Елена Филон
Любить не модно
Глава 3
– Кайл… Кайл… – шепчу себе под нос, выплёвывая его имя, как змея.
«Кайл… Да какой ты Кайл?! Николай Грачёв – вот ты кто! Разбалованный сынок бывшего партнёра по бизнесу моего отца! Думаешь, в Штаты переехал, так и о корнях своих забыть можно? Вести себя со мной как зажравшаяся свинья можно? Скотина. Урод!»
– МАЛОДУШНОЕ ЖИВОТНОЕ!
– Маркова! – восклицает учительница биологии и до меня не сразу доходит, что все присутствующие на уроке, как один вылупились на меня и рты поразевали. – Ты… ты что себе позволяешь, Маркова? Забыла, что на уроке находишься?!
Действительно.
Какого чёрта я на уроке?
Десять минут назад меня бросили! Меня! Бросили!
Он, правда, меня бросил?..
Может это дурной сон? Я сплю?..
Ещё вчера писал, как сильно скучает, как любит меня до беспамятства, а сегодня… а сегодня он рвёт со мной из-за какой-то там Эшли?!
– Урод конченый!
– МАРКОВА!
– Новенькой походу башню сорвало.
– А ну-ка прекратить смех! Маркова, а что там у тебя на лбу?
– Татуха! – ржёт кто-то.
Ну и пусть смеются. Вообще плевала я на них! На школу эту плевала! На город этот плевала с высокой колокольни!
Мне надо в Штаты – вот что!
Но, сперва…
Бросаю телефон в сумочку и на автопилоте бреду по проходу к двери.
– Ты ещё пожалеешь! – шиплю себе под нос. – Ещё умолять будешь, чтобы простила.
– Маркова, ты куда собралась?!
– КОЗЁЛ! – хлопаю дверью позади себя.
Сбегаю вниз по лестнице на первый этаж. Не замечаю ничего вокруг, действую на эмоциях, в глазах пелена из слёз, но нет… не-е-ет! Я больше не заплачу! Только не из-за говнюка, возомнившего себя Голливудским мачо!
Хватаю куртку из гардероба и сходу на кого-то налетаю в дверях.
– Кристина? – слышу уже вслед недоумевающий голос завуча Раисы Павловны. – Кристина, ты куда собралась в середине урока? Что это значит? Кристина!
– Да отвали ты! – рявкаю, толкая дверь на улицу.
Просто нервы сдали. Просто накопилось слишком много. Просто я тоже человек! Обычный… не робот.
***
– Виски со льдом, – бросаю девушке за стойкой и плюхаюсь на высокий барный стул. Алина, или как там её, тут же прекращает натирать бокал полотенцем и во все свои телячьи глазки пялится на меня. Пялится так, будто понятия не имеет, что такое виски!.. Или лёд?..
Да-да… я снова здесь. Снова в этом странном заведении под названием «Клевер». То ли кафе… то ли бар… Одно знаю – слово «бар» я здесь точно слышала, а учитывая то, что в этой деревне чёрт ногу сломит в поисках более-менее цивильного местечка, где можно выпить, то и объяснять особо не надо, почему я вновь направилась сюда, а не в какую-нибудь «барыжку» – любимое место отдыха местной алкашни и забулдыг.
Отстукиваю длинными красными ноготками по лакированной столешнице и взглядом даю Алине шанс принять заказ и сдвинуться с места, наконец!
– Мы… мы не работаем, – растерянно произносит та, шевеля одними губами, и это невольно наталкивает на мысль, что остальное её тело попросту парализовало при виде меня.
Странно. Обычно при виде меня парализует только парней.
– Простите, – добавляет.
Сперва поворачиваю голову направо, затем налево, насчитываю пятерых посетителей за столиками и вновь возвращаю взгляд Алине.
– Я таблички на входе не заметила, или закрыто здесь индивидуально для меня?
– А-а?… А! Нет-нет-нет! – головой затрясла, поставила бокал на стойку и для чего-то принялась вытирать руки полотенцем.
Ну слава Богу – не парализовало. Было бы у меня другое настроение, непременно закатила бы глаза. Но всё, чего хочется в нынешнем расположении духа, это тупо наорать на неё… да за просто так! Просто потому, что тормоз! Просто потому, что бесит меня всё сегодня!
– Я имела в виду: бар открывается только в восемь вечера, – и улыбку из себя любезную выдавливает. – А сейчас и двенадцати дня нет.
– То есть… до восьми вечера это – кафе? – глаза щурю.
– Ага, – улыбка Алины становится ещё шире, и ещё более доброжелательнее. – А после восьми мы можем продавать алкоголь и устраиваем концерты.
Чего-чего?.. А, да пофиг.
Глаза щуру, всматриваясь в это ангельское личико и…
Чёрт! Я знаю, кого она мне напоминает своей внешностью! Упрощённая, не особо эффектная, но вполне симпатичная версия Камерон Диас. Точно! Выкачать из Камерон всю стервозность, самоуверенность и обольстительность и вовсе будет не отличить.
– Как насчёт ромашкового чая? – хлопает ангельскими глазками Камер… тьфу, Алина! – Он отлично снимает усталость и помогает справиться со стрессом.
– Разве, похоже, что у меня стресс?.. А? Разве, похоже, что у МЕНЯ стресс?! – складываю руки на стойке и подаюсь вперёд. – И разве я похожа на ту, кто хочет ромашкового чая?.. Не надо. Не отвечай. Просто сделай одолжение: налей мне виски и можешь продолжать натирать свой бокал.
Улыбка Алины гаснет. Руки опускаются. Тело вновь парализует.
Чёрт.
– Здесь есть кто-нибудь ещё из персонала?
– Как насчёт меня? – раздаётся сбоку уже знакомый мне мужской голос и уровень моей стрессоустойчивости падает ниже плинтуса.
А этот… выскочка, какого дьявола здесь забыл?
Руки на груди сложил с важным видом, подбородок задрал, волосы назад загрёб, будто его физиономию это как-то от простодушия спасти поможет, губы поджал, а глазёнками так зыркает, словно у меня осталось меньше минуты, прежде чем его тяжёлый ботинок смачно пнёт меня под зад через порог двери.
– Она тебе нагрубила? – переводит взгляд «следователя» на Алину.
Да!
– Нет.
«НЕТ?!» – Круто разворачиваю к ней голову.
– Я думал, у тебя хватит совести сюда больше не приходить, – выскочка щурит глаза и впивается в меня строгим осуждающим взглядом.
– Я тоже так думала, – фыркаю и смотрю на бейджик Алины, будто до этого момента понятия не имела, как её зовут. – Алина, так что насчёт…
– Тебе же сказали: алкоголь продаётся только после восьми, – вставляет свои пять копеек татуированный фрик.
– А я вроде как не с тобой разговариваю. Почему? А потому что ты здесь не работаешь!
– Это не помешает мне выставить буйного посетителя за дверь.
– Мить, всё нормально, – тоненьким голоском лепечет Алина. – Уверена, девушка и так всё поняла.
– Слышал, Митя? – многозначительно играю бровями. – У нас всё нормально. Иди, погуляй.
Но Митя не хочет гулять. Продолжает смотреть на меня настойчивым взглядом, до тех пор, пока не замечает надписи на моём лбу и не сдерживает гнусненький такой смешок. Ну, то есть – уверена, – он и раньше заметил эту позорную надпись «сися», потому что только слепой может её не заметить, но видимо тактичность, или что-то вроде этого, останавливала парнишку указать мне на неё с самого начала.
– Ха. Ха. – Поворачиваюсь к Алине. – А теперь виски. Или книгу жалоб.
– И что ты в ней напишешь? – усмехается Ми-и-итя-я.
Да блин! До чего ж назойливый тип!
– Напишу, что сегодня утром, кое-кто высмеял меня перед десятками посетителей, нагрубил и велел больше никогда не переступать порог этого заведения. – Растягиваю губы в гадкой улыбке и хлопаю ресницами. – Уверена, что владельца кафе заинтересует информация о том, что какой-то грубиян нахамил посетителю и выставил его на посмешище, даже не являясь работником данного заведения.
– И что? – в открытую надо мной смеётся, так что только плечи дёргаются.
– А то, что администратор, – для убедительности бросаю ещё один взгляд на бейдж Алины, – не предпринял никаких мер, чтобы сгладить ситуацию и даже не принёс извинений пострадавшей стороне.
И Митя замолкает. Лоб хмурить начинает и слабо качает головой, будто понять что-то никак не может. Что – не удивительно!
– Для чего ты пришла? – негромко спрашивает. – Поскандалить?
– Нет, всё проще – выпить.
И вновь тишина. Такая напряжённая, что кажется я слышу как у этого НЕ(до)работника скрипят челюсти.
Медленно выдыхаю, пытаюсь выдавить из себя улыбку, которая, скорее всего, напоминает злую гримасу, и настойчивым полушёпотом обращаюсь к Алине:
– Я не могу сейчас пойти домой. Просто не могу. Но если прямо сейчас не напьюсь, то не выполню одно из главных правил женского кодекса, понимаешь? Ты-то должна меня понять!
И тут сбоку гадкое, насмешливое фырканье раздаётся:
– У женщин есть кодекс?
Смеряю Митю тяжёлым взглядом из-под бровей и низким, злобным голосом сообщаю:
– Да. И пишется он благодаря таким козлам, как ты!
– Алин, дай ей банку пива и пусть валит отсюда. По кассе не проводи, – смотрит на меня, не моргая, а обращается к девушке за стойкой.
– Банку пива? – удивлённо переспрашивает Алина, и да! Я хотела задать тот же вопрос только с другой интонацией.
Нет, я понимаю, что в этом городе всем плевать на то, что кому-то полчаса назад в дребезги разбили сердце, наплевали в душу, и вообще заклеймили «сисей», и, возможно я повела себя не правильно – на эмоциях, – требуя в кафе предоставить мне алкоголь, но, простите… банка пива? Серьёзно? Этот выскочка велел всучить мне банку пива и проводить до двери?.. Я что… похожа на нищенку, у которой отходяк и ей срочно требуется спасительная банка пива, чтобы справиться с похмельем?
– Ты только что унизил меня. Снова.
– А ты минуту назад назвала меня козлом.
– Мить? – настойчиво зовёт Алина, пока мы с этим гоблином убивает друг друга взглядами. – Мить, прекрати, а?
Неужто Алинка про женский кодекс вспомнила?
– Я сама разберусь. Иди.
– Иди, Митя, – подхватываю Алину и киваю в сторону выхода. Если честно, то во мне даже интерес разгорелся: кто же этот парень, чёрт возьми, такой и почему так долго здесь торчит, даже не являясь работником кафе?
– Слушай, – в поисках шелестящих бумажек, к которым никак не могу привыкнуть, вытряхиваю немногочисленное содержимое сумочки на стойку и вопросительно смотрю на Митю, – а давай я дам тебе ещё пятьсот рублей, а ты мне расскажешь, какие функции выполняешь в данном заведении?
Да, меня понесло. А потому что не надо было одному козлу меня бросать, а второму меня доставать! Можно считать, что я так релаксирую.
– Что это? – А тон Мити вдруг меняется, лоб разглаживается от морщинок, а в глазах появляется настолько весёлый блеск, что даже как-то не по себе становится.
И тут я понимаю причину…
Чёрт!
Не успеваю подхватить со стойки выложенное на неё барахлишко, как Митя уже вцепившись пальцами в тетрадь, которая сегодня была со мной на каждом из уроков, весело присвистывает, а затем начинает… ну, да… ржать. А что ещё ему делать?
Хочется влепить себе пощёчину за тупость.
– Кристина Маркова! – объявляет выразительно, прочитав моё имя на обложке. – Ученица 11 «А» класса!.. Подожди… это шутка, да?
– Отдай! – вскакиваю со стула и пытаюсь выхватить у него эту злополучную тетрадь. – Отдай, сказала!
Митя поднимает руку ещё выше, так что мне не дотянуться, и никак не может избавиться от этого противнейшего, глумливого смеха:
– Так ты школьница, что ли? – Оглядывает меня с ног до головы и ещё громче смеяться начинает. – Стоп-стоп… так это я тут перед школьницей распинался?
Складываю руки на груди и яростно сдуваю прядь волос, упавшую на лицо:
– Не заметила, чтобы ты тут распинался!
– Алина! – кивает на растерявшуюся девушку за прилавком. – Прячь пиво, Алина! У нас тут малолетняя алкоголичка нарисовалась!
– Я не алкоголичка! – сжимаю кулаки, вытягивая руки по швам.
– Да-а? – Митя выразительно выгибает брови. – А кто это у нас тут виски требовал, а? А кто это у нас тут книгу жалоб просил? Не одна ли маленькая, наглая школьница случайно, м?.. Уж очень на тебя похожая!
Замечаю, что не только этот придурок и Алина с меня глаз не сводят, но и немногочисленные посетили глазами хлопать не ленятся и, откровенно посмеиваясь, переговариваются между собой.
– Мне помочь тебе выйти, или сама справишься? – с громким хлопком моя тетрадь падает на стойку и некоторое время я пялюсь исключительно на неё, будто это как-то поможет избежать позора.
В Штатах подделать документы – сущий пустяк, так что с посещением клубов после двенадцати, да и с покупкой алкоголя у меня никогда проблем не было. Да и я в принципе пью редко – балуюсь за компанию скорее, но кто бы мог подумать, что желание напиться вдребезги, впервые в жизни и с большого горя у меня появится именно в России, и именно в баре, где работают идиоты, вроде этого!
Вновь расплакаться хочется.
«Только попробуй и точно получишь пощёчину», – угрожаю себе мысленно.
– Митя, хватит, – на удивление строгий голос Алины, заставляет меня поднять на девушку взгляд. – Она ещё маленькая, перестань.
– Маленькие не заказывают виски в двенадцать дня, – отвечает ей Митя, складывает руки на груди и тяжело вздыхает. – Ладно, Алина права. Давай, забирай свои вещи и иди домой, уроки делай.
– И вот он снова включил режим «милого парня»! – раздражённо выпаливаю.
– Ты – ребёнок, так что я признаю, что погорячился.
Хватаю сумочку со стула, не глядя запихиваю в неё тетрадь и пудреницу, с гордым видом распрямляю плечи и бросаю на этого слепого идиота высокомерный взгляд.
– Ребёнок? – расслабленно усмехаюсь. – Где ты видел ребёнка с такой фигурой и третьим размером груди?
Кто-то из посетителей громко смеётся с моей реплики, и я точно знаю, что в этот раз в дураках осталась не я. Только кто-то вроде этого Мити взглянув на то, как я выгляжу, может сравнить меня с ребёнком.
– Хм, – беззвучно усмехается, кривя губы в повеселённой ухмылочке. – Я знал, что ты это скажешь.
– О, правда?.. – улыбаюсь шире. – Тогда это доказывает, что ты пялился на мою грудь.
Больше не собираясь продолжать эту глупую дискуссию, второй раз за этот паршивый день стучу каблуками к выходу, как вслед доносится:
– Зубная паста!
– Что, прости?
Смотрит вслед и улыбается странной глупой улыбочкой:
– Перманентный маркер… смывается зубной пастой.
***
Вся моя жизнь полетела к чертям. У меня не осталось ничего, что было мне дорого. Любимые люди предали меня. Мама стала плаксивым ребёнком, а я вынуждена быть взрослым, который её утешает. Это сложно… Боже, это так сложно – держаться, быть сильной, не сломаться пополам, не упасть духом и продолжать жить, улыбаться, делать вид, что ничего страшного не случилось. Что всё наладится, вернётся на свои круги, и жизнь моя станет прежней…
Как сильно я должна верить в то, что всё станет прежним?.. Станет ли?..
Как сильно нужно желать, чтобы отец, в котором я души не чаяла, вернулся, прижал к груди и ласково назвал меня своим котёнком. Как сильно нужно молиться, чтобы мама перестала лить слёзы по ночам, просыпаться с кругами под воспалёнными глазами и пачками пить успокоительное?.. Как сильно я должна сдерживать себя, чтобы не срываться на других просто потому, что мне всё осточертело! Как перестать превращаться в бездушную стерву, если у меня… если в этом мире у меня никого не осталось! Нет никого рядом!
Это… всё это – не мой мир. Моего мира не стало. Он рухнул.
Люди могут думать обо мне всё, что угодно, считать сукой, тупой американской девкой, разбалованной папочкиной дочкой… мне всё равно. Люди завистливы, даже если никогда не признаются в этом вслух – так все мы устроены. И у меня нет сил и желания доказывать кому-то свою позицию, оправдывать себя, или же пытаться подстроиться под них… Им не понять, что Маугли, выросшему в джунглях, чужд цивилизованный мир. Ребёнку, родившемуся с золотой ложкой во рту и в одну минуту ставшему нищим, не просто сложно оказаться в новом, чужом для него мире – ему страшно. Ему очень… очень страшно.
Но кого это волнует?
Их не волную я.
А меня не волнуют они. И не имеет значения: гордость это, или простая дурость. И не имеет значения: кто из нас Маугли, а кто ребёнок с золотой ложкой.
Одно я знаю точно – предают все.
Проще быть одному.
***
Два часа спустя
– Эээээй, тыыыыы… – воплю протяжно, с трудом шевеля заплетающимся и странно онемевшим языком.
А почему мой язык вообще онемел, а?!
– Слышшшшь?! К тебе обращаюссссь! Выскочаааа-аауууу! – с демонстративным возмущением захлопываю за собой дверь «Клевера», круто разворачиваюсь на каблуках и по странным причинам едва не теряю равновесие. – Чёэт… увасполы…такиескользике-е-е-е-а-а?..
В глазах плывёт, но я не пьяная! Не-е-е-т! Я просто… просто слегка навеселе! Вот… нет, не пьяная я. Точно говорю!
– Тыыыы! – нахожу взглядом зелёную рубашку в клетку у барной стойки и резко указываю пальцем на её владельца – ну, для пущего эффекта вроде как. – А ну-ка верни мой телефоооооон!
– Я же сказал: вернётся, – слышу фырканье в ответ и целенаправленно двигаюсь к стойке.
– Мить, она пьяная, не горячись.
– Не лезь, Алин.
– Это кто здесь пьяный, ааааа?!..
Физиономия выскочки плавает из стороны в сторону и троится. Трижды с силой моргаю, но она всё равно почему-то плавает! И троится! Что за фигня?
– Теле… фон! – требую, протягивая раскрытую ладонь. – Живоооо!
– Ты сама его здесь забыла, – плавающая физиономия оказывается над моим личиком, и укачивать начинает ещё сильнее. – А теперь заявляешься сюда пьяная в стельку, орёшь как ненормальная и пугаешь посетителей? – шипит недовольно.
Вот же зануда какая! Шипит! Да на меня!
– Сколько тебе? Семнадцать? – плавающие из стороны в сторону глаза придирчиво сужаются. – Не рано так напиваться?
– Мнепчтивосемндацать…
– Что?
Взмахиваю руками, так что – ХА! – этому татуированному упырю приходится выгнуть спину, чтобы по морде не получить. Хаха!
– Чё эт он режим «мамаши», что ли включил? – Звонко и, конечно же, не по-идиотски смеюсь. Я ведь не идиотка! – Упс! Прости, я сказала это вслух?
– Митя, уведи её отсюда.
– Эт кто ща сказал? – перевожу расплывчатый взгляд на белое пятно, маячащее за спиной выскочки. – О! Камерон… приветик.
– Пойдём со мной, Кристина. Я помогу тебе умыться.
– Убери руки от меня, Камерон! Я не твоя фанатка! Тааак… телефон мой гдеее?
Всё… доплавались… вообще ничего не вижу. Всё какое-то мутное, тёмное, размытое… Где я, а? Что происходит?
– Дай телефон, Алин, я позвоню её родителям!
– Дерзай. Спросишь заодно, где моего папуличку носит! – удаётся вскрикнуть, и в глазах ещё темнее становится.
– Здесь есть номер твоей мамы. Я звоню ей, либо звоню в полицию.
– В полицию, однозначно. Ик! Пр-р-ридурок.
– Митя?
– Алин, я сказал: разберусь! Работай.
– Митя?!
– Да что?!
– ЛОВИ ЕЁ, МИТЯ!
Бах.
«А кто выключил свет?»
Глава 4
– Мммммм… – мычу страдальчески, набрасываю на голову одеяло, так что только пятки остаются торчать, и мычу снова: – Ммммммммм…
Как же плохо-то… Мммммм… Голова болииииит… Во рту сухо, как в пустыне Сахара, и будто песок по глотке скребёт, когда сглотнуть пытаюсь.
– С добрым утром! – намеренно громко объявляет моя великодушная мать и видимо прикладывает все усилия для того, чтобы отдёрнуть шторы максимально шумно.
– Блииин… ТИШЕ, А?!.. – и от собственного крика теперь умереть хочется.
– Божееее… дай мне просто умереть…
– А нечего было пить столько! – Слышу недовольное цоканье, и голос мамы звучит ближе. Слишком… слишком близко!
– Уйди из моего личного пространстваааа… – хриплю демоническим басом.
– У тебя пять минут на то, чтобы принять душ, позавтракать и отправиться в школу. Понятно, Крис?
– Никакого завтрака, – вновь сглотнуть пытаюсь, прогоняя подкатывающую к горлу тошноту.
– Кристина! – строго начинает мама и тут же никнет… – Блин! Ну кто просил тебя так напиваться, а? Сколько раз говорила: знай меру! Если бы отец увидел тебя в таком состоянии…
– Но папочка пропустил всё веселье. Упс! – Фыркаю и кутаюсь в одеяло ещё плотнее, мечтая превратиться в звуконепроницаемый кокон.
– Ну, Крииис… Ну вот зачем, а? Мне и так тяжело, а тут ещё и ты…
«А тут ещё и я…»
Какая досада.
У мамы отменно получается ныть. И мама не умеет ругаться. Не умеет читать нотации, не умеет долго злиться, да и вообще родительские обязанности и моя мать – как Дженис Дикинсон до пластических операций и после. Чёрт, да даже этим глупым переездом по большей части заведовала я! Потому что я из нас двоих ответственная, а мама… ну, в общем, моя мама из тех мам, которые с лёгкостью могут сойти за подругу или старшую сестру, и при этом им это дико нравится! Несколько раз она даже настаивала на том, чтобы я обращалась к ней исключительно по имени, то есть просто – Настя.
Настя.
Ага.
Учитывая наши отношения, я бы с лёгкостью могла согласиться, но… должна же у меня быть мать! Хотя бы формально.
– Ты бы хоть о нашей репутации подумала, – стонет Настя. Ей только захныкать осталось и попросить леденец на палочке, чтобы я бросилась утешать её, как капризного ребёнка. – Меня Маша звонком разбудила! Половина города уже шепчется о том, как дочка олигарха Маркова пила со всем известной алкашнёй в местной пивнушке. Криииис…
– Дочка бывшего олигарха, – поправляю придирчиво. – И о какой репутации ты говоришь? Смирись – мы на дне.
– Но Маша сказала…
– Да хватит уже про неё! – отбрасываю одеяло в сторону и тут же морщусь от яркого света и вспышки головной боли. Чё-ё-ёрт… Утыкаюсь носом в подушку. – Эта твоя Маша вообще тётка странная.
– Ничего не странная!
– Да-а-а? – протягиваю с ядовитой насмешкой, придирчиво взглянув на маму. – Тогда что у них с отцом за связь такая? Да что вообще общего могло быть у этой Маши и отца? Кто она? Его бывшая подружка?.. Пфф… с какой такой великой радости она нам квартиру свою предоставила? Ну, не совсем квартиру, скорее – её подобие, но…
– Будь благодарной, Крис! Отец доверяет ей, значит и мы должны. Если бы не Маша…
– Знаю, – перебиваю маму, и та понуро вздыхает, опуская плечи.
Ладно-ладно… только благодаря тёте Маше мы с мамой и оказались в этом чудном городишке, а не на одной из помоек Москвы, где каждый гектар земли подписан за кем-нибудь из бездомных.
Мой отец родился и вырос в этом городе. А когда наступили бандитские 90-ые, обзавёлся гениальной идеей, парочкой последователей, деловым костюмчиком с конфиската, стареньким подержанным «БМВ», и под песни «Modern Talking», гремящие из колонок, отправился покорять Москву. Что у него и вышло собственно.
– Все мужики – козлы, Крис, – вдруг решает просветить меня мама, и я не сразу понимаю, к чему вообще это заявление. – Вот вообще не вижу смысла напиваться до обморочного состояния из-за того, с кем вы даже не смотритесь вместе. Серьёзно, Крииис! Кайл и ты?.. Пф, да это смешно!
– Тридцатисемилетняя тётка, говорящая как Барби, – вот что смешно.
– Что-о?
– Что-о? – повторяю её же тоном.
Вдыхает, поджимая губы:
– Ладно, если бы это был кто-то вроде Эштона Катчера, – мечтательно смотрит вверх. – Хотя, нет. Он слишком стар для тебя. Как насчёт Логана Лермана? Он красавчик.
Так.
Стоп.
А что вообще происходит?
Отлипаю от подушки и резко придаю позвоночнику вертикальное положение.
– Ты копалась в моём телефоне?! – со всем возмущением и тут же за голову хватаюсь. – Чёрт… Болит…
– Я принесу аспирин.
– Стоять! – тыкаю в сторону мамы пальцем, и та замирает, не успев и шага сделать. Смотрит на меня, будто в лёгком замешательстве прибывает! Будто копаться в телефоне дочери – абсолютно нормальное занятие!
Нет, ну в обычных семьях это может и считается нормальным: читать сообщения в мобильных своих детей, проверять контакты в поисках надписи «Дилер» и копаться в фотоальбомах, ища порнографию! Но у нас с мамой это просто неприемлемо!
– Мне собираться надо, Крис, – умоляюще глядит. – В салоне красоты за углом открыта вакансия визажиста, так что…
– Ты копалась в моём телефоне! – рычу обвинительно и вскакиваю на ноги. – Зачем ты копалась в моём телефоне?!
– Я не делала этого! Я вообще твой телефон в глаза не видела!
– Тогда откуда знаешь, что Кайл меня бросил?!
– Тот парень сказал!
– Что?! Кто?!
– Прекрати на меня кричать! Крииис! Мне неприятно!
Замолкаю на несколько секунд, пытаясь собраться с мыслями, крепко зажмуриваюсь и массирую подушечками пальцев виски.
И тут…
– Damn!!!
– Ах! Кристина?! – мама хватается за сердце, пытаясь играть в строгую родительницу. – Что я говорила тебе по поводу ругательств?!
– Чёрт… Чёрт! Чёрт! – запускаю пальцы в волосы и нарезаю круги по комнате. – Этот придурок! Этот фрик! Этот выскочка! Это он копался в моём телефоне! ВОТ КОБЕЛИНА!
Хотя… Как он смог его разблокировать?..
– Кристина!!!
– Да что?!
– С чего ты взяла, что Митя кобелина? – озадачено.
– Что? – во все глаза смотрю на маму. – Митя? О… Митя, значит? Только не говори, что ты с этим козлом подружиться успела!
Мама принимается нарезать круги следом за мной, скрипя старым паркетом:
– Он тебя на руках домой принёс! – лепечет в спину. – Сказал, что понятия не имеет, где ты так напилась, но если бы ты была совершеннолетней, он бы не стал напрягаться и просто выставил бы тебя за дверь кафе, в которое ты для чего-то явилась поскандалить.
Останавливаюсь у кровати, резко опускаюсь на матрас и прячу лицо в ладонях.
Чёрт… я вчера отключилась. Прямо там – в «Клевере»! Прямо на глазах у…
– Неееет… Вот я идиотка! Идиотка какая! – от стыдобы хочется саму себя придушить.
И кстати, почему болит копчик?
– Митя сказал то же самое, – тактично замечает мама, и я стреляю в неё гневным взглядом.
– Так может ты ему ещё и чайку выпить предложила?
– Я предлагала, но он отказался. Такой стесняшка.
Кажется, меня сейчас вырвет.
– Была бы я лет на пять моложе…
– Умоляю, не продолжай.
– … я бы…
– Хватит! – смотрю на маму с укором. – Мы сейчас реально этого гоблина обсуждаем?
– Гоблина? – хмурится. – Митя очень даже симпатичный парень. Никакого сходства с гоблином я не заметила.
«Отпусти меня, придурок… – завывала я вчера пьяным голосом, пока этот «симпатичный парень», взвалив меня на плечо, куда-то тащил. – Отпустиии… я на тебя в полицию заявлю… за растление малолетних»!
Боже… что я несла?..
– Убейте меня…
– Что? – не понимает мама. – Ах, да! Кстати, я представилась твоей сестрой, – и как дурочка улыбается, – объяснишь потом, как до этого «Клевера» добраться. Хочу ещё раз твоего спасителя поблагодарить.
– Только через мой труп! – Распахиваю шкаф, так что дверь едва с петель не слетает, хватаю полотенце и шагаю в ванную.
Горячая вода не помогает справиться ни с похмельем, ни с лихорадочными мыслями, разрывающими голову.
Холодная вода тоже.
Блин!
Хватаю банку с шампунем и почему-то разговариваю с ней, как с лучшим другом:
– А, впрочем, чего это я переживаю?.. Ну напилась я, ну притащил он меня домой. Ну познакомился с моей чокнутой мамашей… точнее с сестрой, и всё! Всё! Больше и ноги моей в том баре не будет, следовательно, и рожу выскочки мне больше не увидеть. Так что и думать тут не о чем… Я ведь права? – Киваю себе банкой с шампунем и довольно улыбаюсь. – Вот и отлично!
***
Ничего не отлично.
В десять часов утра, сидя за последней партой на уроке истории, всё, о чём я могла думать, так это о том, чтобы этот день поскорее закончился. А также о том, что мозг, оказывается, удивительным образом способен превращаться в липкую жвачку.
Аспирин не помог справиться ни с похмельем, ни с дурными мыслями, что выдавала, будто топором надвое расколотая голова. А после встречи с Раисой Павловной, которая будто намеренно поджидала меня у школьного крыльца, уперев руки в бока и топая каблуком туфли с буратиньим носом, так и вовсе жить перехотелось. Минут пятнадцать вливала мне в уши об установленных в школе правилах, о манерах поведения, и… ну и о том, что от семнадцатилетней школьницы не должно нести перегаром. С последним я даже искренне согласилась! Но что я могла поделать? Женский кодекс нельзя нарушать!
В общем, не успела дочь пойти в новую школу, а мамашу уже на ковёр к директору вызывают. Словно у моей мамы других дел нет! Она всё ещё в трауре по своей безлимитной кредитной карточке, какой нафиг вызов к директору? Но не объяснять же это Раисе Павловне. Собственно, как и то, что чёрный «бабулин» лифчик пятого размера, не особо эффектно смотрится под белой полупрозрачной блузкой.
И это я ещё вульгарно одеваюсь?.. Фу. Стыд и срам какой!
А ещё вот это бесит:
– Эй, слыхали? Нашу американскую принцесску вчера принц бросил!
– Да ладно-о-о-о… Что за принц? Откуда инфа?
– Да она вчера в «Шишке» с друганами моего бати зависала! Набухалась и весь вечер ныла, что её на перекаченную шлюху променяли. Зато проставилась!
– Эй, принцесска?! Быстро ты ж до такой жизни-то докатилась!
Сама в шоке.
Закрыть уши руками, прижаться лбом к парте и сделать вид, что вырубилась.
А ещё я не смогла найти свой телефон. М-да…
Времени на поиски особо и не было, но быстрый марафон по «халупе» моего любимого «Айфончика» не обнаружил, а вопли мамы о том, что я опоздаю в школу становились просто невыносимыми, так что пришлось отправиться на каторгу без самого дорогого, что осталось в моей жизни. Нет, маму я тоже люблю, но она не расскажет мне последние сплетни и новости из Лос-Анжелеса.
Так что, честно отсидев целых три урока в школе, будучи примерной девочкой, на все сто умеющей игнорировать нападки этой своры шакалов, что по совместительству являются моими одноклассниками, я направилась домой и принялась переворачивать там всё вверх дном в поисках моего «драгоценного».
«Драгоценный» найден не был. И мамы дома не обнаружилось, так что пришлось узнать у соседки, как звонить с городского на мобильный, и слушать долгих пять гудков, прежде, чем на том конце раздался голос…
– А я всё ждал, когда же ты позвонишь! Очухалась?
Секундочку.
Это же не…
– Оооо…так ты ещё и вор! – едко рассмеялась в трубку, узнав владельца этого низкого гоблинского тембра.
Пауза тишины и весёлое:
– Не понял?
– Что совершенно не удивительно, однако обстоятельства сложились не в мою пользу, поэтому я сделаю тебе одолжение, и повторю ещё раз: ты – вор!
– Прости, конечно, – запредельно весёлый смешок, – но видимо, я настолько туп, что вынужден просить пояснений.
Сжав челюсти до скрипа, сделала глубокий медленный вдох носом, выдохнула через рот, и, вспомнив о чести и достоинстве, произнесла совершенно непроницаемым голосом:
– Ты. Украл. Мой. Телефон. Так понятно?
– Да, предельно. Вот только разблокировать его не могу. Код не подскажешь, а то как-то перед покупателем неудобно будет.
– Очень смешно.
– Не сказал бы. Код скажешь?
– Только если от домофона! Вези мне мой телефон!
Шумный вздох:
– У меня работы много.
– Верни телефон, – требовательно.
– Слушай, чё тебе надо, а? Ты сама мне его вчера отдала, а теперь…
– Что? Я? Где? Когда?
– Вчера, я же сказал. В машине, когда я твоё тело домой доставлял.
В машине?..
Так вот почему так черепушка трещит… Да я вчера в полнейший ноль наклюкалась! Вообще ничегошеньки не помню!
Но… где наша не пропадала? Ведь мы…
Гордые и красивые!
– А как ты мой адрес узнал? – скептически протягиваю.
– Что, вообще ничего не помнишь? – в ответ с насмешкой гадкой. – Сама мне адрес сказала.
– Ладно, пофиг. Телефон привези! – железным требованием. – Я тебе заплачу.
Тишина.
– Алло? Ты тут ещё?
– Нравится тебе деньгами разбрасываться, да? – цинично.
– Тебе-то что? – глаза закатываю и вновь смотрю на своё отражение в круглом настенном зеркале. Да уж… видок жуткий. Надо было лучше синяки под глазами замазывать. А эта уродская надпись на лбу даже после половины тюбика зубной пасты и двух слоёв тонального крема видна.
