– Цветы для любимой? – спросила девушка, упаковывая букет роз в прозрачный целлофан и украшая ленточками.
Антон дежурно улыбнулся толстушке.
– Ну, в общем, да. Для мамы.
– День рождения? – девушка предложила подписать маленькую поздравительную карточку, которая обошлась бы в лишнюю двадцатку.
– Не её, – отказался Антон. – Сегодня день рождения отчима. И заодно, юбилей со дня их знакомства. В общем двойной праздник.
– Как сложно, – цветочница подала Антону букет из пяти белых роз. – Её любимые?
– Тюльпаны, – вздохнул Антон и принял цветы.
– Не сезон, – покачала головой девушка. – Розы всем нравятся.
– Точно! – Антон протянул деньги мелкими купюрами.
– Заходите ещё, – девушка чуть наклонила голову. На её круглых щеках появились милые ямочки.
«А ничего, вроде, – машинально подумал он. – Может и заскочу как-нибудь».
Для отчима – папы Серёжи, как он привык его звать с детства, давно припасена бутылка отличного Курвуазье, на которую ушла половина стипендии. Антон и сам облизывался на коньяк, пока тот дожидался своего часа, спрятанный в ворохе полотенец дома в шкафу. Но за папой Серёжей не заржавеет – разопьют вместе. Сам же подсадил, заставил распробовать, теперь пускай делится. Мать, конечно, поворчит, но ведь для этого и куплены цветы.
Антон заскочил в автобус и, увидев свободное сидение сзади, поспешил занять его. Он аккуратно уложил букет на колени и расправил ленточки. Розы обошлись недешево, и от стипендии остались самые крохи. Но оставлять без внимания маму, пусть и в чужой праздник, никак нельзя. Она – особа «тонко чувствующая», как отзывался о ней папа Серёжа.
За мутным стеклом проплывали голые остовы тополей, торчащие из осевшего грязного снега. На мокрых тротуарах уже вспыхивали отражения вывесок магазинов и рекламы. Мимо проносились легковушки, одинаково серые «по пояс», с заляпанными дорожной слякотью фарами, из которых лился неровный, клочковатый свет.
Проехали центр города и воздух в автобусе посвежел. Антон достал телефон, выбрал трек в плеере и ощупал карманы куртки в поисках наушников. Он вдруг заметил, что девушка, сидящая через проход впереди него, тоже достала клубок проводов и теперь трясла ими в воздухе, пытаясь распутать. Она мельком посмотрела на Антона, сосредоточенно ковыряясь в проводах. Тот быстро нашел свои наушники с плоским проводом, в секунду демонстративно расправил и сунул в уши. Он довольно улыбнулся девушке и кивнул: мол, так-то. Девушка нахмурила темные, ровно очерченные брови, слегка сощурилась и вдруг высунула острый язык. Антон не сдержался и прыснул. Незнакомка разобралась, наконец, с узлом и тоже заткнула уши. Она достала из кармана кассетный плеер, подключила наушники и, громко щёлкнув механической кнопкой, уставилась в окно. Антон вспомнил, что такой же кассетник был и у него в детстве – лет пятнадцать назад, как говорится, «при царе Горохе». Папа Серёжа подарил. «Неужели кто-то еще пользуется ими? – размышлял Антон, рассматривая забавную девушку. – Может быть, у нее там какая-то очень старая запись? Но ведь сейчас все можно оцифровать. Так надёжнее, а кассета в любой момент может испортится. Наверное, это фетиш такой».
Незнакомке было на вид лет семнадцать, хотя некоторые девушки выглядят так и в пятнадцать, и в двадцать. Длинные черные волосы, густая челка, прямой, чуть заостренный нос – Антон поймал себя на мысли, что любуется ею. Он тут же пожалел, что устроил весь этот цирк с наушниками. Ему захотелось узнать ее поближе, но подсесть и просто представится казалось теперь невозможным. Она сидела расслабленно. Сложив руки на плеере, слегка постукивала по нему указательным пальцем и едва заметно шевелила губами. «Подпевает и думать обо мне забыла, – огорчился Антон. – Подойти и спросить, что же такое она слушает… – но он продолжал сидеть, мучаясь своей нерешительностью».
Автобус остановился, незнакомка встала и начала продвигаться к выходу. Антон тоже встал и вырвал из ушей наушники, в которых по третьему кругу звучал один и тот же трек. Впереди замешкалась старуха с двухколёсной тележкой, преграждая ему путь. Быстро обойти ее не удалось. Тогда Антон подхватил тележку, взял под руку старуху, хоть она и не просила о помощи, и поволок к дверям. Потом вдруг вспомнил про розы, оглянулся. Букет валялся в проходе. Антон отпустил возмущенную старуху и вернулся за подпорченными цветами. Когда он выскочил из автобуса, девушка была уже далеко. Она быстро шагала в сторону парка. Окликать ее он не стал, побоялся испугать. Пробежал с десяток метров, а потом пошел следом, и только поравнявшись, дружелюбно сказал:
– Извините… Мы ехали в одном автобусе и я, кажется, повел себя не очень…
Незнакомка оглянулась. Антон тут же понял, что это совсем не та девушка. Как только он их спутал? Эта и ниже ростом, и волосы короче, и юбка, а на той были джинсы. Антон сосредоточенно оглядывал незнакомку, почему-то чувствуя себя обманутым.
– А где?.. – спросил он невпопад, разводя руками.
Незнакомка ничего не ответила, только ускорила шаг, а потом побежала. На улице совсем стемнело. Антон постоял еще с минуту, раздумывая о нелепости ситуации. Он никогда не вел себя так прежде, никогда не знакомился с девушками на улице и уж тем более не преследовал их, как одержимый. «Чего это я в самом деле? – выругал себя Антон, поправляя выпачканную ленточку на букете. – Мать заметит, она такая».
Антон огляделся и с облегчением понял, что каким-то чудом вышел на своей остановке и, если бы не девушка с кассетником, непременно опоздал бы к ужину. Он развернулся и поспешил домой.
Зачирикал звонок, и в следующую секунду послышалось шарканье тапочек в коридоре и нетерпеливый голос матери:
– Антош, ну, мы заждались!
Антон выставил вперед розовый букет. Дверь распахнулась.
– Ох, какая красота! – мать театрально всплеснула руками. – Я, честно говоря, предпочитаю тюльпаны, но розы… Ну, проходи скорей! – она приняла букет. – Ноги вытирай, грязища на улице! Розы – это классика! – мать просунула нос под целлофан и шумно вдохнула. – А как пахнут! Спасибо, дорогой! – она обняла Антона за шею и два раза поцеловала в щеку. – А побриться на день рождения отца?
– Мам, ну, когда? Хочешь, сейчас побреюсь?
– Нет! Нет! К столу, все стынет! Я для кого целый день у плиты?
Антон скинул куртку и, повесив на плечики, убрал в шкаф. Переобувшись в тапочки, прошел в зал, где в центре, под люстрой с длинными висюльками, об которые и он, и папа Серёжа вечно царапали лбы, стоял накрытый стол. Во главе сидел именинник в выглаженной сиреневой рубахе и галстуке, которые показались Антону слишком вычурными. Слева от него – тётя Лариса, мамина сестра. Рядом с ней – ее, третий по счету, новоиспечённый муж, имени которого Антон еще не запомнил.
– Здравствуйте, – вежливо поздоровался Антон. Он протянул руку привставшему «третьему мужу», поцеловал в подставленную щеку тётку, наконец добрался до папы Серёжи. Они крепко пожали друг другу руки, обнялись.
– Ну, с днем рождения, пап Серёж, – Антон поцеловал отчима в гладко выбритую, резко пахнущую одеколоном, щеку. – У меня для тебя подарок, но он в комнате. Сейчас принесу.
Мать ворвалась в зал с букетом. Быстро расчистив место между салатами, она воткнула вазу с розами в центр стола, отгородив от всех третьего мужа сестры.
– Ну, скорей садись, мы без тебя не начинали, – она потянула Антона на стул рядом с собой.
– Мам, я только за подарком.
– Потом, Антош, все стынет, – суетилась та, накладывая ему толчёную картошку и котлеты из большого блюда.
– Мам… – Антон посмотрел на нее из-под белёсых бровей. – Одна минута, – он пошел в комнату, слушая упреки матери вдогонку: «Вот такая молодёжь пошла…»
Антон быстро извлек подарочную коробку из шкафа и поспешил вернуться.
– Пап Серёж, я твои вкусы знаю, – объявил он с порога, сияя ярче люстры с висюльками, – потому, что они у меня такие же! – он вручил имениннику коньяк. – Настоящий Курвуазье иксо, выдержанный…
– О! Сынок, спасибо! – отчим расплылся в благостной улыбке. – Удружил!
– Ну, начнется пьянка, – проворчала мать. – Ларис, ну что, как не своя? – обратилась она к сестре. – Накладывай, не стесняйся. Миша, а вам чего положить?
«Михаил, значит», – машинально отметил про себя Антон.
– Мариша, ну что ты, – сразу принялся оправдываться отчим, – тут только на понюшку.
– Да знаем мы ваши понюшки, – мать приподнялась, принимая у Михаила тарелку и по пути поправляя помятые розы. – Да мне-то что? Только вот сердце у тебя…
– Раз в году можно, – отчим распечатал коробку, выдернул пробку из фигурной бутылки, понюхал. – Ммм… – довольно промычал он. – Антох, неси-ка бокалы! – он подмигнул сыну.
– Помочь? – выглянул из-за букета «третий муж».
– Спасибо, Михаил, сидите. Вы не знаете, где, – Антон пошел за бокалами. – Мам, тебе доставать?
– Нет, – мать тыкала вилкой в тарелку, выклевывая горошинки из оливье.
– Антош, а я не откажусь, – тут же вставила тетка.
– Ну, раз пошла такая пьянка, тогда и мне доставай, – сердито попросила мать.
Антон расставил бокалы. Папа Серёжа разлил, явно наслаждаясь булькающими звуками.
– Ребят, у меня тост, – сказал он, довольно приглаживая поредевшие на затылке седые волосы. Мать снисходительно приподняла круглобокий бокальчик с узким горлышком. – Мне как-то поначалу не очень везло в семейной жизни, много было разных бед…
– Серёж, ну к чему ты? – тут же встряла мать.
– А я, Мариша, к тому, что в какой-то момент мне даже стало казаться, что счастья семейного, его и нет вовсе. Ты все про меня знаешь, самый близкий ты мой человек, про беду мою… – сказал он и голос его чуть дрогнул.
Антон только знал, что первая жена у папы Серёжи долго чем-то болела и доставляла много хлопот, а потом внезапно погибла – попала под машину.
– Так вот, ребята, – продолжал с воодушевлением отчим, – эта женщина меня спасла самым натуральным образом, – мать поджала губы, ее глаза увлажнились. – Давайте выпьем за Марину Викторовну, которая сделала меня счастливейшим из мужей, как говорится. Она замечательная жена и мать! – все бокалы с Курвуазье взметнулись в воздух. – Спасибо, дорогие мои, Мариша, Антон, Ларочка, э… Михаил! Спасибо, что в этот праздник…
– Серёга, ты просто супер! – перебила его тетка Лариса и чокнулась с именинником первой.
– Да! – подтвердил Михаил, подскочил и неуверенно потянулся, чтобы тоже чокнуться.
– Серёженька, за твое здоровье, – мать наклонилась и поцеловала отчима в щеку, поправила перекосившийся галстук у него на шее.
Все выпили и тут же застучали вилками и ножами.
– Готовить Мариша умеет лучше всех, этого у нее не отнять, – нахваливал стряпню матери папа Сережа, уминая третью котлету.