Елена Клещенко
Руны и зеркала
Денис Тихий. Чипер U-002
пл. О
Роберт Фарнелл, известный среди людей, покупающих новости из корзинок с грязным бельем, как Липучка-Боб, склонился над ярко освещенным столом. Стол, плита полированной шестидюймовой стали, был завален разнообразной научной кишкотнёй: плоскими глянцевыми проводами, медными катушками, какими-то стеклянными кубиками и банками с искрящимся песком наносхем. На свободном пространстве, площадью не больше бутылочной этикетки, между лазерным микроскопом и штативом с грязными пробирками, лежал круглый аппаратик с рычажком и небольшим жидкокристаллическим дисплеем. Аппаратик был размером с небольшую коробку монпансье. Да он, скорее всего, и был смонтирован в этой коробке – профессор Джон Камински собирал свои гениальные изобретения из первого, что попадалось ему под руку.
– Вы сказали – он работает? – спросил Липучка.
– Ага, – хрипло ответил Камински и облизнул губы. – Я его проверил сегодня утром.
– Как он называется?
Камински хрустнул пальцами, скорчил гримасу и яростно почесал плешивую макушку:
– Не знаю… Э… Чипер! Да, чипер.
– Почему чипер?
– Если дернуть рычажок, то он делает так: «Чип. Чип». Поэтому – чипер.
Больше всего аппарат профессора Камински был похож на кликер, с помощью которого стюардессы «Пан Ам» считают пассажиров, поднимающихся на борт: «Щелк! – Добро пожаловать! – Щелк! – Здравствуйте, мэм! – Щелк!». Профессор давал своим изобретениям названия по звукам, которые они издавали при работе. В основном его «бубухеры» или, скажем, «тарарахторы» никому кроме него не были нужны. Но однажды Камински собрал «груффер», который изумленное научное сообщество окрестило «бифуркационным дизъюктором». Камински продал патент правительству США, на вырученные деньги купил противоядерный бункер и десять акров земли вокруг него.
Под землей профессор организовал лабораторию и дом. Питался он продуктами из стратегического запаса – в бункере обнаружились полторы тонны консервированной ветчины, три контейнера томатного супа и центнер армейских сухарей. В тишине и мраке он приступил к самому важному своему проекту, сути которого никто не знал – Джон Камински не подпускал к своему бункеру никого, кроме почтальона и молочника, оставляющих почту и молоко в специальном ящике на хорошо просматриваемой бетонной площадке.
Липучка и Джон Камински были совершенно разными людьми. Липучка едва дождался окончания средней школы. Камински блестяще закончил Вроцлавский университет, а потом, после переезда в Америку, Массачусетский технологический. Липучка любил легких женщин и легкие деньги. Камински любил физику и холодный томатный суп. Липучка зарабатывал на жизнь шантажом, жареными фактами и грязными сплетнями, оформленными в газетные статейки. Камински жил патентами на свои изобретения. Липучка был толст и волосат, как павиан. Камински был тощ и оплешивел в двадцать лет. Профессор Джон Камински не подпустил бы Липучку Боба Фарнела на выстрел из дробовика, не напиши Липучка десять лет назад огромную статью в желтую газетенку «Утренняя звезда». Статья называлась: «Карибский кризис. Чудовищный провал Кеннеди и Макнамары». Профессор прочел статью и пригласил Липучку в гости.
Это была самая странная встреча в жизни Липучки. Профессор дал ему сто баксов, а потом три часа проводил психологические тесты – задавал вопросы вроде: «Один смульвик стоит двенадцать брусек. Сколько смульвиков можно купить за шестьдесят семь брусек?» Показывал карточки с разноцветными пятнами и спрашивал, на что они похожи.
Удовлетворившись результатами, профессор потом два часа распинался о том, как Липучка прав, прав во всех своих выводах. Липучка ел консервированную ветчину и помалкивал – статью он писал вусмерть напившись и теперь смутно помнил, о чем в ней шла речь.
А вообще Липучка не зря получил свое прозвище – он умел прилипать к людям. Профессору давно нужны были свободные уши. Липучке профессор доверял больше всех на свете. Он у него шел первым номером. Это дорогого стоило, если учесть, что вторым и третьим номерами были молочник и почтальон – молоко Камински проверял на масс-спектрометре, а газеты читал в полном комплекте химзащиты.
– Вы слышали, Боб, о теории множественности миров? – спросил профессор, высыпая в колбу растворимый кофе мерной ложечкой.
– Параллельные миры? Я листал книжку. Про лиловые цветы и всё такое. Клифф Симак написал.
– Ненавижу фантастику, – сказал профессор. – Сокровищница вздора. Я говорю о науке. Любой ваш выбор разделяет мир на две линии – в одном мире вы заходите в дверь, в другом – не заходите. Ветвление. Бифуркация, понимаете?
– Понимаю, – сказал Липучка, осторожно принимая колбу с кофе. – Этих миров должно быть до чертовой матери.
– Счетное множество, да. И я открыл способ по нему перемещаться.
– Этот способ называется жизнь, профессор. Мы вечно открываем двери, бросаем монетки и всё такое.
Профессор вытянул губы дудочкой и отпил кофе. Липучка заметил, что он совсем белый, форменный упырь. Раздумывая над своими сопелками и пыхтелками, Камински парил в бетонном колодце над пятидесятифутовой бездной: на дне колодца стоял могучий вентилятор. Камински уговаривал Липучку попробовать, но тот не смог себя заставить. Летающий скелет. Граф Дракула на диете из томатного супа.
– Сейчас растолкую, – сказал Камински.
Он сгреб на пол пачку лабораторных журналов, шлепнул на стол блокнот и мигом нарисовал маленького человечка, с двумя кружочками, черным и белым, перед лицом. Под рисунком он написал: «Плато О».
– Это вы, Боб. Перед вами на столе два шара разного цвета. Какой выберете?
– Белый, ясное дело.
Камински нарисовал две острых стрелочки и двух человечков: напротив верхней стрелочки с белым шаром в руке, а напротив нижней стрелочки – с черным. Под первой стрелкой он написал: «Событие A1», под второй: «Событие А2».
– Как видите – мир разделился на две линии.
– На три, – сказал Липучка.
– Почему?
– Я могу вообще не брать шары.
– Э… Да. Конечно. Но для простоты возьмем два варианта.
– Ладно, если для простоты, то возьмем два.
– Допустим, что белый шар означает ваш проигрыш, а черный – выигрыш. Если выбрали белый, то придется как-то с этим жить. Но если у вас есть чипер… – Профессор осклабился и поцокал языком.
– Что тогда? – спросил Липучка.
– Вы делаете шаг назад. Чип-чип! – Камински нарисовал обратную стрелочку, – И выбираете нужный шар.
– Выходит, что чипер – машина времени? – спросил Липучка.
– А вот и нет! Логическая нестыковка! Послушайте, я же давал вам читать статью этого математика, Джона Нэша, по проблематике времени. Путешествовать по времени нельзя! Множественность миров! Вы окажетесь в том мире, где только что наступило «Плато О», а «Событие А» вам еще предстоит, понимаете? Вы еще не сделали выбор.
– А он есть, такой мир?
– Миров бесконечное количество.
– А что если я опять выберу белый?
– Зачем? Вы же помните свой выбор! В том-то весь и фокус – вы перепрыгиваете в другой мир со всем своим багажом опыта!
– Трудно себе представить, – сказал Липучка, отодвигая остывший кофе. Камински даже растворимый кофе умудрялся заваривать плохо.
– А хотите испробовать? Берите чипер в левую руку. Большой палец на рычажок.
пл. О → пл. 1
Липучка взял неожиданно тяжелый аппаратик – экран ожил, в его мутноватой зелени были видны скрытые до поры силуэты двух стрелочек и три ряда прямоугольных матриц под символы. Моргнув появилось: «пл. О».
– На батарейках? – спросил Липучка.
– Нет, тут другой принцип. Чиперу не нужно питание, – ответил Камински. – Я вижу, вы не хотите кофе? Разбейте колбу. Давайте-давайте! Иначе не поймете!
Липучка криво ухмыльнулся и столкнул колбу на пол. Тонкое стекло разлетелось вдребезги, кофе расплескался по бетонному полу, забрызгал замшевые туфли Липучки.
– Курва его мач! Естэс хоры умыслово! Что ты себе позволяешь?! – завизжал Камински с такой ненавистью, что у Липучки отнялся язык. Он вздернул руку с чипером, увидел стрелочку с надписью «назад» и тут же нажал рычажок. Чип! В глазах Липучки полыхнула магниевая вспышка и проморгавшись…
пл. О ← пл. 1
…он увидел совершенно целую колбу с холодным кофе на столе.
– Давайте-давайте! Иначе не поймете! – подзадоривал его Камински.
– Ну уж нет! – крикнул Липучка и отбросил чипер на стол. Профессор мгновенно схватил аппаратик и впился глазами в дисплей – на нем горела стрелка с надписью «вперед» и какой-то числовой индекс.
– Ага! Получилось! Ну и как вам? – затормошил он Липучку за рукав.
– Вы… Вы на меня кричали. Ругались на каком-то языке! – Липучку трясло, опыт произвел на него огромное впечатление. – Вы что же… Не помните?
– А я о чем толкую! Знания о последствиях выбора остается только у того, кто воспользовался чипером.
– Черт! Да ну их, эти фокусы. Никогда больше в руки его не возьму, – сказал Липучка, вытер ладони об плащ, схватил колбу и жадно глотнул мерзкого кофе. Хотелось выпить, но профессор не держал в бункере спиртного.
Камински открыл сейф и убрал в него чипер. Единственный ключ от сейфа висел у него на шее. Часы на бетонной стене, закатанной в два слоя бледно-зеленой краской, показывали семь вечера. Камински уставился на Липучку, задумчиво покусывая губу, казалось, что стекла его очков отражают много больше света, чем на них падает.
– Динь-динь! Пора спать, – сказал профессор задумчиво. Такая у него была манера намекать собеседнику, что от него устали и пора бы ему восвояси. Эти его «динь-динь» могли прозвучать в любое время дня и ночи.
Липучка представил себя спотыкающимся по темным буеракам профессорских угодий к придорожной закусочной «Дикий пончик». Он приехал сюда на такси, после звонка Камински, которому не терпелось похвастаться Липучке новой игрушкой. Тащиться назад, по грязи, под дождем – Липучке казалось, что наверху идет дождь. В замшевых туфлях, забрызганных кофе. Он опустил взгляд и увидел, что туфли девственно чисты. Ах, да, «чик!» и я на плато номер ноль. Вид туфель почему-то окончательно его добил.
– Профессор, вы не будете возражать, если я у вас переночую? – спросил Липучка заискивающим голосом. Он ночевал в бункере два раза, старался не злоупотреблять.
– Так, овшем, – ответил Камински. – Ночуйте. В сто первой комнате у меня свободно.
Это он так шутил – свободно у него было во всех жилых комнатах.
пл. О → пл. 1
Липучка стащил с себя туфли и не раздеваясь завалился на армейскую кровать. Нащупал во внутреннем кармане фляжку, заведомо пустую, но он всё равно вытащил, отвинтил пробку и перевернул над сухим ртом. Пусто. Он выключил лампу, стоящую на полу, уставился в темноту, думая, что ему предстоит бессонная ночь и мгновенно уснул. Ему приснились сальные губы Киклза, одни только губы, висящие в сумраке над зеленым столом.
– Поговорим о деньгах, Липучка? – спросили губы.
– Я принес, – ответил Липучка, лихорадочно роясь в карманах плаща, раздвигая пальцами невесть как попавший в карманы жирный чернозем, камешки, битое стекло, тугие корни травы, юрких дождевых червей.
– Не спеши, – улыбались губы Киклза. – Жизнь непоправима у спешащих, чуешь?
Липучка ухватил пальцами пачку баксов, потащил их из кармана наверх, с облегчением швырнул на стол. Губы Киклза расхохотались – вместо денег по столу разлетелись прелые осенние листья. Липучка взвыл и стал выворачивать карманы на стол: школьный мелок, солдатик, стеклянные шарики, окурок, ржавые монеты, пивные пробки, свисток, презерватив, чипер. Чипер! Ч.И.П.Е.Р.!
– Сейчас! Я всё поправлю! – засмеялся Липучка строго подобравшимся губам Киклза.
Он схватил со стола чипер и отчаянно потянул рычажок. Заело! Закоксовался, приржавел, хана! Он потянул его так, что чуть не сломал палец. Из чипера, как из-под буксующего колеса, полетела земля, гравий, брызги. Полыхнул магний: «Чип!»
Липучка проснулся от собственного крика – сердце колотилось, как после погони. За стеной раздавалось басовое гудение, словно Гавриил продувал свою трубу перед исполнением финального фокстрота. Липучка вскрикнул от ужаса, отмахнулся в темноте и свез пальцы об стену бункера. Бункер! Он в бункере! А гул – это профессор парит в потоках воздуха. Липучка опять схватился за фляжку, припал к ней губами, вдохнул запах, оставшийся от виски, выпитого днем. Горячая судорожная сеточка сжала левую почку.
Вчера громилы Киклза поговорили с ним о деньгах. Кажется, теперь Липучка окончательно влип. До конца недели надо собрать девятнадцать кусков. Девятнадцать! А в бумажнике лежат двести баксов и больше денег нет. О чем Липучка вообще думал, когда ехал к профессору? Чип! На что он надеялся? Чип-чип! Липучка убрал фляжку во внутренний карман, нащупал в темноте туфли, обулся. Похлопал себя по лицу холодными руками. В общем, понятно, что теперь-то есть на что надеяться. Липучка – фартовый парень. Не включая лампы, чтобы не увидеть себя в зеркале, висящем на стене, он осторожно покинул комнату.
В коридоре горел яркий свет. Липучка мельком задумался, откуда профессор берет электричество. Может быть, у него реактор в подвале? Прорва энергии уходит на его фокусы. Он прошел по коридору, минул приоткрытую дверь тамбура и оказался в комнате, где они с Камински пили кофе и тестировали чипер. Разумеется, сейф был закрыт. Липучка почувствовал, как у него моментально вспотели подмышки. Делать нечего.
Он вернулся в коридор, миновал свою комнату и еще шесть дверей. В конце коридора гул от вентилятора, в струях которого парил профессор, стал куда слышнее. Липучка отворил дверь с изображением скалящегося черепа и вошел в помещение подстанции. В настенном ящичке он взял тяжелый аккумуляторный фонарь, щелкнул, поводил световым конусом по замусоренному полу, сунул его под ремень. Липучка подошел к секции с рубильниками. Каждый рубильник был снабжен биркой с загадочными обозначениями – Липучка совершенно не разбирался в электричестве, но знал, что нужно делать – Камински однажды проводил ему экскурсию по бункеру.
Липучка провел мертвой рукой над главным рубильником, взял маленький ключ, с третьей попытки вставил его в замочную скважину, повернул. Главный рубильник разблокировался. Липучка обмотал руку носовым платком и дернул рубильник вниз.
пл. 1 → пл. 2
Бункер погрузился в тишину и мрак, будто немецкая субмарина, залегшая на дно в тщетной попытке уйти от глубинных бомб. Липучке показалось, что из шахты, в которой летал Камински, раздался короткий крик и такой звук, будто с крыши на мостовую сбросили мешок спелых арбузов. Он включил фонарик и отправился в шахту, вход в которую находился этажом ниже. С Липучки текло, зубы его выбивали дробь, луч фонарика метался по стенам, в голове мычала и кукарекала детская песенка про старого Макдональда и его веселую ферму.
Он открыл тамбурную дверь шахты и вошел внутрь, выключив фонарь – Липучка боялся встретиться взглядом с мертвыми глазами профессора. Сетчатый пол вибрировал под ногами, звуки шагов жадно подхватывало эхо и швыряло в стены. Липучка наткнулся ногой на тело профессора, встал на четвереньки, ощупал – мягкая, толстая ткань пижамы, пуговицы, какая-то дыра – пупок. Дрожащими пальцами он добрался до шеи, нашел цепочку, ключ от сейфа, дернул на себя – голова профессора тяжело стукнулась об пол. Липучка сдержал рвотный позыв, резво отыскал застежку и стал ее развинчивать. «Это было потруднее лифчика Эм Джей на выпускном!» – подумал вдруг Липучка, истерически хихикнув.
Закончив в шахте, Липучка вернулся в помещение подстанции, включил свет и тщательно вытер эбонитовую ручку рубильника. Чипер лежал в сейфе, на том самом месте, где профессор его и оставил. Кроме аппарата, на который Липучка возлагал большие надежды, в сейфе лежал пакет с деньгами, тысячи три на вид.
пл. 3
Охранник перекусил зубочистку и сплюнул ее Липучке под ноги. У Липучки заныла левая почка.
– Хорошо, что зашел, Бобби, – просипел охранник. – У тебя тут должок, помнишь ведь?
– Привет, Маззи. Я при деньгах, – улыбнулся Липучка.
– При деньгах? Это хорошо. Распахни-ка плащ. Теперь повернись спиной, – Маззи сноровисто обыскал Липучку. – Что это у тебя в кулаке? А ну, покажи.
Липучка раскрыл ладонь и показал чипер.
– Что за хрень? Эспандер?
– Массажер для пальцев.
– Ладно, спрячь. Говорят, ты денег Киклзу задолжал?
– Это ерунда. Я уже всё уладил. Ух и работенка была! – ответил Липучка, нарочито вытерев пот со лба.
– Отличные новости, Бобби, – ответил охранник, улыбнувшись щербатым ртом. – А то я начал о тебе волноваться – цемент, тазик, грузовой порт, сечешь, да?
Маззи заржал и отошел в сторону, пропуская Липучку в дверь.
Подпольное казино «Майор Мао» имело не самую лучшую репутацию в городе, но играли тут честно и даже отпускали с выигрышем. Старина Мао пользовался уважением в криминальном мире, хотя давно уже отложил в сторону заточенную отвертку. Липучка отдал пятьдесят баксов долга и обменял все остальные деньги на фишки. За рулеткой сегодня стоял Снуппи – опытный крупье, принесший Липучке однажды хороший куш. Липучка подсел за стол, бросил ему стодолларовую фишку:
– Желтым цветом, всё по два доллара.
Кроме него за столом сидела престарелая крашеная блондинка в мехах, парень с тухлыми глазами и старичок, похожий на Санта Клауса, подсевшего на валиум. Липучка обвел всех взглядом и улыбнулся. Перед ним вырос столбик желтых фишек:
– Ваш размен, пожалуйста, – сказал Снуппи, раскрутил рулетку и запустил на нее шарик. – Делайте ваши ставки!
пл. 3 → пл. 4
Липучка поставил пять фишек на 36 красное. Левой рукой он вцепился в чипер.
– Ставок больше нет! – объявил Снуппи, вознося руки над столом.
Колесо рулетки остановилось.
– Девять, черное! – громко объявил Снуппи.
– Чип-чип! – одними губами сказал Липучка.
пл. 3 ← пл. 4
Кроме вспышки в глазах, еще и зазвенело в ушах. Липучка вздрогнул, и стал торопливо нащупывать фишки.
– Делайте ваши ставки! – объявил Снуппи.
Липучка улыбнулся сидящей напротив престарелой брюнетке и выдвинул сто долларов на черную девятку.
пл. 3 → пл. 4
– Ставок больше нет! – крикнул Снуппи.
Колесо рулетки остановилось.
– Двадцать пять, красное! – объявил Снуппи.
– Что за черт, – прошептал Липучка. – Чип-чип!
пл. 5
Липучка заперся в туалетной кабинке. Глаза резало, словно он наловился «зайчиков» от сварки. Он просадил уже тысячу долларов, постоянно ставя на одиночные номера, но ничего не выиграл. Чипер исправно перекидывал его назад, но выпавшие номера не соответствовали, хотя всё остальное исправно возвращалось на круги своя, даже парень с тухлыми глазами постоянно допивал свой виски и ставил стакан на стол именно в тот момент, когда Снуппи объявлял выигрышное число. Провалился блестящий план, и не было в мире ни единого человека, который мог бы объяснить Липучке почему. В мире не было, но миров-то много! Липучка опустил крышку унитаза и уселся на него сверху. Ну, поехали!
Чип!
Зеленый стол, желтые фишки, блондинка напротив.
Чип!
Салон автомобиля, таксист уточняет у Липучки, куда лучше ехать – к «Майору Мао» или в «Синий Черт».
Чип!
Он стоит во мраке перед дверью шахты. Тянет запахом бойни.
Чип!
Он сидит на кровати в комнате сто один.
Чип!
пл. О ← пл. 5
– Давайте-давайте, иначе не поймете! – подзадоривает его Камински.
Липучка бросил чипер в карман плаща, схватил мусорную корзинку и опустил в нее голову, борясь с тошнотой. Звон в ушах стоял такой, будто в пустом черепе висела огромная хрустальная люстра – раскачивалась, билась о стенки и роняла подвески. Лицо профессора сияло обморочным черным цветом в кайме сияющего бункерного сумрака.
– Что с вами, Боб? – испугался Камински.
– Переб… Перебрал вчера, простите, – выдавил из себя Липучка.
– Вы больны? – испугался профессор.
– Нет-нет! Это всё выпивка. Фу-ух, мне уже лучше!
Липучка глотнул остывшего кофе из колбы и, наконец, взял себя в руки. Профессор жив, будто и не падал с пятидесяти футов на бетон! Вот так фокус!
– У меня вопрос возник, профессор.
– Спрашивайте.
– А ведь с вашим чипером можно поднять больших денег на рулетке, да?
Профессор ухватил себя за мочку уха, посмотрел на Липучку и расхохотался, как филин:
– Это дудки, Боб, это дудки! Лунка, в которую падает шарик, будет всё время разная. Очень уж дискретный процесс, дайте-ка я вам формулу напишу… Впрочем, вы же не сильны в математике, да?
– Умножаю в столбик, профессор, но не более того, – скривился Липучка. – То есть – денег с чипером не заработаешь?
– Я бы рискнул сыграть на скачках. Выигрыш конкретной лошади более вязок в мультиверсуме. Однако прыжки туда-сюда на такие длинные дистанции могут быть опасны. Надо это обдумать. Хотя, я же не собираюсь прыгать между мирами ради каких-то… – задумчиво ответил Камински и вдруг пристально посмотрел на Липучку. – Дайте-ка мне мой чипер, Боб!
Липучка вытащил чипер из кармана и посмотрел на дисплей. Теперь он показывал сразу две стрелки и целую кучу цифр.
– А что означает стрелочка «вперед»? – спросил Липучка, не выпуская чипер из рук.
– Она означает, что вы уже отменяли какой-то выбор и сейчас находитесь на плато, с которого можно прыгнуть вперед, – ответил профессор, нетерпеливо протягивая руку.
– Чипнуть, а не прыгнуть, – сказал Липучка и нажал рычажок вперед.
Чип!
Кровать в комнате сто один.
Чип!
Шахта лифта и труп профессора на полу.
Чип!
пл. 6
Последний прыжок его подкосил.
– Если бы я видел, что ты налакался, нипочем бы не взял! – заорал таксист.
– Прости, шеф… Я ни капли… Я болен, – прошептал в ответ Липучка.
Машина резко затормозила, водитель открыл заднюю дверь и выволок Липучку на тротуар.
– Шайтан! Пес! Задница! Всё сидение мне заблевал!
– Погоди! Я тебе денег дам, не уезжай! – крикнул Липучка, силясь разглядеть таксиста между разбухающими перед глазами огненными дырами. Он достал из бумажника двадцатку и протянул ему. Водитель вырвал купюру из рук, крикнул: «О, спасибо тебе, мистер Вонючий Фонтан!» Потом грохнула дверь, машина газанула и умчалась, обдав Липучку смрадным выхлопом. Липучка поднялся на дрожащие ноги, добрел до какого-то столба и оперся об него. Мир постепенно наполнялся красками, в основном серыми, и звуками, в основном неприятными. Липучка сообразил, где находится, и, пошатываясь, двинулся в сторону подземки. На часах было десять вечера – самое время навестить букмекерскую контору Кусачего Боло.
Вентилятор, вращающийся под потолком, не мог разогнать висящий слоями табачный дым. Кусачий Боло маячил в зарешеченном оконце. Увидев Липучку, Боло ухмыльнулся и поманил его пальцем:
– Плохо выглядишь, старина. Подсел на колумбийский снег?
– Последние часов десять я даже не пил ничего крепче кофе, – ответил Липучка.
– Это дело поправимое, – сказал Боло.
Он грохнул на конторку пару стаканов и налил в каждый на два пальца бурбона. Липучка жадно, одним комком влил в себя алкоголь. Звон в ушах тут же затих, в глазах развиднелось.
– За счет заведения. С чем пришел?
– Хочу поставить. Что есть интересного?
– Линдон Джонсон против Барри Голдуотера.
– Черт, до выборов еще два месяца, и Барри там не светит. Есть что-нибудь поближе?
Боло позвонил в колокольчик и в конторе появился его сын – Марк.
– Посиди за меня, сынок, а нам надо посекретничать с Бобом.
– Хорошо, пап. Привет Боб, как сам?
пл. 7
Они прошли в заднюю комнату, где Кусачий Боло принимал нелегальные ставки. Накурено в ней было еще гуще, чем в легальном зале. По углам смердели четыре плевательницы с ежиками окурков, на стене висела грифельная доска, исчерканная мелом. «Ракета Зомби против Нейтронного Брюса» – прочел Липучка. Боло вытащил лоснящуюся амбарную тетрадь с пучком закладок, достал чернильницу, натянул нарукавники и вопросительно поднял глаза. Липучка вытащил из внутреннего кармана пакет денег, украденный из сейфа профессора:
– Ставлю всё.
– На кого?
– На Брюса, разумеется. Какие ставки?
– Семь к одному.
Боло высыпал деньги на стол, и у Липучки потемнело в глазах – в самом верху пачки лежала непонятная бледно-голубая банкнота. И вся пачка была голубого цвета, хотя он прекрасно помнил, что в сейфе лежали американские доллары – двадцатки. Липучка схватил первую купюру, чтобы рассмотреть ее поближе: Эндрю Джексон гордо смотрел куда-то вверх, а рядом с ним красовалась надпись:
заплатят предъявителю по первому требованию ТРИДЦАТЬ ДОЛЛАРОВ
– Какие-то проблемы, Боб? – спросил Боло, отложив невозможные купюры.
– Не-е-ет, – проблеял Липучка. – А у тебя?
– У меня тоже пока нет. Ты будешь ставить эту тридцатку на Нейтронного Брюса?
– А можно ее поставить? – спросил Липучка, испугавшись, что Боло сейчас швырнет ему в лицо фальшивые, безумные баксы.
– Федеральный закон не позволяет, но тебя до сего времени это не смущало, – задумчиво ответил Боло.
– Ха-ха. Я шучу, Боло! Просто пошутил! – через силу рассмеялся Липучка, возвращая тридцатку на стол.
– Ага. Смешно. Ха-ха, – ответил Боло, собрал купюры в пачку и вложил их в машинку для счета банкнот.
Букмекер пересчитал невозможные купюры, рассмотрел одну из них в лупу и выдал Липучке билетик, заполненный фиолетовыми чернилами: три тысячи девяносто долларов на Нейтронного Брюса.
– Когда начнется бой? – спросил Липучка.
– Через час.
– Ты не будешь возражать, если я подожду результатов у тебя?
Кусачий Боло махнул рукой в дальний угол комнаты:
– Койки у меня нет, так что ставь стулья и устраивайся. Ты действительно хреново выглядишь.
Липучка уселся на стул в углу и закрыл глаза. Эти блошиные прыжки страшно вымотали. Надо попросить профессора сделать что-нибудь, чтобы облегчить вспышки, грохот, и еще появился странный резкий запах, так могло бы пахнуть время. Липучка понял вдруг, что на зрение, обоняние и слух действует один и тот же раздражитель, который воспринимается ими по-разному, с трех сторон, как в байке про слепцов и слона. Впрочем, просить облегчения не у кого. Профессор мертв. Он обмолвился об опасности далеких прыжков, а потом сам прыгнул.
Липучка задремал на стуле. Краем сознания он воспринимал окружающую действительность – телефонные звонки, шум автомобиля за окном, скрип паркетных шашек и хлопанье дверей. В то же время он стоял на крыше локомотива, несущегося в сырую ночь. Всмотревшись, Липучка увидел поезд, догоняющий его слева по соседней ветке. Справа тоже мчался поезд с мертвыми, выбитыми окнами. В небе полыхнула магниевая вспышка, выхватив из тьмы долину, плотно уставленную железнодорожными составами самого разного вида – от первого паровоза, похожего на огромную швейную машинку с длинной печной трубой, до зализанного суперскоростного локомотива с надписью «Блейн-Моно» на сияющем борту. Вспышка, медленно угасающая в небе, высветила главный секрет – поезда никуда не мчались, они стояли на месте, их колеса съела ржавчина, в их трубах свили гнезда ночные птицы. Липучка лег на живот и заглянул в окно локомотива, на крыше которого находился. В кабине машиниста сидел профессор Джон Камински и скалился ему черным, запекшимся ртом.
– Динь-динь! – проскрипел профессор, протянул истлевшую руку к эбонитовому рубильнику и сильно дернул его вниз.
– Чи-и-и-и-и-и-и-п! – закричал гудок.
– Чии-иии-иии-п! Чип-чип-чиии-п! Чи-и-и-п-п-п! – ответили ему соседние локомотивы.
Долина наполнилась невыносимым визгом, и вдруг Липучка понял, что не спит, что вопит не поезд, а чайник на плите в маленькой кухоньке, и что на него кто-то пристально смотрит. Он поднял глаза. Перед ним стоял Киклз с двумя своими мордоворотами.
– Боло сказал мне, что ты решил играть на мои деньги, Липучка?
– Киклз, я все отдам! – просипел Липучка.
– Мы договаривались, что ты отдашь мне девятнадцать кусков сини неделю назад. Ты где-то прячешься, а потом являешься к моему букмекеру и делаешь мудацкие ставки?
– Постой, Киклз, где я прятался? Мы договаривались, что я верну деньги в конце этой недели!
– Да-да, Боло предупредил, что ты косишь под шизика. Пакуйте его, ребята.
пл. 8
Пахло гнилыми водорослями и соляркой. Липучка стоял на самом краю пирса и отчаянно старался не свалиться вниз, туда, где масляно блестела морская вода. Около его ног пыхтел мордоворот Киклза – приматывал к ногам Липучки проволокой огромный и ржавый танковый аккумулятор.
– Какой-то он спокойный, – сказал Киклз Кусачему Боло. – Эй, ты, может, думаешь – я шучу?
Они стояли неподалеку, прятались от ветра и курили за дверцей машины.
– Я действительно могу вернуть тебе сегодня твои деньги, – настаивал Липучка.
– Свистишь. Нет у тебя такой возможности. Буба – скажи?
– Факт. Он голенький, как младенец, – буркнул Буба, поднимаясь из-под ног Липучки.
Буба отряхнул колени, встал рядом с Липучкой расстегнул ширинку и принялся мочиться в море. Липучка посмотрел на его вывернутое, сломанное ухо со шрамиком от серьги. Буба повернул голову к Липучке и негромко сказал:
– Ты обижен?
– Чего? – обалдел Липучка.
– Тебе сейчас умирать от моих рук. Мне мама в детстве велела всегда извиняться, если я кого обижу. Мы с тобой больше-то не свидимся, вот я и спрашиваю – обижен?
– Твою мать! Конечно, обижен!
– Ну, извини, – сказал Буба.
– Всё, макай его, – крикнул Киклз.
Буба ухватил аккумулятор за две приваренные дужки – аж пиджак затрещал в плечах.
– Боло! – крикнул Липучка. – Кто выиграл в бою?
– Тебе-то что?
– Интересно!
Все захохотали, даже Буба заухал.
– Я же сказал, что ставки у тебя мудацкие, – ответил Киклз, бросая сигарету. – Нейтронный Брюс лег в третьем раунде, как и было договорено.
Липучка внезапно получил мощнейший пинок, от которого моментально рухнул в воду. Он попытался удержаться на плаву, но его обдало брызгами, это Буба спихнул аккумулятор на длинной цепи. Липучку тут же потащило вниз, как на оторвавшемся лифте. Вода вдавила уши, ворвалась через нос, и рот. Он с трудом нащупал в кармане чипер, положил палец на рычаг, но в этот момент аккумулятор стукнулся об дно, Липучку ощутимо встряхнуло, чипер выскользнул из руки и серебряной рыбешкой порскнул вниз. Он содрал с себя плащ и нырнул. Хватаясь за скользкую цепь достиг дна, зашарил руками в мягком ледяном иле. И когда сознание цеплялось за мир дрожащим мизинчиком, готовое вот-вот соскользнуть в пропасть, в его ладони оказался чипер.
Он дернул рычажок – ничего. Он дернул снова – ничего. А третий раз дергать рычажок было уже некому.
> Автозапуск…
> Поиск маршрута… Ошибка.
> Поиск маршрута… Маршрут найден.
> Построение маршрута… Выполнено.
> 8… 7… 6… 5… 4… 3… 2… 1… 0.
Чип!
пл. О
– Давайте-давайте! Иначе не поймете! – крикнул Камински.
Липучка, только что живой и бодрый, поднял на профессора оловянные глаза. Камински выхватил чипер у него из рук и посмотрел на дисплей.
– Матка Боска! – сказал он. – Вот это вы напутлякали, Боб!
Липучка, хлопавший ртом, как рыба на суше, умудрился сделать судорожный вдох. Профессор отворил крышку автоклава и достал сияющий лоток. Из лотка он извлек шприц, мигом сломал ампулу, всосал из нее густую янтарную жидкость, подошел к Липучке, закатал рукав и ловко сделал инъекцию. Липучка слабо шевельнулся, но профессор погрозил ему пальцем и строго сказал:
