороны света смотрели фигурки будд. С другой спускались вниз несколько узких ступеней. Из стены, украшенной рельефными изображениями, торчал желоб в виде зубастой пасти. Над ним красовалась единственная золоченая статуэтка из убранства колодца: над сидящим в позе медитации Буддой нависал змей с толстым телом, которое расходилось на несколько голов. Воды в колодце было немного, сантиметров двадцать, не более. На дне среди заиленного мусора что-то поблескивало. Я наклонилась, чтобы рассмотреть. Кажется, это был двойной дордже, символизирующий силу и нерушимость, способный уничтожать вредные желания и страсти…
Вдруг чья-то рука резко толкнула меня в плечо. Потеряв равновесие, я полетела в темную воду. В последний миг глаза выхватили фигуру Хаастиса на фоне полуденного неба: длинные черные волосы взлетели во все стороны, подхваченные ветром. А потом резко изогнулись – из-за преломления восприятия в воде, в которую я падала. Теперь виделось, что вокруг его лица кишат тонкие черные змеи. Но не это напугало меня больше всего, а то, что колодец, казавшийся мелким, превратился в темную пропасть, наполненную водой. По ее синеватой мгле ползли зигзаги солнечных бликов. Контур колодца теперь напоминал висящий в пустоте светящийся глаз, а силуэт Хаастиса – зрачок в нем.
Ужас сковал меня так, что я забыла, что у меня вообще есть тело. Не чувствовала температуры, не пыталась шевелиться.
– Дыши! – вдруг раздался ласковый шепот, и чьи-то руки повернули меня за плечи.
Передо мной оказалась удивительной красоты девушка: юная и хрупкая, с точеными чертами лица и розоватыми, словно отлитыми из меди волосами. Ее раскосые глаза, необычно большие для азиатской внешности, тоже отливали розовым золотом. Над обнаженной грудью девушки парили десятки нитей бирюзы, перехваченных крупными серебряными бусинами. А ниже… ниже вытянутым треугольником начиналась бурая змеиная кожа с бледно-желтым орнаментом. Ассоциации с русалкой не дала возникнуть длина хвоста, уходящего куда-то далеко в непроглядную бездну.
