Елена Логунова
Банда отпетых дизайнеров
7
Против ожидания наш офис в этот неурочный час не пустовал.
– Там этот ваш сидит, прохвост желтоглазый, который с зубами, – сообщила сердитая тетка-вахтерша, приостановив процесс поедания пахучего домашнего борща из стеклянной баночки.
– Неужели наличие зубов у сотрудников вашего агентства – это особая примета? – удивился Зяма.
– Это не те зубы, которые во рту, – ответила я, не вдаваясь в подробности.
По лицу братца было видно, что он всерьез задумался, в каком еще месте у наших рекламщиков имеются зубы, однако от вопросов Зяма воздержался.
Жутковатые бусики из двухдюймовых стальных зубов болтались на шее у Сушкина, который сидел в темной аппаратной, потусторонне подсвеченной мониторами и телеэкранами. Увидев Андрюхино украшение, Зяма уважительно присвистнул и сказал:
– Брутально!
Мой единокровный дизайнер сделался необычайно тих и задумчив. Наверное, прикидывал, где бы ему надергать таких же железных клыков на суровое мужское монисто.
В кабинете Бронича я сняла с вешалки парадный шефов костюм – летний, из белого льна в довольно широкую голубую полосочку. Костюм был аккуратно упакован в полиэтиленовый чехол, и мне пришлось повозиться, чтобы добраться до автомобильных ключей, запрятанных во внутренний карман.
– Куда имущество несешь? – строго спросила недреманная тетка-вахтерша, указав на костюм алюминиевой ложкой в лохмах вареной капусты.
– Верну в магазин, – соврала я из бескорыстного желания ввести дотошную цербершу в заблуждение. – Шеф себе купил, да прогадал с размером.
– Что-то не видела я Савицкого в этом костюме, – недоверчиво пробормотала тетка, внешностью и манерами сильно напоминающая домомучительницу малыша и Карлсона. – Хм… И вообще я его с самого утра не видела! Входящий был, а выходящего не было!
Тетка заметно встревожилась и даже привстала за столом, устремив взор в сторону нашего офиса. Словно надеялась, что Бронич, повинуясь ее призывному взгляду, материализуется в коридоре для положительного сведения баланса входящих и выходящих.
– Серьезная фрекен! – поежившись, сказал Зяма, когда мы вышли во двор.
– Не в твоем вкусе, да? – поддела я братца.
Наш ловелас далеко не всеяден, наоборот, он весьма разборчив и одаривает своим вниманием только прекрасных дам, то есть привлекательных внешне. При этом типаж конкретной героини-любовницы не имеет особого значения для художника, ему нравятся и пышные рубенсовские формы, и модельные мощи. Очень демократично, по-моему! Безразличны Зяме и паспортные данные красоток, то есть их возраст и семейное положение. Вот это уже несколько аморально, но по-прежнему в духе идей равенства. Практически одинаковые шансы имеют все прелестницы в возрасте от раннего тургеневского до позднего бальзаковского. Трошкина, которая, несмотря на маленький рост и худобу, симпатична, как кукла Синди, слегка злоупотребившая лечебным голоданием, не зря питает надежды. Однажды Зяма обязательно заметит ее необычную красоту. Особенно если Алка и впредь будет подчеркивать ее экстравагантными нарядами и аксессуарами. Для нынешнего вечернего выхода, например, она облачилась в белые марлевые шаровары и такой же лапсердак в бедуинском стиле, а на голову нацепила ободок, богато украшенный перламутровыми бусинами.
При виде новенькой зелененькой «Тойоты», похожей на свежевылупившуюся лягушечку, Зяма временно оживился и даже попытался отнять у меня ключи, чтобы самолично воссесть за руль. Однако я быстренько надавала ему по рукам и заняла шоферское место, оставив братцу и подружке роль пассажиров. По идее, они должны были стать восхищенными зрителями, на глазах которых я собиралась продемонстрировать высокий класс водительского мастерства. Возможно, так и случилось бы, если бы какой-то болван на мопеде не подрезал меня на повороте, вынудив запрыгнуть на тротуар, промчаться между мусорными урнами и въехать в цветочную клумбу.
– Однако, Дюха, какая у тебя необычная манера парковаться! – ехидно заметил Зяма.
Тут только до меня дошло, что мы практически прибыли на место: нужное нам здание располагалось на параллельной улице и пешим ходом к нему можно было подобраться через проходной двор.
– Прошу заметить, с какой филигранной точностью я проскочила между урнами! – сказала я в свое оправдание.
– И пролетела над бордюром! – Зяма смешливо хрюкнул, а добрая Трошкина примирительно сказала:
– Ничего страшного, эти мелкие ромашки устойчивы к полеганию, они запросто распрямятся, когда мы уберем с них наш вертолет!
Я хмуро поглядела на нее и велела не забыть в салоне пакет с шефовым льняным сюртуком. Дополнительно потоптав многострадальные ромашки, мы пересекли клумбу, прошли под гулкими сводами двух подворотен и явились пред очи дежурного милиционера в предбаннике здания окружного УВД, как сказочное трио: Василиса Прекрасная (Трошкина в жемчужном кокошнике), Иван-царевич (Зяма) и сердитый Серый Волк (сами догадайтесь кто).
– Куда, граждане? – коротко поинтересовался дежурный.
– Туда! – мелодично вякнула Трошкина и взмахнула просторным марлевым рукавом, словно хотела выпустить на волю стаю сказочных лебедей.
Птички, однако, не вылетели, поэтому Алкин ответ милиционера не впечатлил.
– Кто нужен? – спросил он.
– Нам нужен Савицкий Михаил Брониславич, – четко произнесла я.
– Какой кабинет?
– Такой, знаете ли… Кабинет предварительного заключения! – любезно подсказал Зяма, скупо обрисовав руками размеры предполагаемого кабинета.
Эта информация служивого заинтересовала, но умеренно. Не спеша и не спуская с нашей сказочной группы недоверчивого взгляда, он отступил в свою стеклянную будочку, куда-то позвонил по внутреннему телефону, внимательно выслушал то, что ему сказали, и… вежливо попросил нас удалиться!
– Как это – удалиться? – удивилась я. – А кто же Броничу свежую одежду передаст?
Дежурный посмотрел на полосатый костюм, который Зяма держал перед собой, как богатырский щит, и сказал со смешком:
– Подходящая расцветочка! А только передачи задержанному не сюда носить будете.
Прозрачный намек на соответствие полосатого костюма классической тюремной моде меня встревожил даже больше, чем отказ на просьбу о встрече с Броничем. Я засыпала дежурного вопросами, на которые он не стал отвечать, только вновь в категорической форме попросил нас очистить помещение. Я так разозлилась, что с удовольствием очистила бы его с применением огнемета, и только Зяма с Алкой, повисшие на моих плечах, помешали мне устроить один из тех эффектных скандалов, на которые я большая мастерица.
– Тпру, Дюха! Уймись! – скомандовал братец, выволакивая меня на крыльцо.
Он с прищуром оглядел четырехэтажную цитадель окружного УВД и рассудительно сказал:
– Лобовой атакой с фронта тут ничего не добьешься! Надо бы с фланга зайти… А не позвонить ли нам Денису?
– Боюсь, в его нынешнем брезентовом офисе нет телефона! – с горечью ответила я.
Тем не менее Зямин совет показался мне толковым, и я позвонила другому знакомому милиционеру – капитану Барабанову.
– Инка! Вы уже вернулись? – обрадовался Руслан.
– Не все, – коротко ответила я. – Русик! Мне срочно нужна твоя помощь!
– По какой части? – кокетливо спросил он.
– По милицейской! Моего шефа забрали в кутузку Центрального округа, а я не могу добиться с ним свидания! Поспособствуй, пожалуйста!
– А почему ты не попросишь об этом Дениса? – Руслан разом утратил игривость.
– Потому что он оставил меня в городе, а сам втихаря улизнул отдыхать к морю! – выдала я.
– Дэн уехал без тебя?! И даже ничего тебе не сказал?!
В голосе капитана Барабанова послышалось острое сожаление, однако я подозревала, что вызвано оно отнюдь не сочувствием к моей горькой доле. Просто Руслан понял, что невольно заложил своего товарища, открыв мне глаза на природу его неожиданного исчезновения. В связи с этим он, безусловно, должен был почувствовать себя виноватым, и я не замедлила обратить данное обстоятельство себе на пользу.
– Кто, кроме тебя, мне поможет? – с нажимом спросила я. И притворно задумалась: – Разве что Сапченко?
Подполковник Сапченко – непосредственный начальник Кулебякина. Судя по тому, что рассказывал о нем Денис, Сапченко имеет непреодолимую склонность к организации начальственных выволочек, повод для которых он находит на пустом месте.
– Приду к подполковнику, пожалуюсь на аморальное поведение Дениса и попрошу защиты и помощи! – сказала я навзрыд.
– Не надо к подполковнику! – быстро сказал капитан Барабанов, мгновенно сообразив, к чему его вынуждает долг дружбы. – Я сам!
– Жду тебя у входа в Центральное УВД! – нормальным голосом сказала я.
Руслан примчался через четверть часа. Все это время мы стояли на крыльце под дверью УВД, коротая минуты ожидания за легким трепом. Темы его были разнообразны, но все до единой далеки от повода, по которому мы примчались в милицейское гнездовье. Обсуждать ситуацию с задержанием Бронича не было смысла, так как мы не владели никакой информацией.
Прохожие поглядывали на нас с откровенным интересом. Надо полагать, наше трио плохо сочеталось с брутальной вывеской заведения. Мы были такими штатскими, что дальше некуда: Трошкина в белых одеждах и жемчужном кокошнике, я в долгополом льняном сарафане, с распущенными по плечам волосами, и Зяма в своей мексиканской рубахе и розовых бриджах с большими перламутровыми пуговицами, нашитыми на боковые швы пижонских кальсон в количестве, которое счел бы достаточным годовым запасом расходного материала средневековый странствующий портной. Со стороны мы смахивали то ли на паломников по святым местам, то ли на труппу бродячих комедиантов. Определиться окончательно мешал зачехленный шефов костюм, который Зяма вздернул, как церковную хоругвь.
– Равняйсь, смирно! – гаркнул нам капитан Барабанов, взлетев на крыльцо черным вороном.
Несмотря на жару, Руслан был одет в темную пиджачную пару.
– Русик, да ты, никак, со свадьбы сбежал? – весело поинтересовалась я, указав на веточку флердоранжа, торчащую из нагрудного кармана его пиджака.
– Не со своей, – коротко ответил капитан, выдернув и выбросив цветочек. – Живо говори, как фамилия?
– Моя? Пока что еще Кузнецова! – не без кокетства ответила я, сбитая с толку упоминанием свадьбы.
Оказалось, однако, что Руслан интересовался фамилией задержанного шефа.
– Савицкий он, Михаил Брониславич Савицкий! – быстро подсказала Трошкина.
Барабанов бросил на умницу одобрительный взгляд и без задержки проследовал в помещение, которое мы по просьбе дежурного очистили и теперь уже не решались собой засорять.
Возвращения Руслана ждали еще минут двадцать. Окончательно освоившись на милицейском крылечке, Зяма повесил шефов костюм на загогулину чугунного столба и устроился в тени этого импровизированного навеса.
– Я не понял, это че, очередь в ментовку? – притормозив на тротуаре, недоверчиво спросил какой-то непрезентабельный гражданин с помятой физиономией и подбитым глазом.
– Увы! – с напускным прискорбием вздохнул Зяма, лениво обмахнувшись полой полосатого пиджака. – Представляете, хотел сдаться с повинной, а тут все камеры переполнены. Новых заключенных не берут даже со своей спецодеждой и постельным бельем! – на последних словах он с обидным намеком помял пальцами полу моего белого льняного сарафана.
– Че делается! А еще говорят, мы свободная страна! – сокрушенно покачав головой, помятый гражданин удалился.
Я задумчиво посмотрела ему вслед. Интересное, однако, у человека представление о гражданских свободах! Типа, вы имеете право быть заключенным под стражу, в том числе на основе самовыдвижения?
– Тьфу на тебя, Зямка, не говори про тюрьму, накаркаешь еще! – опасливо зашептала суеверная Трошкина.
– От тюрьмы да от сумы не зарекайся! – машинально процитировала я народную мудрость.
– Тьфу на тебя, Инка!
Алка плюнула, едва не попав в капитана Барабанова, выступившего на крыльцо с мрачной миной распорядителя похорон, которая вполне гармонировала с его черным костюмом.
– Так, господа хорошие…
– И дамы! – с феминистским задором поправила Руслана разговорившаяся Трошкина.
– Дамы особенно хорошие, – согласился капитан Барабанов, слегка просветлев челом. – Зря вы сюда пришли. Идите-ка по домам, и костюмчик этот пижонский с собой заберите. Гражданину Савицкому он не скоро еще понадобится.
– Как – не скоро? – вякнула я.
– А как суд решит, – легко ответил Руслан.
Он дернул галстук, распуская тугой узел, повертел шеей и добавил:
– Лет восемь ему цивильный костюм не понадобится, я думаю. От восьми до пятнадцати!
Тихо ахнула впечатлительная Трошкина.
– От восьми до пятнадцати лет? Да такой срок разве что за убийство дают! – запротестовал Зяма.
– Вот именно! – веско сказал капитан Барабанов и широко развел руки в стороны, словно собрался сделать упражнение утренней гимнастики или обнять разом всю нашу честную компанию. – Слушай мою команду! Р-разойдись!
С этими словами Руслан растопырочкой пошел с крыльца, гоня впереди себя наше маленькое стадо в три головы. Думаю, лица у нас в этот момент были такие, что морды Алкиных австралийских баранов по сравнению с ними показались бы глубокомысленными и многомудрыми.
– Русик, объясни толком, в чем суть дела? – взмолилась я, едва мы вышли на улицу.
– Уголовного дела, – безжалостно уточнил Барабанов. – Если коротко, то ваш Савицкий является подозреваемым в деле об убийстве.
– А если не коротко, а с подробностями? – прицепилась к слову я.
– С подробностями рассказывать некогда, я из-за вас роскошный свадебный ужин пропускаю! Мне теперь, чтобы к праздничному тортику успеть, через весь город на такси гнать придется! – Руслан обиженно поджал губы. – Я же выпить уже успел, поэтому не за рулем.
– Зато мы на колесах! – с энтузиазмом вскричал Зяма, подпихнув меня локтем в бок. – Мы тебя подбросим на свадьбу, а ты по дороге все расскажешь!
– Конечно, подбросим! – мгновенно отреагировала я на недвусмысленный сигнал.
В сложившейся ситуации мы с чистой совестью могли поэксплуатировать шефову машину еще немного. В конце концов, для его же блага!
– Мы сегодня еще ничего не пили и ездим на «Тойоте»! – похвастался Зяма.
– Сдается мне, что зря не пили, – пробубнила пессимистка Трошкина. – У меня такое ощущение, что Руслановы новости было бы легче прослушать под наркозом!
– Не дрейфь, козявка! – сказал Зяма и запросто шлепнул Алку по спине.
Она тут же расцвела застенчивой улыбкой Наташи Ростовой, которую пригласил на танец Андрей Болконский. Явно расценила Зямино панибратство как знак мужского внимания! А братец мой заметно повеселел, но причину резкого улучшения его настроения я поняла, только когда мы подошли к машине. Зямка обрадовался возможности порулить новой тачкой!
– Живо давай ключи от машины! – загородившись от Руслана полосатым костюмом, прошептал он мне на ухо.
– С чего это? Я сама поведу! – возмутилась я. – Это машина Бронича, а он мой шеф, а не твой!
– Так ведь Руслан очень удивится, что у тебя вдруг появилась новая «Тойота», и наверняка поделится своим удивлением с Денисом! – парировал Зяма.
Этим аргументом не следовало пренебрегать. Увы, действительность такова, что молодые красивые девушки вроде меня становятся обладательницами новых дорогих иномарок, как правило, при спонсорской поддержке немолодых и некрасивых дядечек. В преддверии грандиозного скандала, который я планировала закатить Кулебякину, нельзя было допустить, чтобы на мою собственную репутацию легла тень.
– Держи! – я сунула ключи в жадную лапу братца и с хмурым лицом полезла на заднее сиденье к Трошкиной.
К сожалению, за время получасовой поездки по городу выражение моего лица не претерпело существенных изменений. Дело, подробности которого поведал нам капитан Барабанов, было скверным.
– Первоначально гражданин Савицкий Михаил Брониславич был задержан и препровожден в отделение за нарушение общественного порядка, и максимум, что ему светило, пятнадцать суток за хулиганство, – сообщил Руслан.
– Михаил Брониславич хулиганил?! – не поверила Трошкина.
Я промолчала. На мою подружку Бронич произвел впечатление респектабельного господина с самыми приятными манерами. Однако я-то знала, в какое буйство может впасть наш ласковый и добрый шеф, если сильно расстроится. Сколько раз уже Катерине приходилось экстренно покупать Броничу в кабинет новый чайный набор взамен разбитого о стену! И телефонные трубки шеф крушил до тех пор, пока мы не подарили ему на хэллоуин аппарат в корпусе из прочной резины. Ярко-красный мячик с телефонной начинкой и намалеванной на резине мордой сердитого чертика здорово диссонирует с традиционным убранством начальственного кабинета, зато его не так-то просто разбить. А топтать чертов телефон ногами Бронич пока что не додумался.
– Хулиганил ли он? – ехидно повторил Алкин вопрос капитан Барабанов. – Судите сами! Гражданин Савицкий ломился в закрытую дверь не принадлежащей ему квартиры, неоднократно нанося по ней удары руками, ногами и даже головой. При этом он громко кричал, облекая свои крики преимущественно в нецензурные выражения, имеющие отчетливо угрожающий характер.
– А чья была квартира и кому, а также чем он угрожал? – быстро спросила я.
Очевидно, это был хороший вопрос, да и чеканная формулировка в духе милицейского протокола капитану понравилась. Руслан обернулся, внимательно посмотрел на меня и ответил в том же казенном стиле, но гораздо более сложным предложением:
– В том-то и дело, что угрожал он насильственной смертью гражданке Цибулькиной, законной хозяйке квартиры, в которой она и была обнаружена мертвой через час после того, как вызванный соседями милицейский патруль забрал из подъезда гражданина Савицкого!
– Оп-ля! – сказал Зяма и так резко ударил по тормозам, что «Тойота» едва не поцеловала в задний бампер идущий впереди «Мерседес».
– Эту Цибулькину, ее убили?! – испуганно спросила Трошкина.
– Не исключена такая вероятность, – ответил капитан Барабанов.
Он вынул из кармана непроницаемые темные очки, подышал на них, протер полой собственного пиджака, надел и, сделавшись поразительно похожим на агента Смита из «Матрицы», заявил:
– А больше я вам ничего не скажу. Будем уважать тайну следствия!
Уважение капитана Барабанова к тайне следствия оказалось поистине безграничным. Как ни старались мы выжать из него еще словечко-другое, он не поддавался, только крепче сжимал губы и упрямо помахивал головой, как ослик, донимаемый мухами.
– Ну и иди, гуляй! – обиженно напутствовала я стойкого милицейского мальчиша-кибальчиша, когда он вылез из машины и вприпрыжку побежал в ресторан.
Из заведения, двери которого украшала гирлянда бело-розовых шаров, доносились звуки разудалых песнопений и множественный топот. Гости свадьбы явно разделились по интересам: на любителей хорового караоке и азартных танцоров.
– Весело им! – грустно позавидовала Трошкина.
Нам весело не было. Я скорбно обдумывала полученную от Руслана информацию, прикидывая, что теперь будет с Броничем, с нашим агентством и его сотрудниками. Алка, успевшая размечтаться о работе в перспективном и творческом рекламном бизнесе, оплакивала несбывшиеся надежды. Даже Зяма сделался мрачен и вел шуструю новую «Тойоту», как заезженный катафалк. Только когда мы подъехали к нашему дому, я спохватилась:
– А что же с «Тойотой» делать? Куда ее девать?
– Поставим пока в мой гараж, а там видно будет, – предложила Трошкина, очнувшись от грустных дум.
Сделавшись скотовладелицей, моя подружка решила покинуть стройные ряды пешеходов и пассажиров общественного транспорта, но еще не получила водительские права и не купила машину. Зато по случаю приобрела гараж рядом с домом.
Мы оставили зеленую машинку в просторном нутре кирпичного гаража со смотровой ямой, от которой приятно веяло прохладой подземелья, и молча поплелись домой. Трошкина тихо отсеялась на пятом этаже, мы с Зямой поднялись к себе на седьмой, и братец заперся в своей комнате. Через минуту оттуда послышались гитарные переборы в стиле «латино», головокружительные и томящие душу.
– Дюшенька, что случилось? – поймав меня в коридоре, спросил папуля. Он с беспокойством прислушивался к музыке, доносящейся из-за двери. – Зяма чем-то расстроен?
Музыкальные пристрастия членов нашей семьи разнообразны, но предсказуемы. Известно, что мамуля в хорошем настроении распевает оперные арии, а в плохом насвистывает. Папуля, будучи в ударе, горланит военные марши, а в грусти и печали жалобным голосом напевает «ля, ля, ля-ля!» на мотив моцартовского реквиема. Я в дурном настроении предпочитаю помалкивать, а в хорошем безжалостно перевираю популярные хиты. А Зямка кайфует под хард-рок и упивается горем под гитарные переливы.
– Ничего страшного, – по возможности легко ответила я. – Просто у одного нашего общего знакомого серьезные неприятности, и Зяма проникся сочувствием. Это пройдет.
– Я могу чем-то помочь? – тут же спросил папуля.
Он у нас славный. Настоящий полковник, правда, в отставке, но боевой дух сохранил и всегда готов включиться в военные действия на благо семьи. Иногда мне действительно приходится прибегать к папулиной помощи – как в тот раз, когда мы с Зямой сражались с бандитами за немецкий шкаф и просили в подкрепление четверку спецназа.[3] Однако в данный момент я не видела, чем может помочь папуля, поэтому в ответ на его вопрос выразительно покачала головой.
От ужина я отказалась, ушла к себе, немного побегала из угла в угол, собрала в пучок растрепанные нервы и позвонила своему давнему поклоннику Максу Смеловскому. Он работает на телевидении, причастен к процессу создания новостей и имеет массу полезных знакомых.
– Максик, это я! – быстро сказала я, с ходу переходя к делу. – Мне нужна твоя помощь, речь идет об убийстве.
Сказано было сильно, но верный рыцарь не дрогнул.
– Хочешь, чтобы я кого-то убил? – с подкупающей готовностью спросил Макс. – Или желаешь с моей помощью убить свободное время? Повелевай, я готов на все!
– Смеловский, ты просто золотой парень! – искренне восхитилась я. – Ты так хорош, что я тебя не заслуживаю и только поэтому не выхожу за тебя замуж. Но и ни за кого другого тоже пока не выхожу!
– Видимо, тебя окружают исключительно золотые парни! – не удержавшись, съязвил Макс.
– Нет, есть и чугунные! – пожаловалась я, вспомнив непробиваемого, как броня, капитана Барабанова. – Такие нечуткие люди попадаются, хоть плачь! Сегодня я расспрашивала одного железного чурбана относительно некоторого криминального происшествия, а он наотрез отказался удовлетворить мое любопытство!
– Давай я удовлетворю! – вызвался Смеловский.
Я предпочла проигнорировать второй смысл этого смелого предложения и согласилась:
– Давай! Мне нужно знать все подробности гибели гражданки Цибулькиной.
– Это кто такая?
– Понятия не имею! – совершенно искренне ответила я, отметив про себя, что сие есть большое упущение. – Я ничего об этой даме не знаю, кроме фамилии и того печального факта, что ее уже нет среди живых.
– И как давно нет?
– Со второй половины сегодняшнего дня, – ответила я.
– Где она жила? – мастер интервью направлял меня точными вопросами.
– Где-то в нашем городе, в Центральном округе, точнее не скажу.
– И отчего у тебя внезапный интерес к незнакомой покойнице, тоже не скажешь? – проявил проницательность Смеловский.
– Пока не скажу! – подтвердила я.
– Значит, все детали при личной встрече, – подвел черту Макс. – Считай, ты обещала мне свидание!
– Обещаю и торжественно клянусь! – сказала я, скрестив пальцы, чтобы не считалось, что я обманываю.
На этом мы закончили разговор. Я положила трубку, приклеила ухо к стене, разделяющей наши с Зямой комнаты, и услышала, как рыдают струны. Чего это Зямка так раскис? Если бы я не знала, что мой братец убежденный натурал, решила бы, что плененный Бронич его сердечный друг! Или Зяму расстроила не печальная история моего шефа, а что-то другое?
Я люблю своих родственников и всегда стараюсь облегчить им тяготы земного существования, не делая исключения даже для старшего брата, с которым нередко конфликтую. В детстве мы с Зямкой даже дрались иногда, потому что он меня тиранил, как младшенькую, и еще обзывал Индюшонком. С годами братец не стал умнее и деликатнее, зато я научилась держать удар и не реагирую на мелкие колкости. Более того, я готова проявить великодушие к неразумному созданию, доставшемуся мне в братья.
– Скажи мне, Зяма, что тебя печалит? – роскошным ямбом вопросила я, выйдя из своей комнаты и постучавшись в соседнюю.
Гитарные стоны сделались тише, я услышала вздох облегчения, который издало надувное кресло, а затем и страдальческий голос брата:
– Ты правда хочешь это знать?
– Ну… да, – не совсем уверенно ответила я.
Щелкнул замок. Дверь открылась. Зяма жестом пригласил меня войти, выглянул в коридор, проверяя, нет ли там кого, снова закрыл дверь, подпер ее спиной и устремил на меня испытующий взгляд. Мне сделалось не по себе.
– Если ты печалишься оттого, что у тебя нет нового транспортного средства, то я готова добавить тебе денег на скуттер, – предложила я, уже понимая, что дело не в скуттере.
– У меня беда, Индиана Джонс! – напряженно сказал Зяма.
– Беда? – бледнея, повторила я. Индианой Джонсом брат называет меня крайне редко, только в пиковых ситуациях. – Какая беда?
– Как у тебя с Гамлетом, – братец криво усмехнулся.
Поскольку у меня никогда не было ничего общего с Принцем Датским, я сразу же поняла, что Зяма, слегка перепутав, упоминает Ашота Гамлетовича Полуянца – приятного мужчину, с которым у меня тоже было очень мало общего. Собственно, я просто обнаружила его хладный труп и едва не угодила в подозреваемые в совершении убийства.[4]
– Видишь ли, я был знаком с гражданкой, носящей редкую фамилию Цибулькина, – с сожалением глядя на мое испуганное лицо, признался Зяма. – Это с ней я встречался вчера с двух до трех часов пополудни. В ее квартире с балконом, вблизи которого очень удобно расположена пожарная лестница.
Я ахнула и мгновенно догадалась обо всем остальном.
– Когда Бронич буянил в подъезде, ты был у этой бабы и сбежал через балкон?!
Зяма кивнул.
– Да ты просто псих! – воскликнула я.
– Нет, это было совсем не опасно, с балкона до лестницы рукой подать! – запротестовал братец.
– Ты сексуальный маньяк! Неразборчивость в связях доведет тебя до тюрьмы! – запальчиво заявила я.
– Ага, одного уже довела, – кивнул Зяма. – Твой шеф, видать, тоже маньяк! Интересно, сексуальный или не очень?
Я заткнулась. Природу скандального интереса Бронича к гражданке Цибулькиной требовалось прояснить безотлагательно. Я задумалась, Зяма тоже примолк и даже выключил музыку, чтобы мне не мешать. В наступившей тишине стали слышны шорохи в коридоре.
– Папуля! – сказал мне Зяма одними губами.
Я кивнула. Любящий отец забеспокоился и начал проявлять повышенный интерес к тому, что происходит с его детками.
– В сад, все в сад! – конспиративной фразой я призвала Зяму уйти на территорию, свободную от прослушивания.
Понятливый братец кивнул, и мы вышли из комнаты.
Под дверью отирался не один папуля, компанию ему составляла наша маменька. При нашем появлении родители разогнули спины и сделали невинные лица, из чего я заключила, что за секунду до этого они в полуприсяде толкались локтями, борясь за место у замочной скважины.
– Папа? – спросила я.
– Мама? – произнес Зяма.
– Дети! – ответил папуля.
Не зная, что сказать в продолжение, он замолчал и сделал приглашающий жест мамуле.
– Дети, я хотела поделиться с вами своей маленькой победой! – оживленно сказала находчивая родительница. – Новое имя моего героя одобрено и принято. Злодея будут звать Марат Паханов.
– Марат-парад, – буркнул братец, чтобы сказать хоть что-то.
– Парад Маньяков! – ляпнула я, думая о том, что было предметом нашего разговора с Зямой минуту назад.
– Тоже хорошее имя, но уже поздно, – с легким сожалением сказала мамуля.
– Да! Уже поздно! – встрепенулся Зяма. – Уж вечер наступил! А с ним пришла прохлада! Мы с Дюхой выйдем в сад!
– Так надо! – брякнула я, красиво завершив рифмованный экспромт.
– Кажется, литераторов в нашей семье прибавилось! – пробормотал впечатленный папуля.
– За сим мы вас покинем ненадолго! – выталкивая меня в открытую дверь и вываливаясь следом, возвестил Зяма, которого неудержимо понесло стихами.
– Мы будем ожидать вас к чаю с тортом! – не задержалась с ответом мамуля.
– Я с вами скоро чокнусь, это точно! – сердито сообщила я братцу на лестнице.
Спохватилась, что тоже подпала под обаяние пятистопного ямба, плюнула и замолчала. Зяма же, напротив, разговорился.
– Идем во двор и посидим в беседке, – предложил он.
Я мрачно посмотрела на него. Нарочно он шпарит ямбическим стихом или это случайно вышло?
– Обсудим это пакостное дело, – сказал братец, по-своему истолковав мой вопросительный взгляд.
Наша беседа все больше напоминала диалог героев шекспировской трагедии.
Индия и Казимир:
– Да, дело дрянь!
– Но мы его поправим?
– Попробуем. Боюсь, что будет трудно,
Раз с нами нет Дениса.
– Кстати, где он?
– На море смылся! Без меня, скотина!
– Досадно это, нам бы пригодился
Проверенный товарищ из ментовки!
Обмениваясь репликами, мы быстро шагали вниз по лестнице. На площадке пятого этажа за сетчатой дверью, как за полупрозрачной драпировкой, возникла хрупкая фигурка в белом. Началась сцена «Те же и Алка».
– О Трошкина! О нимфа! – воззвала я, начиная истерически веселиться.
– Это кто тут? – откликнулась подслеповатая Алка, умудрившись не поломать мне стих.
– Мы, Кузнецовы! Зяма и Индюха!
– Куда идете?
– Вниз!
– Зайдите в гости! Я сделала желе из ежевики!
– Сейчас умру! – плача от смеха, пожаловалась я потолочному перекрытию.
– А что с ней?
– Так, свихнулась!
– И было отчего! – посуровев, напомнила я.
– Зайдем, пожалуй! – постановил Зяма.
Трошкина открыла нам сетчатую ширму, мы вошли в квартиру и сразу же перестали изъясняться стихами. Очевидно, Алкина сеточка была не такой уж бестолковой и не пропускала поэтические бациллы, заполонившие подъезд.
Взглянув на Зяму, проницательная Трошкина встревожилась:
– Случилось еще что-нибудь? Я имею в виду, еще что-нибудь плохое?
– Да как тебе сказать…
Зяма замялся, не рискуя с ходу признаваться милой девушке в своих прегрешениях.
– Если очень постараться, то в случившемся можно найти и положительные моменты, – дипломатично сказала я.
– Какие, например? – братец сильно удивился.
– Например, если ты сядешь в тюрьму, то папуля с мамулей будут меньше платить за квартиру, а я займу твою комнату, она больше и лучше, чем моя.
– Еще что-нибудь? – Зяма был кроток.
– Ну… Еще нашей семье не придется тратиться на твой скуттер.
– Минуточку! – встряла в разговор Алка. – А почему это Зяма должен сесть в тюрьму?
– И не должен, и не хочу, а как обернется – один бог знает! – вздохнул братец и понурился.
