Елена Ивановна Васюк
Роман и Джулия
– Ты не представляешь, как мне жалко Борю! У него на работе большие неприятности! Такие интриги! Он ведь уже стар, и его хотят выпихнуть на пенсию. Я тоже была бы рада, хватит уже, наработался. Но у него…( тут она понизила голос до шепота) какой-то очень важный проект, секретный. Очень престижный. Он – главный разработчик. Хочет закончить эту работу и уйти. Но всегда находятся люди, желающие присвоить чужие заслуги! Там пахнет большими деньгами, огромной премией и международным признанием! Вот его и травят, а он с горя запил. И знаешь, с кем он пьет? С этим негодяем Семенычем! Я их выследила! Увидела своего благоверного с лоджии, поставила ужин разогревать, а он все не идет. Я смотрю в глазок, а он от соседа выплывает! Я этому соседу мозги промыла, высказала все, что думаю, а толку?
Здоровье семидесятилетнего старика, ведущего ранее здоровый образ жизни, не выдержало такой перемены, и он слег. Был оповещен сын Марк, который к тому времени стал чуть ли не олигархом и жил в загородном доме, он примчался и сразу пригласил докторов. Был предписан ряд обследований, после чего установлен ряд диагнозов, впрочем, соответствующих его возрасту. Врачи были настроены оптимистично, назначили курс лечения. Борис Яковлевич наотрез отказался ложиться в больницу, но согласился лечиться дома с помощью – угадайте кого? – ну, конечно, соседки Ули, дипломированной медицинской сестры.
Марк не очень хорошо знал Улю, но мать отозвалась о ней наилучшим образом, поэтому он вызвал девушку на разговор:
– Сколько вы зарабатываете в своей больнице?– Уля назвала размер своей зарплаты.– Я буду платить вам в два раза больше, но вы будете контролировать процесс лечения – прием лекарств, уколы – даже ночью, при необходимости, благо, вы живете за стенкой. И помогать моей матери по хозяйству – магазин, уборка. Готовить она будет сама, стирать будет машинка.
– Я не стану менять постоянную работу на временную. А уколы вашему отцу буду делать бесплатно, по-соседски.
– Если надобность в ваших услугах отпадет, я обещаю вас трудоустроить, и не в нищенскую государственную больницу. Соглашайтесь! Я вас уговариваю потому, что моя мать вам доверяет, знает с детства. Чужих людей в своем доме она видеть не желает, потому никогда не имела домработниц. Да и подружки ее убедили, что все их помощницы по хозяйству оказались сплетницами и воровками. Но возраст берет свое, маме уже трудно управляться, как раньше.
Так Уля поменяла место работы, и Лидочка ее поддержала.
Р И В К И Н Ы.
Уля вставала рано, всегда делала зарядку, приводила себя в порядок, завтракала и отправлялась на работу в соседнюю квартиру. Измеряла своему единственному пациенту давление, давала лекарства, делала уколы. Затем брала у хозяйки список нужных продуктов и шла в ближайший супермаркет, где делала покупки для соседей и для себя. Возвращалась с полными сумками, делала влажную уборку. После полудня вновь давала лекарства и уходила домой до вечера. Вечером снова проводила лечебные процедуры, помогала помыть посуду, вынести мусор и была свободна.
После тяжелой работы в больнице, когда за всю смену не всегда успевала присесть хоть на минуту, да еще ночные дежурства выматывали, ей стало гораздо легче, появилось свободное время для походов в спортзал, встреч с друзьями. И заработок стал позволять покупать более дорогую одежду и косметику. Правда, было немного скучновато без коллектива медсестер и врачей. Но с нею все чаще беседовал Борис Яковлевич, рассказывал о своей юности, расспрашивал ее о нравах современной молодежи, иногда уговаривал девушку разрешить ему немного поработать (он лежал на диване в своем кабинете) и просил что-нибудь напечатать на компьютере.
Фрида Михайловна тоже была рада свободным ушам, болтала с Улей обо всем на свете, делилась семейными секретами. Лидочка каждый день вечером навещала соседей, рассказывала институтские новости и о чем-то шепталась с Борисом Яковлевичем.
Уля через Интернет узнала, что услуги сиделок и медработников по уходу за стариками и больными очень востребованы, существуют агентства по организации этой сферы услуг, и расценки у них очень высокие, так что Марк платил ей не чрезмерную зарплату, с учетом совмещения с работой домработницы.
Странным казалось то, что сотрудники Института не навещали руководителя одного из подразделений, а только звонили по телефону, чтобы задать вопросы по работе. Борис Яковлевич отвечал сухо и коротко, чаще всего советовал поискать нужный документ самостоятельно и не беспокоить его по пустякам. После каждого такого звонка он нервничал, расстраивался, у него поднималось давление, и Уля грозилась отобрать у него телефон.
Однажды вечером девушку остановил возле подъезда молодой импозантный мужчина в очках:
– Простите, можно вас на минуточку! Вы ведь работаете у Ривкиных сиделкой? Да? Скажите, пожалуйста, каково самочувствие Бориса Яковлевича? Я его сотрудник.
Уля, слегка нахмурившись, рассматривала гладко выбритое лицо с мелкими чертами и ранние залысины, увеличенные стеклами очков холодные глаза.
– Не проще ли спросить его самого? Что же вы его не навестите? В крайнем случае, спросите по телефону.
– Во-первых, он сам запретил нам его навещать, – терпеливо разъяснил мужчина. – Во-вторых, он может не сказать нам правду, а может, и сам не знает истинное положение вещей. Хотелось бы получить от вас достоверную информацию, это очень важно для нашей работы.
– Не надейтесь! – насмешливо сказала Уля. – Он идет на поправку, и скоро приступит к работе. И больше ко мне не обращайтесь!
Она сразу рассказала своему подопечному об этой встрече, он разволновался, но был очень доволен Улиным ответом.
– О времена, о нравы! С кем приходится работать! Я всю жизнь посвятил нашей, отечественной науке, иногда было тяжело, но в целом мой труд оценивался достойно. Какой у нас был дружный коллектив, как все болели за дело, не считаясь с личным временем! И результаты были отличные! А теперь… Знаете, Уля, я понял, что большинство людей, доживших до старости, уходят из жизни с чувством неудовлетворения и разочарования. Вспомните великих людей – Наполеон, наш Петр Великий и многие другие. Я надеялся, что меня это минет. Но и мне не дают спокойно уйти на заслуженный отдых! И даже не с кем посоветоваться – мои друзья либо в могиле, либо давно отошли от дел. А вам, юное создание, это неинтересно.
Прошел месяц, Ривкин почти выздоровел и все чаще говорил о возвращении на работу. Однажды, придя из магазина, Уля застала Фриду Михайловну в слезах .
– Только что ушли его сотрудники. Заперлись с ним в кабинете и такого друг другу наговорили! Боюсь, что Борису станет хуже!
Уля бросилась в кабинет и застала старика в ужасном состоянии. Стала измерять давление, пульс и вызвала неотложку. Пока дожидались врачей, сидела рядом с больным, держа его за руку. Вдруг он зашептал:
– Эти продажные твари все-таки меня доконали… Уля, запомни одно имя – Александр Бубнов. Этому человеку я доверяю. Больше никому. Передай маме и Семенычу… чтобы тоже запомнили… и спасибо тебе за все. Фриду не бросай… от сына и невестки будет только исполнение обязанности, а ты хорошая девочка…
Скорая помощь забрала Ривкина в больницу, где на следующий день он скончался от обширного инфаркта. Фрида Михайловна была безутешна, сын Марк негодовал по поводу поведения сотрудников отца, которых винил в скандале, приведшем к инфаркту. Но Институт реабилитировался, полностью взяв на себя похороны. Гроб с телом выставили в актовом зале, в столовой был заказан поминальный обед.
Уле пришлось присутствовать на всех этих мероприятиях, включая поездку на кладбище, поддерживать Фриду Михайловну и держать наготове нашатырный спирт и успокоительные лекарства. Лидочка принимала активное участие во всех хлопотах вместе с Марком и его женой. Из длинных хвалебных речей Уля узнала, какое высокое положение занимал Ривкин в научном мире – он был доктор наук, изобретатель, рационализатор, лауреат международных премий и прочая, прочая…
После смерти мужа Фрида Михайловна сильно сдала – болело сердце, мучили скачки давления, слабость, и, главное, началась глубокая депрессия, пропал аппетит и сон. Уля с трудом уговаривала ее поесть и выйти на улицу, теперь девушка готовила соседке еду, хотя ее кулинарные способности не шли ни в какое сравнение с умением ее подопечной. Марк продолжал платить ей зарплату, и уговаривал ее ухаживать за его матерью. Забот стало больше, чем при уходе за Борисом Яковлевичем.
Уля старалась развлечь старушку, как умела. Вызывала ее на разговор и внимательно слушала рассказы о молодости, знакомстве с мужем, об их молодом счастье, хотя слушать их было тяжело, и от жалости слезы наворачивались на глаза.
Выждав два месяца, дирекция Института выразила желание встретиться с вдовой их покойного сотрудника для решения вопросов, связанных с последними исследованиями Бориса. Уля, ответившая по телефону секретарю, в свою очередь, выразила желание спросить разрешения об этой встрече у сына вдовы, так как состояние ее здоровья требует покоя и не допускает никаких волнений. Марк разрешил назначить встречу на следующий день в его присутствии, а также попросил Улю тоже присутствовать в качестве свидетеля.
Пришли три человека, представились сотрудниками Института. Марк потребовал предъявить документы и записал фамилии пришедших. Тот самый мужчина, которого Уля уже видела возле подъезда, по фамилии Мурашов, поведал, что последнюю работу Ривкин делал в сообществе с ним и сотрудником по фамилии Краснюк ( один из пришедших кивнул), объем этой работы был условно поделен на три части. Незавершенным остался этап исследований, когда все три части должны были соединиться, и полученная в результате технология должна была пройти испытания, прежде чем официально объявить о новом изобретении.
Так как работа была внеплановой и проводилась по собственной инициативе участников, возникли некоторые трения с Дирекцией, Ривкин разобиделся, работу приостановил и вскоре заболел. После его смерти Мурашов и Краснюк решили закончить все сами, но не нашли документацию части исследований Ривкина. Предположили, что старик унес эти документы домой. Поэтому просят отдать их его сотрудникам, чтобы завершить начатое, и, конечно, имя Ривкина будет значиться в числе авторов изобретения.
Марк, выслушав все это, обратился к третьему посетителю:
– Вы директор Института? Я запомнил вас на похоронах. Знаю, что документы, принадлежащие Институту, нельзя выносить и хранить дома. Но эта работа не была в плане Института, поэтому ему не принадлежит. Я посоветуюсь с юристами, имеете ли вы право изымать личные бумаги моего отца. И как это изъятие должно оформляться.
Важный мужчина в элегантном костюме возразил:
– У нас тоже есть юристы, но зачем вся эта кутерьма? Возможно, эти документы и не находятся в этой квартире. Позвольте нам взглянуть на бумаги покойного, и если там нет того, что нас интересует, мы оставим вас в покое.
Марк согласился, и вместе с матерью и Улей наблюдал, как Мурашов и Краснюк рылись в столе и шкафах Бориса Яковлевича, открывая каждую папку и перебирая листы документов. Через полтора часа взмокшие научные сотрудники констатировали, что нужных бумаг они не нашли.
– Борис Яковлевич был обижен, и, возможно, спрятал папку в другом месте. Например, гараж или дача. Может, кто-нибудь из вас был посвящен в его планы? – сказал директор.
– Гаража у нас никогда не было, так как не было автомобиля. Дачу продали несколько лет назад за ненадобностью, я построил загородный дом. – ответил Марк, а его мать и Уля отрицательно покачали головами.
– Его разработками интересовались наши зарубежные партнеры. Не мог ли он, обидевшись на руководство Института…
– Не мог! – заявила Фрида Михайловна. – Такого патриота России, как мой муж, еще поискать надо! В девяностые нас дважды приглашали переехать в другие страны, предлагали прекрасные условия, высокий доход. Он просто в ярость приходил! Никогда он не стал бы работать на иностранцев!
Посетители ушли не солоно хлебавши. А Фрида Михайловна с Улей заглянули в каждую щель, надеясь найти тайник покойного хозяина, но тщетно.
С О С Е Д И.
После смерти мужа Фрида Михайловна прожила полгода. Она тихо угасала, и никто не мог ей помочь, ни врачи, ни сын, как будто покойник забрал с собой все ее жизненные силы. Невестка, которую она никогда не любила, сама предложила ей переехать к ним, чтобы жить в семье сына, общаться с внуками.
– И речи быть не может!– заявила старая женщина. – Боря отсюда ушел, и я отсюда уйду. Не беспокойтесь обо мне, теперь нет на земле места, где мне было бы хорошо. Соседи у меня замечательные, да и вы часто навещаете.
Она не жаловалась на плохое самочувствие, врачи не находили у нее ничего, угрожающего жизни. Уля колола ей витамины, антидепрессанты, старалась изо всех сил ее расшевелить. Однажды, в конце июня, Фрида Михайловна погладила девушку по руке и протянула ей замшевую коробочку.
– Хочу, чтобы у тебя осталось что-нибудь на память обо мне. И не возражай! Все остальные драгоценности я отдала невестке, и предупредила ее, что эту вещь подарю тебе. Это бриллиантовый гарнитур, довольно скромный – узенькое колье и серьги. Наденешь на свадьбу.
На следующий день старушка прилегла днем отдохнуть и не проснулась.
После похорон матери Марк сказал Уле:
– Я заплачу тебе выходное пособие, отдохни месяц-другой, а я займусь твоим трудоустройством, как обещал. Квартира будет немедленно продана, ее давно переписали на меня, так что ждать вступления в наследство не придется. Знаешь, меня недавно нашел один человек, представитель какой-то иностранной фирмы. Предложил баснословную сумму за пропавшие бумаги отца. Я не такой патриот, и с удовольствием их продал бы. Вдруг что-то узнаешь, дай мне знать, в накладе не останешься. Они ведь и к тебе могут подкатиться, сама с ними не связывайся – это опасно. Я с этим лучше разберусь.
– Вы что, мне не верите?– поразилась Уля. – Я ничего не знаю об этих бумагах!
Девушка искренне горевала по умершим соседям, она любила их как родных людей и теперь не могла спокойно проходить мимо дверей соседней квартиры.
На весь июль Уля укатила к бабушке. Планировала съездить к теплому морю, в Крым, но не нашлось попутчицы среди подруг, а одной ехать не хотелось. Антонина Петровна была счастлива, когда к ней приезжали внуки. Уля со своими двоюродными братьями ходила купаться на залив, в лес по ягоды и грибы, ездила на экскурсии по пригородным дворцам, читала запоем, вечерами посещала местную дискотеку. Попросила бабушку поучить ее готовить, печь пироги.
Вернувшись домой, Уля купила абонемент в спортзал и бассейн, решила подкачать мышцы. От Марка известий не было, но девушка не огорчалась. Начала потихоньку искать работу через интернет.
Лидочка рассказала дочери, что к ней тоже обращался человек по поводу бумаг покойного Ривкина.
Вспоминая все это, Уля дожидалась Лидочку с работы и пошла на кухню.
В холодильнике был стандартный для их семьи набор продуктов – пельмени, сосиски, яйца, колбаса, сыр и масло. Сегодня Уля не поленилась, принесла из магазина свежие овощи и решила побаловать мать домашней едой. Запекла картошку по-деревенски, нарезала салат .
Лидочка пришла усталая, но веселая, обрадовалась вкусному ужину, рассказала Уле про новую соседку.
– Такая эффектная женщина, немного старше меня, зовут Инга. Латышка. Из самой Риги. Развелась с мужем, он ей купил квартиру Ривкиных, сделал ремонт, я его видела пару раз. Красавец-мужчина. Сын у них есть, уже взрослый, студент. Но его я не видела.
– Зато я видела. Мам, что это значит: «Честь имею рекомендовать себя – такой-то, собственной персоной»?
– Надеюсь, не Свирид Петрович Голохвастов? – улыбнулась Лидочка. – Это же из старой комедии «За двумя зайцами», мы с тобой когда-то вместе смотрели. Надо еще разок посмотреть.
– Точно. – вспомнила Уля. – Ну, а что еще у тебя новенького? Ты что-то недоговариваешь, по глазам вижу.
– Ну, пока еще не о чем особо говорить, – засмущалась Лидочка. – Я познакомилась с мужчиной. Он мне нравится. Кажется, довольно серьезный товарищ. Бывший спортсмен. Сейчас работает тренером по борьбе.
Уля задумчиво разглядывала разрумянившуюся Лидочку. Для своих сорока пяти лет она выглядела прекрасно, никто не дал бы ей больше тридцати пяти. Все в ее облике было гармонично, она носила только платья и была сама женственность, никогда не повышала голос, привлекала своей доброжелательностью и уважительным отношением абсолютно ко всем. Даже соседа только она называла по имени-отчеству, Юрием Семеновичем. Мужчины от нее просто млели, она и сейчас, как двадцать лет назад, привлекала в библиотеку мужскую часть Института, но после развода с Гориным никогда не отвечала взаимностью на ухаживания сотрудников.
У Лидочки было три подруги, такие же разведенки как она сама, с ними она посещала выставки и другие развлекательные мероприятия, ездила отдыхать и секретничала про мужчин. Уля иногда подслушивала их разговоры, и удивлялась их оптимизму и задору. Например, они знакомились с кавалерами на сайтах знакомств, а после свиданий с хохотом обсуждали соискателей.
Воспитывать Улю Лидочка не умела совершенно, все ей разрешала, никогда на нее не давила, не добивалась откровений и хвалила за каждую мелочь. Только просила быть осторожной. Это и подкупало Улю, она доверяла матери гораздо больше, чем ее подруги.
– Я так рада, что бабушка учит тебя готовить!– говорила Лидочка сегодня. – Что ты еще освоила?
– Завтра побалую тебя баклажанами. – отвечала дочь. – Ну, еще научилась готовить блинчики и оладьи. И супы. До борща я еще не доросла, но это высший пилотаж, говорит бабушка. А котлеты – это запросто.
– Умница моя! А Марк Борисович… не звонил?
– Нет. Но ты не переживай, без работы не останусь. Знаешь, мне понравилось работать у Ривкиных. Может, я снова найду что-то подобное. И оплата высокая, и полегче, чем в больнице. Одного страдающего человека моя психика выдерживает лучше, чем несколько десятков.
– Ничего, с голоду мы не умираем. Ты отдыхай, я посуду сама помою.
– Мам, тебе что-нибудь говорит фамилия Бубнов?
– Ну, конечно. Саша Бубнов проходил у нас преддипломную практику. Замечательный парень! Он как раз у Ривкина работал, так за ним хвостом и ходил. А после окончания практики я его не видела и ничего о нем не знаю.
На следующий день Уля нажарила гору оладий, отложила с десяток в маленький контейнер, полив сметаной, и позвонила в соседнюю дверь, к Семенычу. Сосед, недавно проснувшийся, всклокоченный, с опухшим лицом, очень обрадовался. Жадно схватил угощение:
– Улька, спасибо тебе! А то у меня пожрать нечего, только чай. Что? Нет, деньги есть, щас в магазин слетаю и все куплю. Вчера допоздна заканчивали с другом одну шабашку, потом немного отметили, вот и заспался. Извини, не приглашаю, беспорядок у меня сегодня.
– Как и всегда. – вздохнула Уля. – Семеныч, если что-то нужно, вы не стесняйтесь, поможем. Может, постирать чего? Я пока без работы, время есть.
– Да… жалко их, Ривкиных. Мадам меня не любила, оно и понятно, а Борис свойский мужик оказался, мы с ним перед его болезнью скорешились. Он ко мне в гости захаживал, на мой бардак внимания не обращал. Умный до ужаса! И ведь не очень старый был, чего так быстро ушел?
– Скажите, вы слышали от него фамилию Бубнов? Александр Бубнов?
Семеныч честно напрягает мозги, морщит лоб и мотает головой. Уля прощается и уходит к себе, какое-то время думает о своем пьющем соседе.
Семеныч смолоду работал в Институте по хозяйственной части – был и плотником, и сантехником, и электриком и даже одно время сторожем. Он был мастер на все руки, руководство его очень ценило и придумывало, как не обидеть его в зарплате, чтобы не ушел в более хлебное место. Там же он познакомился со своей будущей женой, Таисией, молодым научным сотрудником. Ей было не скучно с простым рабочим парнем, он много читал, был очень веселым и активным, правда, любил иногда выпить. Она согласилась стать его женой при условии – никакого спиртного. Никогда. Даже в праздники. Любовь победила дурную привычку, и долгих двадцать пять лет Семеныч не брал в рот спиртного, зато был счастлив в браке. Одна беда – детишек Бог им не дал, а усыновлять они не хотели, любили племянника Таисии Мишеньку, задаривали его подарками и водили в зоопарк и на аттракционы очень часто, а когда вырос, подсовывали в его карман купюры.
А потом Таисия заболела. Два года Семеныч не отходил от супруги ни дома, ни в больницах, где она периодически лежала. Медицина не помогла. Женщина скончалась, не дожив до ухода на пенсию несколько месяцев. Горе раздавило Семеныча, его скорбь невозможно передать никакими словами. Он выл, как одинокий волк. Боль была нестерпимой, он выпил на поминках, и стало чуть легче. Этим лекарством он и спасся в те черные дни, и продолжал это лечение впоследствии. Руководство в Институте сменилось, терпеть пьющего работника не стали, он уволился без всякого сожаления. Знал, что без копейки не останется. Клиентура у него была обширная.
Уля стала думать, что день клонится к вечеру, и волновалась перед предстоящим свиданием. Перемерила свой небогатый гардероб, выбрала желтое легкое платье – мать убедила ее, что мужчины обожают женщин в платьях. Распустила волосы, слегка подкрасилась. Повертелась перед зеркалом и осталась довольна. Роман, пожалуй, не сразу ее узнает.
Время шло, а звонка все не было. Настроение пошло на убыль.
Д У Б Р А В И Н Ы.
Рижанка Инга приехала в Петербург учиться на дизайнера, поступила в Художественный институт и вскоре познакомилась Ильей Дубравиным – молодым дизайнером интерьеров. Дело было в девяностых, расплодившиеся «новые русские» скупали недвижимость в центре города, расселяли коммуналки и хотели пустить пыль в глаза как друзьям, так и врагам. Вот тут Илья Дубравин и попал «в струю». Он набрался смелости и организовал фирму по созданию интерьеров, арендовал под нее небольшое помещение, эффектно оформил его, накупил иностранных журналов и проспектов, разрекламировал. Клиенты нашлись сразу и повалили толпой. Пришлось срочно привлечь несколько художников, выработать стиль работы с заказчиками, и определиться с ценами.
Илья не стал стесняться, оценил услуги своей фирмы очень высоко, и именно это стало особенно привлекательным для его работодателей. Бизнес начал процветать буквально с первого дня.
Когда он увидел Ингу на одной из богемных вечеринок, был сражен наповал ее какой-то нездешней холодной красотой, и понял, что ее отказа не переживет. Он добивался ее так напористо, что она сдалась уже через пару месяцев, и не жалела об этом целых двадцать три года.
Илья пригласил ее на работу в свою фирму, и никто лучше ее не работал с текстилем для интерьеров. Учебу Инга забросила.
Они поженились, через два года родился сын Роман, который не знал ни в чем отказа с пеленок. У них была потрясающе счастливая семья. Когда Роману исполнилось десять, они переселились в загородный дом, который являлся образцом высокого стиля. Соседи были состоятельные люди, Роман рос и дружил с ребятами определенного круга, к окончанию школы стал типичным мальчиком – мажором. Не унаследовав художественных способностей, он больше всего любил технику, особенно автомобили, и поступил на не самый престижный факультет «Автомобильный транспорт», был этим очень доволен, родители не возражали.
Главным человеком в жизни Романа был отец, ему он во всем подражал с детства, это был лучший друг в играх, учебе, спорте. Илья никогда не наказывал сына, прощал шалости и плохие оценки, а позже – поздние вечеринки и запах алкоголя. Умел по-мужски поговорить, дать неназойливый совет. Мать относилась к Роману гораздо строже, и ее авторитет в семье был непререкаем. Иногда ее сыну казалось, что она слишком серьезна и неласкова как с ним, так и с его отцом.
В день двадцатилетия Романа родители подарили ему автомобиль, не самой дорогой марки, но новый, прямо из салона. Такого счастья он не испытывал никогда в жизни. Водительские права парень получил давно, и на отцовской машине ездил часто, но теперь у него была своя!
Весь первый год Роман чуть ли не языком вылизывал своего «скакуна», едва не вылетел из института, так как все время проводил за рулем, потом немного успокоился. Когда он, с грехом пополам, закончил третий курс, грянул гром.
Инга уличила мужа в неверности. Впервые Роман увидел свою мать рыдающей, женщину, которую муж иногда называл «кремень». Илья топтался рядом и пытался что-то объяснить, но она только трясла головой, захлебываясь слезами. Пряча глаза, отец сказал потрясенному Роману, что полюбил другую женщину и хочет создать новую семью, так как снова станет отцом.
– Сын, ты уже взрослый и в состоянии меня понять! Так иногда случается в жизни! Мы с твоей мамой разведемся, все поделим пополам, ты ни в чем не будешь ущемлен, я всегда буду вам помогать, я вас люблю, несмотря ни на что!
– Ты сейчас это серьезно? – с каменным лицом осведомился Роман. Он в эту минуту понял, что значит «земля уходит из-под ног». Это было самое сильное потрясение за всю его жизнь, и смириться с ним он не мог. – Ты всегда учил меня честности и порядочности, как же ты можешь так низко поступать? Ты -подлец и предатель!
– Не слишком ли ты крут, сынок? – начал закипать Илья. – Я виноват и признаю это, но не тебе меня судить, не забывай, что я твой отец! И пока ты живешь в моем доме и ешь мой хлеб, придется считаться с моим решением!
– Ты мне больше не отец! – выкрикнул Роман. – Я больше не буду жить в твоем доме и есть твой хлеб!
– Ой, держите меня! – расхохотался Илья.– Куда же ты пойдешь? Что ты вообще знаешь о жизни, избалованный неженка? Ты еще копейки не заработал!
– Вот и увидим, смогу ли я обойтись без тебя! Сейчас же иду собирать вещи!– с этими словами Роман пошел к двери.
– Еще минуту!– заорал взбешенный отец и вытянул вперед раскрытую ладонь. –Ключи от машины!
Роман побледнел и, глядя в глаза Илье, достал из кармана ключи, протянул ему со словами:
– А я думал, что подарки назад не отбираются…
Илья перевел дух, и отступил назад:
– Я погорячился. Машина твоя.
Его сын швырнул ключи под ноги отцу и вышел из комнаты. Побросал в спортивную сумку самые необходимые вещи, и вызвал такси. Он уехал на квартиру к одному из друзей, который оставил ему ключи на время отпуска. До его приезда оставалась еще неделя. За это время надо было найти съемное жилье и какую-то работу. Звонила мать:
– Сынок, половина этого дома принадлежит мне, ты можешь продолжать здесь жить. Я ведь никуда отсюда не уйду , пока не решим с твоим отцом жилищный вопрос.
– Я не хочу его видеть!
– Он не будет здесь появляться. А мне одной страшно.
– Мама, он в чем-то прав. Мне двадцать один год, я взрослый мужик. Институт я не брошу. Попробую начать самостоятельную жизнь. Деньги у меня на карточке есть, на пару месяцев хватит, но больше ее не пополняй.
Дедушка и бабушка, узнав о скандале, приглашали Романа жить с ними, но получили категорический отказ.
Через несколько дней Роман снял комнату в коммунальной квартире. Общая кухня и санузел, чужие голоса и шаги в коридоре поначалу страшно раздражали парня, как и необходимость самому покупать в магазине продукты и моющие средства, чего он никогда в жизни не делал.
Вопрос с работой решился на удивление легко. Проходя недавно практику в одном частном автосервисе, Роман хорошо зарекомендовал себя и даже подружился с хозяином. Подъехал к предприятию, поговорил с владельцем.
– Возьму тебя с удовольствием. Руки у тебя умелые, голова хорошо варит. Только вот работаем мы круглосуточно, будут ночные смены. Не смущает? Зарплата у нас достойная, сам знаешь.
Так началась для Романа самостоятельная жизнь. Ему было очень тяжело. Пришлось расстаться с веселой студенческой компанией, он перевелся на заочную форму обучения. Бывшие друзья-мажоры от него откачнулись, крутя пальцем у виска за его спиной. Зато появились приятели в рабочей среде. Он подружился с молодым охранником Максимом, тоже студентом –заочником, вместе ходили в спортзал, бассейн. Макс занимался восточными единоборствами, Роман тоже увлекся борьбой ( он вообще был спортивным парнем, перепробовал разные спортивные секции). Деньги с карточки быстро закончились, но зарплаты парню хватало бы, если бы он хоть немного умел ее распределять. Но все приходит с опытом. К счастью, мать привезла ему столько одежды, что можно было долго не тратиться на нее, так же, как и на обувь. Пришлось забыть о дорогих ресторанах и ночных клубах, саунах, выездах на пикники. Но все это Роман перенес без особого сожаления, сильно скучал только по своей машине, которая стояла в гараже у родителей без всякого употребления.
А в жизни его отца наступила черная полоса. Как-то все пошло наперекосяк. Бизнес резко пошел на спад, появилось множество конкурентов и, видимо, рынок дизайнерских услуг был перенасыщен. Новая пассия капризничала, требовала всего его внимания, развлечений, путешествий, обновок, вселения в его загородный дом. И, главное, беременность оказалась ложной. Когда свершился развод и раздел имущества, на счетах осталось не так уж много. Илья предложил Инге в счет половины дома купить ей большую трехкомнатную квартиру в элитном доме. Она согласилась.
Инга не получила образования, много лет работала в фирме мужа, и теперь, естественно, уволилась. Найти новую работу было трудно, но судьба неожиданно дала ей несколько странное поле деятельности. Обладая отменным вкусом, Ингу часто просили ее подруги помочь с выбором одежды в модных бутиках. Владельцы этих магазинов ее хорошо знали. Прослышав, что она ищет работу, один владелец бутика пригласил ее к себе в качестве консультанта. Инга решила попробовать устроиться на полставки, и сама удивилась, насколько оказалась востребованной. Богатые дамочки просто в очередь записывались. Вскоре она уже работала в двух бутиках, и получала неплохой доход.
Квартиру она выбрала сама из нескольких вариантов, сын согласился жить с ней, но при условии, что отец никогда там не появится.
– Ты уже все доказал! Я горжусь, что мой сын – настоящий мужчина, не боящийся трудностей,– сказала Инга. – Но нельзя забывать, что Илья – мой бывший муж, с которым я прожила двадцать три счастливых года, и твой отец, который тебя вырастил в любви и достатке. Поэтому пора уже смириться с обстоятельствами. Отец пригнал твою машину и поставил на стоянку, здесь, за углом. Вот ключи. Пользуйся.
ПЕРВОЕ СВИДАНИЕ.
Роман позвонил, когда Уля уже не ждала, около восьми вечера.
– Я жду тебя на нашей скамейке в сквере. Подумал, что назначать свидание на собственной лестничной площадке неинтересно. Придешь?
