Елена Филон
«Долина падающих птиц»
В оформлении обложки использована фотография с depositphotos.com Автор – prometeus
Обсудить роман можно здесь – https://vk.com/topic-79427714_39513020
Все герои вымышленные. Все совпадения с реальными людьми случайны.
Ты был моей выдумкой.
Моим забвением.
А стал кошмаром наяву.
***
– Добрый день, Вероника. Или лучше обращаться к тебе – Ника?
– Как хотите, – отвечаю безразлично, отстукивая ногтями по столешнице.
– Сними с неё наручники, – кивает охраннику женщина в идеально выглаженном деловом костюме, красивым макияжем и блестящими светлыми волосами, стянутыми в тугой конский хвост.
– Не положено, – отвечает ей тот.
– Под мою ответственность! Снимай.
– Отличное начало. Мне нравится. А вы собственно… кто? Новый следак?
– Я судебный психоаналитик, Ника. И я не собираюсь тебя мучить тебя допросами. Я приехала, чтобы помочь тебе.
– О, серьёзно?.. Ещё один мозгоправ? До вас уже пытались. Так что если не собираетесь перерезать горло охране и вызвать на крышу СИЗО спасительный вертолёт, то помочь вы мне ничем не можете.
– Для начала, я попытаюсь понять твою историю. Но не с помощью личного дела, – я хочу услышать её от тебя.
– И зачем же вам эта пустая трата времени, доктор? Вы ведь всё равно не собираетесь верить мне, так потратьте же эти часы с пользой для себя.
– Я хочу попытаться…
– Попытаться поверить в то, чего, по сути, существовать не может?.. А вы уверены, что выбрали правильную профессию, доктор?
***
– Мне плевать. В психиатрической лечебнице, куда меня отправят, срок меряется не тяжестью совершённого преступления, а тяжестью психического состояния. А это значит, что торчать мне там до старости. Так что не могли бы вы все уже отвалить от меня со своими бесконечными тестами и допросами?!
– Боюсь, я не могу этого сделать. Слишком многое в твоей истории не сходится, а результаты тестов вызывают много вопросов. Твоя история, она… слишком странная, Ника. Именно поэтому я здесь.
– Надо же. Такие как вы ещё существуют?
– Ты должна верить мне. Я, правда, хочу помочь.
– А, вы не в курсе? Так я же созналась в преступлении. Вы ведь этого хотели! Вы все! Что ещё вам от меня надо?
– Твоя история. И даю слово, если получится убедить меня, я сделаю всё, что в моих силах, чтобы вытащить тебя отсюда и помочь забыть обо всём, как о кошмарном сне.
– О, правда, что ли?.. Думаете, способны помочь мне?.. Вы ошибаетесь… эм-м… как вас там?
– Зови меня – Ева. И я готова выслушать тебя.
***
– Вы заставляете повторять меня одно и то же! Но никак не можете понять, что вам не найти ЕГО! Никому из вас… его не найти, потому что ОН этого не хочет! Думаете, он внушил мне это?.. О, это не так, – он внушил это всем ВАМ!
– Ника, прошу, успокойся. Я вовсе не пыталась поставить под сомнение его существование, я лишь…
– Ха! Но это так. Вы здесь зря теряете время, доктор. Делаете свою долбаную важную работу, просто потому, что этого требует следствие? Вам хоть сверхурочные за это платят?.. Почему бы вам просто не убраться из этой грязной вонючей коробки, набрать в грудь свежего воздуха, выпить кофе и подумать над тем, что же такого вкусного приготовить на ужин, чтобы угодить детишкам и муженьку?
– У меня нет семьи.
– Оу. Тем проще. Вопрос об ужине снимается. Можете перекусить пиццей и выпить бокал вина. Ведь именно так вы проводите свои одинокие вечера, да, доктор?
– Ника…
– Вам не найти его! Сколько ещё раз это повторить, чтобы хоть кто-нибудь принял мои слова всерьёз? Вам. Его. Не найти! Потому что не вы позвали его, А Я! Потому что ОН МОЙ! А для вас его нет! Никогда не было! И не будет! Я придумала его!
***
Ты был придуман мною в самые тяжёлые моменты жизни. Когда меня некому было защитить… Когда не у кого было просить о помощи..
Ты был моим забвением. Был моим миражом в огромной пустыне боли без конца и края. А потом… потом ты вдруг, как ураган ворвался в мою реальную жизнь и перевернул её с ног на голову! Заставил меня взглянуть на мир другими глазами! Убедил в том, что всё может быть по-другому…
Для чего?
Для того чтобы спасти? Или сжечь дотла?
***
– Выпей воды, Ника. Давай, всего пару глотков.
– Вам не найти призрака, Ева, – шиплю, перегнувшись через стол. – Так что и наказать вам его не удастся. Он вне закона. Всё, что вам остаётся, это залезть ко мне в голову и тогда… возможно… вам удастся взглянуть в его бесстыжие глаза, замереть взглядом на наглой ухмылке, тяжело сглотнуть, а затем, если дар речи останется с вами задать один из сотни своих бессмысленных вопросов, над которым ОН просто рассмеётся. Вы этого хотите?.. Тогда будьте осторожны, доктор, ведь тогда вы возможно станете следующей.
***
Знаешь, мне всё чаще кажется, что ты так и остался плодом моего воображения. Как ни странно, но поначалу в твоё существование было поверить проще, да и не так страшно, как убеждать себя в этом сейчас, – спустя время. Когда ты пропал, оставив меня наедине с твоими секретами. Оставил меня душиться ими. Давиться ими. Не иметь возможности поделиться ими… ни с кем… потому что никто мне не поверит.
Ты вычеркнул себя из этого мира, – из моего мира. Ты достиг своей цели. Получил
желаемый приз. И тебя не стало.
А был ли?
Был ли ты?..
И теперь всё чаще из уст моих звучит напряжённый шёпот: «А что если нет? Что если я действительно свихнулась? Окончательно спятила? Так для чего пытаюсь доказать твоё существование? Себе. Им. Всему чёртовому миру»!
Я спятила, правда?
Это многое бы объяснило…
Да. Пожалуй, мне стало бы легче. Стало проще! Не так больно! Не так невыносимо обидно, но…
… ты ведь БЫЛ.
Был!
– Глупая. Если я призрак, то почему могу касаться тебя?.. Вот так… скользить губами по коже… Ты ведь чувствуешь это? Тебе нравится это, – дразнил меня ты. В глазах цвета горького шоколада плясали чёртики, на губах блуждала насмешливая ухмылка и на щеках всегда появлялись ямочки.
Эти ямочки… Они делали тебя самим очарованием. Глядя на них никто и мысли не мог допустить, что за личиной сущего ангела скрывается самый настоящий дьявол воплоти, у которого вместо сердца чёрная дыра. Жестокий, бесчувственный, не умеющий сострадать и видеть хорошее в людях монстр. О, да… ты презирал их всех. Использовал в своих корыстных целях. Брезговал ими. И никогда этого не скрывал.
А меня защищал, – так я думала до последнего.
Говорил, что я другая. Что я особенная. Для тебя.
Ты лгал.
Ты говорил лишь то, что я хотела слышать. А когда пришло время уйти, беспощадно выставил счёт.
Ненавижу тебя.
Ненавижу.
Больше НЕ твоя,
Рони.
** ** **
Мне снится сон. Он прекрасен. Лето. Август месяц; тот самый месяц, когда мы с папой достроили наш домик на дереве, в деревне. Поют птицы. Воздух наполнен ароматами луговых цветов. Солнце в зените, светит ярко, теплом разливается по коже и приятно щекочет нос. Сделав козырёк из ладони, щурясь, смотрю как по лазурному небу проплывают пушистые облака, похожие на забавные фигуры… Вот это на котёнка похоже, что потягивается, колесом выгибая спину. А вот это на корабль с большими белыми парусами, раздувающимися попутно ветру. А вот это… это на улыбающуюся женщину… Так странно, кажется, что каждую чёрточку её лица видно, каждую морщинку на лбу и в уголках глаз; на щеках, похоже, румянец, а длинные волосы собраны в тугую косу и переброшены через плечо.
Мама?
«О боже! Дима, смотри! Смотри же, скорее! Наша крошка сделала первые шаги»!
«С днём рождения, милая. Я люблю тебя. Сладких снов».
«И я люблю тебя, мамочка»!
«Держись, ласточка! Взлетаем к небесам»!
«Выше, папочка! Выше-е-е. Как самолётик»!
«Ты всегда будешь рядом, папочка? Я не хочу летать ни с кем кроме тебя».
«Конечно, ласточка. Обещаю».
«ЛЖЕЦ».
«Не плачь. Твой папа он… он теперь в лучшем мире, дочка. Но он всегда будет рядом, вот здесь – в твоём сердечке».
«Что это?.. Сигареты? И где ты шлялась всю ночь?! Я места себе не находила! Почему не позвонила?! Вероника»!!!
«Прости, мам… телефон разрядился»…
«Что с тобой стало, Ника?! Что ты творишь?! Во что превращаешь свою жизнь»?!
«Тебя это не касается, мама»!
«Ника! Куда ты собралась?! Ты наказана! Немедленно вернись в свою комнату»!
«Иди к чёрту»!!!
Облако взрывается пушистым фейерверком и, большими белоснежными хлопьями, кружась в танце, устремляется к земле, где среди сочной полевой травы стою я и с улыбкой наблюдаю за столь завораживающим зрелищем.
Раскинув руки в стороны, звонко весело смеясь, бегу вперёд, а высокая трава послушно расступается передо мной, рисуя длинный узкий коридор, в конце которого меня будет ждать небольшой, но уютный домик на дереве – моё укрытие.
Наше с папой укрытие.
«Держись, ласточка! Взлетаем к небесам»!
Слышу шаги за спиной.
Цок-цок-цок. Цок-цок-цок. Совсем не похоже на то, как трава шелестит под ногами.
Цок-цок-цок, – стучат каблуки. И это так знакомо. Так страшно.
Ну же, ещё несколько шагов, несколько вдохов, несколько громких ударов сердца о рёбра и я буду в своём домике! В своём укрытии! В его объятиях!
Он поможет. Он спасёт. Спрячет меня, защитит! Только он это может! Нужно лишь добраться до домика и тогда…
«Выше, папочка! Выше-е-е. Как самолётик»!
«Я всегда буду рядом, доченька.
«Обещаешь?»
«Обещаю»!
ЛЖЕЦ залезший в петлю!!!
Цок-цок-цок. Звучит всё ближе.
Цок-цок-цок. А укрытие моё всё дальше… дальше и дальше.
Руку протягиваю. «Нет, не отдалялся! Не бросай меня! Не оставляй!»
«Помоги мне, Август! Спаси-и-и…»
Поздно.
Цок… Цок…
– Глория?..
Нет…
Нет-нет!
– Глория, девочка, просыпайся. Ну же, соня… Солнце давно уже встало, а ты всё спишь. – Это она. ОНА пришла.
Снова.
– Гло-ри-я… – ласковым шёпотом и по слогам, так что мороз по коже, так что сон, как рукой сняло.
ОНА всегда забирала моё сокровище, моё убежище, моё солнце, запах травы и цветов, причудливые облака, и рисунок мамы в небе.
Она не пускала меня к Августу.
– Глория-я-я-я…
Это не моё имя.
Марго замерла возле койки, на которой я лежала, одновременно с тем, как в груди моей замерло сердце. Мороз побежал по коже, а на лбу проступила испарина от одного её укоризненного взгляда подведённых чёрным прищуренных глаз. Короткое выражающее недовольство прищёлкивание языком и от страха мои челюсти сжались с такой силой, что заскрипели зубы и стало больно. Но эта боль была ничем по сравнению с тем, что должно было начаться с минуты на минуту.
Вот сейчас сверкнёт лезвие…
Вот сейчас коснётся кожи…
– Что-то не так, девочка? – елейным голоском протянула. – Что за взгляд такой?.. Боишься меня? Боишься МЕНЯ, дрянь ты неблагодарная?!
Вздрогнула. Так вышло само собой. Я не хотела! Честно!
И тут же получила по лицу.
Марго любила давать пощечины. Видела это по вспыхивающему в глазах азарту и наслаждению, каждый раз, как раздавался хлопок.И каждый раз… каждый раз она жалела, что позволила себе эту слабость.
– Филип снова будет недоволен, если на моём лице появятся синяки, – позволила себе я произнести хриплым дрожащим голосом. Но пригрозить Марго Филипом – было единственным шансом избежать очередного удара по лицу.
Марго боялась Филипа. Он был гораздо сильнее и авторитетнее её.
– Ох, да, ты права. Филип слишком любит твоё красивое личико, – спохватилась, поправляя съехавший набок парик.
Взмокшая ночная сорочка сползла с моего плеча, и холодная рука Марго коснулась кожи. По обонянию ударил запах её невыносимо сладких духов, а лицо склонилось над моим и лоб защекотали кончики искусственных белоснежных волос.
– Глория-я-я… – с обожанием прошептала, сверкнув глазами, и мурашки вновь побежали по телу: от кончиков ледяных пальцев до самой макушки. – Глория, девочка, ты же знаешь, я не люблю когда ты плачешь, но… но иногда ты не оставляешь мне выбора.
Внутри всё задрожало от страха, от неизбежности, грудь стянуло тугим кольцом и захотелось плакать… Громко, отчаянно, с подвываниями. Вот только… слёз уже давно не осталось. А голос сел от долгих бесполезных криков по ночам.
Но в этот раз, как ни странно, Марго не стала делать мне больно. Думаю, моё поведение, мой сломленный дух и моё исцарапанное лезвием тело, наконец начало приносить ей долгожданное удовлетворение.
– Давай, будь послушной девочкой и поблагодари меня за доброту, ведь я принесла тебе завтрак раньше, чем сама поела, – ласково улыбнулась Марго, что навело ещё больше жути.
– Спа…сибо.
– Что? Не слышу.
– Спасибо.
– На здоровье, девочка, – припала алыми губами к моему лбу, наверняка оставив жирный след от помады, затем спустилась ниже, едва ощутимо оставив поцелуй в уголке рта, и вновь раздался стук каблуков по бетонному полу.
Повернув голову набок, лёжа на скрипучей ржавыми пружинами койке, я с ужасом наблюдала, как Марго разливала по стаканам жидкость тёмно-красного цвета: мне и себе.
– Томатный сок, – бросила взгляд на меня и вновь с обожанием улыбнулась. – Ты ведь любишь томатный сок?..
***
– А вы любите томатный сок, доктор?
– Не особо, – спустя паузу отвечает Ева.
– А меня вот им как-то каждое утро поили. До сих пор чувствую во рту его мерзкий привкус.
Бросив взгляд в личное дело, доктор негромко прочищает горло, позволяя себе эту маленькую слабость, и вновь поднимает глаза на меня.
Тут её винить не в чем. Одно дело – читать историю на бумаге, написанную с моих слов чьей-то рукой, и совсем другое – слышать от меня лично.
Признаться, я бы не хотела быть на её месте.
Но раз доктор так просит…
– Дело о моём похищении возбуждать не стали. Потому как моя мать заявила, что подобные «загулы» для меня не редкость. А Марго вдруг бесследно исчезла. В общем, ничего нового: меня как обычно не стали принимать всерьёз.
– Твой похититель… исчез?
– А разве не так сказано в деле?
– А какая твоя версия, Ника?
– Малоправдоподобная, – отвечаю невесело и награждаю Еву насмешливым взглядом. – Мне продолжать, или как?
– Здесь сказано, что дом, в подвале которого тебя держали, сгорел дотла в ту же ночь, когда тебе удалось спастись.
– Какая ирония, не правда ли?
– А ещё здесь сказано, что на то время у тебя были проблемы по части запрещённых препаратов и самоконтроля. Это так? – Ева, оторвав взгляд от бумаг, вновь направляет его мне в лицо.
А я скучающе вздыхаю:
– Да, но Марго потрясающе быстро удалось решить эту проблему. И всего-то нужно было запереть меня в подвале.
Проходит несколько невыносимо долгих секунд, пока застывший на моём лице взгляд Евы устремляется в стол, но я успеваю разглядеть в её глазах лёгкое недоумение.
– Тебе не обязательно возвращаться в своих воспоминаниях так далеко в прошлое, Вероника. Давай поговорим об Августе. Начни с того дня, когда вы впервые встретились, – наконец продолжает разговор.
– Хм… так ведь с этого я и начала. С того момента, когда переступила черту.
– Ты впервые встретила Августа пять лет назад? – брови доктора едва заметно выгибаются, но она тут же спешит вернуть себе выдрессированное самообладание.
– Не встретила, – мрачно усмехаюсь я, пожимая плечами. – Я его придумала.
Около четырёх месяцев назад
*
Обнажённые. Не тела, а души. Беззащитные. Прикрыться нечем.
Плача смеёмся съезжая с катушек… И смотрим в небо – смотрим в вечность,
где кружатся птицы. Им нужно так мало… Глоток свободы, шум моря и ветер,
…чтобы крик никто не услышал…
А затем о скалы. В объятия смерти.
** ** **
«…следов борьбы в квартире не обнаружено. Заключение судмедэкспертов, проводивших вскрытие, официально подтвердило, что двадцатидвухлетняя Елизавета Гусарова покончила жизнь самоубийством через выход из окна. Что стало причиной суицида, пока не известно. Напомним, что тело студентки было обнаружено дворником»…
– Подожди секунду, – подперев мобильный плечом, дотянулась до пульта на тумбочке, уменьшила громкость телевизора и плюхнулась обратно на подушку. – Что ты там говорила?
– Я говорила: как свидание прошло? Резко со слухом туго стало? – прищёлкнула языком Дина и, голосом, который компромиссов не предусматривает, громко протянула: – Ну-у-у?!
Не было никакого свидания. Но Динка около трёх недель и едва ли не со слезами на глазах меня на него уламывала, так что в итоге пришлось сдаться. Точнее – пришлось солгать, что парень, регулярно заглядывающий в «ЗООрай» за кормом для своих мопсов, вдруг показался мне настоящим красавчиком с небывалым обаянием и чувством юмора на сто баллов, и вот вчера я вся такая наряженная, на каблуках и крыльях любви летела к нему на свидание. На самом же деле всю эту прелесть мне с лихвой заменила любимая пижама, глинтвейн и «Американская история ужасов» по нетбуку.
Прости, счастливый обладатель мопсов, и дело не в том, что твой маникюр идеальнее моего, и даже не в том, что твои джинсы настолько тесные, что становится страшно за шов на заднице… Допускаю мысль, что ты даже можешь оказаться вполне приятным парнем, вот только вряд ли у тебя есть волшебная иголочка способная заштопать рваные раны на моей потрёпанной душонке. Как там говорится?.. «Оно тебе надо»?
Прости, Динка. И тебе я вновь солгала. И пусть ты, вероятно, единственный человек в этом мире искренне желающий мне добра и счастья, но меня устраивает мыльный пузырь, в котором я существую. Здесь тихо, спокойно, комфортно. И я никому ничего не должна.
– Алё-ё-ё гараж! Ты там спишь, что ли?
– Об этом я только мечтаю, но мне через час на работу, – широко зевнув, поплелась на кухню, где ещё со вчерашнего дня меня заждалась гора немытой посуды.
– Ну так как прошло? – Дина отставать не собиралась; вынуждала и дальше ей врать. – В чём он был? А как от него пахло? Цветы принёс? А куда ходили? В кино? А на какой фильм?
– Не знаю. Не помню. На сопливую фигню какую-то… кажется. – Подперев мобильный плечом, я включила воду и взялась за первую тарелку.
– Вот ничего себе! Это чем вы двое там таким занимались, что девятичасовой сеанс «Мстителей» стал сопливой фигнёй, м-м-м?.. Ну давай, детка, порадуй старушку! Скажи, что дело было на последнем ряду, его язык у тебя во рту, а его проворные пальцы у тебя в…
– Ещё слово о твоих больных сексуальных фантазиях и, клянусь, я с чистой совестью забуду, как тебя мама назвала.
– Чёрт. Так и знала. Значит, не дала Витьку? – с досадой вздохнула. – Да ну тебя! Он же такой секси!
Да, Дина часто перебарщивала. И она всегда была на позитиве; порой многократно и намеренно преувеличенном. И за это я не могла на неё злиться. Если бы ещё и она со мной на пару унывать начала и смотреть на мир сквозь очки самого закоренелого пессимиста, боюсь, на два трупа в этом Богом забытом городе стало бы больше.
У Дины и своих проблем хватало. И Дина не знала о моём прошлом всего. Но знала достаточно, чтобы отыскать в себе здравомыслие, сбросить груз «имени меня» с плеч и оставить тщетные попытки по перетягиванию каната с тёмной стороны на сторону добра, света и волшебных единорогов блюющих радугой. Но, по правде говоря, порой Динке удавалось сделать то, чего не удавалось никому, – с ней я улыбалась. Да и… думаю, здравомыслием эта сумасшедшая была от рождения обделена.
– Ну он хотя бы пытался? – протянула с надеждой. – Боже, только вот не расстраивай меня сейчас, умоляю-ю-ю!
– Да чёрт с тобой, – пытался! – вновь я лгала. Ещё немного и сама в эту ложь готова была поверить.
– Бинго! – взорвалось в трубке. – Глядишь, и в следующий раз наш Витёк раскрутит тебя-таки на страстный, животный, умопомрачительный секс! Ну или хотя бы двухминутный перепихон в туалете кинотеатра, – уже неплохо. Одолжить тебе кружевной лифчик? Нет, я серьёзно, подруга, спали на хрен всё своё спортивное бельё! Тебе двадцать два, а не пятьдесят! Успеешь ещё пожить скучной комфортной жизнью! И кеды свои на помойку отнеси, пусть бомжы таскают. Где туфли, что я тебе на восьмое марта подарила?
– В коробке.
– А коробка где?
– Эм-м… поищу. Сегодня. Может быть.
– Да уж… – разочарованно вздохнула Дина. – Ника-Ника… когда до тебя наконец дойдёт, что нужно выглядеть женственно, чтобы мужикам нравиться?
– В смысле – как ты выглядеть? – цинично усмехнулась я.
– А как я выгляжу?
– Как проститутка.
– Именно! Стоп. Что?
С издёвкой посмеиваясь, поставила в сушилку последнюю тарелку и принялась избавляться от мусора.
– Кстати, слышала, третья уже из окна вышла, – вдруг сменила тему Динка. – И это всего-то за месяц. А что дальше будет? Что с мозгами вообще у этих кур? Они что суицидную эстафетную палочку друг другу передают?
– Не знаю, – вздохнула я, резко помрачнев. – Черте что в этом городе творится.
– Не то слово, подруга. Не то слово. Но-о-о… мы-то с тобой на позичивчике, да-а-а?
– Разумеется, – протянула в ответ вяло. – На позитивчике. А как иначе?
– Кстати, как твой синяк? – опомнилась на мою голову. – Точно в больницу наведаться не хочешь?
– С синяком на бедре диаметром в пять сантиметров? – усмехнулась в ответ я. – Хочешь, чтобы с меня весь медперсонал ржал?
– Вообще-то, в том, что тебя чуть не сбила машина, нет ничего смешного, – проницательно заметила Дина. – И с тобой постоянно что-то такое происходит! Ты что, со смертью играешь?
– Машина меня едва зацепила.
– А могла и по капоту прокатить.
– Но не прокатила же!
– Но могла!
– Ты невыносима.
– Знаю, – довольно хрюкнула Динка, и я решила, что пора заканчивать этот затянувшийся разговор.
На самом деле моя подруга просто не решилась спросить – а не было ли неудавшееся столкновение с автомобилем запланированным?
Дина боялась, что мне надоест эта жизнь.
Дина ошибалась.
***
– Я пыталась почувствовать наконец укол совести за то, что лгу своей лучшей… нет, – своей единственной подруге, но… Но так ничего и не почувствовала. На тот момент у меня вообще были проблемы по части эмоций. Иногда я казалась самой себе куском древесины, или… или бездушной куклой с пластиковыми ручками, ножками, глазками… И с таким же пластмассовым сердцем.
– А сейчас? Какие эмоции ты по большей части испытываешь сейчас?
– Хотите знать: какие эмоции вызвало у меня ЕГО появление, доктор? Думаете, ОН стал моим триггером?..
– Думаю, Август сильно изменил тебя.
– Это так.
– Значит, в тот день, после разговора с Диной по телефону, ты и Август впервые встретились? Разумеется – вне твоей головы, – поспешила добавить.
– Он ждал меня на лестничной клетке. И даже если попытаюсь описать своё потрясение… увы, ничего не получится.
** ** **
Не успела хлопнуть дверь за моей спиной, а я уже почуяла неладное. Такое странное липкое ощущение, когда нутром чувствуешь, будто кто-то жадно пожирает тебя глазами, смотрит настолько пристально, что невольно хочется поёжиться. Вдоль позвоночника побежал холодок, и тут же резко бросило в жар. Помню, что даже испугалась своего нового состояния; оно изменилось так внезапно… Даже обернулась для чего-то, бросив взгляд на закрытую дверь квартиры, словно в ней мог остаться кто-то посторонний и сейчас наблюдает за мной через глазок.
Жутко стало. А в сознании эхом далёкого прошлого вдруг пронеслось: «Цок-цок-цок».
Я вспомнила эти ощущения. То же самое испытывала каждый раз перед тем, как сбежать от Марго в мир грёз и фантазий, где меня ждали: синее небо над головой, густая трава щекочущая голые ступни, запах луговых цветов и придуманный мною мальчик в нашем с ним домике на дереве. В нашем укрытии.
Я назвала его Август. Как летний месяц. Мой любимый месяц.
У Августа были густые и чёрные, как крыло ворона, волосы; непослушные и топорщащиеся во все стороны. А как они блестели на солнце… Потрясающе. И глаза у него были такие же удивительные – цвета летнего неба, большие, яркие, искрящиеся, как два хрусталика льда! Улыбка красивая, белозубая и настолько заразительная, что невольно и самой хотелось улыбаться. Каждый раз. Ведь эта улыбка принадлежала лишь мне одной.
Я придумала его высоким, подтянутым и жилистым. Куда более крепким и куда более зрелым, чем многие его ровесники. И пусть кроме меня Августа никто не мог видеть, я была горда тем, что мой друг, мой защитник намного сильнее и красивее любого из знакомых мне парней! Такого как Август ни у кого не было и быть не могло! Моё надёжное укрытие. Моя тихая гавань. Мой. Только мой.
Хотелось ли мне наплевать на мусор и вернуться обратно в квартиру?..
Больше, чем кто-либо может себе представить.
Но ещё больше мне хотелось дойти до конца. Вновь через страх и боль вскарабкаться на ту самую вершину, испытать те же ощущения, что обрушивались на меня с приходом блаженного забвения. Когда сознание под пытками Марго и Филипа наконец уплывало и на смену грязным серым стенам подавала, в котором меня несколько месяцев держали, приходило долгожданное солнце и объятия Августа.
Его ласковый шёпот:
«Я с тобой. Обещаю, всё будет хорошо»…
Я искала в нём спасение. В нём одном! Но Август всё не правильно понял.
А когда спасение пришло, мой друг оставил меня. С годами черты его лица затёрлись, а придуманные мною объятия стали в фантазиях холодными и ненастоящими. Не такими, какими они были раньше.
Я скучала. Я так сильно по нему скучала, что стоило лишь единожды сердцу вспомнить, что такое биться в предвкушении встречи с моей любимой фантазией, я, идя на поводу у внезапно разыгравшегося воображения, с клокочущим о рёбра сердцем сломя голову бросилась на лестничный пролёт, вниз по ступеням.
Я не чувствовала себя безумной, или спятившей, нет, – я точно знала, что там, на площадке между восьмым и девятым этажами меня будет ждать что-то, что каким-то образом всколыхнуло в памяти такие далёкие, но ещё живые воспоминания об Августе. Мои самые драгоценные воспоминания.
Вот только я и представить себе не могла, что воспоминание окажется настолько живым.
Он стоял привалившись спиной к стене. Весь в чёрном. Плечи были расслаблены, руки в карманах кожаной куртки, волосы и лоб скрыты капюшоном, а голова слегка опущена, так что взгляд тёмных, как ночь и блестящих, как хрусталь глаз казался ещё выразительнее. Ещё притягательнее. Обезоруживающий, абсолютно гипнотический взгляд, направленный на меня из-под тяжёлых прямых бровей, не просто лишал дара речи, – он парализовал. Даже дышать удавалось с трудом.
А раньше в его глазах жило небо…
Пакет с мусором вывалился из рук, и пальцы сжались в кулаки. И в тот же миг уголок губ моей ожившей фантазии дрогнул в насмешливой ухмылке.
И всё поплыло, завращалось! Казалось, мир перевернулся с ног на голову, земля и небо поменялись местами, как и всё во мне зашевелилось, застучало, заиграло по-другому, новыми и такими незнакомыми красками!
Эмоции накрыли с головой.
На смену шоку пришёл страх. На смену страху – дикий ужас. А на смену ужасу очень быстро пришло понимание – я сошла с ума. Я стала шизофреником. Передо мной галлюцинация. Ведь Августа не существует! Его не может здесь быть! Он – моя давняя выдумка!
Боже… это был настоящий бунт чувств и эмоций. Хотелось сорваться с места, сбежать к себе в квартиру, да как можно скорее и, в то же время, хотелось до бесконечности смотреть на мою ожившую фантазию. Пока не растворится в воздухе. Пока не вернётся обратно – в потёмки души, кладовую воспоминаний.
«Он ненастоящий, – роем пчёл жужжало в голове. – Моргну и исчезнет. Моргну и исчезнет»!
Ну же, исчезай!
– Что за взгляд такой? – вдруг прозвучал его голос, с вызовом, с холодной насмешкой, и всё во мне взорвалось с новой силой. По коже побежали мурашки, руки задрожали, лоб покрылся испариной.
Он здесь.
Он говорит.
Невозможно…
Ухмылка на губах стала ярче, а в глазах заплясали хорошо знакомые мне чёртики, – предвестники того, что Август планирует повеселиться. А в его понимании веселье – ещё не значит «весело» в общепринятом понятии этого слова.
Подняв голову, он вытащил руки из карманов, выждал несколько мучительно долгих секунд и вдруг сделал в сторону остолбеневшей меня два небольших шага. Напряглась, с трудом сглотнула и попыталась отстраниться, но ноги не слушались, словно не моими стали.
И тогда солнечный свет упал на его лицо, отчертив каждую хорошо знакомую мне чёрточку. Тогда и убедилась окончательно – это он. Повзрослевший, возмужавший, но точно он – мой Август. Мальчик-фантазия.
– Бред какой-то, – голоса своего не услышала. Больше было похоже на короткий судорожный выдох. Но не для него. Не для Августа.
– Бред? Кто? Я? – выразительно выгнув бровь, поинтересовался, а на губах всё блуждала его любимая ухмылка, словно он над всем миром насмехается, играет с ним, а люди – всего лишь куклы в его руках.
Я его таким создала.
Я хотела, чтобы Август любил только меня. Ценил и дорожил лишь мною! Потому что мир – несправедливая дрянь! А люди в нём жестокие, злые и эгоистичные! Люди приносят лишь боль и страдания, – так я думала. И Август должен был с лихвой заменить мне всё и всех в последние дни моего существования. На это была моя ставка. Это было моим последним желанием. Но… я не умерла в том подвале. И если с годами я и не стала лучше, то, по крайней мере, ненависть, однажды овладевшая моим сердцем, постепенно угасла.
А Август остался всё тем же.
– Что это? – нахмурился, и на лбу проступили тоненькие морщинки. – Я чувствую… страх. Ты боишься меня? – протянул с осуждением и выгнул брови. – С каких пор ты боишься меня, глупышка?
Я не могла говорить. Словно разучилась это делать. Я всё ещё была парализована и всё, что могла это смотреть на него застывшим взглядом и мучительно вспоминать, что такое дышать.
Он стал выше меня на целую голову и шире в плечах. И я всё ещё искала отличия в чертах его лица, наивно полагая, что ошиблась. Что передо мной вовсе не Август, а очень похожий на него парень. Нереально похожий. Как две капли.
Не считая цвета глаз.
Склонив голову набок, он сделал медленный глубокий вдох, словно пытаясь уловить аромат, что лишь одному ему доступен.
– Ты пахнешь всё также прекрасно, – шёпотом. Таким зловещим, пугающим, словно и не шёпот вовсе, а шипение ядовитой змеи.
Развёл руки в стороны и растянул губы в широкой улыбке, так что ямочки на щеках вмиг завладели вниманием и, несмотря на потрясение, сковывающее меня по рукам и ногам, внутри вдруг вспыхнул тёплый трепетный огонёк.
– Что, даже не обнимаешь меня? Столько лет прошло… – смотрел настойчиво. А я по-прежнему стояла на месте и даже не понимала, что уже какое-то время щипаю себя за руку, чтобы прийти в чувства, чтобы «развидеть» его.
Но Август заметил это первым. Схватил меня за запястье и резко вздёрнул руку кверху.
«Боже. Он может меня касаться. Он осязаем.»
Взгляд чёрных глаз наливался свинцом, черты лица ожесточались.
– Зачем ты делаешь себе больно?! Как часто это происходит?! – зарычал с осуждением, так что ледяная дрожь пробежалась вдоль позвоночника. – Что?.. Почему так смотришь?.. Это ведь Я. Меня не нужно бояться. Только не тебе, забыла?
– Кто… кто ты такой? – словно предсмертным шёпотом вырывалось изо рта, а следом во мне будто что-то щёлкнуло и вернуло контроль над телом. Отдёрнула руку и одновременно с этим сделала шаг назад, поднявшись на одну ступеньку.