Елена Хаецкая
Прозаические лэ
© Елена Хаецкая, 2021
© ИД «Городец», 2021
* * *
Елена Хаецкая – российская писательница и переводчик фантастических и исторических произведений. Родилась в Ленинграде. В литературе дебютировала романом «Меч и Радуга» (1993). Награждена премиями «Странник», «Бронзовая улитка», «Большой Зилант», «Меч Руматы», «Басткон», «Филигрань» и многими другими.
Прекрасный виночерпий
Наступил уже день Пятидесятницы, и рыцари, кто смог, съехались в Камелот к королевскому двору. Сияли драконы и вепри, грозили львы и единороги, и рыбы дивились на происходящее с гербовых щитов. Не прибыло всего несколько славных рыцарей, и обо всех король справился поименно: Тристрам по срочной надобности находился в Уэльсе, Ламорак улаживал какие-то дела в Каэрлеоне, ну и еще отсутствовал Юбер де Куртуа, любимец прекрасных дам; насчет него сведения ходили противоречивые.
Король, в белоснежных одеждах, широкоплечий, восседал на кресле с высокой спинкой, и круглый хлеб возлежал на серебряном блюде перед ним; почти все места за Круглым Столом заняты – как и положено в Троицын день, изобилие благ переливается через край. Самое время вносить запеченного фазана.
Вот уж прибыл на огромном подносе фазан в переливающихся перьях, и запела звучная лютня, и акробат, с лицом таким красным, словно его только что вытащили из печи, начал бросать цветные шарики, стоя вниз головой, и согласно загудели голоса пирующих… Все это наполнило сердце короля таким всеобъемлющим покоем, какого не ведал он и в детские свои годы.
– Сейчас самое время для какого-нибудь приключения, – говорит король. – Потому что для полноты счастья необходимо нечто сверх счастья, – нечто такое, что осмелится нарушить совершенство и пошатнуть гармонию. Это как зеркальное озеро: оно прекрасно, оставаясь неподвижным, но втрое прекраснее – если бросить в него камень и смотреть, как на разбегающихся кругах одна за другой начинают раскачиваться лилии.
– Все это слишком сложно, дядя, – заметил Гавейн, поглядывая, однако, не на короля, а на фазана.
И тут раздался громкий звук, словно лаяли охотничьи собаки или рычала утроба диковинного зверя, чья шкура вместо пятен вся испещрена глазами, – и в зал вошла дама.
Шум издавали ее одежды, многослойные и широкие. При каждом шаге она взбивала юбки и взмахивала рукавами, а рукава у нее свисали до самого пола и были оторочены каким-то особенным жестким мехом, который трещал от любого движения. И когда все присмотрелись внимательнее, то увидели, что это не мягкий мех, а иглы, наподобие ежиных.
Представ перед королем, дама низко склонилась и опустила голову.
– Что привело вас ко мне, прекрасная дама? – спросил король учтиво и ласково.
А она подняла голову и ответила:
– Я хотела бы получить при вашем дворе должность виночерпия.
– Быть виночерпием непросто, – подал голос сенешаль Кей. – Да и занятие это неподходящее для дамы.
– И все-таки я прошу о такой милости, – настаивала дама.
Тут акробат медленно опустил ноги на землю и принял положение, положенное человеку от Бога, то есть головой вверх, а ногами вниз, и так утвердился в своем углу; лютнист прервал игру. Слуги же держали фазана на поднятых руках, и руки их начали подрагивать от напряжения. Ничего им так ни хотелось, как водрузить наконец фазана на стол и дать себе немного отдыха.
Король, к их облегчению, сказал:
– В таком случае, можно со спокойной душой начинать пир. Мы ждали только какого-нибудь приключения или известия о приключении, чтобы хотя бы маленький камень нарушил зеркальную гладь нашего пруда.
И дал знак слугам поставить фазана посреди стола.
Они так и поступили и поскорее удалились, а дама в ее многослойных одеяниях осталась наедине с тяжелыми кувшинами вина и необъятными кубками, которые надлежало наполнить с неустанной тщательностью.
Видя, что она медлит, король с улыбкой спросил:
– Что с вами, прекрасная дама? Может быть, должность виночерпия для вас непосильна? Еще не поздно отказаться без всякого ущерба для вашей чести.
– Я сама вижу, что должность эта трудная и работа моя будет сопряжена со многими опасностями, – отозвалась дама. – Поэтому прошу назначить мне помощника и телохранителя, притом такого, который был бы самым славным из всех рыцарей.
– Это легко исполнить, – сказал король. – Мой племянник Гавейн так и зовется – Славный Рыцарь, и поверьте, это прозвание он заслужил не за красивые глаза. А как ваше прозвание?
– Мое имя Леонора, – отвечала дама, – но теперь я хочу, чтобы ко мне обращались «Прекрасный Виночерпий».
– Отлично! – воскликнул король. – Итак, Славный Рыцарь, идите помогайте Прекрасному Виночерпию исполнять его долг, а все остальные – подставляйте скорее кубки!
Гавейн нехотя поднялся с места и подошел к Леоноре, а она объяснила ему, в чем должна заключаться его помощь:
– Придерживайте мои рукава, пока я разливаю вино.
Гавейн схватил ее рукав и тотчас отдернул руку. На пальце у него показалась кровь.
– Будьте осторожнее, – заметила Леонора. – Наденьте перчатки.
– Я никогда не обедаю в перчатках, – возразил Гавейн.
– Обедать вам не придется, – сказала Леонора. – Разве что потом, когда пир закончится, и мы с вами сможем подкрепиться объедками.
– Как будто мой дядя король когда-либо по доброй воле оставлял объедки, – вздохнул Гавейн. – Когда он был моложе, то съедал целого оленя с костями и рогами. Я же менее славный рыцарь и способен уничтожить таким образом разве что вепря.
– Мои таланты еще скромнее, – сказал Прекрасный Виночерпий. – Я в состоянии разделаться лишь с куропаткой.
Беседуя таким образом, они разливали вино и обошли уже почти весь стол, когда дверь внезапно распахнулась и на пороге показался рыцарь огромного роста.
Ему даже пришлось немного наклонить голову, чтобы не касаться макушкой потолка, – такой он был высокий.
Доспех на нем был весь усеян красными шипами, а лицо потемнело от ярости, глаза же, желто-карие, сильно выпучились и вращались в орбитах.
– Как вы посмели отобрать у меня даму! – закричал он таким громким и низким голосом, что струны лютни запели сами собой и задребезжали слюдяные окна.
Леонора выпрямилась, держа в одной руке кувшин, а в другой – королевский кубок. Одежды ее зашумели, иголки на оторочке рукавов затрещали, а длинные светлые волосы вспыхнули, когда она тряхнула головой.
– Как вы смеете врываться сюда и обвинять короля в подобных вещах! – произнесла дама.
Великан повернулся к королю и, пока тот рассматривал его, растянул в улыбке рот.
– Все ваши рыцари – малодушные трусы, – прорычал наконец великан. – Вот прямо сейчас на ваших глазах я возьму то, что принадлежит мне, и то, что вы попытались присвоить, и ни один из вас не посмеет мне помешать!
С этими словами он схватил Леонору, перебросил ее через плечо и, хотя она изо всех сил колотила его колючими рукавами, потащил прочь. Он шел такими широкими шагами, что ни один человек не сумел бы догнать его пешим, и исчез так быстро, что никто не успел даже слова сказать. Гавейн так и остался стоять посреди зала, растерянный и огорченный. Он сделал шаг назад, споткнулся об акробата, забившегося в угол, и рассердился пуще прежнего.
– Коль скоро Прекрасный Виночерпий исчез так же внезапно, как и появился, – сказал Гавейн, – то я слагаю с себя обязанности его помощника и считаю себя вправе приступить наконец к трапезе.
Он преспокойно уселся на свое прежнее место и придвинул к себе блюдо, на котором уже приготовлен был кусок фазаньего мяса с воткнутым в него перышком.
Не обращая внимания на остальных, Гавейн отрезал себе кусок и сунул в рот.
И тогда король с силой хватил ножом по круглому хлебу, лежавшему перед ним на серебряном блюде. Нож рассек хлеб и глубоко вонзился в серебро.
– Трус! – только и сказал король.
Он отшвырнул от себя обломки ножа и раскидал руками половинки блюда с разрубленным хлебом. Одна половинка ускользнула к Кею-сенешалю, а вторая упала на пол, и ее быстро подобрал лютнист.
Гавейн подавился мясом.
– Кто трус? – спросил он невнятно, поскольку рот у него был набит мясом.
Все смотрели на него, а Гавейн жевал и краснел все сильнее.
– Речь шла о вас, – пояснил Кей-сенешаль, злорадствуя. – Ведь именно вы, дорогой Гавейн, были назначены помощником и телохранителем Прекрасного Виночерпия. А когда великан ворвался в зал и похитил эту даму с ежовыми рукавами, вы даже пальцем не пошевелили.
– Так ведь и вы тоже пальцем не пошевелили, – заметил Гавейн.
– Да, но не я, а вы поклялись защищать ее.
– Я вообще не клялся, – напомнил Гавейн.
С этими словами он поднялся и вышел из пиршественного зала.
А король смотрел на глубокую царапину, оставшуюся в столешнице, и думал о том, что камень, попавший в зеркальную гладь, оказался слишком тяжелым, и о том, что мир опять раскалывается на части и собрать его воедино будет непросто.
* * *
Гавейн выехал из Камелота ближе к вечеру. Ни мгновения лишнего он не желал оставаться здесь. Хотя все рыцари, по его мнению, были одинаково виновны в том, что не заступились за даму, трусом назвали только его, Гавейна. Это следовало немедленно исправить.
Никто из слуг не захотел оседлать для него коня, и никто не помог ему уложить в сетку доспехи. Все это Гавейн проделал сам, после чего ворота закрылись за его спиной, и перед ним легла дорога, уводящая в глухой лес.
Первые несколько шагов показались ему страшно тяжелыми, следующие дались полегче, а потом он погрузился в привычную обстановку приключения, когда странник послушно отдается во власть мира и первого встречного и готов принять от них и доброе, и худое.
Гавейн ехал между деревьями по старой дороге, и по мере того, как становилось темнее, деревья иллюзорно оживали, как бы превращаясь в великанов. Но Гавейну знаком был этот обман, обычный для деревьев, и он не поддавался страху. Ночные птицы кружили в небе, их крылья видны были в просветах между густыми кронами, и иногда они закрывали звезды.
Наконец и конь, и всадник утомились и устроились на отдых. Гавейн улегся на мягком мху, положив голову на корень дерева, и крепко заснул.
Пробудился же он за час до рассвета, весь покрытый росой и дрожащий от холода. Но разбудил его не холод, а чей-то пристальный взгляд: кто-то находился поблизости и сверлил Гавейна глазами.
Гавейн положил окоченевшие пальцы на рукоять меча и хрипло вопросил:
– Кто ты? Покажись! Я знаю, ты поблизости!
Спустя мгновение дрожащий голос отозвался:
– Не убивай меня, господин! Я ничего дурного не делал!
И перед Гавейном явился мальчик лет шестнадцати, одетый в лохмотья некогда богатого одеяния. Шелковая рубаха висела на нем, изодранная в клочья, так что просвечивали обнаженные руки, и заплатанный бархатный плащ волочился по земле, весь в шишках и маленьких веточках, запутавшихся в порванной ткани. Ноги мальчика были босыми, покрасневшими от холода и исколотыми, а на голове у него красовалась старая тряпка, такая безобразная, что Гавейн поморщился:
– Неужели ты не мог найти ничего получше, чтобы украсить свою голову?
– У меня там плеши и отвратительные язвы, – ответил мальчик. – И поэтому я не дерзаю показывать свою голову людям, господин.
– Что же ты делаешь в лесу? – спросил Гавейн.
– Прячусь, – объяснил мальчик. – Тут поблизости, говорят, бродит великан, весьма свирепый и страшный. Доспех на нем весь в красных шипах, лицо его темное от ярости, зубы у него желтые и острые, и недавно он украл даму, которую намерен взять себе в жены, а потом съесть.
– Все это – чистая правда, – подтвердил Гавейн. – И за этим великаном я гонюсь, желая отобрать у него даму. Иначе меня ожидает бесчестье.
– Так вы любите эту даму? – поинтересовался мальчик, подходя ближе к Гавейну.
– Упаси меня боже! – ответил Гавейн от души. – Вот уж кого я терпеть не могу, так это ее. Из-за нее у меня случились все неприятности, и по ее вине я, вместо того, чтобы сейчас сидеть с моим дядей королем за пиршественным столом, таскаюсь по сырому лесу и разыскиваю этого великана. Если он успеет съесть даму до того, как я настигну его, то позор останется со мной навечно. Если же он не успеет съесть даму и я сумею ее освободить, то одному Богу известно, в какие еще неприятности она меня ввергнет! Как ни посмотри, везде меня ждут беды, а началось все с того, что она явилась к нам в замок и потребовала, чтобы ее назначили королевским виночерпием, – он помолчал и с горечью заключил: – Понятия не имею, для чего я все это тебе рассказываю, малец. Убирайся-ка ты от меня подобру-поздорову и все свои плешки и отвратительные язвы уноси с собой.
Но мальчик громко разрыдался и упал на землю перед Гавейном.
– Все меня гонят от себя! – кричал он, размазывая слезы по лицу грязным кулаком. – Никто не желает со мною знаться!
– Да кто же окажется настолько глуп, чтобы захотеть этого? – удивился Гавейн. – Ступай в приют для прокаженных, там тебя, быть может, примут, хотя мне это сомнительно.
– Я ведь не совсем прокаженный, – возразил мальчик. – Беда случилось у меня от того, мой господин, что я спал в сырости и на голове у меня завелся мох. Я пошел к лекарю, а он вырвал этот мох вместе с волосами…
– Избавь меня от этих россказней! – взмолился Гавейн. – Скажи лучше, умеешь ли разводить костер?
Мальчик подмигнул ему и быстро подсел поближе.
– Я мигом разведу для вас огонь, чтобы вы согрелись, мой господин, просушили одежду и волосы и, быть может, даже приготовили себе поесть.
– Еды у меня нет, – ответил Гавейн, – но просушить волосы не мешает, учитывая историю, которую ты мне рассказал.
Он уселся, прислонившись спиной к стволу дерева, а мальчик быстро принес хворост, разложил костер и подпалил его – но как ему удалось зажечь сырые ветки, да еще без огнива, – этого Гавейну понять не удалось.
Он только спросил у мальчика его имя, и тот ответил: «Леонес».
– Хорошо, Леонес, можешь поступить ко мне в услужение, пока я не найду кого-нибудь получше, – сказал Гавейн.
– А как вас зовут, мой господин? – спросил, совсем осмелев, мальчик.
Гавейн хотел было ответить, что его имя – Гавейн по прозванию Славный Рыцарь, – но понял вдруг, что не в состоянии это выговорить. Он и помнил-то свое имя с трудом, а уж чтобы вслух такое вымолвить – не стоило даже и пытаться. Как будто кто-то наложил печать на его уста.
– Для чего тебе мое имя? – сердито сказал Гавейн. – Довольно и обращения «мой господин», если тебе так угодно. А если кто-нибудь спросит, кто такой твой господин, отвечай – «Безымянный Рыцарь». Потому что никому моего имени знать не позволено.
И, довольный собой, Гавейн протянул к костру руки.
* * *
Они пробирались по густой чаще уже час или два, когда внезапно Гавейн услышал где-то впереди громкий плач. Он остановил коня и сделал знак мальчику не шевелиться.
– Слышишь? – прошептал Гавейн.
– Воет кто-то, – кивнул мальчик. – Должно быть, зверь или птица.
– Нет, – покачал головой Гавейн. – Этот звук я распознаю среди сотни других. Это рыдает женщина. Едем скорее к ней! Вдруг мы нашли ту самую даму, которую похитил великан? Если так, то благодари судьбу: наше приключение закончится, едва начавшись, и я смогу вернуться к моему дяде королю за пиршественный стол. Клянусь, за услугу, оказанную мне, я и для тебя найду местечко под столом и сберегу для тебя самый жирный кусок из всех, что мне положат на тарелку.
– Вы чрезвычайно добры к своему недостойному слуге, мой господин, – низко поклонился мальчик.
– Среди рыцарей моего дяди короля я особенно славен добротой и щедростью, – похвалился Гавейн. – Меня за это так и прозвали… – Он хотел было сказать «Славный Рыцарь», но понял, что еще прочнее забыл собственное имя, и этому заключил: – «Рыцарь, который сует под стол самые жирные куски».
– Что может быть более щедрым и прекрасным! – подхватил мальчик.
Тут невидимая женщина зарыдала еще громче, а к ней присоединилась и вторая, и обе они плакали и причитали на все лады.
Гавейн прибавил шагу, и скоро они с мальчиком Леоне-сом очутились на поляне. Деревья обступали эту поляну со всех сторон. Посреди нее бежал маленький ручей, а по берегам его синими пятнами росли незабудки.
На берегу ручья лежал неизвестный юноша, а над ним сидели две молодые девушки. Их длинные волосы были заплетены в косы, и у одной коса была черная, перевитая жемчужной нитью, а у другой – алая, как кровь, схваченная несколькими тугими золотыми кольцами.
Гавейн сошел с коня и приблизился к девушкам, а мальчику Леонесу сделал знак оставаться поодаль, чтобы не перепугать их своим отвратительным видом.
Он наклонился над юношей и увидел, что тот слеп: белые глаза пусто глядели из глазниц.
– Пожелал бы я вам доброго дня, благородные девицы, – обратился Гавейн к плачущим красавицам, – да не так глуп, чтобы не понимать: добрым этот день для вас уже не станет. Позвольте узнать, почему вы так рыдаете? Должно быть, несчастье этого юноши трогает ваше сердце.
Тут черноволосая девушка повернулась к Гавейну и заговорила сквозь слезы:
– То, что наш брат ослеп, не слишком нас печалит, потому что Господь избавил его от созерцания горестей и печалей мира.
– В таком случае, кого же вы оплакиваете? – спросил Гавейн.
– Мы плачем потому, что убит был Гавейн по прозванию Славный Рыцарь, – отвечала красноволосая девушка.
– Вот как! – произнес Гавейн. – Это воистину жаль. И кто же убил Гавейна? Уж не великан ли в доспехах, утыканных красными шипами?
– Его убили два брата, могущественные рыцари-колдуны, – сказала черноволосая девушка. – Одного зовут Фае Гордый, а другого – Гомере Безмерный.
– Безмерный? – удивился Гавейн.
– Это прозвище он получил оттого, что ни в чем не знает меры, – пояснила девушка. – И это воистину так: он вспыльчив, жаден, влюбчив и ненавидит всех славных рыцарей, мечтая их погубить.
– На самом деле эти два брата желали завоевать нашу благосклонность, – вмешалась красноволосая сестра, – но мы влюблены в одного только Гавейна.
– Позвольте, – удивился Гавейн, – так вы никогда не встречали Гавейна?
– Нет, – ответили сестры обе разом.
– Как же вы можете быть влюбленными в него?
– Мы полюбили его, потому что о нем шла везде добрая слава, – объяснили сестры.
– Но как же вы стали бы делить между собой его любовь? – спросил Гавейн.
– Вопрос праздный, – горестно ответила черноволосая. – Ведь Гавейна больше нет! Фае Гордый и Гомере Безмерный убили его мечами, о чем мы вам только что поведали.
– В таком случае, где находится тело Гавейна? – спросил Гавейн. – Я тоже хотел бы оплакать его!
– Враги разрубили его на кусочки, – рассказали сестры. – Кое-что они увезли с собой; нам же оставили левую руку и правую ногу.
С этими словами черноволосая девушка предъявила Гавейну отрубленную мужскую ногу в сапоге, а красноволосая с печальным вздохом вынула из-под своего плаща руку в богатом рукаве и перчатке.
– Вот все, что нам осталось от Славного Гавейна, – заключили сестры. – Как видишь, добрый рыцарь, делить нам больше ничего не приходится.
– О, – промолвил Гавейн, – похоже, Фае Гордый и Гомере Безмерный сумели помирить вас, даже если и было между вами соперничество. А это означает, что нет худа без добра.
С такими словами он вернулся к своему коню, снова сел в седло и двинулся дальше, а мальчик Леонес побежал за ним.
* * *
Ночь они провели в лесу, а утром следующего дня снова отправились в путь. Скоро дорога сделалась шире и лучше, а к полудню вывела путников к незнакомому замку. Вдали, на холмах, виднелась хорошо возделанная пашня. День выдался ясный, в синем небе ни облачка, и солнце изливало свое золото на распаханную землю.
– Войдем же в замок, – обратился к слуге Гавейн, – и попробуем раздобыть хотя бы немного еды. Я вижу, друг мой, что ты умираешь от голода.
– По правде сказать, мой добрый господин, я сейчас упаду на месте замертво, – отвечал мальчик. – Но это будет невеликая потеря, а вот если от голода умрете вы, то такая кончина может считаться бесславной даже для Рыцаря Без Имени.
Беседуя таким образом, они начали подниматься по холму, но сколько бы они ни спешили, сколько бы ни переставляли ноги, замок ближе не становился. Напротив, его высокие стены словно бы отдалялись. И скоро уже Рыцарь Без Имени и его спутник, плешивый мальчик Леонес, совершенно выбились из сил.
И тут среди зелени травы они увидели лежащую даму. На ней было белое платье, отороченное мехом черной лисицы, и ее распущенные волосы также были белоснежными. Она лежала как бы бездыханная, раскинув в стороны руки, и Рыцарь Без Имени поневоле подумал о том, что никогда раньше ему не доводилось видеть таких прекрасных рук. Он остановился полюбоваться ею, а она вдруг вздохнула и открыла глаза.
– Кто вы? – спросила дама. – Почему стоите здесь с таким лицом, словно собираетесь меня съесть?
Рыцарь Без Имени тотчас уселся на траву рядом с дамой; что до мальчика Леонеса, то он с громким стоном повалился неподалеку лицом вниз и некоторое время не давал о себе знать, чтобы его господин мог, не заботясь о нем, вволю побеседовать с незнакомой дамой.
– Хоть я и утратил большую часть того, чем владел, – проговорил Рыцарь Без Имени, – все же не настолько лишился я памяти, чтобы не помнить о том, что недостойно рыцаря поедать дам. Хотя в иных случаях дамы не заслуживают лучшего обращения.
Он подумал о Прекрасном Виночерпии и нахмурился.
– Например, я бы сейчас охотно покарал даму по прозванию Прекрасный Виночерпий, – заключил он. – Но поскольку ее здесь нет, то этого и не произойдет.
– Ваши речи звучат для меня непривычно, – тихо произнесла дама. – Мое имя Голодная Инара, и я умираю.
– Мне весьма печально слышать такое, да еще от красивой дамы во цвете лет, – сказал Рыцарь Без Имени, стараясь быть как можно более учтивым. – Но какова причина вашей скорой смерти?
– Голод, – ответила дама и заплакала.
Рыцарь Без Имени призадумался. Он и сам сейчас не отказался бы от завтрака, по возможности сытного. Однако до сих пор Рыцарь Без Имени считал нехватку еды лишь несущественной помехой, которая может быть устранена при первой же возможности. Кроме того, небольшой голод неизбежно сопровождает любое приключение, так что, в общем, всякий рыцарь привык не обращать на него большого внимания.
– Этот холм называется Голодным Холмом, – пояснила дама, – а замок – Голодным Замком. Их так прозвали потому, что до сих пор ни одному человеку не удавалось подняться по склону холма и попросить хозяев замка о гостеприимстве.
– В таком случае, – решил Рыцарь Без Имени, – разумнее было бы не штурмовать столь неприступную твердыню и обратиться за помощью к каким-нибудь услужливым мужланам.
– О, если бы здесь был Гавейн, – сквозь слезы произнесла дама, – он бы нашел способ спасти всех нас! Но, увы, его убили два злодея-брата, Фае Гордый и Гомере Безмерный, и больше мы никогда его не увидим!
– Я как раз гонюсь за убийцами Славного Гавейна, – поведал Рыцарь Без Имени. – Как только я узнал о его кончине и в особенности – о том, что сталось с его телом, я внезапно почувствовал неодолимое желание отомстить за него, сам не знаю, почему.
– Как ваше имя? – спросила дама.
– У меня нет имени! – гордо отвечал Рыцарь Без Имени. – Я не голодранец, чтобы называться каким-нибудь нелепым прозванием, вроде «Леонес» или, вернее сказать, «Плешивый Леонес».
– Ну а я как раз недостаточно горд и вполне довольствуюсь этим наименованием, – подал голос мальчик.
Но Голодная Инара даже не посмотрела в его сторону. Она глядела на небо и вздыхала так тяжело, что сердце разрывалось.
– Ах, если бы жив был Гавейн, он избавил бы нас от беды!.. Вы, Рыцарь Без Имени, должно быть, любили Гавейна, коль скоро жаждете отомстить за него?
– Покамест я встречался лишь с правой ногой и левой рукой Гавейна, – пояснил Рыцарь Без Имени, – однако не теряю надежду свести близкое знакомство и с другими частями его тела. Впрочем, сейчас нам не следует терять время на пустые разговоры. Вот вам моя рука, прекрасная Голодная Инара, обопритесь, и мы попробуем спуститься с этого холма и попытать счастья в деревне.
И он помог даме встать, а затем обвил рукой ее талию и повел вниз. Мальчик Леонес побежал за ними следом и потащил в поводу коня.
Дама уселась на пригорке, красиво расположив вокруг себя складки одеяния, а Рыцарь Без Имени в самом отрадном расположении духа отправился в деревню.
Он не сомневался в том, что мужланы охотно выбегут к нему навстречу, падут перед ним на колени и подадут самую лучшую еду, какую только отыщут у себя в закромах, и почтут за великую честь потчевать столь знатного гостя.
Да только обернулось совсем иначе. Все мужланы находились в поле, а жены их, мужланки, были по горлышко заняты хозяйственными заботами, и никому не было дела до того, что Рыцарь Без Имени, его слуга, а заодно и прекрасная дама Инара умирают от голода и вот-вот испустят дух.
И тогда Рыцарь Без Имени пробрался к дому, который показался ему менее убогим, нежели остальные, и через раскрытую дверь приметил на столе черствую лепешку и рядом розовый кусок сала.
Вот Рыцарь Без Имени входит в дом. Он забирает хлеб и сало, он находит кувшин с молоком и берет и его, а затем хочет оставить на столе золотую монету.
Но тут к дому подбегает здоровенный мужлан с вилами и громко кричит: «Держи вора!» – и нацеливается вилами на Рыцаря Без Имени, и желает лишить его жизни ради лепешки, куска розового сала и кувшина кислого молока.
– Постой! – кричит Рыцарь Без Имени. – Остановись, неразумный мужлан, потому что за все эти блага я отдал тебе золотую монету!
– Не нужна мне золотая монета! – кричит мужлан и машет вилами. – Сам ешь свою золотую монету! Да вздумай я расплатиться такой монетой где-нибудь на ярмарке, меня тотчас сочтут вором и отрубят мне руку!
Тут Рыцарь Без Имени вспомнил о том, что у него остались меч и щит, и закричал что было мочи:
– Леонес! Леонес! Принеси мне меч и щит, чтобы я мог покарать этого дерзкого мужлана! Да побыстрее, не мешкай!
А Леонес закричал издалека:
– А где они, ваш меч и щит? Что-то я их не вижу!
– Они приторочены к седлу! – надрывался Рыцарь Без Имени, уворачиваясь от вил. – Поспеши!
А мужлан уже вошел во вкус и целился все точнее. Еще немного – и он пронзит Рыцаря Без Имени насквозь и пригвоздит его к стене.
Тут верхом на рыцарском коне примчался мальчик Леонес. Он болтал ногами, не дотягиваясь до стремян, и вопил:
– Отойди от моего господина, грязный мужлан, потому что тут у меня тут есть и щит, и меч, притороченные к седлу, и я попробую пустить их в ход, если к тому вынудят меня обстоятельства!
Конь толкнул мужлана в бок, и тот выронил вилы и плюхнулся на землю, разинув рот. А Рыцарь Без Имени подбежал к мальчику и вручил ему добычу:
– Скачи скорее с этой едой и спаси даму!
Сам же он побежал вслед за конем.
Поев, Голодная Инара чудесно преобразилась: волосы ее из снежно-белых сделались золотистыми, на щеках проступил слабый румянец, а губы поменяли цвет с синеватого на розоватый.
– Благодарю вас, – промолвила дама. – Ваши щит и меч пришлись как нельзя кстати. Хотя, сдается мне, Гавейн справился бы лучше.
– Но здесь, да и во всем мире, больше нет Гавейна, – сказал Рыцарь Без Имени с набитым ртом. – И поэтому придется нам довольствоваться тем, что мы имеем под рукой.
– Увы, – подтвердила Голодная Инара. – И, сдается мне, хуже всего то, что никто сейчас толком не знает, где его голова.
– Чья голова? – не понял Рыцарь Без Имени.
– Голова Гавейна, – ответила Голодная Инара.
– Разве ее не забрали с собой Фае Гордый и Гомере Безмерный?
Дама отвечала:
– Когда Фае Гордый и Гомере Безмерный, совершив свое злодейство, ехали по этой долине и похвалялись содеянным, им повстречался великан в доспехе, усеянном красными шипами. Великан этот прозывается Красным Рыцарем. Он владеет Красным Городом, который расположен где-то в долине.
– Этот великан мне известен, – сквозь зубы проговорил Рыцарь Без Имени. – Ведь он побывал при дворе короля и похитил там, на глазах у всего славного рыцарского братства, даму по прозванию Прекрасный Виночерпий. Так что я гонюсь за ним, дабы восстановить попранную королевскую честь. Ибо негоже, чтобы великаны врывались на королевский пир и похищали виночерпиев, особенно же – Прекрасных.
Дама засмеялась от удовольствия и захлопала в ладоши:
– Как умно и хорошо вы изъясняетесь, Рыцарь Без Имени! Удивляюсь, почему вас до сих пор никто не назвал Красноречивым Рыцарем!
– Потому что меня вполне устраивает мое нынешнее прозвание, – отозвался рыцарь, и какое-то воспоминание пронеслось в его голове, невесомо, как птица, едва задевшая его крылом. – Но, умоляю, продолжайте ваш рассказ о том, как повстречались Фае Гордый и Гомере Безмерный с великаном Красным Рыцарем.
– Произошло это потому, что подобное притягивается подобным; так и злодеи сходятся между собой, – охотно продолжала свой рассказ дама. – На склоне Голодного Холма, где мы с вами, любезный мой спаситель, едва не приняли лютую смерть, повстречались Фае Гордый и Гомере Безмерный с Красным Рыцарем. И начали они, подобно всем негодяям, играть в кости. Трясли они и бросали, и говорили при этом гнусные слова, и похвалялись своими многоразличными дурными поступками. Услыхав многие их речи, я решилась подойти к ним и также предложила сыграть с ними в кости.
– Господь с вами, благородная дама! – воскликнул тут Безымянный Рыцарь. – Как вы решились на столь необдуманный поступок? Ведь последствия могли быть самыми плачевными.
– Все оттого, что я услыхала их похвальбу в том, что они убили Гавейна и везут с собой части его тела, – отвечала Голодная Инара. – Я же, как и все здешние дамы, бесконечно люблю Гавейна, хотя мы с ним ни разу и не встречались. И вот внезапно охватило меня горячее желание иметь у себя хотя бы пальчик Гавейна, чтобы хранить его в серебряном ковчежце, сделанном особо, и на Пятидесятницу, а также на Рождество и на день Святого Михаила вынимать и покрывать поцелуями.
– Что же вы поставили в обмен на пальчик Гавейна? – спросил Рыцарь Без Имени.
– Один мой поцелуй, – ответила Голодная Инара. – Впрочем, это не имеет большого значения, поскольку я выиграла, и таким образом один мизинчик перешел в мою власть. Но я не позволила отделить его от кисти и не останавливала игру, а поставила на кон мою любовь – в обмен на всю правую руку Гавейна. И снова я выиграла. И тогда я возмечтала получить его голову, – ведь тогда я могла бы лобызать его прямо в уста! – но тут судьба отвернулась от меня, и я проиграла.
– Что же было проигрышем на этот раз, дозвольте спросить, прекрасная Голодная Инара? – подал голос мальчик Леонес.
Это была непростительная дерзость со стороны столь плешивого и оборванного мальчика, но, поскольку Рыцарю Без Имени тоже очень хотелось задать этот вопрос, то он промолчал и спустил мальцу его самовольство.
