…Сомнолог, поджарый, невысокий, в очках с толстыми стеклами, долго ее выспрашивал, а затем сложил на коленях руки с длинными хирургическими пальцами и тяжело вздохнул.
– Нарколепсия1. И сонный паралич. Такой предварительный мой диагноз. Нужно сделать полисомнографию2. Вот направление. Дам вам пока из своих запасов таблетки. Их трудно достать, вы аккуратнее, ладно?
Полина, оглушенная непонятными словами, уцепилась за знакомые: «таблетки». То есть, если выпить таблетки, Гоши больше не будет?
– Доктор, а после таблеток перестанут приходить мои… галлюцинации?
– Видения погибшего мужа? Да, перестанут..
– А… вот эта сонливость… тоже уйдет? А то я за руль боюсь садиться.
– Ну, нет, девушка. Пока наука так далеко не шагнула. В гипоталамусе секретируются гормоны бодрствования, и их дефицит является причиной врожденной нарколепсии. Редкое неизлечимое заболевание. Обычно врожденное. А может, как у вас, развиться после тяжелой психологической травмы. Или из-за опухоли. Увы. Мучают кошмары при засыпании, и пошевелиться невозможно, да? Но попробуйте перебороть этот страх. Если вы научитесь расслабляться, то сонный паралич будет появляться реже. Можно, можно приспособиться.
Но Полина не хотела «расслабляться», «перебарывать страх», избавляться от кошмаров. Она хотела, ждала каждой галлюцинации, призывала ее. Гоша. Если Полина начнет пить лекарства, то Гоши не будет. А она… не хотела больше жить одна.
Дома Полина перед сном посмотрела с сомнением на таблетки, открыла ящик стола и засунула их подальше, в самый угол.
Утром она написала заявление о переходе на «удаленку», то есть работу из дома. Стараясь не замечать любопытных взглядов коллег, быстро собрала вещи в большую картонную коробку и почти выбежала из офиса, боясь расспросов.
Целый день слонялась по дому, ждала ночи. Ей хотелось попробовать поговорить с Гошей. Рассказать о болезни, посоветоваться, спросить, идти ли завтра на непонятную процедуру по подготовке к этой… полисомнографии. Ну и что, что паралич и не двигаются мышцы? Гоша поймет, как всегда понимал. Когда приходила расстроенная с работы, когда болела, когда умерла мама. Без слов понимал, что случилась беда или неприятность. Подходил, распахнув широко руки, обнимал, прижав к плечу ее голову и надолго замирал. Боль как будто просачивалась сквозь одежду и впитывалась в Гошу. В его кожу, душу, сердце. И Полину «отпускало».
Почувствовав, как под тяжестью тела колыхнулась кровать, Полина открыла глаза и отпрянула. Гошина голова, окровавленная, разбитая, безглазая оказалась слишком близко. И продолжала приближаться. Полине закричала. Но горло, мгновенно пересохшее, не издало ни звука. Голова остановилась, почти упираясь в глаза Полины, которая не могла даже зажмуриться и каркнула: «Я – убитый!» И дребезжаще засмеялась, раскрыв рот с выбитыми зубами.