Елена Кимовна Андреева
Оспинки на память
Мой папа – фотограф
Обнинск, 1963
Папа любит фотографировать. У него хороший широкоплёночный фотоаппарат. Папа фотографирует любое событие: праздник, приход гостей, поездки в Ленинград или на юг, встречу бабушек на вокзале или поход за грибами.
Вот я собираюсь в школу – «первый раз в первый класс», у меня новое коричневое форменное платье и белый передник. Новенький жёлтый портфель и много красивых капроновых лент. Белые – нарядные и чёрно-дымчатые – на каждый день. Мама заплетает мне косу или делает высокую «корзиночку» из двух косичек. И всегда завязывает два пышных банта
– Алёша, надо сфотографировать тебя при полном параде, – говорит папа.
– Сначала за столом, с книжкой.
– А потом с портфелем, в полный рост.
Я позирую, сидя за новым секретером с книгой «Маленький принц» Экзюпери. Щелчок, ещё щелчок. Снято.
– А теперь стоя. Улыбайся!
Не хочу улыбаться – у меня недавно выпали два молочных зуба, и я стесняюсь.
– Улыбайся же!
– Ленуха, ну, улыбнись,– присоединяется мама.
– Не хочу! – у меня на глаза навернулись слёзы.
– Улыбнись, улыбнись. Это же на память. Будешь своим детям показывать.
– Не буду, не буду, – кричу я, уже плача.
– Вот! – я оскаливаюсь в щербатой улыбке. Щелчок, щелчок. Снято.
Фотографии сохранились, и я действительно показывала их своему сыну, а потом и внукам.
Хореография
Обнинск, 1963
Я люблю танцевать. Люблю смотреть балет по телевизору. Я видела «Лебединое озеро», «Бахчисарайский фонтан», «Баядерку». Но больше всего мне нравится «Умирающий лебедь» Сен-Санса. Руки балерины так плавно двигаются, она изображает птицу, казалось, полную жизни. Но вдруг лебедь взмахивает крыльями и бессильно их опускает, потом склоняет голову, последний взмах раненого крыла, и наступает тишина.
На мои глаза наворачиваются слёзы, хотя я видела этот танец много раз.
Я пытаюсь повторить всё, что делала балерина. «Выплываю» спиной на воображаемую сцену, освещённую одним прожектором. Как можно мягче взмахиваю руками. И главное, последний прощальный взмах… ах, и я лежу на полу мёртвым лебедем.
«Ты знаешь, Алёна, в нашем Доме культуры есть хореографический кружок. Завтра комиссия будет отбирать девочек в группу начинающих. Тебе нужно будет станцевать под фортепьяно всё, что захочешь. Станцуй “умирающего лебедя”, у тебя хорошо получается».
Меня приняли, им понравился мой лебедь. Вот здорово!
Наш педагог – бывшая балерина. Худенькая, строгая, на высоких каблуках. Мы занимаемся у станка, у зеркальной стены. Восемь девочек-первоклассниц в пачках.
Моя пачка самая красивая. Её сшила бабушка Нэла. Она из тонкого розового шёлка, накрахмаленная, и выглядит как настоящая.
– Grand battement, plie, – говорит по-французски преподаватель. Я уже знаю названия па, движений и все позиции. Я очень стараюсь.
Какое счастье! Я буду балериной!
Новенький
Обнинск, 1963
Я учусь в первом классе, в 1-м «Г». Учительница Галина Герасимовна – симпатичная, невысокая, добрая и приветливая. У меня есть друг, одноклассник Андрей Крупенников. У Андрея папа тоже военный. Андрей – худенький, рыжеволосый мальчик, с белой кожей и веснушками. Голова у него немного огурцом, но он мне всё равно нравится. Учусь я на отлично и с удовольствием хожу в школу.
Однажды Галина Герасимовна привела новенького. Мальчик очень стеснялся и стоял весь красный. Голова у него была круглая, волосы чёрные, а из-под прямой чёлки смотрели испуганно карие глаза.
– Игорь Соколов, будет учиться в нашем классе, – сказала учительница и посадила его рядом со мной. – А сейчас у нас урок труда, откройте портфели и достаньте то, что вы приготовили для урока: клей, картон и ножницы.
Ребята защёлкали портфелями и ранцами. Игорь тоже открыл портфель и вскрикнул. Его канцелярский клей раскрылся и вылился. Все тетради и учебники были залиты им. Игорь пытался их достать, но стало ещё хуже – теперь уже и парта была в клее. Но неприятнее всего было то, что весь класс смеялся. И я тоже. В глазах Игоря стояли слёзы. Мне стало его жалко.
А потом мы начали дружить втроём: я, Андрей и Игорь. И когда наших пап перевели в Эстонию, мы оказались в одном доме и в одном классе. Вот так нам повезло!
Нажим, волосяная
Обнинск, 1964
Я пишу в прописях. «Нажим, волосяная… нажим, волосяная» – помогает мне мама, сидя рядом за секретером. Я пишу ручкой с открытым пером и пипеткой. Мама говорит, что очень важно выработать красивый почерк. У моей мамы ровный, округлый почерк, который легко разобрать. А вот у папы почерк резкий и колючий, но тоже по-своему красивый. Папа пишет чёрными чернилами своей чудесной ручкой. У неё перламутровый футляр, золотое перо и поршень, а не резиновая пипетка.
– Алёша, я прилягу, что-то меня знобит!
Мама ложится на диван, её трясёт, ей холодно. Я укрываю маму двумя тёплыми одеялами, но они не согревают её. У мамы очень высокая температура. Папа, придя с работы, вызывает «скорую».
Я не знаю, что случилось. Взрослые что-то обсуждают. До меня доносятся слова: «сепсис», «последствия облучения», «замершая беременность»…
– Папа, что такое сепсис?
– Заражение крови, Алёша.
Я очень боюсь за маму. И кто мне теперь будет помогать делать уроки?
Маму скоро выписали из больницы. К нам в гости пришли соседи, и родители стали с ними обсуждать папин перевод в Эстонию. Дядя Юра служил там. Он рассказал, какое там море, какие сильные шторма и ветры и как там красиво и интересно. Настоящая заграница!
Я рада, что мы скоро уедем, тем более что меня заберут из школы раньше, в середине мая.
Я прощаюсь со своей первой учительницей, Галиной Герасимовной. Она обнимает и целует меня. Мне тоже жалко с ней расставаться. А ещё мне жалко расставаться со своими друзьями, Андреем и Игорем. Я ведь не знаю, что мы скоро встретимся!
А как же моя хореография?
